Шантаж

      Иван Брагинский пробежал взглядом по собравшимся и не без труда нашел в толпе девушку с белоснежными волосами. Вот она — Юльхен Байльшмидт. Та самая девушка, что лишила его покоя.       Она стояла неподалеку от большого стенда и разговаривала с Кику Хондой. Как же это неудобно для Ивана, что они друзья. Ещё бы проклятый японец не ляпнул ей чего ненужного. Наверное, стоило подойти и поздороваться, но мужчина так и застыл на месте, не решаясь. Ему не хотелось сейчас находиться в компании Хонды.       — Иван-сан?       Брагинский вздрогнул. Он так сильно засмотрелся на девушку своей мечты, что упустил момент, когда его заметил японец.       — Кику…       Фотограф незатейливым жестом поманил его к себе. Иван невольно вздохнул, но подошёл.       — Я рад, что вы пришли, Иван-сан, — в своём обыденном тоне проговорил Хонда. — Это большая честь для меня.       А ведь русский никогда прежде не приходил на его выставки. На то была вполне обычная причина — он просто не любил фотографии, вот и все. Более того, он даже не понимал, что в них такого особенного. Ведь орудовать фотоаппаратом может любой человек в мире.       — Поздравляю, прекрасная выставка, — сказал Брагинский с улыбкой. — Я не пожалел, что пришёл.       Он оглянулся в сторону Юльхен. Та смотрела на него с некоторой долей любопытства, и Иван не смог понять, хорошо это для него или плохо.       — Мне крайне отрадно это слышать, — Кику даже в лице не изменился. — Не знаю, знакомы ли вы. Это Юльхен Байльшмидт, очень талантливый фотограф и мой хороший друг.       Девушка усмехнулась.       — Кажется, мы пересекались утром, — заметила она. — Это ведь тот самый художник, который так нравится Людвигу.       Мужчина в ответ улыбнулся и протянул вперед руку.       — Тот самый, — сказал он. — Иван Брагинский.       Байльшмидт пожала его руку.       — Что ж, очень приятно.       Ее длинные тонкие пальцы оказались довольно холодными, что сперва даже удивило художника. Впрочем, куда сильнее его волновал уж очень странный и непонятный взгляд Юльхен. Что-то в ее глазах было такое… Возможно ли, что Хонда что-то ей наговорил о нем?       — Я вас оставлю, — чинно сказал Кику. — Мне необходимо обговорить кое-что с Яо.       — Да, конечно, — улыбнулась ему Байльшмидт. — Только потом обязательно возвращайся, я хочу обсудить новый проект.       — Конечно.       Кивнув девушке, японец ушел. Брагинский был ему даже благодарен за то, что он так поступил.       — Мне казалось, что ты равнодушен к фотографии, — заметила Юльхен.       Она так легко перешла на «ты», что Иван сперва опешил.       — Ну, на самом деле я просто не интересовался этим, — ответил он. — Мне больше по душе живопись.       — А я никогда не любила рисовать. Это слишком долго и утомительно, и выходит всегда не то, что хотелось бы. Думаю, у меня бы просто не хватило на это терпения.       — Полагаю, каждому свое.       Вряд ли Юльхен поймет всю прелесть живописи. Впрочем, и сам Иван никогда не сможет увидеть что-то особенное в фотографировании. Но разве это имеет значение? Байльшмидт казалась немного стервозной и даже эгоистичной, но Брагинскому это только нравилось. Этот ее крутой нрав, такая яркая непохожесть ни на что другое — это ведь и зацепило его в первую встречу. Ему это нравилось в ней, так что тут ничего не поделаешь.       — Я тебе покажу пару работ Кику, — едва ли не с превосходством сказала Юльхен. — Они никого не оставят равнодушным.       Она вдруг вцепилась в рукав пиджака Ивана и потянула его куда-то в сторону. Мужчина увидел мимоходом стоявших где-то в стороне Франциска Бонфуа и Ван Яо. Они явно обсуждали какие-то дела. Девушка повела его в другую часть зала. Они остановились перед небольшим стендом, который на фоне всей остальной выставки мог показаться едва ли не невзрачным. Юльхен указала пальцем на одну из фотографий.       — Вот, смотри.       Брагинскому и самому было интересно увидеть, что же за работа такая особенная. Он застыл, когда увидел эту фотографию. На ней был Коля, вне всякого сомнения именно он. На фоне виднелись какие-то магазины, должно быть, это в торговой части города, вечером, когда уже мало народа. Коля был немного уставшим. Он безучастно смотрел куда-то в сторону, а свет со стороны делал его волосы на пару тонов светлее, словно они переливаются золотом.       Да уж, это действительно очень удачное фото. Поймать разом такие эмоции непросто, и Иван это прекрасно понимал.       — Ого…       У него просто не было иных комментариев.       — Нравится? — улыбнулась Юльхен. — Это настоящее мастерство. Поймать такой кадр очень сложно, это я тебе как фотограф говорю. Да и парень очень красивый, где только Кику его нашёл?       Она усмехнулась, все так же рассматривая фотографию. А Брагинский застыл в недоумении. Возможно ли, что это случайность? В том, что Коля не стал бы намерено позировать Хонде, Иван ни секунды не сомневался. Но даже если бы подобное было, он бы сказал об этом брату. А Коля никогда не говорил, что Кику снимал его на камеру. Тогда что же это? Хонда вот так случайно шёл по улице и совершенно случайно увидел Колю? А так же случайно сфотографировал его?       Брагинский никогда не верил в подобные случайности. А значит, что-то тут не так.       — Это мой младший брат, — сказал он.       Юльхен снова посмотрела на него.       — Вот как? Он очень красивый.       Иван невольно вспомнил, как брат буквально два часа назад внезапно поцеловал его в губы. Слишком не к месту он это вспомнил.       — Наверное. А твой брат не здесь?       — Нет, он у нас только живопись любит.       Байльшмидт усмехнулась, ясно давая понять, что она не против такого общения. А это означало, что у Ивана был шанс не только познакомиться с ней поближе, но и пригласить куда-нибудь.       Ван Яо оставил Кику с Франциском и намерено отошел в сторону лестницы. Туда, где он видел в последний раз Артура Керкленда. Оказалось, что англичанин до сих пор стоял тут. Он словно напоказ демонстрировал, насколько ему неинтересна эта выставка.       Это было плохо. Телевизионщики снимали его, потому как он был очень даже состоятельным бизнесменом, известным в широких кругах человеком. Его такое отношение к выставке могло сделать не самую лучшую рекламу. А еще Яо не нравилось то, что этот странный человек остался равнодушен к подобному мероприятию.       — Мистер Керкленд?       Блондин оглянулся в его сторону.       — Вы…       Весь вид Артура так и кричал о том, что ему здесь безумно неинтересно и он хотел бы свалить куда подальше. И по совсем уже непонятной причине Яо это сильно задело.       — Вижу, вы немного заскучали, — заметил китаец с легкой усмешкой на устах. — Меня, как хозяина этой галереи, это сильно огорчает.       Керкленд поджал губы.       — Ничем не могу помочь. Мне не интересны эти глупости.       Стоит отметить, что Ван Яо никогда не любил англичан. Он и сам не понимал природу этой неприязни. Просто она была с ним всегда. Но конкретно сейчас ему отчего-то захотелось сделать так, чтобы Артур убрал с лица это тошнотворное выражение вселенской скорби. Захотелось сделать так, чтобы он был в восторге.       Любыми путями сделать это.       — Я заметил. Вы далеки от искусства.       Артур отвёл взгляд.       — Далёк. Но этот французский идиот решил притащить меня сюда. Просто назло мне.        «Какие милые семейные отношения», — подумал Ван.       — Он хотел приобщить вас к миру искусства?       — Нет, — резко отозвался Керкленд. — Он просто хотел лишний раз потрепать мне нервы. Я вообще не понимаю, как моя сестра могла выйти замуж за это недоразумение.       Яо лишь шире улыбнулся. Отчего-то именно сейчас англичанин показался ему… милым. Да, именно милым, хотя это и звучало в высшей степени странно.       Керкленд был похож на ежа. Он такой колкий, но где-то под этими иголками прячется человек, которому явно не хватает тепла. Китаец не был уверен наверняка, но он ясно чувствовал, что это так. Артуру было, наверное, лет двадцать пять, не больше. Он сын богатых родителей со сложным характером, и он ничего не понимает в искусстве. И почему-то именно такой непонятный человек должен был запасть в сердце умудренному опытом Ван Яо.       — И все же, я хотел бы сделать так, чтобы ваш вечер не пропал даром, — сказал он. — Думаю, я знаю, что может вас заинтересовать.       — Уж точно не ваше это искусство… — отозвался Артур.       Но китаец его удивил.       — Вы любите чай?       Керкленд удивленно обернулся к нему.       — Чай?       — Да, — улыбнулся Ван. — Я большой знаток в чае, знаете ли. И у меня как раз есть то, что сможет по достоинству оценить только истинный знаток чая. Что скажете? Не желаете составить мне компанию за чаепитием?       В зелёных глазах англичанина тут же появился интерес.       — Это какой-то особенный сорт?       — Вы будете удивлены.       Теперь Керкленд вовсе не скрывал, что ему стало крайне любопытно.       — Заинтригован.       — Тогда милости прошу в мой кабинет.       Ван Яо уже был доволен тем, что ему удалость привлечь внимание этого человека. Он уже знает, как его удивить.