Gutters

https://www.fanfiction.net/s/6122026/6/Gutters Покинув блошиный рынок, Дания и Силенд спустя несколько часов разбивают лагерь в огромной перевернутой бетонной трубе. Этот массивный обломок с одного из многих в этом районе завода они находят совершенно случайно – сквозь переплетение сорняков из грязи выглядывал лишь серый край. Хотя оба путешественника могли бы пройти намного больше, Дания полагает, что пора завершить дневной переход, поскольку в этом районе они вряд ли найдут укрытие лучше. Датчанин немедленно обустраивается, раскладывая их принадлежности в центре грязной старой трубы прежде, чем Силенд успевает высказаться за или против. – Ещё довольно рано, – говорит мужчина после того, как они оба поели. – Хочешь поучиться заряжать винтовку? Несмотря на всю свою усталость, от перспективы обучения обращению с огнестрельным оружием Питер сразу же воодушевляется и с энтузиазмом кивает, стягивая с себя очки и капюшон. В это время Дания берет винтовку и идет к передней части трубы, где сквозь паутину разросшихся корней ещё сочится слабый свет. Датчанин жестом показывает Питеру сесть перед собой, а сам обхватывает мальчика вокруг пояса – винтовка теперь лежит на коленях у Питера – и указывает на основание цевье. – Ладно, начнем сначала. Прежде, чем ты сможешь стрелять, винтовку надо зарядить. В ней должны быть пули. – Пф. – Тихо ты, – он поворачивает оружие набок и указывает на маленькую защелку наверху спусковой скобы. – Дальше, у этой модели встроенный магазин, так что заряжать её тебе надо вручную. Просто переключи тут, и пластина выдвинется. – Хорошо… – Питер следует его инструкции, и пластинка отскакивает - два патрона падают ему на колени. Дания их подбирает и держит в руке, продолжая инструктаж. – Следующее, тебе надо освободить патронник, – он подводит руки Питера, чтобы те сомкнулись на рукоятке взведения затвора. – Открой казенную часть, потащив затвор вверх, а потом до упора назад, – он отводит их руки назад. – Вот так. Силенд кивает, и Дания позволяет ему попробовать самому, мыча в одобрении, когда мальчик с первой попытки открывает её и вытаскивает неиспользованный патрон. Дания подхватывает его на ладонь и кладет перед ними. – Молодец. Ладно, заряжать довольно просто. Всё, что тебе надо сделать, это засунуть патроны в магазин. Эта модель рассчитана на пять штук, но, поскольку у нас только три, ты можешь зарядить их все, – он показывает один раз. – Видишь? Проще пареной репы. А теперь ты попробуй. – Финляндия мне показывал однажды, как это делается, на более новой винтовке, – тихо говорит Питер, аккуратно вдавливая второй патрон внутрь. – Та была не такая тугая. – Согласен, эта винтовка – кусок дерьма. Я нашел её в глубине лодочного сарая, так что многого не жди, – некоторое время он молчит, наблюдая, как Питер заряжает последний патрон и защелкивает пластину назад. – Скажу тебе, однако, вот что – я не знаю никого, кто заряжал бы винтовку быстрее Тино. Мы с ним иногда ходили пострелять, и я всегда оставался в проигрыше, потому что он с лёгкостью надирал мне задницу. – Он говорил, что ты отвратный стрелок. – Следи за языком, – Дания поворачивает винтовку обратно. – И да, я такой. Не люблю огнестрельное оружие. – Чего так? – Это просто не мой стиль, – говорит он кисло. – Я слишком долго сражался мечами и топорами, так что, когда пришло время огнестрельного оружия, оно оказалось для меня слишком чуждым. До сих пор так. Ну да ладно, следующее, что ты делаешь, это просто толкаешь затвор вперед до упора, а затем его закрываешь. Это перемещает патрон из магазина, и ты уже готов стрелять, как только снимешь предохранитель. – Предохранитель снят? – Чёрт, нет. Тебе двенадцать. – Неправда! Он закатывает глаза. – Ладно, хорошо, ты выглядишь на двенадцать. А теперь садись, – он похлопывает по Питеру, поправляя его позицию, и подводит его правую руку взяться за рукоять. – Никогда не клади палец на курок, пока ты не готов стрелять, понял? – левой рукой мальчика он подхватывает винтовку снизу и переводит оружие к его плечу. – Держи её фиксировано в этом положении, прямо к своему плечу, уверенно и крепко. Хорошо, – он отпускает руки Питера, чтобы позволить тому подержать винтовку самому, привыкая к весу и ища удобную позицию. – Если