Gutters

https://www.fanfiction.net/s/6122026/13/Gutters На протяжении всего дня продолжаются неспешные обсуждения планов на ближайшее будущее. Канада и Америка рассуждают о том, что Лейпциг – их оптимальная возможность выбраться отсюда, но не могут прийти к соглашению: хорошая это идея или нет. Они оба хотят найти Англию и Францию и доставить всех в безопасное место, да и Америка хочет увезти Канаду домой для лечения, но Мэтью не желает становиться обузой и рисковать чьей-либо безопасностью. После свежих новостей о состоянии человеческого общества в Европе, почерпнутых из рассказов Дании, канадец становится особо настойчивым и проводит более часа, пытаясь убедить их отправиться в Лейпциг без него. – Меня потом может найти Иван, когда приведет свою подлодку, – уговаривает он, – Я смогу продержаться до той поры. Дания тут же напоминает ему, что без зрения ему будет чертовски трудно принимать пищу и поддерживать огонь. К тому времени, когда они достигают соглашения, уже переваливает далеко за полночь, и Питер лежит в полудрёме, спрятавшись под одеяло и положив голову Дании на колени. Мальчик не особо вникает в разговоры, а пальцы Дании перебирают ему волосы. Питер устал слушать громкие споры Америки и неуверенные колебания Канады. Ему это кажется глупым. Ведь ясно же, что Альфред менять своё решение не намерен, а Дания не может каким-то образом возразить в этой ситуации, так что, как Питеру видится, обсуждение должно было закончиться уже давным-давно. Они могли бы потратить это время в городе, собирая запасы и подготавливаясь к дороге, вместо того, чтобы терять часы, мусоля одно и тоже снова и снова. У них уже не осталось времени, которое можно потерять. В итоге, как Силенд и предполагал, они соглашаются отправиться с ними в Лейпциг, но только если получится найти какой-нибудь приемлемый способ транспортировки Канады. – Снега или чего-то такого нет, так что сани будут тупостью, – размышляет Альфред, подкладывая дров на ночь. – Но в торговой точке мне попадались магазинные тележки. Они же достаточно вместительные, верно? Питер чувствует, как вздыхает Дания. – Использование чего-либо с колёсами означает, что мы не сможем идти через лес. Нам придется придерживаться трасс и дорог, – рука датчанина всё так же лежит на голове Питера. – От этого путешествие станет раза в два опаснее. Канада кивает. – Я пойму, если вы не захотите идти вместе с нами. – Я не об этом, – резко отвечает Дания. – Мы не собираемся просто бросить вас на произвол судьбы. Альфред даже не знал, что находится в Германии; я не в состоянии представить его самостоятельно прокладывающим маршрут, – он громко выдыхает и возобновляет поглаживание волос Питера. – Мы доведем вас до Лейпцига. Но один момент я хочу прояснить очень-очень четко до того, как мы отправимся в путь. Альфред выглядывает из-за трубы. – Что такое? – Если вдруг возникнет ситуация, когда нашей безопасности будет что-то угрожать, он – мой главнейший приоритет, ясно? – Ну, да, я понял. – Я серьёзно, – Дания пристально смотрит на американца. – Если нас будут преследовать, нам придется убегать или ещё что – вы сами по себе, – он переводит взгляд вниз и Питер притворяется спящим. – Если для того, чтобы вытащить его живым, надо будет вас бросить, я это сделаю. Конец истории. – Мы понимаем, – Мэтью улыбается. – Завтра в городе мы постараемся найти себе свой экземпляр карты, просто на случай, если нам придется разделиться. – Хорошо, – Дания не смотрит на них, всё так же сосредоточившись на Питере. Мужчина подтягивает одеяло повыше и подтыкает его Силенду вокруг плеч. – У вас есть какое-нибудь оружие, которое вы можете взять с собой? Ножи, пистолеты, что-нибудь? Америка громко фыркает. – Ты шутишь? Конечно же у меня есть пушка, за кого ты меня, черт побери, принимаешь? Дания