Шантаж

      Артур Керкленд подскочил на ноги, судорожно выискивая на полу свои штаны. Приятный морок растворился в стойком аромате благовоний, так что теперь молодой мужчина смог трезво оценить то, что произошло.       — Возле стола, — с усмешкой подсказал Ван Яо.       Он, в отличие от Артура, был совершенно расслаблен и наготы своей не стеснялся. Разумеется, они уже видели друг друга обнаженными, более того, они на этом самом диванчике далеко не в шахматы играли, но Керкленд все равно ощущал, что краснеет от стыда, уж очень все произошедшее было не в его духе.       Найдя, наконец, необходимый элемент гардероба, Артур поспешил одеться. Они переспали. Как вообще могло такое произойти? Они ведь знакомы всего пару часов, а в личный кабинет Яо Керкленд пришел исключительно ради того, чтобы попить чай, ибо вся эта галерея со скучными фотографиями его порядком утомила, и шанс попробовать настоящий китайский чай показался хорошей идеей. Но потом все пошло решительно не в ту степь. Сперва Яо начал его целовать, а Артур хоть и возмутился искренне, но так и не остановил наглого китайца. Он и сам не понимал, почему. Просто в какой-то момент он решил, что ему это нравится, а тот был настойчив. Так что в итоге все и случилось.       Никогда еще в своей жизни Артур не позволял себе творить подобное. Тело так явственно помнило чужие прикосновения, меж ягодиц было откровенно влажно и несколько побаливало при ходьбе, и это было отвратительно. Отвратительно настолько, что он ощущал себя едва ли не использованной шлюхой, а в этом мало было приятного.       — Ты так покраснел.       Ван нагло улыбался, действуя тем самым на нервы. Керкленду хотелось накричать на него, но разумом он прекрасно понимал, что сам все это допустил. Он позволил этому мужчине себя соблазнить, и теперь было бы глупо это отрицать.       — Заткнись.       Хотелось как можно быстрее одеться и исчезнуть прочь из этой галереи, чтоб никогда больше не видеть ни этот кабинет, ни наглое лицо китайца, и даже этот восхитительный чай, от которого его и разморило.       — На самом деле нам стоит поспешить, — заметил Яо куда более серьезным тоном. — Я должен дать несколько важных интервью, да и тебя могут хватиться.       Керкленд возмущенно хмыкнул, застегивая пуговицы рубашки.       — Прекращайте с этой фамильярностью, мистер Яо.       Тот снова улыбнулся.       — Мы занимались сексом в моем кабинете, а это можно прировнять к тому, что мы пили на брудершафт.       Артур сперва даже замер, слишком растерянный такими словами.       — И часто ты так… на брудершафт пьешь?       Ему стало еще более мерзко от мысли о том, что он, возможно, далеко не первый, кого хозяин галереи привел в свой личный кабинет с целью соблазнить.       — Нет, — ответил Ван вполне серьезно. — Это было в первый раз. И мне очень понравилось.       Артур уставился на него, искренне желая понять, правду ли говорит этот странный человек, но мысли начали путаться, подкидывая картинки из воспоминаний, в которых Яо целовал его шею, а потом живот. От этих воспоминаний хотелось зарыться лицом в подушку.       — В это не сильно верится.       — Но это так.       Одевшись, Керкленд бросил взгляд в зеркало. Его волосы стоило поправить, но в остальном никто бы и не предположил, что буквально несколько минут назад он занимался сексом с малознакомым человеком в рабочем кабинете. Не то, чтобы он ожидал, что подобные вещи должны быть на лбу у человека написаны.       — Я ухожу. Надеюсь, это все останется между нами.       Совсем не хотелось, чтобы Яо распространялся о подобном. Не приведи господь еще Бонфуа узнает, тогда и вовсе все будет ужасно. Ван, который уже успел привести себя в порядок и собрать длинные черные волосы в аккуратный хвост, подошел к нему.       — Конечно, это будет между нами, Артур, — сказал он с улыбкой. — А теперь давай вернемся в зал.       — Отличная мысль.       Керкленд было обернулся, чтобы уйти прочь и как можно быстрее, но Яо его остановил.       — Подожди, — он подошел к одному из шкафчиков, коих у стены было немало, и зашарил по полочкам. Артур хотел снова возмутиться, но промолчал. Вот Ван вернулся, держа в руках небольшую коробку из жести. — Вот, возьми. Надеюсь, тебе понравится.       Керкленд посмотрел на коробку с откровенным недоверием, но все же взял ее. На ней был красивый узор в виде красного дракона, довольно неплохо, и по весу она была не тяжела.       — Что это?       Яо расплылся в улыбке.       — Разумеется, это чай. При том один из самых лучших в моей коллекции. Как я и говорил, редко встретишь человека, который разбирался в чае настолько хорошо, так что ты моя родственная душа.       Вручив Артуру свой презент, Яо прошел в сторону двери. Стоило сразу пойти за ним, но Керкленд ненадолго застыл на месте, словно пытаясь понять, не было ли в этом жесте какого-то некрасивого намека. Впрочем, думать долго он не мог, и в итоге они покинули кабинет и вернулись в зал. Но сердце Артура стало биться немного быстрее, да и на Ван Яо он теперь смотрел как-то иначе. Все было слишком странно, все происходило слишком быстро, и вряд ли это было хорошо.

