Билет из Зазеркалья

А кто не мечтал? И я тоже мечтала Когда-нибудь в сказку Попасть хоть во сне. И вот я попала - И в сказке сначала Таким непонятным, Таким непонятным Все кажется мне!

- Что с ней такое? У нее теперь еще и ожог на ноге, а руки и ноги словно стеклом изрезаны! - Сиделки ничего не знают, сэр, это само появляется, сэр! Мы не виноваты, вся дежурная смена понять не может, как это случилось, сэр! Она ведь не приходит в себя, не встает даже, сэр! - Замолчите! - Сэр, что с вами? Вы бледны, и лоб у вас очень горячий. Вам дать жаропонижающего зелья? - Оставьте меня. - Сэр, главный целитель просил передать вам, что она очень ослабла за последние дни… *** - Зазеркалье - чрезвычайно опасное место, - услышала Гермиона над ухом знакомый голос. Ей казалось, что она летит над землей, только полет был каким-то ритмично-рваным. – И вообще, меня несколько раздражает ваша тенденция падать в обморок. Я нашел вас в куче осколков – они были даже в отворотах штанов и карманах. Кстати, я бы порекомендовал вам эпизодически вычесывать вашего кота – из него чрезвычайно лезет шерсть. Какого черта вы сунулись в Зеркало? Удивительно, что вам вообще удалось оттуда выбраться. - Я не залезала туда, - еле слышно ответила Гермиона, с трудом разлепляя веки. – Меня толкнула Беллатрикс. Темные каменные своды коридора мягко плыли над ее головой. Тут было очень низко, и Снейп почти задевал потолок макушкой. Иногда он был вынужден наклоняться, и тогда его подбородок касался лба девушки. - Вы, кажется, перещеголяли вашего неубиваемого приятеля, мисс Грейнджер, - скривился Снейп, и в его голосе даже прозвучало что-то вроде уважения. – Поттер может вам позавидовать. Голоса звучали гулко, отражаясь от каменных сводов коридора. Здесь было душно и сыро, словно в болоте. Внизу захлюпала вода. Видимо, она доходила Снейпу примерно до середины бедра, и Гермиона машинально подумала, что профессор может простудиться. Однако самому Снейпу, похоже, было все равно. - С ней оказалось гораздо проще, чем с Волдемортом. В нее просто не нужно верить, вот и все, - негромко сказала Гермиона. - Вы тоже любите называть его по имени? Кстати, не то чтобы я мечтал, что вы обхватите меня за шею, но если вы это сделаете, мне будет несколько легче вас нести. К сожалению, идти самостоятельно вы вряд ли сейчас сможете. Гермиона снова приоткрыла глаза и совсем близко увидела грубый шарф. - Не нужно было этого делать. Зачем вы здесь? – спросила она, но послушно обхватила Снейпа за шею. Сукно сюртука оказалось теплым, немного колючим и царапало щеку.– Вам же все равно. - Поменьше вопросов, мисс Грейнджер. Жаль, что за глупые вопросы с вас уже не снимешь баллов – помнится, это неплохо помогало. Наверное, мне просто было очень скучно, и я от нечего делать решил прогуляться по замковым подземельям по пояс в воде. Вас устроит такой ответ? - Нет. - Другого не будет, - отрезал Снейп и начал подниматься по какой-то лестнице. Гермионе хотелось спрятаться от неподвижных портретов, которые, казалось, так и сверлили их взглядами мертвых глаз. - Отпустите меня, я пойду сама. - Куда именно, позвольте поинтересоваться? - Назад. - Зачем, мисс Грейнджер? Зазеркалье – жестокий мир, если вы попадете туда второй раз, вы точно не выйдете обратно. По крайней мере, это будете уже не вы. Кроме того, вы не в состоянии сейчас ходить – я же сказал вам. Вы плохо слушаете. Впрочем, как всегда. - Мне нужна Шляпа. Раз она была в пророчестве, значит, я должна ее найти, - пробормотала Гермиона. – Вы понимаете? Должна! Или слово «долг» вам незнакомо? Она подумала, что сюртук профессора навсегда пропах дымом от сгоревшего бурого мха и смородиновыми листьями. Правда, слово «навсегда» в этом мире звучало странно – по-другому здесь не было. - Гриффиндорцы неисправимы, - Снейп толкнул дверь коленом и вошел в ту самую комнату, которую покинул несколько часов назад. – Нахальны и дерзки. Слова Дамбдлора для них сродни Великой Истине, не подлежащей разумному осмыслению и критике. Даже если то, что он говорит – абсолютно невероятно. А я уже никому ничего не должен, мисс Грейнджер, кроме тех обязательств, которые сам сочту нужным выбрать. - Отпустите меня! – гневно воскликнула Гермиона и убрала руки с его шеи. – Мне нужно назад, на перрон! Вы не понимаете, в чем дело! - Разумеется, никому, кроме гриффиндорцев, постижение Истины не грозит. Посмотрите на свои руки и ноги. Они все в крови и порезах. Да и в нормальное зеркало я бы вам рекомендовал взглянуть – узнаете о себе много полезного. Снейп на ощупь бесцеремонно опустил Гермиону на кушетку и отошел к камину – за время его отсутствия огонь потух, а другого источника света здесь не было. - Он сидит там совсем один, - тихо сказала девушка. – И Шляпа у него. Кушетка была неширокой, но достаточно удобной. Гермиона подтянула ноги к груди и обхватила колени руками. О том, сколько земли и пыли с ее ног останется на обивке, она решила не задумываться. В конце концов, никто не заставлял Снейпа сажать ее сюда. - Кто он? – спросил Снейп, не оборачиваясь. В камине затрещало, и запах горящего мха расплылся по комнате. – Очевидно, что ситуация, в которой вы будете сидеть молча – из разряда невероятных. Гермиону передернуло от запаха, но она, стараясь глубоко дышать, подавила подкативший приступ тошноты. - А вы в невероятное не верите? – спросила она. – Совсем? На перроне сидит Том. Не Волдеморт. Я-то думала, что на перроне Темный Лорд. Или чудовище, которое из него выросло… Тем более, все говорили, что я должна убить его. - Все? – переспросил Снейп. – Они сами его ни разу не видели. И не были на перроне. Дамблдор тоже говорил, что его нужно убить? - Нет, - ответила Гермиона, помедлив. – Он говорил, что нужно освободить перрон. Он не говорил об убийстве. Снейп молча открыл дверцы шкафа и теперь звенел там склянками, перебирая их одну за другой. - У него Распределяющая Шляпа в руках, - повторила Гермиона. – Это правда, что она может указать путь? Снейп нашел, наконец, то, что искал, обернулся к Гермионе и мрачно смерил ее взглядом с головы до ног. Не отвечая на вопрос о Шляпе, он сказал: - За этой дверью труба. В нее врезан медный кран. Он плохо открывается, но уж как-нибудь откроете. Я бы рекомендовал вам промыть ваши ссадины и порезы, иначе зелье будет малоэффективно, - сухо добавил Снейп и перевел взгляд куда-то в сторону. Гермиона слезла с кушетки и молча последовала совету. Пусть не думает, что если невероятное – то значит, этого никогда не бывает. …Из медного, местами позеленевшего крана ледяная вода текла неохотно. Кран был настолько тугой, что Гермиона с трудом смогла провернуть его на четверть оборота. Порезы щипало, пальцы от холода сводило судорогой, а струп от ожога она даже побоялась трогать. Зеркала никакого не было, и Гермиона решила, что это к лучшему – смотреть там не на что. На таком лице впору разве что сидеть. Кровь смыть нетрудно, но синяк в полщеки остался, да и следы от пальцев Беллатрикс тоже. …Снейп ждал ее с салфеткой в одной руке и флаконом заживляющего зелья в другой. В комнате остро пахло болотом и почему-то мятой. - Садитесь, - мрачно пробормотал профессор. – Ваше счастье, что это зелье готовится на основе Кровавого Мха… Больше, чем этого мха, здесь только пыли и гранита. Гермиона молчала и только иногда резко втягивала носом воздух или сжимала кулаки, так что ногти впивались в ладони, пока Снейп