Das Werk

- И куда Вы направились, сэр? – поинтересовался адвокат, когда Аир сделал передышку. Разумеется, его речь была гораздо короче и гораздо менее содержательна, чем приведенный выше рассказ. Он криво улыбнулся. - Мне было совершенно неважно. Я просто хотел убраться подальше. Знаете, когда Вас предают, Вам хочется укрыться где-то и зализать раны. И потом, боюсь, если бы я остался, пролилась бы чья-то кровь. - Вы не назовете нам имя той женщины? - Разумеется, нет. Я все же не хочу опорочить его. Тем более, скорее это исповедь обреченного, нежели допрос. Я не обязан отвечать на все Ваши вопросы и делаю это только из милости. Мне абсолютно все равно, и я знаю свой приговор заранее. Я рассказываю все это лишь для того, чтобы хоть кто-то имел представление о моей жизни. Я, знаете ли, тщеславен. Вполне возможно, о ней когда-нибудь напишут книгу. - Вы настолько самонадеянны? - Нет, я просто знаю людей. Им нравится такое. - Что же Вы делали дальше? - Я путешествовал. По правде говоря, у меня появился некоторый план. - Где Вы были? Аир снова усмехнулся. - О, я много где был. От Александрии и Каира до Венеции и Вены. - Чем Вы занимались? - Науками. Предвосхищая Ваш следующий вопрос – я изучал алхимию. - Алхимию? – воскликнул Доэрти, свидетель обвинения. – Кому Вы рассказываете эти глупые штучки! Это шарлатанство, а не наука. - Никто не собирается убеждать Вас в обратном, многоуважаемый мистер Доэрти. Хотите думать так – думайте. Я предпочитаю иную точку зрения. – Невозмутимо пожал плечами Аир. - Вы также можете отрицать наличие и состоятельность трудов и даже сам факт существования Альберта Великого и Арнальдо де Виланова, Раймонда Луллия, Парацельса … - Достаточно. Мы поражены глубиной Ваших знаний и Вашей эрудицией, но не соблаговолим ли мы вернуться к изначальной теме, - судья Уинстер выглядел недовольным. Он метнул на Доэрти гневный взгляд, но тот все никак не унимался. - Вы должно быть совсем выжили из ума, раз верите во все эти глупости. Философский камень, золото из свинца и все такое прочее, я не ошибаюсь? Все это – недоразумения прошлого. Я не отрицаю, что современные науки многое взяли от алхимии, но изучать ее в том виде, в каком она зарождалась, когда есть науки более просвещенные – абсурд. Многие из ваших кумиров прошлого лишь искали способ поживиться и получать легкое золото, разве не так? Или пытались найти тот самый эликсир бессмертия, если я не ошибаюсь, там еще где-то замешан корень мандрагоры, - он усмехнулся, - как видите, я тоже могу изучать алхимию. Аир криво улыбнулся. - Дорогой мистер Доэрти, при всем моем к Вам уважении, я вынужден сообщить Вам, что в данном вопросе Вы не смыслите ни бельмеса. Алхимия – это обобщение всех существовавших когда-либо систем трансформации металлов и человеческого духа. Не надо путать ее с магией. В чем-то Вы правы, процесс преобразования металлов называется трансмутацией, философский камень дает бессмертие, правда, неизвестно, нашел ли его кто-нибудь. Пример Никола Фламеля, к сожалению, здесь неуместен, поскольку нет достоверного источника, подтверждавшего бы факт его бессмертия. Но все же, что-то подобное возможно. Мне теперь все равно и я могу раскрыть карты. Посмотрите на меня. Я вдвое старше Вас, простите великодушно, если ненароком прибавил Вам лет, - подсудимый улыбнулся, - но, по-моему, мы с Вами не слишком различаемся. - Да он или сумасшедший или водит всех за нос! – раздалось из зала. - Совсем нет, - спокойно ответил Аир. – Спросите господина Джеральда, или господина Линда – они подтвердят, что я именно тот человек, которого они знали энное количество лет назад. Не так ли, мистер Джеральд? - Истинная правда, - пробормотал профессор, осеняя себя крестным знамением. - Вот видите, – Аир посмотрел на судью, - или они тоже безумны как и я? Если так, как же им удавалось столько лет скрывать это? И никто не заподозрил? Странно, – он изобразил наивное удивление, в его голосе звучала издевка. - Можете спросить еще кого-то, скажем, из моих однокашников, и если у них нет причин утверждать обратное, то они подтвердят. Если, конечно, не испугаются, что Вы сочтете безумцами и их тоже. Но тогда это будет уже массовое помешательство, - он снова улыбнулся. Когда изумление зала поутихло, судья продолжил, теперь уже не столько с позиции судьи, сколько из простого человеческого любопытства. - Значит, Вы нашли его? Аир улыбнулся. - Нет. - Как же так? - Простите, это мой секрет. Но я не пью кровь младенцев. - Раздались смешки. – Алхимия во многом символична. Именно поэтому иногда ее формулировки кажутся нам странными и пугающими. Вот, например, отрывок из книги Альберта Великого: «Первая трава — от Сатурна и называется офодилий. Сок ее очень помогает смягчить и исцелить боли в пояснице и ногах. Дают ее также тем, кого беспокоит мочевой пузырь. Если же слегка обварить корень ее, поможет она от меланхолии и одержимости демонами: больному следует носить обернутый в белую тряпицу корень сей, ибо изгоняет он коварных духов из любого обиталища». – Как Вы думаете, что это означает? - Полнейший бред, - фыркнул Доэрти. - Мистер Доэрти, Вы такой скептик. Даже если сама смерть придет за Вами, я надеюсь, что это будет как можно позже, Вы будете пытаться доказывать