***

      Юльхен звонко засмеялась над очередной удачной шуткой и посмотрела на Ивана, который, казалось, вообще перестал обращать внимание на все окружающее.       — Признаюсь, мне всегда казалось, что ты очень скучный тип, помешанный на живописи. А это, оказывается, не так.       Брагинский не мог поверить собственным ушам. Это ведь получается, что он все же смог вызвать симпатию у этой девушки, несмотря на ее горделивый нрав. В любом случае они все так же вместе ходили по галерее, разглядывая фотографии. Вернее, Юльхен щедро комментировала каждое выставленное фото, говоря что-то о ракурсах, цветокоррекции, допустимости использовании фотошопа или еще что-то из того, в чем Иван плохо разбирался, а парень слушал ее с упоением, чувствуя, как же сильно его пробирает. То, как Байльшмидт увлечена всем этим делом, как ей это нравится и насколько она в этом прошарена, не могло не восхищать. Ведь Брагинский и сам был человеком творческим и увлеченным своим делом, пусть даже живопись так радикально отличалась от фотографии. Но и то, и другое является искусством.       — Вот как, — кивнул Иван. — Я не думаю, что это может быть ясно, если не пообщаться с человеком.       Юльхен хмыкнула.       — Ну, тут я согласна. Хотя Кику говорил мне, что мы с тобой поняли друг друга. Меня всегда это удивляло, но мой старый друг, оказывается, был прав, как и обычно.       — Он в самом деле так говорил?       Едва Байльшмидт упомянула Хонду, как Брагинскому пришлось вспомнить о том, что произошло несколько часов назад. Сперва брат повел себя странно, но это даже ерунда, ведь Коля всегда был каким-то необычным, а Иван научился принимать его таким, какой он есть. Вся проблема была как раз таки в Кику, который явно задумал что-то недоброе. У него в распоряжении все еще была фотография, которая могла скомпрометировать Брагинского в глазах общественности. Да и увидь ее Юльхен, что бы она подумала о нем вообще?       — Говорил. Он очень хороший парень, мы давно дружим, хотя его и считают странным.       Да уж, это еще мягко сказано. Иван тоже считал, что Хонда со своими заморочками, понятными лишь ему, хотя и не имел ничего против него. Яо в нем просто души не чаял, а Брагинский кивал, думая о своем брате и прекрасно понимая лучшего друга.       — Он и правда странный, — кивнул Иван. — Но я не думаю, что это плохо. Творческий человек вообще должен быть немного повернутым и думающим не шаблонно.       Байльшмидт даже как-то просияла.       — Точно. Я именно так и говорю своему брату. Не будь как серая и скучная масса, мир любит безумцев.       — Потому что все гении безумцы.       — Гениальность и безумие — это две стороны одной медали, — Юльхен кивнула сама себе. — Редко встретишь человека, который бы так хорошо понимал твою точку зрения.       Иван не смог не согласиться.       — То же самое могу сказать и о тебе.       Они так хорошо понимали друг друга, им было так легко и просто общаться, что оставалось лишь удивиться, ведь по сути-то они разные люди, с разными характерами и интересами. Но у них нашлись точки соприкосновения, и это не могло не радовать.       — Та картина, которую я купила для брата… — Юльхен вдруг отвела взгляд. — Я не люблю живопись, но она… Эта картина была довольно неплоха, да. Она украсила нашу гостиную.       Брагинский тут же расплылся в улыбке.       — Ты меня только что похвалила?       Байльшмидт вскинула голову.       — Даже не надейся, что еще когда-нибудь услышишь от меня такие слова, парень.       Но Иван уже был несказанно рад. Юльхен не из тех, кто рассыпается в похвале, она скорее жесткий критик, так что такие слова из ее уст были именно щедрой похвалой.       — Хорошо. А я признаюсь, что мне нравятся некоторые фотографии, с некоторых я бы с удовольствием нарисовал картину и сам, Кику знает толк в хорошем ракурсе.       Юльхен тут же довольно усмехнулась.       — Это да. Вот что, парень, предлагаю тебе небольшой конкурс.       — Конкурс? — не понял Брагинский. — О чем это ты?       Глаза Байльшмидт заискрились лукавыми огоньками.       — Давай завтра выберем любое живописное место и запечатлеем его каждый своим способом. А потом выставим итог работы на всеобщий суд и узнаем, у кого получилось лучше.       Это звучало довольно странно, но Иван улыбнулся.       — Мне кажется, что это смахивает на предложение сходить на свидание.       Но Байльшмидт лишь хмыкнула.       — Тебе кажется. Ну, так что? Или ты струсил и не уверен в своих силах?       — Я уверен. Но на то, чтобы нарисовать, уйдет больше времени, ты ведь это знаешь?       Юльхен несильно ударила Брагинского локтем в бок.       — Знаю. У меня как раз будет время на обработку фото. Или ты думал, что в моем ремесле достаточно просто кнопочку нажать?       — Тогда завтра, — тут же согласился Иван. — Мне уже интересно, что из этого выйдет.       Брагинский был так доволен, что снова позабыл о Хонде и его шантаже.