С их разговора прошло два дня: два тянущихся медленно и мучительно дня. За это время Аято вместе с Киичи смогли продумать полный план действий.
Как настоящие секретные агенты, они расписали всё от «А» до «Я», договорившись держать связь друг с другом при помощи мобильных телефонов и интернета. В то время как Куроно засядет за компьютером в классе информатики, Аято будет следить по городу за Канеки и передавать все его действия медсестре, чтобы та их записывала.
Предварительно узнав, до скольких у жертвы будут пары, медсестра выписала подростку справку, а затем под предлогом плохого самочувствия отправила его домой с последних двух уроков. Конечно, то было не совсем честно, но иначе они ничего не успели и упустили бы Кена из виду.
И вот, стоя напротив ворот университета Камии, Аято терпеливо ждал. Он устроился на деревянной скамье, не очень хорошо видной с выхода из учебного заведения, зато вполне подходящей за наблюдением за ним же. На голове капюшон, половину лица прикрывал шарф. Облачённый в своё привычное чёрное, он совсем не отличался от прочей толпы. И все планы Киичи с париками, тёмными очками и полным перевоплощением не пригодились. Да и сам бы Аято ни за что бы не согласился на подобные авантюры.
После приглушённого стенами учебного заведения и гулом проходящих мимо звона, подросток посмотрел на дисплей телефона, сверяясь со временем. Тоука сегодня работала, но у неё ещё две пары, а вот Канеки, если верить расписанию, должен был закончить как раз сейчас. Уточнив об этом у Куроно, сидящей по ту сторону связи, он услышал удовлетворительный ответ.
«Всё так, как ты сказал. Я даже ещё раз проверила», — послышался радостный голос медсестры в надетом на одно ухо наушнике. Аято по привычке кивнул и, сверля взглядом ворота, стал терпеливо ждать.
Университет был не просто большим — огромным. Имея два входа и выхода с противоположных друг другу сторон, Аято вообще сомневался, что Кен воспользуется именно тем, который тот сторожит: он просто сел здесь, доверяясь тем пятидесяти процентам успеха. В любом случае, с него не убудет: если что, попробует в следующий раз. Но, к великому счастью, в этот раз Киришима не прогадал с выбором центральных ворот.
Канеки появился через двадцать семь минут после окончания пары и направился в левую от подростка сторону, прямиком к центру города. Один, с сумкой наперевес и в привычной мешковатой одежде. И, как только он прошёл пару метров, Аято поднялся и последовал прямиком за ним.
Выслеживать в толпе людей этого белобрысого юношу было на самом деле нелегко. Он то скрывался среди силуэтов, то вновь появлялся с той стороны, откуда вообще нельзя было ожидать. Спасали лишь его необычный цвет волос и высокие сапоги на шнуровке: признавать не хотелось, но очень часто он находил жертву именно из-за них.
В фильмах, которые успел посмотреть Аято за эти два дня (по рекомендации Киичи), он видел кучу всевозможных агентов и работников правоохранительных органов, которые точно так же следовали за предполагаемым преступником. Только в каждом фильме толпа не была такой густой и плотной, да и следователи были всегда высокого роста, не то что сам Киришима, еле как дотягивающий до планки метр шестьдесят. Именно поэтому подросток то и дело терял Кена в толпе, но, к великому облегчению, почти тут же находил.
Маршрут Канеки был весьма странный. Изначально Аято казалось, что тот направится домой или в Антейку. Только вот они шли в противоположную сторону от кафе, да и сам юноша отзывался, что живёт неподалёку от центра, а не в нём самом. Именно поэтому брожение по центральным улочкам, набитыми людьми, казались ему весьма странными и запутанными. В один момент Киришиме почудилось, что тот про него всё прочухал и так пытается избавиться от назойливого хвоста, но подобные предположения развеялись, когда парень встал напротив огромного здания, вывеска на котором гласила «Центральная Библиотека».
— Зайдёшь или будешь ждать? — спросила электронным голосом Киичи.
