Рейс SQA016

Эмма тяжело плюхнулась на кровать своего гостиничного номера и вперила взгляд в потолок. Она начала осознавать, что за штука такая – синдром смены часовых поясов. В Лондоне было десять часов дня, и она была истощена, а завтра ей снова нужно работать, причем с шести утра. Но ее внутренние часы говорили, что сейчас пять часов после полуночи, и она не спала всю ночь. Она заработала головную боль, пока разобралась с разницей во времени, и уж что она сейчас точно знала, так это то, что ей нужно поспать, пока есть возможность, чтобы по максимуму прийти в себя ко времени обратного перелета. А еще Эмме нужно было как можно скорее отдать униформу в химчистку отеля, чтобы ее вернули до того, как придет время надевать ее снова. И она отчаяно хотела поговорить с Генри, рассказать ему все об ее первом полете в другую страну. Часть ее требовала выйти на улицу и посмотреть Лондон, исследовать новый город, но Эмма была столь истощена, что сейчас это было бы бессмысленное действие – у нее будет множество других возможностей побыть туристкой, раз уж это теперь ее жизнь. Она закрыла глаза и задумалась о прошедшей рабочей смене. Эмма привыкла к быстрому ритму внутренних перелетов, но дальний рейс был абсолютно другим – он, казалось, мгновенно менялся от спокойного и расслабленного состояния к бешеному ритму. После того, как пассажиры уснули, они с Белль отправились в каюту экипажа, к которой вела секретная лестница, расположенная в задней части самолета. Обычно каюту использовали на более длительных перелетах, когда у экипажа согласно регламенту должен быть перерыв в длинной смене. Но Белль сказала, что во время ночных рейсов Айрис предпочитала, чтобы на главной палубе оставались только дежурные бортпроводники, которые помогали бы пассажирам в случае необходимости, а остальная часть команды находилась в каюте. Иначе бортпроводники собирались в помещениях экипажа и создавали слишком много шума, тревожа пассажиров. Белль предупредила Эмму, что если она вызовет недовольство Айрис, то окажется среди тех избранных, которые будут вынуждены остаться внизу, в основном помещении экипажа. В каюте, предназначенной для отдыха команды, было шесть двухъярусных кроватей и небольшое пространство с креслами, и к тому времени, как Белль и Эмма через весь самолет дошли до места, свободной оставалась уже только одна койка, на которую они и сели, захватив газировку из холодильника. Сначала женщины болтали о работе – Белль дала Эмме несколько советов по взаимодействию с пассажирами первого класса; затем они принялись обсуждать стратегию обслуживания завтрака. Но вскоре беседа перешла на личные темы: Эмма рассказала о Генри, а Белль – о Роберте, своем новом муже. Эмма была просто счастлива, что встретила Белль в свой первый день на работе, и что они будут часто работать вместе. На прошлом месте работы она узнавала, с кем будет в паре, буквально за двадцать минут до начала посадки, и чаще всего это означало какие-либо личностные конфликты. Эмма обычно старалась этого избегать – она много и тяжело работала, и даже так ей едва удавалось сводить концы с концами. Она не хотела добавлять дополнительные сложности, становясь «человеком, с которым трудно сработаться». К счастью, в Краун, похоже, все было по-другому, по крайней мере, в заветном первом классе. После двухчасового перерыва они вернулись в помещение экипажа первого класса. Эмма включила духовки, а Белль запустила режим постепенного увеличения освещения салона. Один за другим пассажиры стали просыпаться и отправляться в туалеты, чтобы освежиться. Эмма и Белль быстро убирали простыни, одеяла и подушки с освободившихся мест и превращали кровати обратно в кресла. Все постельное они запихивали в небольшой люк, через который вещи попадали в контейнер для грязного белья в багажном отсеке. К тому моменту, как они начали обслуживать завтрак, позвонила Айрис, предупредив, что, по словам капитана, благодаря попутному ветру над Атлантикой, они приземлятся на двадцать минут раньше запланированного