Gutters

https://www.fanfiction.net/s/6122026/9/Gutters Питер спит долго. Он не вполне уверен, то ли это из-за ощущения безопасности, которое удерживает его в такой комфортной бессознательности, то ли из-за непрекращающейся темноты, в которую погружено убежище даже тогда, когда в углу зажигают лампу. Или, возможно, это из-за тишины, настоящей тишины, а не того приглушенного потока звуков, к которому он так привык. Несколько раз Питер почти было просыпается, но в каждом таком случае стоит ему лишь заметить старые одеяла и мягкий матрас, и это так сильно напоминает о доме, что у него не получается завершить начатое и присоединиться к Дании и Нидерландам в реальном мире. Поэтому Силенд только переворачивается и вновь зарывается под покрывала. Однако в конце концов продолжать отключать разум Питер уже больше не может, поэтому он садится, опираясь на стену – одеяла опадают складками вокруг его пояса – и тихо зевает в ладонь. Глаза Силенда чувствительно реагируют на тусклый свет лампы, стоящей на карточном столике, и пока мальчик трет их со сна, он замечает на другом конце бункера Данию. Мужчина в его сторону не смотрит. Одна его рука зарыта в волосы, локоть опирается о край стола, а другая вытянута перед ним – кисть расслаблена, и в ложбинке между пальцами он бережно держит заколку Норвегии. Губы Дании совсем чуть-чуть шевелятся в каком-то беззвучном монологе, неслышном Питеру с его места в постели. Не привлекая пока к себе внимания, мальчик наблюдает за датчанином. Глаза мужчины прикрыты, в них отражается слабый свет лампы, в то время как он пристально смотрит на заколку в руке, медленно поворачивая её в ладони и гладя крестик подушечкой большого пальца. Дания прерывает шепот, чтобы прокашляться в изгиб локтя, но после этого он не возобновляет одностороннюю беседу, а просто начинает смотреть на заколку. Дания выглядит потерянным. Питер прочищает горло, и это сразу же выдергивает датчанина из мыслей – на его вмиг просветлевшем лице появляется улыбка. Мужчина поворачивает стул и начинает засовывать заколку в карман, но Питер протягивает руку, останавливая его. – Можно посмотреть? – просит он. Дания моргает, но подчиняется и протягивает крестик ему, кладя украшение в ладонь мальчика гораздо осторожнее, чем, на памяти Питера, он когда-либо обращался с вещами. Силенд берет заколку и держит её в сложенных чашечкой ладонях. Она тяжелая, но не весом металла. – Ты сильно скучаешь по нему, да? Дания вздыхает, проводит рукой по лицу, оставляя ладонь у рта, и наклоняется, чтобы упереться локтем в угол стола. Он выдыхает через нос и кивает. Питер прикусывает губу и смотрит на маленькое украшение. – Ты… ты разговаривал с ним? Дания закрывает глаза и смеется – звук идёт откуда-то из глубины груди – после чего снова вздыхает. – Кажется глупостью, правда? – Нет, – Питер замолкает. – Я имею в виду, если тебе от этого становится легче, то всё не так уж и странно, верно? – Возможно, – он приоткрывает здоровый глаз и ухмыляется. – Или я просто схожу с ума. – Или так, – Силенд тянется через кровать и возвращает заколку. Потом он снова садится, натягивает покрывала на ноги и смотрит на Данию поверх своих коленей. У того вновь этот потерянный вид. – Я уверен, что он тоже по тебе скучает. Дания последний раз проворачивает заколку в ладони и засовывает её в карман, застегивая молнию. – Не, – он смеется, теперь уже искренне. – Он наверняка слишком занят присмотром за кем-нибудь другим, чтобы скучать по мне. Он, скорее всего, запрятал всех в какую-нибудь нору в горах или вроде того, и ругает Швецию за недостаточное количество заготовленных дров, или ворчит на Финляндию, чтобы тот бросил хоть ненадолго возиться со своими ружьями и помог с поисками пропитания. Некогда ему волноваться. Питер улыбается. Фантазия это или нет, но мысль приятная. – А что Исландия? Улыбка Дании меркнет. – Хм. – Что такое? Мужчина облизывает губы. – За Исландию, честно сказать, я действительно волнуюсь. Он же, типа как, изолирован от остальных наших, поэтому, если только он не был во время происшествия у Норвегии или его не подобрало судно… – голос Дании затихает, и Питер резко чувствует себя отвратительно из-за того, что затронул эту тему. – Н-ну, даже если он не с ними, я уверен – Исландия может позаботиться о себе, – упрямо кивает мальчик. – Могу поспорить, он в порядке. Дания выдавливает слабую улыбку. – Ага, – он проходится пятерней по волосам и вздыхает. – Думаю, я просто слишком волнуюсь