сможешь, то постарайся не забывать дышать во время стрельбы. Это позволит тебе сохранить равновесие и поспособствует гораздо более точным выстрелам, чем если бы ты паниковал. Питер кивает и несколько раз тренируется подводить винтовку к плечу. – Хотел бы я поупражняться в стрельбе по-настоящему. – Я тоже хотел бы. Но эти три – единственные патроны, что мне удалось найти. Нам надо их беречь. – Ты больше не нашел? – Неа. Поэтому так важно не потерять те, что у нас есть, – он вздыхает и слегка откидывается назад. – Обычно было, что у меня два для чрезвычайных ситуаций и один для меня, но теперь на случай происшествия только один. Питер замирает. – Что ты имеешь в виду: «один для тебя»? – Ты знаешь, что я имею в виду. Просто на всякий случай. Питер с трудом сглатывает и протягивает винтовку Дании, после чего они оба пригибаются и возвращаются обратно в центр трубы, где разложена постель. – А теперь у тебя только одна пуля для происшествий, потому что одна для… для… – Для тебя. Дания кладет винтовку рядом и ложится. После того как Питер к нему присоединяется, мужчина подтаскивает одеяла вверх и зевает, пока мальчик сворачивается рядом и кладет голову ему на плечо, подползая немного ближе и не слишком удобно устраиваясь в их тесном убежище. Пока угасает последний дневной свет, Силенд молчит и постукивает себя пальцем по костяшкам руки – его сердце тревожно бьётся. – Эй, Дания? – спрашивает он довольно тихо, чтобы от стен не отразилось эхо. – Я не думаю, что смогу застрелиться. – Ничего страшного. – Да? – Да. – Почему? – Потому что, если настанет такое время, я прикончу нас обоих. От этих слов дыхание Питера прерывается. – Т-ты сделал бы это? Ты бы убил меня? Дания кивает. – Если бы это значило спасти тебя от чего-то более плохого. Силенд испуганно молчит. Датчанин вздыхает и вытаскивает руку, чтобы взъерошить мальчику волосы. – Не пойми неправильно. Это не тот поступок, который бы мне хотелось совершить, и обстоятельства должны стать абсолютно безнадежны, чтобы заставить меня решиться на такой шаг. Я могу придумать очень, очень немного ситуаций, которые смогли бы поставить меня в подобное положение. – Например? – Это довольно мрачный вопрос, не находишь? – Просто скажи мне. Он медленно выдыхает, раздумывая. – Если, например, мы будем на грани попадания в плен к плохим людям, и у нас не будет выхода, тогда я бы сделал это. – Потому что альтернатива хуже? – Именно. Пауза. – Думаешь, плохие люди нас когда-нибудь поймают? На этот раз замолкает Дания. Немного помолчав, он поворачивается набок и притягивает Питера в объятия, прижимаясь щекой к его макушке. – Если поймают, то я ни за что не позволю им прикоснуться к тебе. – Так… ты думаешь, они смогут поймать? Дания вздыхает снова и обнимает мальчика немного крепче. – Спи, Питер.

***

Это случается особо холодным днём, ближе к вечеру. Через несколько дней после посещения торговой точки они приходят в маленький городок, всё ещё находящийся в относительно хорошем состоянии, если сравнивать с другими, через которые им довелось проходить. Большинство зданий здесь по-прежнему стоят, несмотря на свою обугленность и покрытые пеплом стены, а асфальт на главной улице довольно ровный и по нему даже можно идти по прямой. После всех тех разваливающихся на части разрушенных районов, через которые им приходилось пробираться, вид неповрежденной местности заставляет испытывать жуткое чувство, и, пока они идут по этому городу, Питер не может побороть пузырящуюся внутри него нервозность. С вершины холма ему самому заметно лишь то, что город по-прежнему стоит, однако Дания останавливает мальчика и долго смотрит в даль прежде, чем сжать руку Силенда и повести его вдоль по улицам. – Держись рядом, – говорит ему датчанин. – Учитывая хорошее состояние города, здесь непременно должны жить люди. Питер кивает и настороженно осматривает главную улицу городка в поисках какого-либо признака движения. Улицы засыпаны нетронутым пеплом, на котором видны лишь их собственные следы, однако вокруг них постоянным потоком дует лёгкий ветерок. Просто дыхание ветра сквозь погнутые уличные фонари и разбитые окна, которое каждые несколько минут закручивает переносимую пыль. Главная улица кажется пустынной, но когда Дания оборачивается и обнаруживает, что