— В библиотеке не так много народа, он сразу меня увидит и тогда нехорошо получится, — ответил Аято, начиная искать взглядом предполагаемое убежище. — Лучше подожду его на улице, рядом с киосками.
Так он и сделал. Присев на низкий забор рядом с небольшим магазинчиком журналов, Аято вновь стал дожидаться, когда Канеки выйдет на улицу.
Мимо проходили люди, совершенно не замечая подростка. Их лица менялись друг за другом с невероятной скоростью, и спроси кто Аято чуть позже — не вспомнил ни одного. Проносились машины, иногда пробегали кошки или собаки, над головой пролетали птицы, а прохладный ветер трепал капюшон и чёлку. Жизнь проносилась мимо, неслась буквально бешеным потоком, но не поглощала в себя незаметного парнишку, стоявшего на месте и не сводящего внимательного взгляда с тёмных дверей библиотеки.
Он не помнил, сколько так вот простоял. Периодически отходя от забора, он блуждал вдоль улицы, чтобы размять ноги, но потом возвращался к первичному месту, продолжая наблюдать. Единственным развлечением были разговоры с Киичи, которая подбадривала его и рассказывала какие-то весёлые, по её мнению, байки, не интересные самому Аято ни на каплю. Но тот стойко терпел каждую историю, иногда даже пытаясь поддержать разговор. Правда, то у него получалось плохо.
Одновременно с этим девушка искала хотя бы малейшую информацию об их жертве, но так и не смогла найти ничего стоящего. «Ох уж и развелось этих КК», — недовольно ворчала она, набирая очередной текст.
Канеки пробыл в библиотеке три часа и тринадцать минут, вышел оттуда в половине шестого и направился к северной части города. Киришима следовал за ним до самого гипермаркета, но там же и остановился. При виде еды, вывешенной на витринах и виднеющийся через прозрачное стекло, в животе невольно заурчало. Да, всё же Аято сегодня так ничего толком и не ел: лишь завтракал утром, и поэтому сейчас его желудок так страшно протестовал. Но парень чётко настроился, что поест только по завершении «операции». Поэтому он проследовал за Кеном дальше, когда тот вышел из магазина с пакетом продуктов.
Следующим местом назначения было Антейку, что, собственно говоря, ни капельки не удивило Аято. Однако пробыл там белобрысый юноша совсем недолго: около двадцати минут, потом вышел всё с тем же пакетом и сумкой и двинулся дальше.
Вскоре следовать за ним стало куда более проблематично: вечером людей в городе совсем нет, тем более в подобных улочках жилых районов. Конечно, восемь часов, час-пик, все возвращались с работы, однако именно здесь людей было минимальное количество: приходилось вставать ещё дальше и прятаться в тенях.
Всё как и говорилось раннее: жил тот в высотных зданиях в трёх кварталах от Антейку. В доме — восемь этажей и три подъезда. Рядом с каждым ухоженная лужайка, поредевшая из-за холодов. Небольшая стоянка для машин, детская площадка, а если быть точным — целых две. Домов всего он насчитал пять, остальные были трёхэтажные и стояли чуть поодаль.
Район выглядел весьма ухоженным, а это значит с деньгами у Кена проблем не водилось. Конечно, возможно, ему помогали родители, оставшиеся жить в другом городе, но и это выглядело несколько странным.
— Он зашёл в один из подъездов, — сообщил Аято Киичи. — Вернулся домой. Я могу уже уходить?
— Договорились же — следишь до десяти вечера, — сообщила ему Куроно, сонно зевнув при этом. — Мы играем в опасные игры, но, может быть, он ещё куда-нибудь отправится. Всего лишь восемь часов, Аято-кун. Время есть.
— Я тебя понял, — выдохнув, сказал Киришима.
Подросток коротко оглянулся. Улица пустовала и почти что находилась в тишине: лишь вдалеке слышались отголоски жизни вечернего города да в некоторых квартирах слишком громко звучал телевизор или разговаривали люди.
