Темная сторона Тецуи

— Ку-ку-ку-куроко-ку-у-у-ун!!! — заорал слезливый голос в трубку, да так громко, что бедному Куроко пришлось отодвинуть от себя динамик телефона, чтобы не лишиться слуха ненароком. — Что случилось опять, Такао-кун? — спросил Тецуя, выделив слово «опять» — это было уже третий раз за две недели, когда Такао звонил ему для того, чтобы пожаловаться на свои ссоры с Мидоримой. Шинтаро и Казунари в последнее время стали частенько ругаться, причём, из-за совершенно повседневных, бытовых, домашних проблем. Например, на прошлой неделе они три дня не разговаривали только потому, что Казу закинул свою красную майку в стиральную машинку, где Шин собирался стирать белые спортивные носки, и потом Мидориме пришлось ходить на тренировки в розовых носочках, слушая тупые шуточки сэмпаев про девочек и детский сад. Тецу всегда знал, что Шинтаро ужасный педант, а Такао слишком небрежен, чтобы соблюдать установленные им правила, но дать совета никакого не мог, потому что они с Кагами никогда не ругались по таким пустякам. А вот не по таким пустякам... — ...и теперь он сказал мне ближайшую неделю к нему домой не приходить! — истерически хныкая, закончил Казунари свой рассказ, который Куроко по традиции пропустил мимо ушей, — Как у тебя получается никогда-никогда не ссориться с Кагами?! — Хочу тебя разочаровать, Такао-кун, мы с Кагами-куном тоже ссоримся. — Правда?! И когда это было последний раз?! — Сегодня утром. Казу аж дар речи потерял, осмысливая фразу, которую только что произнёс Тецуя своим обычным, спокойным тоном. — Ты серьёзно?! Ты в порядке?! А то вдруг ты сейчас стоишь на Токийском мосту и смотришь вниз! Куроко-кун, не смей умирать, слышишь?! Все будет хорошо! — настолько шокированным тоном начал расспрашивать Такао, будто Тецу был готов кончить жизнь самоубийством из-за одной глупой ссоры. — Такао-кун, успокойся, — хмыкнул Куроко, тихонько хихикнув глупым догадкам друга, — Я дома... — ...с петлей и мылом?! — ужасаясь, закончил за него Казунари. — ...на футоне с книгой, — саркастически фыркнул Тецуя в ответ. — Фьюх... — облегченно вздохнул Казу и сразу же приободрился, — Слушай, так если и ты, и я сегодня ночью свободны, давай затусим где-нибудь! — Зачем? — не особо воодушевившись этой идеей, спросил Тецу, и Такао рассмеялся от того, как глупо прозвучал этот вопрос на предложение «затусить». — А зачем вообще люди тусят, а?! — насмешливо-провокационно спросил он, но, услышав в ответ только удручённое молчание, уже без смеха объяснился, — Скинемся, снимем комнату в отеле на несколько часов, купим выпивки и закусок, поболтаем по душам... Много денег не потребуется, на несколько часов ночью в лав-отеле снять комнату вообще не дорого, да и выпивки много не будет... — и Казунари ещё долго распинался перед Куроко, уговаривая его на прибуханные посиделки в лав-отеле, дабы одинокая ночь прошла не скучно и, если не с любимым, то, по крайней мере, в компании подружки-болтушки. Послушав порой не совсем адекватные аргументы телефонного друга, Тецуя все-таки сдался и согласился. Уйти из дома не составило труда, сказав: «Я к другу». Уходящему в ночную тьму Тецу вслед была кинута пара подколов родителей типа «Передавай привет Кагами-куну!», на которые тот решил не обращать внимания и ничего не объяснять, мол, я про Кагами-куна ни слова не сказал, просто каждый думает в меру своей извращенности. *** — ...