обрабатывал ее порезы. Ей показалось, что зелье состоит из чистого льда – такими холодными казались прикосновения пропитанной им салфетки. Ледяные капли медленно стекали по коже, и страшно хотелось их стереть, но Гермиона не решилась. - Неужели это невероятное все-таки случилось, и вы решили помолчать? – сухо спросил он, продолжая свое дело. Гермиона пожала плечами и закусила губу, когда Снейп коснулся следа ожога. Снейп это заметил, и его движения стали более осторожными. - Спасибо, - выдохнула Гермиона и поняла, что у нее дрожит подбородок. Еще только разреветься не хватало. Снейп молча продолжал свое дело, наблюдая, как самые мелкие ссадины исчезают, а глубокие начинают затягиваться. То, что она молчит – это, конечно, невероятно, но то, что он наносит зелье на ее ссадины вдвое медленнее, чем может это сделать – невероятно куда больше. …У нее теплая кожа и хрупкие запястья. Золотистые, похожие на пух, волоски на предплечьях. На указательном пальце правой ладони – писчая мозоль. Еще бы у нее этого не было. Курносый нос, утыканный веснушками. И она живая, живая, живая… Такая живая, что Снейп почувствовал себя мертвым куда яснее, чем это казалось ему раньше. Но если он может прикоснуться к ней, а она к нему, если она сидит вот здесь и слушает его – и слышит – значит, он тоже живой. Хоть немного. Снейп смочил зельем свежую салфетку и взялся за ее правую ладонь, перебирая пальцы один за другим. Слышно, как колотится ее сердце, слышно, как она дышит, как втягивает воздух сквозь зубы, как пытается подавить непроизвольный всхлип. Почти потухшая ненависть к Беллатрикс вспыхнула так, словно в камин плеснули хорошую порцию огневиски. А то и чистого спирта. - Не надо, - голос у девчонки дрожал. – Не нужно ее ненавидеть. - Что ты несешь, в конце концов? – Снейп поднял голову и посмотрел в ее глаза. – Великий Мерлин, она сотворила с тобой вот такое, и ты мне говоришь, что ее не нужно ненавидеть?! Это невозможно! - Но она осталась в Зазеркалье, - Гермиона смотрела не на Снейпа, а куда-то мимо. – Все это заживет рано или поздно. А она никогда оттуда не выберется. Понимаете? Я здесь, я жива, а она – там. Я не могу. Снейп плотно заткнул флакон с зельем деревянной пробкой и поставил на стол. - Сэр, у вас брюки… мокрые, - неловко пробормотала Гермиона и густо покраснела. Еще бы чуть-чуть, и даже волосы у нее стали бы оттенка семейства Уизли.– Вы простудитесь. - Зато будет хотя бы какое-то разнообразие в жизни. Не беспокойся за Беллатрикс. Она выберется откуда угодно, - Снейп задумался на мгновение – сменить одежду и в самом деле было бы неплохо, если бы не одно «но» – запасной в этом мире у него не было. – Такие никогда и нигде не исчезают без следа. - Зеркало разбилось, - Гермиона старалась говорить ровно, почти равнодушно – но получалось у нее плохо. – Ей уже не выбраться. И никому не выбраться. Шляпа у Тома на перроне, а попасть туда, наверное, можно было только сквозь Зеркало. Неужели ей никак нельзя помочь? Снейп промолчал. Взял со стола пустой чайник и пошел набирать воду. Вернувшись, поставил его на решетку в камине. Огонь радостно принялся облизывать серебряные бока, и послышался шум закипающей воды. Гермиона молчала тоже, смущенно разглядывая грязную бахрому на своих джинсах, словно видела ее впервые. Неловкость нарастала стремительно, и теперь каждый пытался придумать, о чем бы сказать, лишь бы разрушить молчание. - Ты думала, что на перроне сидит чудовище, - Снейп успел первым. – Привычка бороться с ветряными мельницами не доводит до добра. Но гриффиндорцы всюду видят чудовищ – даже там, где их нет. - Послушайте! Вы все время поминаете гриффиндорцев – как будто это какое-то ругательство, - не