наконец поднимает голову и осторожно смотрит на него. – Ладно, пистолет у тебя имеется, хорошо. А патроны для него у тебя есть? Тот смущенно улыбается. – Ну… Несколько осталось, – он протягивает руку, чтобы снять свою сумку с колышка и вытаскивает серебристый револьвер. – Смит и Вессон, тридцать восьмой калибр, – говорит он, – на шесть патронов. У меня осталось четыре. – Ни на секунду не поверю, что ты прилетел лишь с шестью патронами. – Конечно нет! – тот фыркает и убирает пистолет. – У меня была целая куча, но все коробки сгинули при аварии. Улетели заодно с крыльями и где-то взорвались. Дания смотрит на него с непроницаемым выражением лица. – Да ты самый удачливый сукин сын на планете, ты это понимаешь? Просто чудо, что здешние люди не нашли вас сразу же. – Хорошее по-прежнему может случаться, – беспечно говорит Канада. – Кроме револьвера у нас ещё есть охотничий нож и свинцовая труба. – Позволь догадаться… – Да, она России. – Хорошо, – Дания встряхивает головой и откидывается назад, опуская руки Питеру на плечи. – Что ж, значит, у нас есть план? – Ага! – Альфред захлопывает дверцу дымохода и вешает сумку обратно. – Завтра утром я отведу вас на торговую точку, и на следующий день мы сможем уйти, – он начинает залезать в постель под бок к Канаде, но притормаживает, чтобы оглянуться на Данию. – Это довольно страшное место. Питер может остаться здесь с Мэтти, если захочет. Рука Дании вокруг плеч Питера сжимается крепче. – Нет. Мы держимся вместе. – Ты уверен? Я о том, что люди там довольно жуткие. Как в фильмах ужасов жуткие. – Он уже был со мною на рынке и может это выдержать. – Я серьезно, это очень, очень ст… – Альфред, – резко обрывает его Дания. – Питер намного смелее, чем вообще положено мальчику его лет. До сих пор он справлялся просто прекрасно, а повидать мерзкого дерьма пришлось. Он не маленький ребенок, уважай его хоть немного. – Хорошо, – Альфред быстро выключает лампу, чтобы не смотреть в глаза датчанину, погружая этим самолет в полную темноту; остаётся лишь узкая полоска оранжевого, обрамляющая дверцу трубы. Америка ныряет под одеяла и прижимается к Мэтью. – Прости. Увидимся утром, ребята. – Спокойной ночи, – добавляет Канада. – Если вы замерзнете, у нас есть несколько запасных одеял. Дания аккуратно передвигает Питера со своих колен на пол и, устраиваясь рядом, натягивает на них обоих собственные одеяла. – Всё нормально. Спокойной ночи. Питер некоторое время выжидает, чтобы быть полностью уверенным, что Америка и Канада спят, после чего протягивает руку и осторожно трясёт Данию за плечо. – Ты не спишь? – шепчет мальчик. – Ммхмм, – бормочет датчанин вглубь одеял. – Чётакое? Что-то случилось? – Нет, – Питер замолкает, тихо улыбаясь. – Эм, я просто хотел сказать спасибо. – За что? – За то, что защищал меня в последнем разговоре. Ты первый, кто сказал, что я не маленький ребенок. Откуда-то из темноты выныривает рука Дании и ерошит Силенду волосы, мужчина же ничего не говорит, лишь тихо посмеивается себе под нос. И именно сейчас Питер понимает, что на нём по-прежнему одет респиратор. Раньше Дания не оставался в нём на столь долгий срок внутри помещения. Питер прикусывает губу и обхватывает пальцами запястье датчанина. – Эй, Дания? – Мм? – С тобой же будет всё в порядке, да? Дания глубоко и тяжело вздыхает, и опускает свободную руку на плечи Питера, начиная поглаживать ему спину небольшими круговыми движениями. – Ага, – говорит он после паузы. – Всё со мной будет отлично. – Ты обещаешь? – Обещаю что? – Что ты не умрёшь? Дания немного сдвигается и поворачивается на бок, чтобы оказаться к мальчику лицом. – Все когда-нибудь умрут, Питер. – Я знаю, но… Я имею в виду в ближайшее время. Пауза. – Я пока не собираюсь умирать, мелкий. У нас ещё очень много дел, – он дергает головой