ей, что ее не существует. Если мы немного поразмыслим и вникнем в истинную суть этого текста, то поймем, что здесь говорится о Сатурне, то есть о свинце, а обваривание корня означает извлечение металлического корня металла посредством варки с целью сотворения Белого Деяния, которое символически зашифровано под тряпицей того же цвета. Это алхимический рецепт, всего-навсего, а Вы бы назвали это магией, как Святое судилище – ересью. Нужно обладать достаточным знанием и пониманием, чтобы расшифровать подобные записи. В алхимических рецептах часто упоминается кровь, что, наверное, так и пугает бедных обывателей, не имеющих понятия, что под кровью философы подразумевают минеральный дух, содержащийся во многих металлах. Аир умолк. Зал безмолвствовал, пораженный глубиной его познаний. Его тщеславие было удовлетворено. Но самое время вернуться к нашему повествованию. Аир уехал в неизвестном направлении. Тетушка, а она была хорошим человеком, сочувствующим и сопереживающим, зная непростой характер дорогого племянника, пыталась поговорить с ним, выражая свою обеспокоенность его душевным состоянием, ибо, несмотря на все прилагаемые старания казаться невозмутимым и все свое актерское мастерство, тот ходил мрачнее тучи. Правда, ни одна из ее попыток не увенчалась успехом. Аир только слабо улыбался и отвечал очень уклончиво, уверяя ее, что с ним все в порядке, он спокойно это переживет и вовсе не стоит ее забот. Леди Аннабел была вынуждена отступить, как-никак Аир был уже взрослый вполне самодостаточный молодой человек и в няньках не нуждался, но не будем скрывать, его отговорки мало ее удовлетворял: она хорошо была знакома с поговоркой «в тихом омуте…». Но даже она не могла знать, какие демоны водились в душе Аира. Убедившись в том, что не создан для этого самого пресловутого «простого человеческого счастья», и окончательно потеряв веру в людей, он достиг той меры разочарования в жизни, когда она уже не кажется чем-то стоящим. Такое бывает со многими: натурам жизнерадостных, но излишне чувствительных очередная внезапная вспышка положительных эмоций или благоприятный поворот событий возвращают радость и жажду жизни. Понятное дело, Аир был не из таких. Особы меланхоличные, прозябающие в безрадостных размышлениях и ввергающее свою бедную душу в пучину темной печали, тешат себя мыслью о том, чтобы покинуть се бренный мир. Полный несправедливости и страданий (хотя случаев, когда они и в самом деле воплощают эту задумку гораздо меньше, иначе бы мы уже были лишены общества подобных субъектов) . К ним Аир тоже не относился, так как не был личностью слабой и мягкотелой. Конечно, у всякого на протяжении жизненного пути возникают такие мысли, и Аир не был исключением, но эти мысли он всерьез не воспринимал. Не возникло у него и низменной жажды мести, какая свойственна людям с душой низкой, мелочной и злобной, пытающимся выместить свою злобу на окружающих и обвиняющих в своих горестях всех и каждого без разбора. И все-таки Аир не без удовольствия уничтожил бы другого. Не для того, чтобы вернуть ее, но чтобы заставить ее страдать. Хотя простая легкая смерть и не казалась ему достаточной мерой… Но и таких мыслей он старался не допускать, зная, до чего они могут довести его и в какую бездну они его сбросят. Теперь единственным его желанием было возвыситься над смертными и доказать им как ничтожны они по сравнению с ним, заставить их горько сожалеть, трепетать от страха. Он больше не стремился возбудить в их душах никакие другие чувства, так как знал им теперь цену. Только страх и ненависть, укоренившись в сердце однажды, могут жить там вечно. Любовь увядает как однолетние цветы, исчезает, растворяясь в воздухе как тонкий аромат духов, угасает. Как пламя свечи. Любовь не нужна ему больше. Он изгонял из себя все мысли о ней, но они все равно приходили, тупой ноющей болью где-то там, в груди. Чтобы почувствовать, что у тебя есть душа, нужно чувствовать в ней боль. Боль была такая, что Аир без колебаний продал бы душу, лишь бы не чувствовать ее, только за такую никто бы не дал большую цену. Он все еще ее любил. Но он запер это чувство глубоко, словно замуровал на самом дне своего сердца, забросав сверху какими-то отвлеченными целями и задачами, надеясь, что без должной пищи в виде постоянных размышлений и воспоминаний, оно погибнет, но оно все жило, стоило ему отвлечься – возвращалось вновь. С этим ничего нельзя было сделать. Только пытаться заглушить чем-то, и Аир стал искать спасение в алхимии. Теперь алхимия стала его единственным интересом, увлечением и смыслом жизни, теперь он был твердо убежден: то, о чем грезили великие мастера прошлого – осуществимо. И осуществит это именно он, чего бы ему это не стоило. Он путешествовал. Переезжая с места на место по следам ученых, встречался в теми, кто как и он бился над разгадками этих тайн, жадно впитывая все новое, перенимал опыт. Истина никогда не лежит на поверхности, никогда не заявляет о себе во всеуслышание, настоящее знание и мудрость не кричат о себе на каждом углу, ему приходилось тратить долгие месяцы, чтобы напасть на след и отыскать очередного наставника и еще более долгие, чтобы войти к нему в доверие и убедить в серьезности своих намерений и искренности убеждений.