за него, поскольку я всегда несколько чересчур его опекал или вроде того. – Исландию? – Да. Исландия для меня и Норвегии - это как ты для Швеции и Финляндии. То есть, он не то чтобы наш ребенок или типа того, но иногда я ощущаю его именно так, – он откидывается на стуле и расслабляет плечи, опуская их, отчего в тусклом свете начинает выглядеть невозможно худым. – Но я ведь всё-таки помогал его вырастить и смотрел, как он взрослеет, так что, думаю, такие мысли естественны. Плюс, он всегда был немного болезненным ребенком, но опять же, не сказать, что гигантские облака пепла для него в новинку, так что… Я не знаю, – он трет ладонью лицо и внезапно садится прямо. – Ну да ладно, давай поговорим о чём-нибудь другом. Ты есть хочешь? Силенд моргает, резкая смена темы застает его врасплох. – Эм, да. – Я тебе что-нибудь приготовлю, – стул шкрябает по полу, когда датчанин отталкивает его назад и подходит к полкам, начиная копаться в консервных банках. – Как нога? – Нормально, – Питер немного ёрзает в одеялах, чтобы суметь их вытащить и накрыть себе голову и плечи, после чего садится скрестив ноги и наблюдает, как Дания вытаскивает из коробки два белых пакетика. – Где Нидерланды? – Рыщет по округе. Я думал пойти с ним, но не хотел, чтобы ты проснулся в одиночестве, – он ухмыляется и разрывает один из пакетов зубами. – Ты долго спал. Должно быть, сильно устал. – Спасибо, Капитан Очевидность, – Питер делает скептическое лицо и закатывает глаза. – Здесь гораздо удобнее, чем в багажнике машины. Дания высыпает обе пачки в маленькую кастрюльку – поток маленьких почти прозрачных белых хлопьев падает в посуду с тихим шорохом. Мужчина доливает туда полбутылки воды и ставит кастрюльку на плитку. – Поверь мне, я знаю, – он смеется и подходит, чтобы присесть рядом с мальчиком, протягивая тому кружку с водой. – Я почти желаю, чтобы мы могли остаться тут. Питер сжимает кружку. – Но ты говорил, что мы не останемся. Ты говорил, мы собираемся продолжить искать остальных. Дания выгибает бровь и пристально смотрит на мальчика поверх собственной кружки. – Я сказал, что почти желаю, мелкий, – он протягивает руку и взъерошивает ему выглядывающие из-под одеяла волосы. – Мы останемся здесь, пока твоя лодыжка не заживет, а потом отправимся дальше. – Ян собирается пойти с нами? – Не знаю пока. Он сказал, что подумает. Питер медленно отпивает воду. – Он не сказал «да»? Дания пожимает плечами. – А ты бы хотел уйти, будь это всё твоим? – Думаю нет, но… – Силенд хмурится. – Разве он не хочет найти свою семью? Дания щелкает языком и ставит кружку на пол. – Я не думаю, что у него остались члены семьи, которых можно найти, Питер. Бельгия единственная, кого Ян считает семьей, и он сказал, что она умерла во время второй вспышки. – О. – Не упоминай её при нём, хорошо? Думаю, он ещё переживает. – Хорошо. Дания снова берет свою кружку и протягивает её Питеру. – Хочешь кофе? Питер морщит нос. – Нетушки. Кофе ужасен. – Уверен? – мужчина покачивает кружку. – Он довольно неплох для растворимого. – Ты наверняка положил туда слишком много сахара. – Я пью только черный кофе. – Врёшь. – Нет. Тем более, сахара всё равно нет. – Могу поспорить, ты положил бы туда и сливки, и сахар, будь у тебя такая возможность. – О, неужели? С чего бы? – Потому что ты пьешь как девчонка. Дания давится кофе. – Что? – Не знаю, – Питер ухмыляется. – Так Ян сказал утром, ты ещё спал. Дания мрачнеет и резко ставит кружку вниз, на пол, после чего поднимается на ноги и бредет к столу. – Что ж, горазд он заливать, – датчанин наклоняется над плиткой и мешает содержимое кастрюльки. – Если кто здесь и пьет как девчонка, так это он. Нидерланды просто на меня наговаривает из-за того случая, когда я всем рассказал, как он несколько лет назад, будучи у меня в гостях, вывалился из лодки. – Про это он мне тоже рассказал. Он сказал, что упал только потому, что слишком сильно смеялся после того, как ты наблевал в холодильник. Дания выпрямляется. – Не было такого! – он тяжело бредет к Питеру и ставит перед ним кастрюльку, впихивая ему в руки ложку. – Ешь давай! Питер ухмыляется и берет предложенный столовый прибор. – Как скажете, мадам, – пока Дания продолжает возмущенно брюзжать, Питер тыкает белую кремовую массу в посуде, с любопытством её помешивая. – Что это? – Растворимое картофельное пюре, – фыркает Дания. Он берет с пола свою кружку и допивает кофе. – Я его прибью, когда он вернется. Питер просто смеется и ест свой завтрак.