отпечатки их ног исчезают прямо на глазах, то ни один из них и мгновенья не верит, что они тут одни. Они держатся поближе к стенам зданий и идут медленно и осторожно. Дания всегда останавливается на пересечении улиц, чтобы бросить камень на дорогу, разбивая снежную тишину и, прежде чем продолжить путь, напряженно ожидает, не нарушится ли как-то это затишье. Они осторожно переходят улицу, держась подальше от открытых пространств и проверяя каждый угол прежде, чем за него зайти, однако никаких признаков жизни не обнаруживается. Городок явно безлюден. Откуда-то издалека до них доносится звук чего-то хлопающего на ветру, но пепел слишком густой, чтобы суметь разглядеть что-то далеко впереди. Точнее даже – вперед видно только на квартал. Питер не встречал такой плохой видимости в других городах, через которые они прошли, он вполне уверен, что если отпустит руку Дании и разделится с ним, то тихо они найти друг друга не смогут. – Отчего тут такой густой пепел? – негромко спрашивает Питер, когда они останавливаются у следующего перекрестка и Дания вглядывается в разбитое окно старого почтового отделения. – Запах не такой, как если бы что-то горело. – Я не знаю… может быть, что-то большое горит в соседнем городе. Может, лес или ещё что, – он замолкает и отходит от здания. – Я не понимаю. Тут столько мест, где можно отсидеться, но здесь просто голяк. Ни людей, ни животных, ноль. Они снова начинают идти. – Может, они все попрятались, – предполагает Питер. – Здесь осталось много зданий, так что?.. – Не знаю… Я просто чувствую, что к этому времени мы бы увидели кого-нибудь. Или чьи-нибудь останки, – он кивает на пустые сточные канавы на улице. – Обычно хотя бы тела на дорогах лежат, но здесь абсолютно чисто. – Что если тут есть бункер? Ну как, подземный? Датчанин задумчиво мычит. – Возможно. Но это по-прежнему не объясняет улицы. У большинства подземных убежищ снаружи есть костровые ямы для избавления от тел, и у их жителей нет никаких причин проделывать весь путь за город, чтобы вытащить туда трупы. Какой смысл, если на поверхности никто не живет? На это Силенду ответить нечего. Они снова останавливаются у перекрестка на окраине города, и Дания указывает на большое здание на другой стороне улицы. – Тут был консервный завод, – говорит он. – Нам стоит глянуть, не осталось ли чего-нибудь внутри. Питер нервно сглатывает. Он пока ещё не обыскивал здания, и длинное двухэтажное строение кажется гораздо более угрожающим, чем вообще положено фруктовому заводу. Мальчик следует за Данией через улицу и, пока старший мужчина, повернувшись к нему спиной, поддевает ломом заднюю дверь, держит винтовку, наблюдая за окрестностями. Древесина старая и легко поддается – громкий скрежет расходится эхом по всему городку, когда петли соскакивают и двери распахиваются в темный запыленный офис. Дания засовывает лом назад себе в сумку и берет винтовку к плечу, заходя в помещение. – Нам стоит сходить наверх, – говорит он, обыскав стол и не найдя ничего полезного. – Скорее всего, там всё и делали. Силенд поднимает взгляд от покрытой пеплом груды старых журналов на кофейном столике и берет один из них. – Можно мне взять журнал? – Конечно, всё, что захочешь. Что там? – Не знаю. Журнал о природе или вроде того, – он подтягивает рюкзак к животу и кладет издание рядом с теперь уже сухим альбомом для набросков, что дал ему датчанин. Питер пока ничего там не нарисовал, не желая тратить чернила в единственной ручке Дании. Они переходят в главную рабочую зону первого этажа и обнаруживают там длинную лестницу, ведущую наверх к упаковочному цеху. Здесь пыли меньше, но темнота такая же пугающая, и когда они начинают осторожно подниматься, то Питер идет вплотную к Дании, крепко держась сзади за его сумку, чтобы не разделиться с датчанином в узком пространстве. Лестничная площадка выходит к большому тускло освещенному конвейеру, чья лента по-прежнему соединяется с приземистой машиной, полной стеклянных банок и жестяных листов. Позади механизмов на грязном полу лежат перевернутые ящики и ёмкости для продукции. Воняет гнилыми фруктами. – Свежего тут ничего не будет, – Дания кашляет и сдвигает очки на лоб. У него на лице довольно много пепла, поэтому Питеру видны чёткие отпечатки вокруг его