Волчица

      Прошло ещё две недели. Её состояние всё ухудшалось. Мы почти не разговаривали. Она с каждым днём возводила вокруг себя огромную стену и не пускала за неё никого. Она больше не приходила ко мне, когда ей было страшно. Она смирилась. Она жила в этом состоянии всё время и уже привыкла. Я стала забывать её улыбку. Её глаза, некогда горевшие счастьем и жаждой к жизни, потухли. Она всё больше стала походить на запуганного зверька, кусающего руку, когда его пытаются приласкать. Как-то раз я узнала, что она больше не ходит к Просперо. При чём узнала я это от него самого. В один из своих выходных я втайне от неё пошла к нему. Он был сильно удивлён, увидев меня на пороге, но тем не менее пригласил к себе. Там я узнала, что она уже несколько недель не посещает его сеансы. На мой вопрос: "Почему", Просперо пожал плечами и ответил, что когда она была у него в последний раз, то заявила, что у неё проблемы с деньгами и она больше не сможет ему платить. На ватных ногах я добрела до дома. Я нашла её сидящей в кресле-качалке на веранде, укутанную в тёплое одеяло. Это было место, куда она сбегала от всего мира. Когда я спросила её, почему она больше не ходит к нему, она лишь пожала плечами и сказала, что не видит в этом смысла. Я закатила скандал. Она лишь молча выслушала меня и отвернулась. Я знала, что она платила за сеансы со своих денег, и у меня закралось подозрение, что она бросила и репетиторство. Встретившись в тот же вечер с Тони, я узнала, что это не так. Наоборот, она взяла ещё несколько учеников и занималась с ними, пока я была на работе. Тогда до меня дошло - она копила. Но я не смогла тогда здраво оценить эту ситуацию, так как была напугана тем, что решила, будто она знает про Марко. Вернувшись домой, я в панике бросилась искать её. Она отстранённо слушала мои сбивчивые объяснения и извинения, а потом спросила: - Эмма, ты о чём?       Я удивлённо посмотрела на неё. Она не знала. Мотнув головой, я ответила: - Ни о чём.       Так мы и закончили тот разговор.       Время тянулось медленно. Настал очередной день перевода. Ещё с утра я забрала зарплату с обеих работ, чтоб вечером сказать Реджине, что заходила в банк. День заканчивался, и подходила к концу моя смена. Я уже собиралась уходить, как пришли последние посетители. Раздраженно выдохнув и обматерив их про себя, я вышла в зал. В дальнем углу за огромным столом сидел Кортес со своими ребятами. Я хотела уйти, но он уже заметил меня. Весело засвистев и закричав, он помахал мне рукой. Стиснув зубы, я пошла принимать его заказ. Они что-то отмечали, так что я едва успевала менять пустые бутылки алкоголя на новые. Я проклинала политику ресторана, которая гласила: "Работаем до последнего посетителя". Они праздновали 4 часа. Я уже давно должна была идти домой, благо на следующий день у меня был долгожданный выходной, и на завод мне идти не надо было. Наконец, они закончили. Кинув в свои объедки стопку денег, вся шайка, пошатываясь, вышла на улицу. Убрав за ними, я пересчитала ещё раз свою зарплату и добавила то, что заработала за день.       Выдохнув с облегчением, я сняла ненавистную форму и, закинув её в рюкзак, вышла на улицу. Холодный мерзкий дождик остудил горячие щёки. Капли скатывались за шиворот, отчего майка неприятно прилипала к телу. Я успела дойти до развилки, как услышала сзади чей-то топот. Обернувшись, я увидела дружков Кортеса. Они облепили меня, как рой мух. Я не могла разобрать ни слова в их пьяном испанском бреду. Один из них зашёл сзади и крепко обхватил меня, пробираясь мерзкой лапой под майку. Я ударила его локтем в живот и, вырвавшись, развернулась, сжимая руки в кулаки. Он согнулся, выкрикивая проклятия на испанском. Пошатавшись на еле держащих его ногах, он снова согнулся, заблёвывая всё кругом. Затем я почувствовала сильный удар по голове. Не успела я развернуться, как кто-то сзади заломил мне руку и ударил ногой под колено. Я повалилась на заблеванный асфальт, а