выдержала Гермиона. – Какая разница, у кого какой флаг? Люди – это всегда люди, как вы не понимаете! Даже Беллатрикс! - Когда гриффиндорское… Гриффиндорское, - повторил Снейп с нажимом, - упрямство смешивается с юношеским максимализмом – получается гремучая смесь. Люди в большинстве своем куда хуже, чем о них думаешь. Поэтому гораздо удобнее видеть чудовищ – как ни странно, в этом взгляде есть здравое зерно. В крайнем случае, если и ошибешься – не разочаруешься. По крайней мере, мой опыт и моя память говорят мне, что я прав. Снейп резким движением придвинул тяжелое кресло к камину. - Сядь сюда, тебе нужно согреться. - Спасибо, мне и здесь нормально, - фыркнула Гермиона. – Неужели вы все помните? Все-все? Снейп молча шагнул к кушетке, подхватил девушку на руки и пересадил в кресло. - Не спорь, ради Мерлина. Лучше подумай, как будешь выбираться отсюда, - ровным голосом ответил Снейп, снял с полки жестяную коробку, в которой хранил смородиновые листья, и стал крошить их в заварочный чайник. Конечно, девчонка в жизни не заметит, что ему не все равно, когда она уйдет отсюда. Даже наоборот – если она действительно уйдет, то чем быстрее это случится, тем будет проще. Наверное, если бы она не столкнулась с Беллой, он и сам заметил бы это не сразу. - Я не знаю, как, - вздохнула Гермиона. Запах мха стал почти незаметным, и теперь тепло медленно расползалось по рукам и ногам, словно ленивая кошка. Захотелось свернуться в кресле в клубок и закрыть глаза. – Книга-портал осталась в Визжащей хижине, но я не знаю, сработает она или нет. Вы не ответили мне. - А ты не думаешь, что я могу не отвечать потому, что не считаю нужным? – резко ответил Снейп и стал заливать в заварник кипяток. – Хотя какая разница… Да, я помню все. Абсолютно все. Каждый день и каждую минуту. - Это ужасно, - вырвалось у Гермионы. – Почему? Гермиона медлила. Ответ казался ей дерзким настолько, что это, пожалуй, будет слишком. Снейп, не дождавшись, разлил дымящийся чай в фарфоровые чашки, придвинул второе кресло и столик ближе к камину и протянул одну из чашек Гермионе, словно невзначай коснувшись ее пальцев. Потом опустился в кресло напротив. - Ну… Я не представляю, зачем помнить все. Снейп придвинулся ближе и коснулся виска девушки, на котором еще был заметен кровоподтек: - Ты хочешь сказать, что завтра ты проснешься и забудешь вот это? – Снейп осторожно провел пальцами по ее скуле, щеке и подбородку. – И вот это? – он дотронулся до ее запястья. - Ну, может быть, не завтра, - негромко сказала Гермиона. – Но когда-нибудь забуду. Ей казалось, что она все еще чувствует прикосновение его пальцев. …Шкафы у стен, кушетка и письменный стол тонули в полусумраке. Камин освещал только кресла и сидящих в них людей. Гермиона почувствовала, что у нее горят щеки – но, конечно же, это был виноват огонь в камине. Только огонь. Хотя ей подумалось, что если бы Снейп еще раз дотронулся до ее щеки… - Это невозможно, невероятно. Нелепо. И даже просто смешно, - резко бросил Снейп, глядя прямо ей в глаза. Его же глаза были темными настолько, что прочесть в них что-нибудь казалось невозможным. Лицо словно выбито в камне – резкие, неправильные линии, контрастные тени, через которые казалось невозможным пробиться. Где-то в глубине темных глаз горел огонь. Гермиона вздрогнула, испугавшись, что Снейп прочел ее мысли. - Что? – шепотом спросила она. - Ты не сможешь этого забыть. Такое забыть невозможно, - лицо Снейпа помрачнело, и внутренний огонь погас. Он отставил чашку на столик и уставился в пламя камина. - Смогу, - сухо ответила Гермиона. – Так вы все-таки не верите в невероятное? Никогда? - Не верю. - Ну и зря. Ведь то, что мы с вами вот так