глаз. – Давай осмотримся и поглядим, не найдется ли склад или ещё что, где может храниться уже законсервированное. Мальчик неохотно отпускает руку Дании и направляется в центр помещения. Пол скрипит у него под ногами при каждом шаге, что звучит особенно громко в подавляющей тишине завода, но Питер не обращает на это особого внимания. Ему надо оставаться сосредоточенным на нынешней задаче. Призрачное здание слишком сильно действует на нервы, оно чересчур тихое, и у Силенда нет ни малейшего желания затягивать пребывание здесь дольше, чем это необходимо, особенно после того, как он замечает в пыли крохотные крысиные следы. Он проходится взглядом по всему помещению и, разумеется, обнаруживает лишь фруктовые косточки и этикетки с банок, разбросанные вдоль стен и собранные в кучи дующим из разбитых окон сквозняком. Всё это осталось тут гнить вместе с липкими остатками того, что, как предполагает Питер, когда-то было персиками или абрикосами. Груда коробок в углу помещения привлекает его внимание. Как и всё остальное, они покрыты слоем грязи, но даже сквозь пыль и пепел, ему удается разглядеть на них штампы и наклейки доставки, а также слегка приоткрытые клапаны по бокам, чтобы было легче нести. Питер бегло осматривается в неярком свете и подходит ближе. Через отверстия ручек он замечает отблеск стекла. Он широко улыбается и направляется к коробкам. – Эй, я нашел ч… Его слова обрываются, когда нога проходит сквозь пол. Питер едва успевает выкрикнуть имя Дании, прежде чем его голос заглушается треском ломающегося дерева – пол под ним разверзается, и мальчик обнаруживает у себя под ногами лишь пустоту. Он скребет руками, чтобы схватиться за что-нибудь, что угодно, но гнилой скользкий пол разваливается быстрее, чем Питеру удается найти опору, и мальчика швыряет вперед, отчего он ударяется подбородком о край прежде, чем провалиться. Питер находится в свободном падении доли секунды. Его уши регистрируют какой-то хруст прежде, чем он чувствует, как всё его тело подбрасывает и начинает раскачивать, болтая в воздухе. Усилием воли Силенд открывает глаза как раз, когда мимо него пролетает что-то зеленое и падает на пол. Сумка Дании. Прямо над ним у края разлома на боку лежит датчанин. Одной рукой мужчина сжимает ручку рюкзака Питера, а второй крепко держится за ножку консервировочной машины – обе руки явно напряжены из-за удерживания веса от падения. – Питер! – громко говорит он сквозь стиснутые зубы. – Ты можешь дотянуться до выступа? Мальчику приходится напрячься, чтобы сгладить панику в голосе. – Н-нет!.. – он слышит, как чертыхается Дания, и вскрикивает, когда пол зловеще трещит. – О-он снова собирается ломаться! – Ммать, я знаю, держись! – мужчина перекатывается на живот. – Держись за мою руку, хорошо? Я собираюсь тебя подтянуть. Когда дойдешь до края, постарайся закинуть на него ногу. Питер тянется рукой вверх, чтобы схватиться за костлявое запястье Дании, и задерживает дыхание, когда мужчина начинает его тащить, дюйм за дюймом, рыча от напряжения, пока сам с трудом подается назад, прочь от зазубренного края в сторону конвейера. Всё это время пол продолжает скрипеть и стонать, и Питеру требуется вся его выдержка, чтобы не поторапливать Данию криками, а вместо этого умоляюще смотреть вверх на его напряженное лицо, искривившееся от усилий в жесткой гримасе. Глаза датчанина широко распахиваются, когда еще один громкий треск эхом разносится по помещению. Он делает последнее громадное усилие, крича сквозь зубы, и перетаскивает Питера через край как раз тогда, когда пол снова разверзается и поглощает коробки – звук разбивающегося стекла и раскалывающейся плитки разносится по всему зданию, когда всё это приземляется на первом этаже. Силенд падает на грудь Дании, и они оба заваливаются назад на то, что осталось от лестничной площадки. Питер трясется как осиновый лист, когда он приподнимается и оборачивается взглянуть на огромную дыру в полу, пока вокруг оседает пыль, и завод вновь погружается в тишину. Мальчик сжимает шинель на груди Дании. «Не плачь…» – думает он про себя – «Не плачь, не плачь, не плачь…» Внезапно в отдалении раздаётся высокий вой. Он начинается медленно и тихо, неестественно, как будто бы у него не очень хорошо получается, но потом звук