Какое-то время Аято простоял на месте, оглядывая окна многоэтажного дома, изучая каждое из них, а потом заметил, как свет в одном на втором этаже загорелся. Лишь еле как заметив белобрысую макушку, он понял, что то была квартира Канеки. Скорее всего, кухня — он также заметил, как юноша открыл дверь светлого холодильника, что-то туда убирая и сразу же закрывая.
Свет вновь погас. Хозяин апартаментов покинул комнату. Тогда, оглянувшись, Киришима пошёл вдоль дороги. Быть может, обнаружит что-нибудь с другой стороны дома?
В то время как он обходил дом вдоль ровной и широкой дороги, в голове вертелись разные мысли. Они так упорно таскаются за ним, вынюхивают и изучают, чем тот живёт и кем был, но, глядя на него со стороны, Кен никак и ничем не выделялся. Хорошо учился, во всем преуспевал. То, что он так хорош — единственная причина их недоверия. Почему они откидывают варианты того, что такое возможно? Что каждый день белобрысый упорно трудится, чтобы быть тем, кто он есть сейчас? Чтобы преуспевать в учёбе и работе? Любой так может! А характер идёт исключительно от воспитания. Мало ли, какие у него родители и в каких условиях он рос! Аято же увидел ту трещину в идеальной доброте: значит, не так уж и сильно он отличается от остальных?
Подросток выдохнул. Он уже сомневается в правильности своих действий. Впрочем, не в первый раз.
Оттянув от лица шарф, парень вдохнул воздух полной грудью. Волосы, когда тот снял капюшон, растрепал ветер, охлаждая голову от всевозможных и ненужных мыслей. Нет, так не пойдёт. Раз уж они решили идти до конца, значит, хоть то и будет напрасно, они выяснят, что с ним не так. С такой мыслью он остановился и повернулся в сторону окон, которые предполагаемо выходили на квартиру Канеки. В них горел свет, и подросток почти тут же нашёл объект своей слежки и, шагнув назад и спрятавшись в тёмных кустах, стал наблюдать: а что ещё оставалось делать?
В наушнике были слышны быстрые клацанья пальцами по клавиатуре, размерное дыхание Киичи и редкие сонные зевки. На улице, где-то вдалеке, лаяла собака, а Аято, спрятавшись в кустах где повыше, без особого энтузиазма, от усталости наблюдал за предполагаемым парнем своей старшей сестры. Вот он скинул сумку, подошёл к столу и нажал на ноутбуке кнопку включения. Пока тот загружался, вновь отошёл, на ходу стягивая через голову мешковатую тёмную толстовку и скидывая её куда-то в сторону самой сумки.
Глаза Аято удивлённо распахнулись. Глядя на его запястья, — худые и тонкие, — он всегда думал, что этот бледный юноша сам по себе тощий и дряхлый, но увидев руки выше, — крепкие, накачанные, — понял, что сильно ошибся. Не сказать, конечно, что выглядит угрожающе на этом всё так же худощавом парне, но Аято до такого было далеко, несмотря на все ежедневные драки. «Которых не было уже больше недели», — как-то невесело подумал Киришима, сжимая руки в кулаки.
Шум в наушниках совсем стих — Киичи решила отдохнуть. Собака перестала лаять где-то вдалеке, телевизор из приоткрытого окна звучал невероятно тихо, а Аято всё смотрел удивлённым взглядом на Кена. На крепкие руки и широкую грудь, кубики пресса на животе и сильную спину с выпирающими лопатками. Исполосованный шрамами, — большими и маленькими, — он больше не казался парню каким-то слащавым слабаком. Вспоминая то, как Канеки схватил его за локоть, Аято понял, откуда такая сила, и буквально не мог отвести взгляда, громко сглатывая слюну и почти что не дыша, словно любое неверное движение может спугнуть это наваждение.
Подросток невольно прикоснулся рукой к локтю левой руки и коротко вздрогнул от воспоминаний. И, наверное, он бы так и стоял, как вкопанный, не сводя пристального взгляда, но…
— Ох уж эта молодёжь.