разговариваем, тоже невероятно. - Это не невероятно, это абсурдно, - усмехнулся Снейп. – Поэтому и случилось. - У меня в детстве была книга… - начала было Гермиона и осеклась. Потом улыбнулась. - Неужели ты читала что-то помимо «Истории Хогвартса»? – хмыкнул Снейп, отвернулся от огня и снова взглянул ей в глаза. - Разве это удивительно? Снейп пожал плечами. - Я не знаю, что принято читать в семьях… неволшебников. - О, это довольно занимательная сказка. Ее написал математик. Жаль, что я не вспомнила о ней раньше, - Гермиона улыбнулась, хотя боль в виске и скуле сделала улыбку невыносимо кривой. - Я не знаю, кто такие математики, - сухо бросил Снейп. – Мне это неинтересно. - О, это люди, которые… Занимаются цифрами. Это похоже на нумерологию, - у Гермионы загорелись глаза. - Это очень логичная и точная наука, и без нее никак не обойтись, она дисциплинирует интеллект, формирует мышление… - Избавь меня от необходимости слушать лекции, ради Мерлина, - скривился Снейп. – Меня научили считать в начальной маггловской школе. Я не вижу большей необходимости в математике. - Но ведь это только самое начало, там дальше намного интереснее, там столько удивительных парадоксов, и совершенно потрясающей логики, и потрясающих задач, и… - Ты говорила о книге. - Да, конечно, - Гермиона кивнула. – Это сказка о невероятностях и парадоксах. Там все перевернуто с ног на голову. Просто удивительно! Так вот… Мне кажется теперь, что человек, который ее написал… Однажды он был здесь. Ну, или в каком-то месте, которое очень похоже на это. - И какой в этом смысл? – голос Снейпа оставался таким же бесстрастным. – В наборе чепухи и парадоксов? Меня уже давно ничего не удивляет. Здесь очень быстро перестаешь удивляться или бояться. В чем смысл? - Смысл в том, что он вернулся обратно. Значит, это возможно, - сказала Гермиона, но голос ее стал неуверенным. - Если ты найдешь способ, буду рад за тебя. Гермиона открыла было рот, желая что-то спросить, но не смогла. Она долго разглядывала квадратные плитки пола, мелкий узор на темном дереве кресельных поручней, буро-зеленоватые разводы мраморной полки над камином, мутное стекло книжных шкафов… Не решаясь задать простой в общем-то вопрос и не понимая, откуда вдруг взялась такая неуверенность. - Уже проще спросить, - вдруг негромко сказал Снейп. – Ты очень громко думаешь. Для того, чтобы понять, о чем именно, даже не требуется быть легилиментом. - А вы? Как вы будете выбираться отсюда? - Никак, - ответил Снейп, едва заметно меняясь в голосе. Его хрипота то исчезала, то появлялась вновь. – Я останусь здесь. Меня все устраивает. - И будете вечно жить среди теней? - У меня нет вариантов. - Это неправда, варианты всегда есть! – горячо взмахнула руками Гермиона, и чашка со стола улетела на пол, разлетевшись на несколько крупных осколков. - Решила перещеголять Тонкс? – Снейп прищурился. В углах его глаз поселились непроходящие тени, и это делало черты лица еще более резкими, будто бы изможденными. - Простите, - Гермиона слезла было с кресла, чтобы собрать осколки, но Снейп перехватил ее руку. - Оставь, - сказал он. – Все это не имеет никакого значения. Завтра в шкафу окажется другая чашка. Тень этой, или тень той, что стоит в таком же шкафу в нормальном мире – я не знаю. В этом идиотском мире никогда нельзя быть уверенным в чем либо, никогда не знаешь, что - всего лишь тень, а что очень похоже на настоящее. О да, это было замечательной идеей Мироздания – впихнуть живого человека в мир теней и иллюзий. Которые молчат. - Но я ведь их слышу, - осторожно сказала Гермиона. Она все еще продолжала стоять рядом с креслом Снейпа, не решаясь высвободить руку или нагнуться, чтобы собрать