Das Werk

На самом деле все оказалось значительно сложнее, чем представлял себе Аир. Характер мэтра оставлял желать лучшего, взять хотя бы то. Что он категорически отказывался брать учеников и относился ко всем, кто пытался претендовать на эту роль с презрительным недоверием. Впрочем, и Аир был не прост, он не был бы собой, если бы каким-то непостижимым образом не добился желаемого. Его тяга к знаниям была так велика, что, когда настойчивость и упрямство не возымели должного действия он. В глубине души он был уверен в успехе, а он уже хорошо усвоил, что уверенность повышает его вероятность. Несмотря на то, что Романьези раз за разом бесцеремонно выпроваживал его, он настойчиво продолжал осаждать его, где-то в своем сознании он уже видел его лабораторию, и его книги, видел себя его ассистентом. Он просто знал. Что не оставит мэтра в покое. Он изучал его характер, замечая все его слабости, и тогда он сделал то чего Витторио, тщеславный и уверенный в своей гениальности, привыкший к раболепию, никак не ожидал, он имел дерзость поставить под сомнение его, заявив, что раз тот отказывается передавать свои знания, то и знаний у него никаких нет. А раз так, то он сам в одиночку или с помощью другого более прославленного мастера сможет достичь всего и даже превзойти его. С человеком хладнокровным и рассудительным этот номер бы вряд ли прошел, Романьези был горяч и вспыльчив, как истинный венецианец. В итоге Аир стал его учеником с условием, что единственная жалоба с его стороны является достаточной причиной, чтобы вышвырнуть его вон. Началось настоящее испытание. Было очень тяжело, но Аир умел абстрагироваться от ситуации, мелкие неприятности не были для него препятствием, когда цель был столь велика. Поэтому он молча сносил все издевки и придирки своего учителя, порой позволяя себе подзадоривать и поддразнивать его всякий раз, когда тот уходил от ответа на его вопросы. Это не всегда работало. Но все же стоило того. Когда Витторио был увлечен, когда его захватывал азарт, и тем более, если все го опыты проходили гладко, он, как правило, находился в хорошем расположении духа и тогда, подобрев, он начинал беседовать со своим ассистентом, сохраняя при этом тон насмешливо покровительственный и открывал ему неизведанные дали и новые горизонты познания, от чего у Аира перехватывало дыхание. В остальное же время его обязанностью было чистить всякие колбы и склянки, приводить в порядок лабораторию, следить за чистотой и исправностью оборудования ну и еще заниматься толкованием научных писаний. Библиотека Романьези была просто шикарна. Аир мог просиживать там часами, шелест страниц и поскрипывание кожаных переплетов ласкали его слух как звуки клавесина. С каждым разом, узнавая что-то новое, он все более убеждался в своей невежественности и теперь был полностью солидарен с Сократом. Со временем Романьези стал относиться к своему ученику более благосклонно, хотя нельзя сказать, что он проникся к Аиру теплыми чувствами. Скорее всего, он вообще вряд ли к кому-то их питал. В Аире он видел что-то, что отталкивало и привлекало его одновременно: он был и похож и не похож на него в юности, со своим упрямством, своей жаждой триумфа, и фанатичным стремлением к новым открытиям. Надо признать, мальчишка действительно был умен, хотя Аиру на тот момент было уже двадцать восемь, для Романьези он все еще был неразумным мальцом. Сколько лет самому Витторио определить было весьма и весьма затруднительно. Если бы не его неприветливость, можно сказать, что как большинство итальянский мужчин, он обладал весьма привлекательной наружностью. Хорошо сложен, довольно высок, дитя солнца Италии, он был смугл, но бледен, кровь не играла на его щеках, его миндалевидные черные глаза всегда смотрели с вызовом, насмешливо, но в них не было огня. И, пожалуй, к одним из существенных достоинств его наружности можно было отнести его роскошные черные как смоль волнистые волосы, и пусть в них уже и серебрились отдельные пряди, это нисколько его не портило. Аир часто думал, что физически находясь в таком возрасте, в котором пребывает его учитель, просто невозможно иметь такой богатый жизненный опыт и такие знания. Однажды, помня о том, что нет лучше средства сказать правду, как в шутку, он с насмешкой спросил, не отыскал ли тот и в самом деле философский камень, на что Романьези только фыркнул. А так как пытаться добиться от него чего-то было бессмысленно, особенно если его ближайшие планы не совпадали с Вашими, и Аиру пришлось оставить эту затею, хотя Аир часто думал о своем Романьези и все более утверждался в истинности своих догадок. Скорее всего, это было даже не настоящее его имя. Где он жил? Где родился? Где побывал? Но между ними была невидимая стена. Похоже эта стена была между Романьези и всем миром, так что Аир был не один, но от этого было не легче. Однажды, взбешенный очередной его издевкой, Аир заявил, что больше не намерен заниматься бессмысленной работой в виде чистки всяких склянок, так как знает уже достаточно, и не пора ли ему перейти на новый уровень, на что Романьези разразился гневной тирадой о том, как велика значимость благоприятных условий для успешного проведения эксперимента, и глупец, который этого не понимает, вообще не может называться ученым. После чего Аир был отстранен на месяц от проведения опытов. С тех пор своими обязанностями он не пренебрегал.