Аято вздрогнул всем телом, резко переводя взгляд с окна на того, кто произнёс эти слова. Перед ним стояла немолодая, но и ещё не совсем старая женщина: уже виднелись просветы пожилого возраста, но глаза её горели, как у девушки в расцвете сил.
Она, ведя на привязи большого золотистого ротвейлера, остановилась и теперь, глядя по направлению окна белобрысого юноши, который уже спокойно сидел за столом в ноутбуке, как-то мечтательно вздыхала. А потом, повернувшись к Аято, странно улыбнулась, будто бы вспоминая и молодость, и всё сразу. Только вот парню от этого стало не легче: его буквально пробила сильная дрожь.
Не сказав и слова, Киришима быстро нацепил на себя капюшон и, прикрывшись шарфом, буквально рванул со своего места, не желая более находиться здесь. Не видя и не слыша ничего рядом с собой, он быстро покинул жилой посёлок, останавливаясь лишь тогда, когда точно убедился, что никого рядом и быть не может.
Перестав убегать, он прислонился спиной к высокому каменному забору, пытаясь отдышаться. Сердце колотилось в бешеном ритме, так, что, казалось, оно вот-вот выпрыгнет, прорывая кожу и ломая рёбра. Горло спёрло из-за тяжелого дыхания, а кожа на лице горела страшным жаром невесть отчего. Аято приложил холодные ладони к щекам, и те быстро согрелись. И, стиснув зубы и зажмурив глаза, он медленно сполз вниз, садясь на промёрзшую землю.
— Аято-кун? — послышался тихий голос Киичи в наушнике. — Аято-кун, ты там?
Парень ещё раз громко выдохнул и, выпрямив спину, нажал на небольшую кнопку наушников, включая микрофон, который случайно выключил во время побега.
— К чёрту это всё, Киичи-кун, — сглотнув, сказал тогда Киришима. Кожа на лице всё ещё горела, сердце отбивало свой дикий ритм, и всё это страшно мешало сосредоточиться. — Я иду домой. На этом мы закончим.
— Что-то случилось? Он тебя заметил?
— Нет. Завтра расскажу о том, что узнал. До тех пор мне нужно отдохнуть… и хорошенько подкрепиться.
— Хорошо. Я пока что ещё немного посижу и поищу, — Куроно выдохнула. — Спокойной ночи, Аято-кун.
— Спокойной, Киичи.
Отключившись от звонка, Киришима стянул с себя наушники. Посмотрел перед собой и, цыкнув, поднялся на ноги. Вдохнул морозный воздух и поплёлся по полупустым улочкам в сторону дома. Почти девять вечера. Тоука уже должна быть дома и, скорее всего, переживает. Понял это подросток лишь тогда, когда заметил несколько пропущенных вызовов. Перезванивать не стал и лишь двинулся дальше, ускоряя шаг. И страшная паранойя того, что кто-то наблюдает со спины, не давала ему успокоиться почти всю дорогу.
***
Горячие ладони очертили грудь, прошли по впалому животу и остановились на боках, перебирая пальцами, заставляя податливое тело выгибаться в спине. Прикосновения чужих рук обжигали и без того разгорячённую кожу, заставляя закусывать губу и зажмуривать глаза, еле как сдерживая в себе громкие и до стыда неприличные стоны, вырывающиеся из горла хриплыми вздохами. Умелые руки находили все потаённые точки юношеского тела, заставляя то извиваться и поддаваться ласкам навстречу, требуя тем самым ещё и ещё, всё больше новых ощущений. И тогда, под тихую мольбу, кожу на его шее несильно прикусили, и из груди вырывался первый полноценный стон, а длинные пальцы буквально вцепились в широкие плечи, царапая кожу ногтями и оставляя на ней всё больше и больше новых ран. Влажные от поцелуев губы шепчут его имя на ухо, обжигая дыханием чувствительную мочку, а руки ласкают в тех местах, где его ещё никто не касался. И от этого кружилась голова, мир перед глазами плыл и мысли были лишь об одном человеке, имя которого срывалось с обкусанных губ. И когда тот нависает сверху, он смотрит в его тёмные глаза, почти что утопая в них и, что-то тихо шепча, тянется за очередным поцелуем, прикрывая веки, но…
Аято резко распахнул глаза, глядя перед собой, в белый потолок собственной комнаты. По вискам текли холодные капли пота, грудную клетку сжало почти до боли от тяжелого дыхания. Сердце билось невероятно быстро, готовое выпрыгнуть из груди, отчего подросток сжал дрожащую руку в той области, помяв при этом футболку.
