***
Холеный дворецкий бормотал что-то невразумительное с тем чувством собственного достоинства, с каким делают это все дворецкие, должно быть, их этому обучают. Но «темная» сторона Аира уже окончательно и бесповоротно взяла верх над «светлой», не оставив места для смущения или робости и, не удовлетворившись этой жалкой болтовней, он ворвался в гостиную, собираясь нагрубить этому болвану, всячески пытавшемуся удержать его, когда спустился сам мистер Баррет. Их глаза встретились. Во взгляде Аира горела злоба, в его душе боролись отчаяние и надежда, печаль и уязвленная гордость. Ему хотелось, наконец, определенности. Если все кончено – то кончено навсегда, но другое, более слабое я, которое он ненавидел, мечтало вернуть былое. Эдвин Баррет вел себя на удивление мягко, должно быть, опасался, что Аир устроит ему неприятную сцену, в глубине души он всегда считал его немного (немного?) ненормальным, и был рад, что у дочери хватило ума порвать с ним, ради капитана Вудворда, он даже предложил передать письмо, но Аир, не доверяя его медоточивым речам, предпочел удалиться, приняв вид невозмутимый и безразличный.***
Он не помнил, сколько длилась эта тягостная неопределенность, когда в душе еще теплилась предательская жалкая надежда, которую как он ни пытался затушить, все тлела, и отравляла все его существо эти смрадным дымом, пахнувших разбитыми надеждами и прогнившей плотью обмана. На письмо, отправленное после разговора с ее отцом, он так и не получил ответа и уязвленная гордость запретила ему делать это, но под конец и она сдалась: мучаясь угрызениями, в твердой уверенности бессмысленности своей затеи и того, что непременно будет жалеть об этом, но с какой-то безумной больной надеждой на более счастливый исход, Аир написал ей еще одно письмо - последнее. Разумеется, ответа не последовало. Все эти дни Аир жил надеждой, агонизирующей и бьющейся в предсмертных судорогах, но все-таки подающей какие-то признаки жизни, а теперь она испустила последний вздох. И осталась только боль. Тупая и ноющая, будто тебе всадили в сердце ржавый осколок, который убивает тебя медленно, мучительно и верно. Он мало спал в последнее время, он не имел ни малейшего желания я выходить на люди, но все же, он сохранял невозмутимость на лице, одни лишь глаза, угасшие, окруженные теперь темными тенями от недостатка сна, могли выдать его боль. Письмо от нее пришло много позже, когда раны затянулись, покрывшись омерзительной коростой. Они писала, что все кончено и что ей жаль. Что она ошибалась, просила извинения за то, что не смогла сообщить сразу, боясь ранить его чувства, хотя извиняться ей стоило скорее за свое малодушие и эгоизм: своей дурацкой заботой она нанесла ему еще больший удар. Выражала надежду, что в скором времени он забудет ее, и не будет держать на нее зла. Она всегда будет хранить в сердце приятные воспоминания и надеется, что когда-нибудь, они смогут наладить вновь дружеские отношения. Предлагала вернуть его подарки и письма в обмен на свои… Письмо было написано ее аккуратным округлым почерком, Аиру казалось, что от его исходит аромат ее духов. Он сжег его вместе с остальными письмами, о чем не преминул ее уведомить, написав ей в ответ, что она может то же самое сделать с его письмами, и что он нижайше просит не возвращать его подарки, а хранить их как память о тех счастливых мгновениях, или раздать кому бы то ни было, только не возвращать назад, а иначе она его сильно оскорбит. С наилучшими пожеланиями, когда-то Ваш… На память от нее у Аира остался медальон с ее локоном. Его выбросить рука не поднялась. Вскоре он услышал о ее помолвке и назначенной дате свадьбы с капитаном Вудвордом. Делать в этой опостылевшей жестокой стране ему было больше нечего. Он собрал только необходимые вещи, и уехал прочь, никого не известив. Если бы события происходили хотя бы лет пятьдесят назад, он бы убил соперника, а может и предательницу, но другие времена, другие нравы…