сверху на меня набросились остальные дружки Кортеса. Первое время я пыталась отбиваться и у меня даже получилось подняться, но ненадолго. Меня опять повалили на землю, а десяток ударов в лицо отняли последние силы на сопротивление. Кажется, их было шестеро. Семеро, если считать того ублюдка, который валялся в стороне, периодически извергая из себя остатки праздничного ужина. Уже не пытаясь брыкаться, я сжалась в комок, чтобы избежать последующих ударов в живот. Тело пронзала острая боль, по разбитому лицу бежали ручейки крови вперемешку с дождем. Когда им надоело, они, несколько раз пнув меня, порылись в карманах и, забрав деньги, на которые мы с Реджиной должны были жить месяц, ушли.       Я откинулась на спину, подставляя изуродованное лицо под мелкие капли дождя. Больше всего в тот момент меня волновало то, как я скажу Реджине, что денег у нас больше нет. Холодный асфальт немного притупил боль, и я предприняла первую попытку подняться. Правая рука жутко заныла в районе плеча. Судя по всему, её выбили. Кое-как встав, я, пошатываясь, побрела домой.       Уже в коридоре я кое-как стащила с себя грязную замызганную кофту и, не удержавшись, упала. Поднявшись с большим трудом, я как можно тише доковыляла до ванной и, включив свет, зашла внутрь. Одной рукой стянув с себя остатки одежды, я шагнула в ванную и, не удержавшись, снова упала, сорвав при этом карниз. Из комнаты послышалась возня, и вскоре я услышала стук в дверь: - Эмма, у тебя всё в порядке? - Да, - я попыталась придать своему голосу уверенность, но он всё равно получился сдавленным и хриплым.       Скрипнув, дверь отворилась, и на пороге показалась Реджина. На её лице не отразилась ни одна эмоция. Она молча прикрыла за собой дверь и, убрав отвалившийся карниз, взяла в руки кран. Я попыталась встать, но она удержала меня, положив руки на плечи. Что ж, сопротивляться и спорить у меня не было сил. Сначала она долго смывала с меня чужую рвоту, затем взяла в руки шампунь и принялась нежно мыть мою голову. Я блаженно прикрыла глаза. Как же мне не хватало её заботы. Она осторожно, сантиметр за сантиметром, смывала с меня кровь вперемешку с грязью. Закончив, она принесла из комнаты стул и помогла мне выбраться из ванной. Пока Реджина ходила в комнату за вещами и полотенцем, я оглядела своё тело. Впервые в жизни я застеснялась своей наготы. Всё моё тело было покрыто либо шрамами, либо синяками. Кожа плотно обтягивала крепкие мышцы - за время моей работы я сильно похудела. Я посмотрела на свою безвольно висевшую руку. - Что с ней? - тихо спросила Реджина, появившаяся в это время на пороге. - Выбита.       С моей помощью ей удалось вправить конечность на место. Затем она присела передо мной на корточки с моими трусами в руках. Она одела меня и, осторожно обняв, повела в комнату. - Ты хочешь кушать? - спросила она, усаживая меня на стул.       Я мотнула головой, но мой живот был явно со мной не согласен и издал гневный рык. Она скрылась на кухне и скоро вернулась с кружкой дымящегося какао и куском тёплого куриного пирога. Заметив, что моя кожа покрылась мурашками, и меня периодически пробивает мелкая дрожь, Реджина достала чистую толстовку и, оторвав меня от еды, натянула её на меня: - Если хочешь, можем сегодня поспать вместе, - неуверенно протянула она.       Я кивнула и, быстро доев, медленно встала. Пока я устраивалась на её кровати, она убрала за мной стол, закинула грязные вещи в стиралку и только потом забралась ко мне под одеяло. Я несмело приблизилась к ней и, видя, что она не отстраняется, положила голову ей на плечо. Реджина обняла меня как когда-то в Пальперро, когда она успокаивала меня во время грозы, и нежно погладила по голове. Большего мне и не нужно было. Я обняла её настолько крепко, насколько могла, и моментально провалилась в сон.       Мне бы безумно хотелось засыпать так каждый раз, чувствуя её нежную заботу и спокойное дыхание. Но это невозможно. Больше невозможно.