***
Август 1994-го стал самым длинным месяцем за всю жизнь Тонкс. Она практически забыла, что такое сон. Да и не только она — почти все, кого она знала были на ногах день и ночь. Хогвартс, обычно тихий и пустой во время каникул, теперь был центром активности. Под защитой огромного количества скрывающих и защитных заклинаний сотни Темных существ, многим из которых требовалась срочная медицинская помощь, прибывали в Запретный лес. Там работала целая команда людей, которые лечили их, кормили, записывали имена и думали, куда их отправить. Персонал Хогвартса, эльфы и несколько волонтеров работали постоянно. Все, кто присутствовал в Норе 31 июля проводили в Хогвартсе как можно больше времени, очищая огромную сеть подземелий, которые уже давно не использовались. По мере работы, к ним присоединились еще несколько человек, многие из которых были студентами. Даже Роза и Регулус, оправившись от пережитого в Хогсмиде, попросились в помощники. Их отправили в Больничное крыло складывать простыни под просмотром Марлен, Лили и мадам Помфри. Все больше и больше беженцев прибывали каждый день, и подземелья Хогвартса превратились в небольшой, но оживленный город. Коридоры стали шумными улицами, спальни заполнялись быстрее, чем их очищали и создавали, а самый большой, темный, со всех сторон продуваемый коридор, который пах крысами, когда Тонкс впервые туда попала, превратили в столовую и зал собраний. Беженцы, способные работать, начали помогать волонтерам расчищать подземелья и делать их пригодными для жизни. Очень сложно было выглядеть как обычно, особенно учитывая, что Тонкс и ее друзья очень мало спали. Важно было не выдать себя перед работниками Министерства и делать вид, что все отлично. Но, несмотря на усталость, Тонкс никогда не могла уснуть, потому что каждый раз ей представлялся Римус, находящийся в опасности. К счастью, она получала известия о его местонахождении от людей, которых он эвакуировал. Было ясно, что для многих, если не для всех, вера в Римуса была единственной причиной, по которой они продолжали бороться и держаться вместе. Одна мама, когда, спускаясь в темные подземелья, ее маленький сынок начал плакать, повернулась к нему и спросила: — Лука, ты же помнишь, что сказал Рэй, верно? Мальчик неуверенно кивнул, и мама слабо улыбнулась. - Рэй сказал, что здесь безопасно. Он сказал, что здесь о нас позаботятся. Я ему верю, а ты? Лука икнул, потом посмотрел на маму заплаканными карими глазами и медленно кивнул. Он обнял слишком худыми ручонками ее шею, и она подняла его и понесла вниз, в подземный город. Тонкс, случайно услышавшая весь разговор, с трудом сдерживала слезы. Римус так много значил для этих людей. Он столько значил для нее. Вернись. Не дай им победить тебя! Связи с Римусом и его командой практически не было. Они постоянно передвигались и, едва успев создать нужное количество порталов, перебирались в другое место. Они ни разу и записки не отправили, пока Алекс, уже выздоровевший и настроенный на победу, не убедил одного их беженцев передать маленькую бумажку его родителям. Мико, Гвиннед и Елени Диамантис приехали в Нору еще 31 июля. Лара, удивленно уставившаяся на Тонкс, когда Римус ее поцеловал, тут же рассказала своей семье, что у Римуса есть девушка. Тонкс густо покраснела и попыталась объяснить, что с Римусом у них странные и непонятные отношения, но это ничего не значило. Ее уже удочерили. - Значит это ты — та самая розоволосая девушка, о которой он все без умолку говорил, — сказала Гвиннед, которая напоминала Тонкс седую Молли. Она широко улыбнулась Тонкс и пожала ее руку. И Тонкс в который раз удивилась мужеству этих людей, которые способны улыбаться после всего, что произошло. Тонкс очень быстро сблизилась с семьей Диамантис. Поэтому не было ничего удивительного в том, что Гвеннид позвала ее, когда получила записку от Алекса. - Римус кое-что тебе нарисовал, дорогая, — сказала