осколки. Твердые пальцы Снейпа обнимали ее запястье, сам он, казалось, смотрел вообще в другую сторону. – Люпина, Тонкс… Фреда. - Я не понимаю, как ты их слышишь. Они не могут говорить. - Потому что вы не верите, что могут, - вдруг быстро сказала Гермиона. – Я вообще об этом не задумывалась, и услышала их. Снейп чуть не буркнул было, что гриффиндорцы вообще не склонны раздумывать, но смолчал, плотно сжав губы так, что они превратились в узкую полоску. - Мне не о чем разговаривать с Люпином, - задумчиво добавил он, но в его голосе, хрипота которого стала вдруг особенно заметной, Гермионе послышалась неуверенность. - Жаль, - вздохнула она. – Простите, сэр… Мне нужно все-таки попробовать выбраться отсюда. Может, на перрон есть другой путь? - Нет туда другого пути, - Снейп поднял голову. – Нет. Вернее, я не слышал о нем. Боюсь, что… тебе придется остаться здесь. Я не знаю, что с тобой случилось в том мире, но вряд ли это будет долго продолжаться. - Я не могу остаться здесь, - возмутилась Гермиона. – У меня там родители, друзья… Да и вообще… У меня столько незаконченного, я не могу не вернуться, понимаете? Я… я должна. Она уйдет. Она уйдет, а он снова останется здесь один, и снова впереди будет вечность в четырех стенах, скучные молчаливые тени да стенающая в зеркале Белла, которая может однажды выйти оттуда и снова попробовать убить его. Если человек очень хочет отомстить, его не остановишь. Ладно бы, если б она его действительно убила – чтобы с результатом. А так… можно ли убить кого-то в мире, где и так нет живых? Еще бы разобраться, жив он сам или нет. - Я не понимаю, - Снейп потянул ее за руку, и Гермиона медленно опустилась к нему на колени. – И вряд ли пойму. Это было даже не абсурдно. Придумать определение этому было невозможно – наверное, это было ненамного более вероятно, чем стоя на крыше лицом к солнцу в зените с зажмуренным правым глазом, поджатой левой ногой и будучи вымазанным в смоле и перьях попасть из сломанного арбалета кривой стрелой дракону в глаз. Но всем известно, что по неписаным законам именно такие шансы срабатывают. Наверное, где-то в других мирах это никогда не случилось бы – никогда бы Гермионе Грейнджер не пришло в голову вот так запросто сидеть на коленях профессора зельеварения – пусть и бывшего профессора – разглядывая его лицо, мелкие морщинки в уголках глаз, седоватые, словно запыленные виски, бледные губы… И, наверное, никогда Северусу Снейпу и не захотелось бы, чтобы Гермиона Грейнджер сидела у него на коленях – вот так, настороженно, но – ничуть не испуганно и очень близко, настолько близко, что ближе почти невозможно, так что можно разглядеть каждую веснушку на ее лице, каждую прядь волос, все переливы цвета от золотисто-каштанового до темно-коричневого – оттенка ее глаз. Но здесь и сейчас шарик вероятности, пропрыгав мимо нескольких привычных ячеек, вероятных чуть более, чем выпадение снега зимой в Англии, или чуть менее, чем наступление нового рассвета, с легким стуком вошел в тот отсек, который всегда и везде раньше игнорировал. - Пойдемте со мной, - негромко предложила Гермиона. – Правда. - Я не могу, - ответил Снейп, не отпуская ладони Гермионы. – Я все равно не вижу в этом смысла. И потом, о незавершенных делах. Те, кого я… - Снейп нервно сглотнул, - помню, здесь. И причем не все. Некоторые уже давно в лучшем из миров, так что обратно мне просто не нужно. Я не хочу. Он хотел сказать «те, кого я ненавижу», но не смог. И сказать «Останься» - тоже. Одна его ладонь теперь лежала у Гермионы на коленях, вторая – на ее пояснице. И ему хотелось и дальше сидеть вот так, чтобы она никуда не уходила, чтобы чувствовать тепло ее тела, и чтобы слышать ее голос. Подумать