времени. Белль пояснила Эмме, что теперь им придется подать завтрак, дождаться, когда его съедят, прибраться и подготовиться к посадке за сорок пять минут, чтобы уложиться в срок. Вдвоем они быстро обслужили завтрак – горячее или хлопья, а также чай и кофе. Наливая Реджине вторую чашку чая, Эмма заметила, что женщина уже который раз поглядывает на часы, и пояснила: - Мы приземлимся примерно на двадцать минут раньше благодаря попутному ветру. - О, понятно, – ответила Реджина, – я удивилась... Эмма улыбнулась, убирая тарелку со стола. - У меня хорошее чувство времени, – немного неловко призналась Реджина. - Как и у меня, тем более на этой работе, – улыбнулась Эмма. Затем Эмма и Белль приготовили салон первого класса к приземлению – прибрались после завтрака, проверили ремни безопасности, подняли шторки иллюминаторов и удостоверились, что проход ничто не загромождает. Затем они сели на откидные сиденья и сообщили Айрис, что к посадке все готово. И уже двадцать минут спустя они были на земле, и самолет медленно ехал к гейту прибытия лондонского Хитроу. Айрис сделала объявление по громкой связи, сообщив пассажирам местное время и погоду в городе, а также разъяснив дальнейшие действия пассажирам, у которых это стыковочный рейс. После посадки всегда приходится бороться с пассажирами, которые видят, что бортпроводники уже ходят по салону, и тоже хотят встать, хотя правила авиакомпании требуют, чтобы они оставались на своих местах во избежание несчастных случаев. Так что, пока самолет ехал к аэропорту, Белль и Эмма практически прокрались в помещение экипажа. Там они надели свои красные пиджаки и обувь на высоком каблуке, и начали готовить верхнюю одежду и багаж пассажиров, чтобы быстро передать вещи выходящим. Эмма знала, что Реджина забронировала место десять-А для того, чтобы как можно быстрее покинуть самолет, так что в первую очередь Свон подготовила вещи мисс Миллс. И, как только самолет остановился у гейта прибытия, и табло "пристегнуть ремни" было выключено, Эмма уже стояла около места десять-А. - О, спасибо, – Реджина была приятно удивлена действиями Эммы, которая помогла ей надеть пальто, зная, что утром в Лондоне должно быть холодно. Белль и Эмма вручили всем пассажирам их вещи и стояли у выхода, прощаясь с путешественниками. Как только последний человек ушел, бортпроводники вернулись в салон, чтобы проверить, не осталось ли забытых предметов. - Доктор Хоппер оставил тебе чаевые и записку, – Белль улыбнулась, подавая Эмме банкноту в пятьдесят долларов и листок бумаги. - О, мой Бог, – удивленно произнесла Эмма, – он такой замечательный. В записке было "спасибо" и надежда на то, что они скоро снова увидятся, и Свон держала банкноту и листок бумаги как большую драгоценность. - Так, я могу их оставить, мне нужно сообщить об этом?.. - Нет, – Белль покачала головой, – пассажиры первого класса часто оставляют чаевые, мы просто никому не говорим, это негласное правило. Эмма кивнула и снова перечитала записку. - Похоже, ты понравилась мисс Миллс, – заметила Белль, указывая на что-то, лежащее на подлокотнике кресла десять-А. Эмма подошла ближе и подняла оригами лебедя, сложенного из какой-то купюры. - Ух ты, это поразительно. - Это лебедь, да? – Белль улыбнулась. – Ахх, лебедь для лебедя[1]! Мило! Эмма аккуратно держала фигурку на ладони и благоговейно смотрела на нее. - Лучше спрячь его, пока Айрис не появилась. У нее забавное представление о чаевых, она думает, что их нужно возвращать пассажирам, – Белль закатила глаза. - Разве это не грубо? - Я тоже так считаю, – согласилась Белль, – и я не собираюсь разыскивать пассажиров первого класса, дабы сказать им, что они могут оставить деньги себе! Но, похоже, некоторые девочки не зря называют ее "мать-настоятельница". Быстро осмотрев салон, они покинули самолет и, после короткого собрания в офисе Краун, разошлись по своим делам. Белль обняла Эмму и сказала, что не может дождаться, когда увидит ее в следующее воскресенье. Свон шутливо отмахнулась от коллеги и отправилась