седоволосая волшебница, протягивая ей грязный кусок пергамента. Тонкс с благодарностью его приняла. Посмотрев на пергамент, Тонкс почти тут же нахмурилась. Римус и вправду… нарисовал ей что-то. Под ровными аккуратными строчками Алекса были нарисованы два сердца. Линии были неровными и неясными, как будто Римус не умел пользоваться пером. Она посмотрела на Гвиннед. Похоже, ее удивление отразилось на ее лице, потому что седоволосая волшебница тут же посерьезнела. - Разве он тебе ничего не говорил? - Что? — удивленно спросила Тонкс. Это хорошо, что она получила хоть какое-то доказательство, что он жив, но почему сердца? И почему он рисует их, будто двухлетний малыш? Гвиннед переступила с ноги на ногу. - Тонкс, дорогая… Римус не умеет читать. Тонкс замерла и беспомощно посмотрела на Гвиннед. Седоволосая волшебница неуверенно продолжила. - Он никогда не умел… Его папа несколько лет пытался научить его, но… ты же знаешь о его травме. Тонкс, наконец, справилась с удивлением и воскликнула: - Но… Но он же прекрасный учитель! Он столько знает! Он не может быть… По какой-то непонятно причине, Тонкс не смогла сказать «неграмотным». Гвеннид улыбнулась ей. Ее глаза были полны гордости и печали. - Он и вправду очень образован, не так ли? — мягко сказала она. — Ромулус много ему читал. Мне кажется, они прочли каждую книгу, до которой добрались. Но Римус никому не позволял читать себе, после того как… Голос Гвеннид дрогнул, и она посмотрела вниз, на свои руки. Внезапно она отвернулась от Тонкс и принялась выпрямлять простыни, которые и так были красиво сложены. Проведя рукой по лицу, она пробормотала что-то про Больничное крыло и помощь и исчезла. Тонкс посмотрела ей вслед, а потом посмотрела вниз, чтобы перечитать записку Алекса. Мамочка, Я всех нашел. Особо нечего писать, но со мной все хорошо. Мы зададим этим ублюдкам жару. Люблю тебя, папу, Лару и Элени. Римус передает вам всем привет. Сердца внизу нарисованы для Тонкс. Покажи их ей, хорошо? С любовью, Алекс. Тонкс закрыла глаза и постаралась успокоиться. Как можно было не заметить? За время всех уроков Римус ни разу не открыл книгу, ни разу ничего не написал на доске. Он так аккуратно скрывал свое увечье. Но сейчас он открылся ей. Потому что хотел, чтобы она знала, что он к ней чувствует. Вдыхаем через нос, выдыхаем через рот. Дыши, Тонкси. Надо быть сильной. Можешь развалиться только когда он вернется живой и невредимый. Нимфадора Тонкс открыла глаза. Может, они и блестели больше, чем раньше, но они были полны решимости. Она не сможет отправить Римусу весточки, но она сможет убедиться, что люди, ради которых он рискует жизнью, находятся в безопасности. Тяжело вздохнув, чтобы успокоится, она осторожно убрала пергамент и положила его в карман. А потом она последовала за Гвеннид.***
С течением времени жизнь в Хогвартсе стала очень сложной. В Запретный лес постоянно прибывали беженцы. А напряжение все возрастало и возрастало. Школы в Европе уже и так взяли к себе очень многих — больше, чем они могли обеспечить, — и постепенно люди начали задаваться вопросом: «Что будет дальше?». Никто не знал даже примерного количества деревушек в Восточной Европе. Римус, пожалуй, был единственным, кто имел хоть какое-то представление об этом, но он был недоступен. До конца третьей недели беженцы вели себя воспитанно и сдержанно. Все ссоры и недовольства были забыты перед лицом общей угрозы полного уничтожения. Но по мере заполнения подземелий стало понятно, что требуется реорганизация. В коридорах происходили стычки, иногда доходившие до насилия, и Тонкс стало немного страшно передвигаться по ним в одиночку. Темные существа и так не очень доверяли людям, которые им помогали. Но теперь с прибытием большего количества беженцев, рассказавших об ужасах, что Министерские люди творили в Восточной Европе, их отношение стало враждебным. Некоторые люди смотрели на них волком, и хотя