только – ему самому хочется, чтобы Гермиона Грейнджер говорила. Что еще невероятного или абсурдного может случиться? Снейп невольно улыбнулся своим мыслям – вернее, уголок его губ дрогнул, и на лице мелькнуло что-то, что при известном воображении можно было назвать улыбкой. Гермиона осторожно коснулась ладонью шарфа, намотанного у Снейпа вокруг шеи. - Они не заживают, да? – спросила она негромко. - Не совсем. Они зарубцевались, но не зажили окончательно. Да. Я так полагаю, что это навсегда. Видимо, эти шрамы сродни тому, которым украшен твой приятель. Они болят всю жизнь. Гермиона попыталась представить себе этого «приятеля». То есть… она не сразу вспомнила его имя и лицо – в голове все путалось и плыло, то ли из-за удара, то ли из-за сегодняшней невероятной абсурдности событий. «Главное, не забывай, кто ты». Заметив, как изменилось лицо Гермионы, Снейп отрицательно покачал головой: - Ты ничего не сделаешь. Даже не пытайся. Это бесполезно – то, что могло бы все это залечить, сделать невозможно. - Почему? – Гермионе очень хотелось хотя бы коснуться этих шрамов, чтобы почувствовать их под пальцами – может быть, тогда будет легче понять… - Тебе не понять, - резко ответил Снейп. – Невозможно оставить то же самое тому, кто это сделал. Невозможно. Поэтому они не заживут никогда. Гермиона промолчала. Мох в камине почти прогорел, и серо-бурый пепел то багровел, выдавая последний жар, то снова тускнел. В комнате стало совсем темно и тихо, и теперь было слышно, как где-то вдалеке капает вода, как скрипят тысячелетние каменные глыбы и как в темноте, где-то далеко за стенами замка, шумит ветер. Снейп не отводил взгляда с лица девушки. Он неплохо видел в темноте, но даже если бы зрение его подводило, он мог бы представить себе, как она сидит – с прямой спиной, с задумчивым лицом, словно и сейчас - первая ученица на уроке. Это было слишком давно, не здесь, и кто знает теперь – было ли вообще. Гермиона тоже смотрела на него, не отводя взгляда. Северус осторожно провел ладонью по ее спине, привлекая ближе к себе, пока ее лицо не приблизилось к его лицу на расстояние полувздоха. Обветренные губы, на нижней – незажившая ссадина. Неумелые, несмелые, словно она – пятнадцатилетняя девочка. Но Гермиона не отстранилась, не оттолкнула, не убежала в ужасе. Этого никогда не могло случиться. По крайней мере, этого никогда не могло случиться там. Гермиона осторожно обняла его за шею, мельком подумав, что с тем же успехом можно обнимать и манекен в магазине мадам Малкин – но почти тут же поняла, что ошиблась. Она чувствовала, как ладонь Северуса медленно скользит по ее спине под джемпером – сухая, шершавая ладонь, останавливающаяся на каждом позвонке и на каждом дюйме кожи, и неизменно поднимаясь выше. Еще выше. Еще. Крючки белья выщелкнулись из своих петель, и Гермиона прерывисто вздохнула, когда пальцы Северуса, скользнув вперед, коснулись ее груди. Вдох. Выдох. Жесткий край рукава царапал кожу, но Гермиона не хотела, чтобы это вдруг оборвалось. Снейп почувствовал это и теснее прижал девушку к себе, осторожно касаясь губами уголка ее губ, скулы, виска, чувствуя рваный след широкой ссадины на ее коже. …Главное, чтобы она не узнала и не поняла, что Зеркало осталось целым. Никакого расстояния не осталось. *** Здесь вообще нет ни времен, ни расстояний, здесь нет ничего, кроме смутных отголосков памяти и старых шрамов, которые саднят и не дают возможности уйти. Старые шрамы – словно якоря, которые держат нас, привязывают к прошлой жизни, тянут назад, не отпуская, но и не давая вернуться. Они мучают незавершенностью и неотвеченностью, и можно бесконечно снова и снова расковыривать старые болячки, сдирая с