к автобусной остановке, чтобы поехать в пригородный отель, номер в котором она забронировала заранее. Лежа на кровати, Эмма смотрела в потолок и улыбалась – это будет чертовски тяжелая работа, но оно того стоит. Она вынула из кармана пятьдесят баксов и записку от доктора Хоппера, и снова прочитала ее, не переставая улыбаться. Эмме понравился этот мужчина, и она надеялась снова увидеть его во время одного из своих рейсов. Свон села и потянулась к другому карману, чтобы вынуть оригами лебедя. Женщина с улыбкой смотрела на фигурку – казалось почти кощунством разворачивать ее, но Эмма знала, что это может быть десятка, а может и банкнота большего номинала, и она не могла себе позволить разбрасываться деньгами. Свон медленно развернула лебедя, чтобы не порвать, и потрясенно уставилась на купюру, которая оказалась не десяткой, как она сначала подумала, а сотней баксов. Эмма тщательно расправила банкноту и пару секунд удивленно смотрела на нее, задаваясь вопросом, что же она такого особенного сегодня сделала, чтобы заслужить сто пятьдесят долларов чаевых, а потом убрала деньги в кошелек. Собравшись с силами, Эмма переоделась в джинсы и свитер, сложила свою рабочую униформу в мешок и спустилась на ресепшен. Там она сдала одежду в химчистку, дважды переспросив, успеют ли они с чисткой к вечеру. Вернувшись к себе в номер, Эмма из последних сил стянула с себя верхнюю одежду и рухнула на кровать. Она поставила будильник на телефоне на час дня, чтобы успеть позвонить Генри и рассказать ему о своих приключениях. Казалось, прошло не больше десяти минут, как раздался звонок будильника. Эмма даже сверилась с настенными часами, чтобы убедиться, что проспала больше трех часов. Усталость быстро сменилась волнением, когда Свон подключилась к Wi-Fi отеля и запустила скайп на телефоне, чтобы позвонить Мэри-Маргарет. Эмма села, протерла глаза от сна и подавила зевок. - Мама! Эмма улыбнулась, поняв, что Генри схватил телефон Мэри-Маргарет, как только тот зазвонил. - Привет, Генри! - Мама! – снова с восторгом воскликнул мальчик. - Да, – хихикнула Эмма, – как твои дела? - Мама, ты сейчас в Лондоне? – спросил Генри, игнорируя ее вопрос. Эмма знала, что его волнение сделает разговор несколько прерывистым. - Да, я сейчас в Лондоне, – подтвердила она. - Ух ты, – благоговейно прошептал Генри. Мальчик еще не полностью постиг концепцию разницы во времени и расстоянии. - У меня сейчас день, – сказала Эмма, чтобы помочь сыну разобраться с часовыми поясами. - У меня сейчас утро, – ответил Генри. - Я знаю. Ты только что позавтракал, да? – Эмма улыбнулась, но сердце ее сжималось от того, что она могла лишь по телефону с сыном поговорить. - Да, блинчики! – гордо объявил Генри, прежде чем стать серьезным: – Когда ты будешь дома? - Завтра днем, – ответила Эмма, которой эти полтора дня казались вечностью. - Ладно, – небрежно сказал Генри, – Мэри-Маргарет хочет поговорить с тобой. Я люблю тебя, мама. - Я тоже люблю тебя, Генри, – успела ответить Эмма, прежде чем услышать звук передаваемого телефона. - Привет, – раздался голос Мэри-Маргарет, – как Лондон? - Понятия не имею, я истощена! – признала Эмма. – У вас там все хорошо? - Да, все прекрасно, – Эмма почти слышала, как Мэри-Маргарет закатила глаза, отвечая на вопрос, – мы играли, ужинали, потом Генри принял ванну и лег спать. Полчаса назад он проснулся, так что у него практически не было времени для того, чтобы скучать по тебе. - Думаю, ты права, – с сожалением ответила Эмма, – но это до сих пор так странно – быть вдали от него. - Я знаю, – посочувствовала Мэри-Маргарет, – но я клянусь, что хорошо забочусь о нем и не выпускаю его из виду. - Не знаю, что бы я без тебя делала, – признала Эмма, пытаясь сдержать слезы, сформировавшиеся в уголках глаз. - Ты никогда не узнаешь, – серьезно ответила Мэри-Маргарет, – а теперь расскажи мне все о пассажирах первого класса, какие они? И женщины принялись болтать о приключениях Эммы во время ее первого рейса в качестве бортпроводника салона первого класса.