куда-то в сторону Америки и Канады. – А теперь и за ними приглядывать. Нам надо слишком много всего переделать, чтобы прямо сейчас беспокоиться о смерти. – Ну так, ты обещаешь? – Да, я обещаю. Питер вытаскивает из-под одеял руку и вытягивает мизинец. – Обещай на мизинце. Дания на мгновение затихает, а потом смеется и сцепливает их пальцы. – Знаешь, ты всё-таки маленький ребенок. Питер краснеет и зарывается под покрывала. – Заткнись. Сон накрывает его быстро, несмотря на приглушенный кашель из угла Канады, а также едва слышный скрип и стоны самолета. Хотя и не было целого дня хождений, непрекращающийся поток деятельности и громких споров измотал Питера, и облегчение, проникающее ему в кости, когда тело начинает расслабляться, дарит невероятно желанное состояние пустого бездумья. Поэтому не проходит и минуты, как мальчик отключается, приткнувшись к Дании в блаженной тишине. Под покрывалами он может игнорировать окружающие его звуки. Он может сфокусироваться на абсолютной пустоте, и хотя ему ничего не снится, Силенда более чем устраивает огромная чернота перед глазами. Однако, отдых его недолог. Питер просыпается посреди ночи – всего несколько часов спустя – поскольку замерз. Пока он медленными, размеренными толчками возвращается в реальный мир, мальчик смутно понимает, что огонь по-прежнему горит, потрескивая внутри трубы, но вот основной источник тепла отсутствует. Источник этот, конечно же, Дания. Питер сперва думает, что, возможно, не до конца проснулся, и, чтобы удостовериться, он трет глаза и смаргивает с них тягучее сонное ощущение, садясь в постели и давая одеялам опасть вокруг своего пояса. Канада и Америка, судя по звукам, ещё спят – если храп Альфреда может служить показателем. Но оказывается, что Дания сидит у стены: в одной руке он держит фонарик, а другая прижата к щеке. Мужчина сидит на коленях и смотрит в треснувшее зеркало, которое висит на выкрученном из панели шурупе; свет идет под таким углом, чтобы он мог видеть своё лицо. Маска лежит рядом на полу. – Дания? – бормочет Питер. – Который час? Тот не оборачивается, по-прежнему смотря в зеркало. – Ночь ещё. – Что ты делаешь? – Тебе стоит снова лечь спать, Питер. Сегодня нам ещё предстоит долгая прогулка в город. Питер беспокойно хмурится. Он стаскивает одеяла с ног и начинает подползать ближе к мужчине. – В чём дело? Дания бросает на него взгляд. От виска у него течет тонкая струйка крови – дорожка начинается возле линии роста волос, там, куда несколько недель назад пришелся сильный удар рукоятки пистолета, и где осталась потом толстая полоса коросты. Сейчас же её совсем нет. – Ни в чём. Питер чуть шире распахивает глаза и замирает перед датчанином. – У тебя кровь идёт. – Знаю. – Что случилось? – Ничего, – он поднимает свободную руку и покачивает указательным пальцем, кончик которого испачкан в красном. – Я специально это сделал. Брови мальчика сходятся вместе. – Что? Дания отворачивается, чтобы вновь посмотреть в зеркало. – Не хочу, чтобы оно полностью заживало. Хочу, чтобы сначала шрам остался. – Зачем? Тот пожимает плечами и оглядывается на Силенда. – Это последнее, что он мне дал, – Дания вытирает щеку тыльной стороной ладони, чтобы убрать кровь. – Хочу сохранить. – О. – Думаешь, это странно? Питер качает головой. – Думаю, нет, – он подается вперед и согнутым пальцем ловит последний норовистый мазок крови, перенося его с кожи Дании на собственную и затем стирая его прочь о штанину своих джинс. – Тебе стоит попробовать поспать. Дания криво ему улыбается. – Да, мамочка. Питер закатывает глаза. – Воспользуйся собственным советом, балбес, – он хватает Данию за руку и тащит его обратно в гнездо из одеял, устроенное ими на боковых панелях самолёта. Мальчик вновь закатывает глаза, когда Дания картинно там откидывается. – Что, и без