кровью едва присохшую корку, чтобы заново почувствовать едкую, саднящую боль, в тщетной попытке догадаться, как от нее избавиться. И хочется, невыносимо хочется ответить по древнему закону – око за око, чтобы там – тоже расковыривали, чтобы тоже саднило и ныло, чтобы тоже стирали сукровицу, чтобы слизывали свежую теплую кровь с пальцев. Кажется, что теплая, соленая кровь – живая. Но это иллюзия. Потому что такая дорога ведет в никуда, и раны прорастают до костей. *** Никто не считал времени – да и не было его здесь, и сосчитать его было невозможно. Северусу даже показалось, что так было всегда – девушка, сидящая на его коленях, обнимающая его за шею, осторожно проводящая кончиками пальцев по его лицу. На мгновение ему почудился в этом болезненный отголосок давнего прошлого – но пропал, едва обозначившись. Потому что сейчас его лица касались упругие вьющиеся локоны, и узкая сухая ладонь с писчей мозолью на указательном пальце осторожно гладила его по волосам. Северус боялся, что Гермиона начнет спрашивать его о чем-нибудь, спрашивать, о чем именно он не может забыть и что предпочитает помнить – а ему, пожалуй, впервые захотелось захлопнуть эту дубовую дверь в прошлое, за которой шипят живые змеи, и не открывать ее больше. Но Гермиона молчала. Она только осторожно отвела в сторону край шарфа, и Северус не остановил ее. - Надо просто забыть об этом, - прошептала Гермиона. – Попробуй. Она первая принялась медленно расстегивать мелкие круглые пуговицы черного сюртука, пропахшего дымом и смородиновым листом. Петли были тугие, и пуговицы с трудом выходили из них, но Гермиона не останавливалась. Когда Северус осторожно стянул с нее тонкий джемпер, холодный воздух каменного подземелья коснулся ее плеч и груди, и по коже пробежали мурашки. …Черный сюртук чернильным пятном сполз на пол и остался лежать там, словно жесткий хитиновый покров, временно сброшенный за ненадобностью. Несколько ударов сердца спустя в тишине послышался очередной шорох, и на темном пятне появилось светлое. … Иногда невероятное становится единственно возможным – под воздействием обстоятельств или из-за движения светил; и вот – столкновение двух путей на узком перекрестке мирозданья, когда вероятности меняются местами только потому, что где-то на краю Вселенной взмахнула крылом бабочка. Или потому, что так на самом деле и должно было быть. … Теперь камин уже вдалеке, и старая, жесткая гобеленовая обивка узкой кушетки царапает спину, и чтобы не сорваться вниз, нужно сжимать плечи друг друга – забывая, забывая, забывая… Гермиона часто дышит, и ее сердце колотится под ладонью, словно зажатая в кулаке рыбка. Северус скользит губами по ее ключице, выступающей, словно у ребенка, нащупывает круглую родинку на груди, и его пальцы двигаются все дальше, не упуская ни одного дюйма кожи, добираясь до тепла ее лона, и ему кажется, что прошлого не существует. И будущего не существует тоже. Что есть только здесь и сейчас – участившееся дыхание, свежие ссадины на виске и запястьях, соленый привкус крови на губах – чужой, не своей. Нет вокруг замка, подземелий, сырого тяжелого воздуха с запахом сгоревшего мха, долга и обязательств, колдовских Зеркал, а есть только тонкие руки, обхватывающие его шею, перебирающие его волосы, и потом – исступленный, изматывающий ритм, в такт биению сердца. И потом – тишина, и расслабленность, и ноющая боль в согревающихся мышцах. И у него не хватило сил промолчать. - Зеркало, - выдохнул он почти беззвучно. - Что? – Гермиона приподняла голову, и Северус увидел мелкие капли пота на ее лбу. Осторожно протянул руку и стер их. Вот. Сейчас все закончится. - Зеркало. Оно не разбилось. Шрамы, утихшие было, горят огнем.