***

Ожидая возвращения Нидерландов, они проводят время играя в альбоме Питера. Выудив из многочисленных коробок у стены карандаш, Дания откидывается назад на матрасе, а Питер забирается ему на колени, и они партию за партией играют в крестики-нолики и висельника* – иногда мужчина во время своей очереди загадывает слова на датском, и Питер обвиняет его в жульничестве. В итоге игра просто плавно переходит в обучение Силенда ругательствам на датском, и это заканчивается тем, что Питер крайне раздражается, когда его язык оказывается не в состоянии произнести слова даже после того, как Дания пишет их на бумаге и поясняет произношение. После десятой попытки сказать «kælling» мальчик захлопывает альбом и швыряет его на пол. – У тебя дурацкий язык! – ворчит он. – И смысла в нём никакого! – Он не дурацкий, – дуется Дания, протирая использованную ими посуду и убирая её на место. – Он просто… особенный, – он собирается продолжить речь в защиту языка, но наверху скрипит люк, и мгновением позже к ним присоединяется Нидерланды. Он съезжает вниз по лестнице. Его голова всё так же обмотана, а шинель исчерчена мокрой черной смазкой, собирающейся в складках ткани лужицами и просачивающейся сквозь сырую верхнюю одежду. Ян разматывает тряпку, швыряет её на спинку стула и, морщась, отряхивает волосы. – Дождь, – кратко поясняет он. – Выходить наружу не рекомендую. Дания присвистывает и кидает ему полотенце. – Давненько не было дождя. Всё насколько плохо? Нидерланды ловит ткань и сразу же начинает тщательно оттирать с лица все следы зарядившего дождя. – Всей растительности, которой удалось пробиться, больше нет. Хотя он и не настолько едкий, как это было обычно. По крайней мере, машины не разъедает, – когда Ян отнимает полотенце от лица, старая ткань испачкана почти дочерна. Мужчина комкает полотенце и швыряет его в ведро, наполненное рециклированной водой. – Как самочувствие, пацан? – он кивает Питеру, обходя мальчика, чтобы обессилено упасть на стоящий возле стола стул. – Лодыжка получше? – Нормально, – Силенд чуть выпрямляется. – Что не так с дождем? – Ты ещё не попадал под него? – Нет. – Хм, – Нидерланды сжимает в зубах пожеванную пластмассовую соломинку и начинает расшнуровывать ботинки. – Дождь – это нехорошо. Если ты останешься под ним слишком долго, он тебя сожжет. Это из-за всех этих химикатов, которые попали в воздух от пожаров. Довольно токсичная фигня, – он скидывает ботинки и немного сползает по сидению, вздыхая и перекатывая соломинку на другую сторону рта. – Могло быть и хуже, я думаю. Дания ухмыляется. – А ты умеешь? – он ставит кастрюльку с остатками пюре перед Нидерландами и садится рядом с Питером, накидывая тому на ноги одеяла. Нидерланды кидает на мужчину тяжелый взгляд. – Заткнись. Дания наклоняется к мальчику. – И это он меня называет леди, – шепчет он в ухо Питеру достаточно громко, чтобы Ян услышал. – Я тебе что сказал сделать? – Нидерланды выплевывает соломинку и приступает к еде, бормоча под нос что-то про Данию, который ведет себя как женоподобный нытик. Сбитый с толку Питер пялится на Данию. – Я чего-то не понимаю. – Курить он хочет. Но сигарет тут нет, так что ему приходится что-нибудь жевать, чтобы рот был занят, – он самодовольно ухмыляется. – Жаль, что он не может просто перетерпеть ломку как настоящий мужик. Ян кидает на датчанина косой взгляд. – Ты продолжай-продолжай. Я найду, чем занять тебе рот, если ты не заткнешься. Они оба смеются при виде наполненного ужасом выражения лица Питера. Нидерланды сошкрябывает с донышка кастрюльки остатки пюре и отшвыривает её на центр стола, громко вздыхает и