набирает силу, пока не становится резким воем, заглушающим всё прочее. Это постоянный звук, как старые записи через усилитель на стереоколонках. Сирена. Дания подскакивает на ноги. – Нам надо уходить, – быстро произносит он. – Нам надо уходить немедленно. Питер поднимает взгляд на смятенное лицо мужчины и вскрикивает, когда Дания хватает его за руку и начинает тащить к лестнице. – П-почему? – они начинают торопливо спускаться на первый этаж, и он спотыкается на последней ступеньке. – В чём дело? Что не так? – Не сейчас. Давай шевелись. Когда они проходят мимо груды обломков на нижнем этаже, Питер тянет Данию сзади за шинель и пытается оттащить его назад. – А как же твоя сумка? – восклицает он. Мальчик яростно машет рукой в сторону щебня, под которым погребены их вещи. – Всё в твоей сумке! Дания разворачивает его обратно и дергает вперед. – Брось её! – орет он. – Мы потом её заменим! Они выскакивают через заднюю дверь, и Дания сразу же бросается бежать сломя голову. Он сжимает руку Силенда и, хотя Питер изо всех сил старается держаться с ним вровень, мужчина не замедляется, а предпочитает почти волочь мальчика, когда тот спотыкается. Дания тащит его обратно к окраине городка по улицам, которые только начинают темнеть, показывая первые признаки наступления ночи. В этот раз они не останавливаются на пересечениях улиц или чтобы проверить окна, а когда Питер получает возможность оглянуться, то чуть не падает ничком. На противоположном конце главной улицы на холостом ходу стоит огромный грузовик, изрыгая в воздух черный дым, а на крыше кабины у него вращается красная мигалка. Сквозь пепел мальчик может разглядеть лишь его фары, но ему слышен грохот двигателя и крики людей, гикающих им вслед. Что-то горячее свистит мимо его щеки и разбивает окно в припаркованной у обочины машине. – Давай беги! – орет ему Дания, когда он вскрикивает. На этот раз Питер даже не собирается задавать вопросы. Двигатель грузовика ревет и машина начинает ехать по улице, едва они успевают добежать до склона насыпи шоссе. Они петляют между несколькими мертвыми автомобилями, прежде чем добраться до главной полосы, после чего перепрыгивают через заграждение и мчатся к лесопосадкам вдоль дороги – ботинки шлепают по сырой почве, а ветви хлещут их по лицам. Они бегут вглубь леса до тех пор, пока не перестают слышать грузовик, но даже тогда Дания не останавливается. Они продолжают петлять между деревьями, грудь у обоих тяжело вздымается, а легкие Питера горят, когда Дания стаскивает его вниз в овраг, после чего они вновь появляются на противоположной стороне лесополосы уже на другом шоссе. Дания хватается за дверь первой попавшейся машины и рывком её открывает, бесцеремонно впихивая Питера внутрь, после чего тоже запрыгивает и заслоняет собой мальчика, пригнув того книзу. Одну руку датчанин держит на голове Питера, а второй вытаскивает винтовку и оставляет на весу рядом с ними. – Не шевелись, – строго шепчет он. Дания неподвижно замирает, только дышит рвано; Питер цепляется за него, и несколько минут они лежат в ожидании, напряженно вслушиваясь, не раздадутся ли звуки шагов или шум двигателя, или выстрелы. Ничего не происходит. Питер вдруг понимает, насколько прерывисто дышит Дания, и приподнимается, поворачиваясь к мужчине. Лицо датчанина белое как мел, несмотря на такой продолжительный бег, а глаза под промокшей от пота чёлкой зажмурены, и, пока его трясущееся тело садится и практически вываливается из машины, сквозь зубы прорываются тяжелые хрипы. Питер вылезает вслед за ним, забегая вперед, чтобы сесть на край сидения, пока Дания цепляется за машину. – Т-ты в порядке? – спрашивает Питер, беспокойно хмурясь. Дания сжимает ворот шинели и кивает, нетвердо стоя на ногах. Он начинает говорить что-то – на губах тень улыбки – но его глаза распахиваются прежде, чем ему удается что-либо произнести, и его бросает на дверь машины. Хватаясь за грудь и подаваясь вперед, он падает на колени, упираясь обеими руками в землю. Его тело сотрясает жестокий кашель так сильно, что Дания дергается, падая на локти. Питер ахает и поднимается на ноги, сразу же начиная приближаться, чтобы поддержать, но застывает столбом прямо перед трясущимся датчанином. Асфальт забрызган красным. Злокачественная опухоль.