сказки? – Просто ложись спать, – Силенд выключает фонарик и плюхается рядом с мужчиной. – Боже, и ты ещё называешь меня маленьким ребенком. Дания посмеивается, но сдается и подтягивает одеяла. И снова самолет погружается в спокойную тишину, и Питер долгое время лежит на боку, просто таращась сквозь темноту на неясные очертания лица Дании. – Это не странно, – бормочет он себе под нос и легким касанием пробегает по подушечке своего большого пальца, по руке, вертикальной полосочке мозолистой кожи, что тут расположена: старый бумажный порез, полученный за неделю до Бедствия. Сейчас он уже зажил, но оставил хорошую отметину благодаря постоянному расковыриванию в месяцы, проведенные в одиночестве в бункере. Питер тоже хотел, чтобы от пореза остался шрам. Это не то, чтобы боевое ранение или знак ратного подвига. Но всё же мальчик хотел его сохранить. Это последняя пустячная царапина, которую Финляндия целовал, чтобы всё скорее прошло.

***

Утром Альфред будит их тем, что срывает одеяла и крайне жизнерадостно орет пожелание доброго утра. – Утра доброго, дамочки! – поёт он и швыряет стянутые одеяла к вороху тех, что окружают Мэтью. – Пора вставать и выдвигаться! Подъём, подъём, подъём, куча дел! Питер стонет и садится, останавливая на Америке тяжелый взгляд. Сам американец в это время сосредатачивает своё внимание на складывании сумки для выхода и распечатывании завтрака для себя и брата. В самолёте по-прежнему темно – горит лишь лампа, но сквозь приоткрытую дверь проникает достаточно света, чтобы Силенду стало понятно: рассвет, по крайней мере, уже наступил. Поэтому мальчик полагает, что должен быть благодарен за столь воодушевленную побудку. – Ты всегда просыпаешься таким радостным? – зевает Питер. – А? – голова Америки высовывается из-за дымохода. – Ты о чём? Я в ужасном настроении! Питер смотрит на него из-под челки. – Если это ты в плохом настроении, то даже не хочу видеть тебя в хорошем. Канада смеется под одеялами. – В таком варианте ты видел его вчера, когда вы встретились, разве нет? – Угх, ага, – мальчик трёт глаза и снова зевает. – Давай больше не будем так делать. Питер чуть поворачивается взглянуть на Данию. Примечательно, что несмотря на громкую суету Америки и грубую побудку, тот всё ещё спит, повернувшись набок и подложив руку под голову – над маской видны его расслабленно закрытые глаза. Питер медлит и некоторое время рассматривает мужчину. Тени глубоко набегают на его лицо, прячутся во впадинах щек и вокруг глаз, и ему снова нужна стрижка. Но вопреки ещё виднеющимся на коже синякам и исхудавшему внешнему виду, Дания выглядит мирно отдыхающим. Вечные беспокойные морщинки вокруг глаз сгладились, а брови не хмурят лоб складками, как это происходит обычно. Мужчина выглядит спокойным. Он выглядит расслабленным. Он выглядит как призрак. Питер протягивает руку, чтобы потрясти его за плечо. – Пора вставать. Дания не делает ни единого движения. Он продолжает оставаться неподвижным – голова покачивается на сгибе локтя – его ресницы даже не вздрагивают, когда Питер трясет его снова. Силенд хмурится. – Дания, давай. Нам надо собираться. И снова ничего. Что-то тяжелое и холодное начинает сворачиваться в животе мальчика. Он впивается пальцами в свитер датчанина. – Дания? Рядом, с вилкой во рту, возникает Америка. – Отойди-ка, парниша, я разберусь, – он вытаскивает столовый прибор изо рта и отставляет в сторону свою банку стручковой фасоли. Альфред лижет несколько раз указательный палец, после чего наклоняется и втыкает его прямо Дании в ухо. Датчанин резко распахивает глаза и подскакивает, хлопая ладонью по уху. – Чувак, какого хрена? – он яростно вытирает лицо рукавом рубашки. – Тебе что, пять? Америка от души смеется и возвращается к фасоли. – Разбудил же тебя, да? – он хлопает Данию по