наклоняет голову, разминая шею и морщась, когда так и не добивается хруста. – Сегодня я не смог найти ничего полезного. Дождь слишком быстро начался, – он облокачивается на стол. – Ресурсы в округе истощаются. Дания кашляет в руку и кивает. – Ты уже обдумал предложение пойти с нами? Нидерланды пожимает плечами. – Ещё думаю над этим. – Чувак, просто пойдем с нами. Будет как в старые добрые времена. – Не считая того, что теперь каждый пытается нас убить. – Ага, не считая этого. Нидерланды громко выдыхает и резко растягивается по столу, серьезно смотря на Данию. – Что конкретно вы ожидаете там найти? – Наших друзей, если всё пойдет как задумано. – Ты понимаешь, что вся область затоплена, верно? – Не вся. – Откуда тебе знать? – Просто знаю. Нидерландец снова вздыхает. – Знаешь, ты теперь даже глупее, чем раньше. Дания улыбается и изгибает брови, с вызовом смотря на Нидерланды. – Глупость и оптимизм не одно и то же, мудак. – Если речь о тебе, то одно и то же, – Ян садится прямо и допивает воду, после чего тяжело поднимается на ноги и расстегивает свою промокшую рубашку, стаскивая её с себя и оставаясь в тонкой майке. Он швыряет рубашкой в Данию, весело изгибая бровь, когда тот даже не пытается уклониться и получает шлепок по лицу, пугаясь до небольшого вскрика. – Это ещё какого черта было? Нидерланды скрещивает руки. – Почему ты её не поймал? – он выжидает несколько мгновений, пока Дания пытается скомкано объясниться, после чего подходит к матрасу и хватает датчанина за подбородок, поднимая его лицо, чтобы встретиться взглядом. – Мужик, я думал, что мне тогда показалось. Ты ж ослепший нахрен, верно? Дания отбивает его руку. – Нет, не ослепший, – он хмурится в ответ на недоверчивый взгляд Нидерландов. – То есть, не совсем. Чуть-чуть. Ян машет рукой вверх-вниз перед левой стороной лица Дании. – Ты это видишь? – он пробует с другой стороны. – А так? Дания отмахивается от его руки. – Да, вижу. Кончай уже. Нидерланды усмехается и выпрямляется. – Жаль. Скажи ты, что теряешь зрение, я мог бы и согласиться пойти с вами. Ты же не смог бы позаботиться о пацанёнке, ничего не видя, да? – он пожимает плечами. – Но ты явно справляешься и так. Вы прекрасно обойдетесь без меня. Питер сразу же замечает, что на лице Дании появляется удрученное выражение. – Погоди, – мальчик садится на колени, стараясь не потревожить лодыжку, и сжимает край рубашки Нидерландов. – Пожалуйста, пойдем с нами. Ты был прав тогда – он балбес. И он слепнет, – Силенд игнорирует обиженный фырк Дании. – Мы нуждаемся в твоей помощи, если хотим добраться до Польши, особенно теперь, с теми преследующими нас людьми. Мы сможем приглядеть друг за другом, а когда найдём всех, ты тоже можешь с нами остаться, – он заталкивает свою гордость подальше и изображает самое лучшее лицо "печальный-маленький-ребенок". – Пожалуйста, пойдем с нами, Нидерланды. Ян снова скрещивает руки и прислоняется к стене, несколько мгновений рассматривая их обоих с довольно скучающим видом, после чего кивает на Данию. – Это правда? Ты слепнешь? Датчанин сжимает зубы. – Да. Не отводя от него взгляда, Ян хватает со стола металлическую кружку и швыряет её слева от Дании. Она грохочет по полу и останавливается в нескольких шагах от матраса. – Видишь, где она приземлилась? – Нет. – А стрелять из этой твоей винтовки хоть более или менее точно ты можешь? – Вероятно, нет. – Ну, по крайней мере, бегать быстро ты можешь? – Теряю и эту способность. Ян вздыхает и отталкивается от стены. – Хорошо. – Хорошо? – Хорошо. Позже, когда Нидерланды готовится ко сну, Дания даёт Питеру самые сильные пять в жизни мальчика.