Ещё какое-то время он лежал так просто, неподвижно, а потом, будто бы испугавшись чего-то, включил ночник над головой и оттянул одеяло, заглядывая под него. И громко взвыл, падая обратно и закрывая лицо руками.
На его вой пришла Тоука, заглядывая в полумрак комнаты.
— Уже проснулся? — спросила девушка, глядя на брата. Тот убрал ладони от лица и посмотрел в её сторону. — Рановато. Завтрак будет готов через полчаса. Пока что можешь сходить в душ, раз вчера не успел: горячая вода пока что есть.
— Хорошо, — хриплым ото сна голосом ответил ей Аято, и тогда комната вновь погрузилась во мрак, нарушаемый лишь слабым светом от небольшого ночника над кроватью.
Пролежав бездвижно несколько минут, младший Киришима громко выругался и ударил кулаками по кровати и, перевернувшись, зарылся лицом в одеяло, пытаясь унять смущение и стыд, которые сковали всё его тело и разум. Конечно, он знал, что такое в его возрасте бывает, ведь это простые физиологические потребности растущего организма. Да и разряжать себя по утрам было вполне естественным: иногда приходилось. Но чтобы ему снилось такое… да ладно, просто приснилось бы! Но почему именно с ним?!
«Грёбанная хрень», — подумал тогда Аято, а потом, откинув от себя одеяло, двинулся к шкафу и, взяв оттуда одежду, вышел из комнаты.
После душа он переоделся в школьную форму, а затем, скинув грязную одежду в самый дальний угол бельевой корзины, вышел и прошёл на кухню. По телевизору негромко шёл какой-то утренний незатейливый фильм, включенный больше для фона, чем из-за интересного сюжета. За столом, перед разложенной едой, сидела Тоука и, глядя в телевизор, подпёрла руками лицо. Но, заметив Аято, она выпрямилась и улыбнулась ему.
— Приятного аппетита, — сказала тогда старшая Киришима, взяв в руки палочки.
— Приятного аппетита, — повторил за ней подросток, подвигая к себе миску с рисом.
— Вчера звонил Дайсукэ-сан. Твой классный руководитель, если ты вдруг забыл, — начала Тоука, перекладывая себе в тарелку небольшой кусочек рыбы. — Говорит, ты совсем не посещаешь уроки современной истории. Да и вообще не ходишь на занятия Хаэдэ-сана.
— Нудный мужик, на его уроках скучно, — довольно просто ответил Аято. — Да и, тем более, я без него разбираюсь в этих предметах лучше любого ученика в школе. Толку-то?
— Посещаемость, Аято. Она тоже скажется на итогах, — девушка выдохнула. — И как с таким настроем ты думаешь поступать? Знаешь, какого труда стоило туда попасть мне? А ведь я не пропускала ни одного дня просто так! Думаешь, тебе это так просто сойдёт с рук?
Аято ничего не ответил и лишь молча продолжал завтракать, кидая мимолётные взгляды на телевизор. Тоука с минуту смотрела на него, но, не дождавшись хотя бы попытки ответить, решила замять эту тему. Она не сомневалась в нём, парень это знал, просто играла в строгую старшую сестрицу. Наверное, то вошло у неё в привычку или, быть может, это их совместная традиция, переходящая из года в год независимо от обстоятельств.
— И он сказал кое-что ещё, — вновь заговорила девушка, привлекая внимание брата. — За последнее время ты ни разу не ввязался в драки. Две недели прошли без происшествий, как сказал Дайсукэ-сан. Ещё немного — и тебя будут ставить в пример иным ученикам, Аято! Что с тобой?