спине, отчего тот подается вперед, и возвращается к Канаде помочь ему с завтраком. – Шевелись, спящая красавица, нам пора выдвигаться. Дания кидает на него хмурый взгляд и в последний раз проводит запястьем по уху. – Мудак, – кашляет он. – Кто так вообще делает? Фу, до чего мерзко, – он роняет руку себе на колени и вздыхает. Когда же мужчина замечает оглушенный вид Питера, его брови приподнимаются. – В чём дело? Тебя он тоже так разбудил? Силенд внимательно на него смотрит. – Я пытался тебя разбудить, – тихо бормочет он. – Но ты не… – О, – Дания стягивает маску на шею и наклоняется, чтобы заглянуть ему в лицо. – Просто мне снился хороший сон, вот и всё, – он протягивает руку и ерошит мальчику волосы. – Прости, если напугал тебя. – Я не испугался, просто я… – он расстроенно замолкает. – Беспокоился. Или вроде того. Я не знаю. – Эй, я же обещал тебе, не так ли? – Дания усмехается и похлопывает Питера по спине. – Я не нарушаю обещания, мелкий. Даже Швеция может подтвердить, хотя я и уверен, что подобное признание его раздосадует, – мужчина берет лицо Силенда за подбородок и приподнимает, чтобы посмотреть ему в глаза. – Не надо беспокоиться, хорошо? А теперь давай шевелись, а то если мы не начнем сейчас собираться, Альфреда разорвёт. Питер хрюкает и начинает натягивать куртку. – Хотелось бы мне, чтобы он взорвался. Может, тогда у нас получится поспать. Дания смеется. – Да уж, но тогда у нас самолет весь был бы во взорвавшемся американце, – он натягивает маску на лицо и начинает зашнуровывать ботинки. – А это отвратительно. Америка кидается в них подушкой. – Эй, я, вообще-то, всё слышу! И чтоб вы знали, внутренности у меня такие же великолепные, как и наружности, так что даже если я и взорвусь, то буду таким же крутым как и сейчас. Питер с Данией с каменными лицами обмениваются взглядом и закатывают глаза. – Ну так как всё это будет? – спрашивает Дания после паузы. – Мэтью, ты просто останешься здесь? – Да, я тут подожду. – А это разве не рискованно? – Не более, чем если я отправлюсь с вами, – канадец садится и машет в сторону Америки. – Обычно он быстро возвращается с прогулок на поверхность. Со мной всё будет в порядке. – Ты уверен, что не хочешь, чтобы Альфред остался с тобой? Я о том, что он может просто показать нам на карте, где находится торговая точка, а мы найдем её сами. – Не пойдёт! – Америка цепляет на себя покрытые разводами грязи защитные очки и начинает надевать свой рюкзак. – Я не знаю, как найти её на карте. Я просто вас туда отведу. С Мэтти всё будет отлично. Мы уже много раз так делали! – он полностью разворачивается к ним и упирает руки в бока. – Вы уже готовы? Питер смотрит на Данию, а потом обратно на Америку. – Думаю, да. – Хорошо, тогда пойдём! – американец поворачивается кругом и коротко обнимает Канаду, лишь немного задержавшись, чтобы провести рукой по его спутанным волосам. – Мы скоро вернемся. Мэтью улыбается. – Берегите себя. – Ты тоже! – Америка быстро салютует и подходит к двери самолёта, медленно и осторожно её приоткрывая. Он выглядывает наружу и немного выжидает, затем распахивает её полностью и подтягивается наверх. – Давайте! – зовет он. – Всё тут в порядке! Дания хлопает Питера по плечу. – В этот раз я пойду первым, хорошо? А потом сразу же помогу тебе выбраться. – Хорошо. Пока Дания вылезает из самолета, Питер бочком подходит к Канаде и садится рядом на корточки, похлопывая того по руке, чтобы привлечь внимание. – Ты вправду ничего не видишь? – Ничегошеньки. – Это… это больно? Канада немного наклоняет голову. – Быть слепым? – Да. Ну, нет. То есть, всё вместе. Например, дыхание? Дышать больно? Улыбка Мэтью слаба и так же пуста, как и его взгляд. – Хуже, чем что-либо другое. Питер слышит, как над ними кашляет Дания, и от этого у него в животе всё сжимается.