Тонкс их прекрасно понимала, она также думала, что, если Римус не появится в скором времени, у них будут очень большие проблемы. В середине дня, 30 августа, все стало совсем плохо. До этого дня почти треть всех студентов находились в Хогвартсе и активно помогали. Но было понятно, что большинство студентов, многим из которых верить нельзя, скоро приедут, поэтому защиту нужно утроить. Чтобы понять масштабы бедствия, Макгонагалл организовала собрание в самом большом коридоре, который теперь назывался Холл Заседаний. С того момента, как Тонкс вошла в комнату, она поняла, что собрание пройдет плохо. Это было первое собрание, и холл был полон людей. Столы и стулья убрали к стене, чтобы уместить огромное количество женщин, мужчин и детей. Пробираясь к своим друзьям, что стояли у противоположной стены, Тонкс заметила, что вампиры, оборотни, вейлы и гоблины начали делиться на группы. Расстояния между разными группами были отчетливо видны, а оборотни, вампиры и вейлы с неодобрением смотрели друг на друга. Напряжение в комнате было практически ощутимо, но Тонкс вообще не знала, что с этим делать. Что она, розоволосая девушка, могла сделать, чтобы исправить ситуацию? Профессор Макгонагал стояла на импровизированной сцене, чтобы ее было видно всем. Дамблдор был в Министерстве, где он теперь проводил почти весь рабочий день, пытаясь урегулировать события в Восточной Европе. Макгонагал держала нос по ветру, но Тонкс знала, что ей тоже было не по себе под враждебными взглядами огромного количества людей. Собрание началось нормально. Макгонагал рассказала обо всех изменениях. Она также предупредила обо всем, что будет сделано, для того чтобы сохранить секретность. Но когда она сказала, что персонал будет собирать имена и прочую личную информацию, в зале поднялся гул. Когда беженцы появлялись в Хогвартсе, окровавленные, испуганные, невозможно было точно записать их персональные данные, поэтому это нужно было сделать сейчас, чтобы понять, сколько людей им надо прокормить. - Волонтеры пройдут вечером по вашим спальням, — сказала Макгонагал. Ее голос гулко отдавался в холле. — Пожалуйста, назовите им ваше полное имя, возраст, пол и состояние здоровья. - Зачем вам это? — грубо сказал кто-то. Макгонагал прервалась на полуслове и медленно повернулась в сторону говорящего. Это был огромный, бородатый мужчина, стоявший во главе толпы. Противные черные метки на его шее означали, что он зарегистрированный оборотень. - Нам нужно понять, сколько нам надо продовольствия, — строго сказала профессор Трансфигурации, глядя прямо на мужчину. - Так ли это? — спросил он, вызывающе глядя на Макгонагалл. Он был немного рыжеват, его Ирландский акцент был хорошо различим. — Вы же понимаете, что первое, что делали нацисты во время Холокоста, была запись всех персональных данных? Несколько секунд Макгонагалл просто смотрела на мужчину, не представляя, что сказать. Послышались шепотки. Историю магглов в магическом сообществе особо не учили, но о Холокосте знали все. Справившись со ступором, Макгонагалл ответила: - Мне кажется, здесь это не совсем уместно, сэр, — коротко сказала она. — Мы хотим вам помочь. - Помочь нам? Да мы все в вашей власти! По толпе прокатился гул одобрения, подтверждавший только, что ирландец выразил общее мнение. - Одно ваше слово, и мы все трупы! — продолжил он. — Мы в чертовом склепе. Если Министерские псы нас здесь найдут, нам всем крышка! Толпа загудела еще громче, и Макгонагалл подняла руку, призывая к тишине, но никто не обратил на нее внимания. - Именно поэтому мы должны работать сообща, чтобы люди из Министерства ничего не узнали! — громко сказала Макгонагалл. — Вы должны нам довериться! Римус бы не послал вас сюда, если бы не был уверен, что здесь безопасно. - Люпин — наивный мальчишка! Он смотрит на весь мир сквозь чертовы розовые очки! — закричал оборотень. — Он, может, вам и доверяет, но я живу на земле