— Это случайность, — отмахнулся тот. — Никто не достаёт, вот и нет надобности надавать какому-нибудь умнику лишних пинков.
— Если вдруг что-то случилось, ты всегда можешь мне об этом рассказать, — приложив руку к груди, заверила его старшая сестра. Аято хмыкнул. — Ну, правда, Аято, мы ведь когда-то не таили друг от друга и малейшего секрета.
— Нет у меня секретов, со мной всё в порядке!
Он поднялся из-за стола и, оставив грязную посуду, пошёл в сторону коридора. Уже там, не включая свет, на ощупь нашёл кроссовки, кое-как начиная их завязывать. И, когда парень накинул на себя куртку, звон посуды на кухне стих, и Тоука, выглянув из-за угла, внимательно посмотрела ему в глаза через зеркало, перед которым тот стоял.
— Придёшь сегодня в Антейку?
— Нет, в этот раз я занят, — ответил ей Аято. А потом, взяв сумку, молча вышел из квартиры, закрывая за собой дверь.
***
— Ты сегодня поздновато, Аято-кун, — пробубнила Киичи, подъезжая к тому на стуле. — Я думала, ты придёшь на третьем уроке. История ведь.
— Решил сегодня сходить. Скажу честно, не понравилось, — ответил ей Киришима, стряхнув с себя кроссовки и увалившись на больничную койку.
Медсестра выдохнула, но, сжав в руках какую-то папку красного цвета, внимательно посмотрела на подростка.
— Рассказывай, — Куроно сверкнула любопытными глазами.
— Что?
— Ну Аято! Вчера, прежде чем отключиться, ты сказал, что расскажешь мне о том, что видел! Давай! Мне же интересно!
— А, ты про это, — парень принял сидячее положение и, облокотившись спиной о твёрдую спинку кровати, задумчиво свёл брови вместе. — Да говорить толком не о чем. Я проследил за ним до самого дома. Как и говорилось, живёт он в Гоусен — маленьком жилом районе. И я бы не сказал, что это подходящее место для студентов, приехавших из другого города. Квартира самая обычная, только вот кое-что меня смутило… У него по всему телу шрамы. Несколько длинных и глубоких, на спине и груди. Выглядит жутко.
— Шрамы? На теле? — переспросила Киичи, а потом, улыбнувшись, внезапно выпрямилась. — Ах, так вот почему какая-то дамочка говорила что-то из разряда «о времена, о нравы»? Ох, Аятушка, так вот ты каков!
— Заткнись, Киичи! — слегка покраснев, огрызнулся подросток, заставляя ту тихо захихикать.
Однако, кашлянув, она сделала якобы серьёзный вид и похлопала по папке, лежащей у неё на коленях.
— У меня тоже кое-что для тебя есть. — Куроно открыла защёлки и протянула листы своему коллеге, а потом, пока тот всё изучал, комментировала: — Канеки Кен, возраст двадцать лет. Студент Токийского Университета Камии, обучается, как ни странно, на историка. До того, как приехать сюда, жил в Шибуе и учился в тамошней школе. Особых отличий не имел, но был одним из лучших учеников, только, правда, из-за частых пропусков не смог выйти на медаль, — с грустью пишет школьная газета. Ничем не отличился, по крайней мере, в чём-то масштабном, а его бывший классный руководитель сказал, что тот был «нелюдимым мальчиком, читающим книги и часто болеющим».
— Ты связалась с его классным? — удивился Аято, поднимая взгляд на девушку. — Вот это ты серьёзно к делу подошла.