***

Как Альфред и говорил, у него получается отвести их прямиком к торговой точке в центре города. В отличие от той, где они были в прошлый раз, эта находится в помещении – в разоренных останках почерневшего общественного центра. У него нет крыши и все окна разбиты, но покрывающий пол пепел достаточно испещрен следами ботинок, чтобы Питер мог разглядеть поблёкшие желтые и черные линии, идущие по краям. Баскетбольная площадка, решает он. Если бегло осмотреться в тусклом свете, то можно даже различить потрепанные остатки сетки, по-прежнему прикрепленной к кривой раме над продавцами. Питеру в голову тут же приходит озорная мысль смять кусок бумаги и забросить его в корзину, но он отметает её практически сразу – это детское желание и времени на подобное у них нет. Дания предлагает им разделиться и встретиться снова у входной двери через полчаса. Он берет Силенда за руку и ведет его по первому ряду прилавков, в то время как Альфред бросается искать что-нибудь для транспортировки Канады. Хотя этот рынок и крупнее, однако бóльшая часть предлагаемого здесь абсолютно такая же, лишь в бóльшем количестве. Мальчик видит множество картонных коробок, до краёв заполненных газетами и кусками пластмассы, и больше мягких игрушек, чем он может представить. Как и в первой торговой точке, всё здание разит вонью людской массы, и когда они подбираются ближе к центру рядов мелких торговцев, становится лишь хуже. Непереносимый смрад от грязи и пота окутывает их так плотно, что Питер в буквальном смысле затыкает себе рот, подавляя рвотный позыв, и натягивает шарф поверх носа. Они останавливаются перед двумя молодыми женщинами, сидящими на ржавых раскладных стульчиках. У их ног расположены расстеленные одеяла, несколько примятых консервов и ящик, заполненный паспортами. Сначала Питер думает, что они с Данией просто пройдут к следующему ряду. У людей, находящихся лишь несколькими шагами дальше, есть бутылки с водой и пайковые брикеты, и всё это в гораздо более хорошем состоянии, чем выставленное у женщин. Однако датчанин останавливается прямо перед ними и подхватывает одну из консервных банок – единственную, имеющую этикетку тусклого голубого цвета с красными буквами. – Где вы это взяли? – требовательно спрашивает он и суёт им банку. Женщины обмениваются обеспокоенным взглядом и объясняют, что привезли их с собой. У них обеих сильный акцент, речь почти неразборчива. Практически тут же глаза Дании распахиваются и он начинает бегло говорить с ними на языке, который Питер не понимает. Это не датский, на это знаний мальчика хватает. Он слишком текучий и благозвучный, даже мелодичный. Он произносится с самого кончика языка, в отличие от тех тяжеловесных ругательств, которыми Питер давился при обучении Данией. В разговоре наступает пауза и они протягивают Данию заполненную паспортами коробку, показывая ему крест на обложке. Прежде чем Питер успевает увидеть, что там написано, паспорт падает обратно в ящичек, а Дания хватает руки женщины, которая ему всё показывала, и низко склоняется перед ней на колени, прижимаясь лбом к её запястью. – Спасибо, – говорит он тихо. Он отпускает удивленную и немного напуганную брюнетку и вытаскивает из рюкзака одеяло, пихая его женщине в руки в обмен на консервы, которые он затем складывает к себе, оставляя одну банку в руках. – Спасибо. Спасибо, спасибо, спасибо, – и снова он переходит на тот мелодичный язык и ещё некоторое