не первый и день и знаю, что как только дела пойдут плохо, вы нас всех продадите. А если вы запишите наши данные, то Министерским ублюдкам будет только легче: они посчитают потом наши тела, чтобы убедиться, что никто не спасся! Толпа взорвалась. Оттуда и отсюда послышались гневные крики. Тонкс и остальных студентов оттеснили к стене, а толпа устремилась вперед, на них. И Тонкс вдруг стало очень-очень страшно. Это была толпа разгневанных, отчаянных людей. Людей, которых убивали, притесняли; людей, которые находились в отчаянном положении и не знали, что делать дальше. Если это не прекратить, то потасовка может зайти очень далеко. А студенты и весь персонал находились в другой стороне от двери. Они были в ловушке. Внезапно перед ними возникла семья Диамантис. Гвеннид легонько сжала руку Тонкс, а потом повернулась к ней спиной, закрывая ее от разгневанной толпы. - Вы совсем с ума сошли? — громко закричал Мико. — Эти люди приютили нас. Они кормили нас. Они лечили нас. Они давали нам одежду. Они заботились о нас. А теперь вы поворачиваетесь против них? Вы забываете слова Римуса Люпина и идете за ирландцем? - Почему мы должны им верить?! — закричала молодая женщина. — Что если они привели нас сюда, чтобы потом нас было легче убить? - Какой в этом смысл, Фоэб! Ты себя вообще слышишь? — закричала Лара, но ее голос потонул в общем гуле. Собрание потихоньку превращалось в бунт. - Блин, Тонкс, что делать? Тонкс подняла глаза на вытянувшегося за лето Гарри, что стоял рядом и крепко схватила его руку, но так и не смогла ничего сказать. Крики становились все громче… - ТИХО! ВО ИМЯ МЕРЛИНА, ТИХО! Громкий, пронзительный голос прорвался сквозь шум, дрогнув в конце от усталости как физической, так и эмоциональной. Тонкс подняла взгляд и испустила вздох облегчения. Римус Люпин аккуратно балансировал на небольшой башне из столов, что стояла около двери, держась за одну из ручек для надежности. Он был очень истощен, перепачкан в грязи и крови, а его светло-каштановые волосы торчали в разные стороны. Борода на его лице и голые грязные ноги лишь усиливали впечатление дикости, но Тонкс никогда еще в жизни не видела кого-либо красивее него. - Что здесь, черт возьми, происходит? — прошипел Римус, но его тихие слова были очень хорошо слышны: такая тишина воцарилась в холле. — Чем вы думаете? Воцарилась звенящая тишина. Римус глубоко и тяжело вздохнул и продолжил немного дрожащим голосом: - Вам мало ненависти? Мало насилия? Как вы можете стоять здесь и плевать в лица людей, которые рискнули всем ради нас? - Если им веришь ты, это не значит, что и мы им можем верить, — сказал ирландец, поднимаясь на помост к Макгонагал, которая неуверенно на него посмотрела и слегка потеснилась. - Они годы держали мой секрет, Патрик. Они ничего не получат, если будут нам помогать, но тем не менее они нам помогают. Да, в это сложно поверить, но они на нашей стороне. - Они на твоей стороне, — гневно сказал Патрик. — Но знают ли они, на что подписались? Полнолуние через три дня, дружище. Если хоть один из них передумает — мы все в дерьме! Одно дело, когда ты рискуешь своей жизнью. Но у меня есть семья, о которой мне надо заботиться, и мне не нравится находится во власти этих людей! Толпа снова задвигалась, и Тонкс запаниковала. Что если и Римус их не успокоит? Но молодой человек уверенно держал взгляд Патрика. - Никто не заставляет тебя здесь оставаться, — холодно сказал он, и в комнате снова стало тихо. — Если хочешь уйти, просто скажи — мы сотрем тебе память и отпустим на все четыре стороны. Но подумай о том, что там повсюду рыщут люди Амбридж и Баррета. Те, у кого есть метка, могут сразу идти в Министерство: у вас нет ни единого шанса. Весь мир сейчас настроен против нас. Люди, которые хотят и готовы нам помогать, находятся здесь, в этой комнате. Он замолчал и обвел холл решительным взглядом. Потом он посмотрел в другой конец и встретился