— Конечно! — хихикнув, ответила ему Киичи. — Он ещё кое-что рассказал. Мол, родителей мальчик не имеет и жил не то с тёткой, не то с дядей. В общем, те ни разу не интересовались его успеваемостью и даже на собрания не приходили. Друзей у него не было за все три года обучения в старшей школе, да и не любил его никто. В общем, если считать школьную жизнь, то ничего такого криминального за ним не стоит. Да и подобное поведение, переезд, отношение к людям — всё это вполне можно объяснить. Ну, понимаешь, жить не с родителями, а с родственниками, которые тебя просто не замечают? Отсюда, кстати, и могли появиться те самые шрамы. Может, его там били, не думаешь? А ведёт себя он так дружелюбно, старательно и покладисто, ибо цепляется за новую жизнь. Если потеряет работу и учёбу — придётся вернуться обратно. Я бы лично старалась изо всех сил, лишь бы этого не случилось.
Аято согласно кивнул и вновь опустил взгляд на бумаги в своих руках. Вырезки из школьных газет, информация о студенте, какие-то личные заметки и перепись телефонного разговора. Пару фотографий в разном возрасте, и, если верить им, ещё года два назад волосы Канеки имели далеко не белый цвет: они были чёрными и более короткими, отчего и без того бледная кожа казалась ещё белее.
Совсем обычный, ничем не выделяющийся среди одноклассников, почти что сливающийся с тенью. Просто человек с разбитым прошлым, старающийся ужиться в этом мире; стараясь удержаться того, чего добился своими собственными силами. Почему-то именно из-за этого Аято стал чувствовать угрызения совести. Он вновь начал сомневаться, но…
«Но правильно ли я делаю, сомневаясь?» — думал Киришима, лёжа на диване перед телевизором. Шёл какой-то вечерний ужастик про серийных убийц в странных масках, охотящихся исключительно за детьми. Старый и совсем не страшный, а главные герои, копы, в этом фильме представляли из себя слишком пафосных и на самом деле глупых мужиков.
Аято смотрел его, совсем не думая о содержимом: голова была забита другим.
— Я в ванную, — сказала Тоука, проходя мимо и скидывая ноги брата со спинки дивана. Те больно ударились пятками о подлокотник, и парень болезненно зашипел.
Дверь в ванную комнату хлопнула, и через пару минут послышался шум воды, еле как просачивающийся сквозь разговоры в фильме. Подросток попытался вслушаться в их диалог, но, наплевав на это никчёмное дело, выдохнул и посмотрел в потолок.
Всё зря, всё зря… Но тут его осенило. Не складывается. Ничего не складывается. Два рассказа об одном человеке — две совершенно разные истории. Много друзей, кружок литературы, заботливая мать. Одинокий и забитый, вечно пропускающий занятия из-за «болезни». Эти рассказы из разных уст не сходились друг с другом. Тогда, получается, кто-то из них обманул. Либо Канеки, либо его учитель. Но какова вероятность, что второй вариант верен?
…понимаешь, Билли, они среди нас. Выглядят так, как обычные люди, но в душе у каждого таится целая копилка из безумия и мести. Эта месть за прошлое, месть за то, что идеальный мир был отвергнут кем-то извне; кем-то, кто мешал им ступить на путь счастья. И теперь они, притворяясь, придумывая себя нового, пытаются отомстить. Себе, своему прошлому — никто не знает. Но такие люди — уже давно не люди. Монстры, облачённые в кожу человека…
С обеденного стола послышался тихий писк, но и этот еле слышный звук ударил в голову подростка острой стрелой, выводя из собственных размышлений. Он, чуть приподнявшись на месте, глянул в ту сторону. Там, сверкая экраном, лежал телефон Тоуки. И кто решил написать ей в такое позднее время?
Поддавшись любопытству, парень поднялся и, перескочив через спинку, подошёл к столу, взяв мобильник в руки, отчего маленький брелок розового кролика ударил по костяшкам пальцев. Чёрным по белому горели слова:
«
Не спишь? Давай встретимся через час в парке Фуючи, недалеко от вашего квартала. Есть небольшой разговор».
Номер подписан как «
Канеки».
И что ему нужно от Тоуки в такое время?
…притворяясь, придумывая себя нового…
…монстры, облачённые в кожу человека…
Аято сжал телефон в руке и, бросив короткий взгляд на закрытую дверь ванны, нахмурился. Пора выяснить всё раз и навсегда.