время продолжает говорить, как предполагает Питер, повторяя выражения благодарности. Глаза датчанина прямо светятся, когда он выпрямляется и снова берет Питера за руку. Дания уводит мальчика от прилавков к стене так быстро, что Питер не успевает произнести ни слова. Как только они отходят с прохода, мужчина сразу же падает на пол, стягивает маску и смеется в прижатые к лицу ладони. Встревоженный Питер плюхается рядом и осторожно берет банку с голубой этикеткой. Надпись сделана бледно-красным нешироким, истончающимся книзу шрифтом, который по сравнению с фоном кажется ярким. Этикетка сбоку порвана, но Питер не смог бы разобраться в написанном, даже будь она целой. Он поднимает взгляд на Данию, который всё так же прячет лицо в ладонях и подрагивает плечами от затихающего смеха. Силенд похлопывает его по плечу, удивленно моргая, когда поднявший голову датчанин встречается с ним взглядом заплаканных красных глаз, улыбаясь при этом такой широкой улыбкой, какой Питер не видел у него со времени встречи с Нидерландами. – Что такого смешного? – спрашивает Силенд и поднимает консервы повыше. – Что это? Дания снова смеется и осторожно берет у него банку, поворачивая её к себе передом и указывая на этикетку. – Grænmeti supa, грёбанный овощной суп. Это овощной суп. Питер смотрит на него во все глаза. Он точно знает, что у них в запасах есть по крайней мере две банки овощного супа. – Что в нём такого смешного? – Ничего. Просто я никогда не думал, что буду так чертовски счастлив снова увидеть этот паршивый суп, – он с улыбкой машет банкой. – Есть лишь одно место, где мне доводилось его видеть. – Где? – Продуктовые магазины уцененных товаров, – он снова улыбается со слезами на глазах и вытирает их рукавом шинели. – Дисконт-продуктовые в Исландии. Суп стоит сотню króna за одну банку и на вкус как соленая моча, и он с долбанной Исландии. На то, чтобы информация дошла до сознания, требуется некоторое время, но как только это происходит, на лице Питера расползается широкая улыбка и он отбирает банку, прокручивая её в ладони и проводя пальцами по этикетке. – Так ты говорил сейчас на исландском? Те дамы из Исландии? Дания с энтузиазмом кивает. – Они сказали, что северная часть острова в руинах, но Рейкьявик ещё стоит. Несколько месяцев назад их подобрал немецкий паром и привез сюда. Они сказали, что есть ещё одно судно, которое приходило несколько раз, – он хватает Питера за плечи и радостно трясет. – Судно под норвежским флагом. Питер роняет банку, обхватывает руками шею Дании и истерично смеётся, когда пребывающий на седьмом небе мужчина встает и кружит его, крепко прижимая к себе и смеясь вместе с ним, абсолютно не обращая внимания на озадаченные взгляды, которые бросают в их сторону прохожие. Ко времени, когда у них получается успокоиться, лицо Дании раскраснелось, и из-за всё ещё прорывающегося смеха ему приходится снова надеть маску. Лишь после этого датчанин вновь ведет Питера в людскую толчею. – Давай! – зовёт он. – Давай поторопимся, чтобы поскорее всё закончить и отправиться дальше! Питер соглашается от всего сердца и поспешно следует за ним. У них получается сторговать себе достаточное количество еды, чтобы суметь продержаться неделю, а Америка находит магазинную тележку с неустойчивыми колесами, но когда они покидают точку, Питер понимает, что своё самое важное приобретение на рынке они уже сделали. Они нашли новый лучик надежды.