взглядом с Тонкс. Внезапно она почувствовала себя очень уверенной. Ей хотелось обнять его, прямо сейчас. Его решительный вид потихоньку испарился, видимо, из-за нее. - Я… Я, — пробормотал он, потеряв ход мысли. Он провел рукой по лицу и немного привалился спиной к стене. И внезапно стало видно, как он устал. Маленькое проявление слабости тут же завершило бунт. Несмотря на все ссоры и противоречия, каждый человек заботился о молодом оборотне, который сделал так много, чтобы помочь им. - Хорошо, мы попробуем. Мы сделаем все, что сможем. Но я буду осторожен. И я буду не единственным. Я не так быстро доверяюсь людям. В отличие от тебя, — сказал Патрик. Он скрылся в толпе и направился к молодой рыжеволосой женщине с младенцем на руках. Тонкс проводила его взглядом, а потом снова посмотрела на Римуса. - Вы закончили эвакуацию? — сказал Мико. Римус поднял взгляд и, поколебавшись, ответил: - Мы… — тихо начал он. — Мы эвакуировали всех, кого могли. Он неуверенно переступил с ноги на ногу и опустил взгляд, всем своим видом выражая неуверенность. - Я рад, что у вас все хорошо. Простите… Простите, что… Он подавился словами и замолчал. Потом он разочарованно покачал головой и слез со своей импровизированной трибуны. Люди задвигались и заговорили, а Тонкс, семья Диамантис и студенты Хогвартса начали прокладывать путь к противоположной стене сквозь толпу, которая была так близка к тому, чтобы напасть на них. Сердце Тонкс почти выскакивало из груди. Где же Римус? Вон он. Римус пытался пробраться сквозь десятки, даже сотни людей, которые хотели пожать ему руку, поблагодарить или обнять. Он слабо им улыбался в ответ, быстро жал руку и шел вперед, но потом он заметил ее и громко крикнул: - Дора! Она ничего не смогла ответить. Люди, поняв, кого Римус хочет видеть, расступились, и Тонкс, наконец, оказалась в его объятьях. Он спрятал голову у нее в волосах и издал непонятный звук — то ли стон, то ли всхлип. - Я думал, что больше никогда тебя не увижу, — отрывисто пробормотал он, не стесняясь своих горячих слез. Он зарылся носом в ее волосы, а потом спрятал лицо у нее на шее. Он обнял ее крепче, и Тонкс почувствовала, что ее ноги покидают землю. Она тоже плакала, обвив руками его шею и запустив руки в его мокрые отросшие волосы. Он пах ужасно, но ей было все равно. Ее губы нашли его висок, и она принялась отчаянно его целовать, потому что все никак не могла поверить, что он рядом, что он цел, что он жив. Он поднял голову и поцеловал ее, а потом еще и еще. Она провела рукой по его бороде и улыбнулась ему в губы. - Ты здесь. Ты правда здесь, — пробормотала она. Он прислонил свой лоб к ее и медленно вернул ее на землю, но не отпустил, а прижал еще крепче, так, что ее ребра запротестовали. Они оба тяжело дышали. Тонкс отчетливо чувствовала выступающие острые кости. Кроме того, он очень сильно хрипел. Мадам Помфри ему обязательно придется посетить, но чуть позже. Она немного отстранилась и посмотрела на него. На нее смотрели два янтарных глаза. Они горели желанием и страстью, но мешки под ними выдавали его усталость. Тонкс не раз видела его глаза перед полнолунием, но сейчас ей стало немного страшно. Там за радостью, болью и отчаянием скрывалась холодная ярость, которую Тонкс видела только один раз. Но теперь нельзя было списать это на кошмар. То, что случилось за последний месяц, пробудило в Римусе злость, которая до этого была заперта в его снах. Он моргнул, и ярость исчезла. Теперь на нее смотрел ее любимый Римус, ранимый и усталый. - Я скучал, — с трудом пробормотал он, задыхаясь от переполнявших его эмоций. — Я очень по тебе скучал. Она встала на цыпочки и поцеловала его. Она потом обо всем с ним поговорит. После того как она заменит ярость любовью и теплотой. Она обвила его руками и прислушалась к его больному хриплому дыханию, такому родному и успокаивающему. Он был рядом. Он был в безопасности. С ним все хорошо.