вапще, ка-а-ароче, Шин-чан — гандон! Вздутиля на него нету! Как он меня забадал! Когда Такао сказал «затусить», Куроко действительно наивно поверил, что они спокойненько снимут комнатку, чуть-чуть выпьют, поболтают на тему личной жизни и разойдутся по домам. В принципе, первый пункт был выполнен честно: комнатка в дешевом лав-отеле на два часа снялась вполне спокойно. А вот дальше пошли погрешности в лице пьяного в стельку Казунари, который долго уверял Тецую, что он «стекл, как трезвышко» и выпил только «шампан бокальского». Тецу плохо переносил алкоголь, но не мог без его помощи разговаривать с Казу, который не то, что два слова связать не мог — он был не в состоянии произнести вообще что-либо разумное и, ворочая челюстями, издавал какие-то звуки, напоминающие речь зомби из апокалиптических фильмов. Поэтому Куроко тоже пришлось немного усугубить. Однако, в отличии от дебошира Такао, который в пьяном состоянии начинал буянить и неразборчиво разглагольствовать на темы любви и справедливости, Тецуя от алкоголя лишь хотел спать, как от снотворного. Но Казунари это совсем не смущало, и он продолжал, сидя на полу, рассказывать клюющему носом, словно болванчик, собеседнику о том, какой Шин-чан дурак. — Вапще! Паридурок он, потому что... он паридурок! — Казу продолжал бубнить сомнительные аргументы (да и можно ли назвать сие аргументом?), но внезапно его монолог прервал рингтон на телефоне Тецу. Хозяин телефона отреагировал очень медленно, будто в замедленной съемке, и поднял к уху сотовый, на экране которого горела надпись «Кагами-кун» и фотография спящего Тайги, лицо которого облизывал Тецуя 2: — Манло..? — пробурчал Куроко. — Куроко, прости, ты спал? — взволнованно отозвался на другом конце линии голос Кагами. — Мнйет... — и после этой фразы Тецуя снова провалился в сон, но выпавшую из его рук трубку подхватил Такао и, естественно, решил послушать, зачем же обиженный брйфренд звонит Тецу посреди ночи. — Прости, если разбудил. Но я не мог ждать до утра. Я хотел извиниться перед тобой за сегодня. Я, наверное, был непра... А, нет! То есть, я точно был неправ! Я пере... пересмо... вобщем, я больше так не буду, обещаю. Надеюсь, ты простишь меня, Куроко... — кажется, форвард закончил говорить, и повисла пауза. В какой-то момент алконавту Казунари представилось, что этот голос сейчас принадлежит Мидориме, и эти слова говорит именно он, извиняясь перед Казу. Но нежное «Куроко», сказанное в конце, заставило его вернуться в реальность, а зависть тонкой иглой кольнула где-то в горле. Не сказать, что Такао умирал от зависти и хотел себе такого же парня, но в сознании, подобно клещу, прочно засел вопрос: «Почему Шин-чан никогда не говорил мне ничего подобного? Почему наши отношения не такие? Почему он так холоден со мной?» — Куроко..? Ты на связи?.. — смущенно спросил все еще висящий на линии Кагами, и вся грусть, скопившаяся в груди у Казунари, ударила ему в голову гениальной (как ему показалось) идеей: ведь сейчас он и беззащитно спящий Тецуя находятся в одной комнате в лав-отеле... — Абонент временно недоступен, потому что нажрался, как свинья, и дры-ы-ыхнет, — лукаво протянул Казу, причем, речь его внезапно стала разборчивой и адекватной, хотя и весьма нелитературной. Услышав чужой голос в трубке, Тайга вздрогнул всем телом: — Кто это?! Где Куроко?! — Успокойся, заботливая женушка! Спит твой набуханный принц! — рассмеялся брюнет, но тут же заговорил хитрым шепотом, — Но если ты не поторопишься, злой гоблин Такао-кун может скушать твоего малыша! И я за себя не отвечаю! — Такао?! Где вы, черт вас дери?! — в трубке послышался шорох; видимо, форвард подскочил с места и стал впопыхах одеваться, чтобы бежать на помощь беззащитному любовнику. — В лав-отеле, на улице ХХ, комната 208. Дверь будет не заперта, но тебе лучше поторопиться, Кагами-кун! — В докозательство своих серьезных намерений Такао стянул с Тецу футболку, сфотографировал его оголенный торс и отослал СМС-кой взбешенному Кагами, заливаясь злобным хохотом. Казунари и раньше осознавал, что у него была одна странная потребность — до усрачки бесить других. И особое удовольствие ему доставляло раздражение двух влюбленных, которые беспокоятся друг за друга. В таких ситуациях люди теряют способность понимать шутки и переживают на полном серьезе, хотя, глядя на это со стороны, лишь посмеялись бы. И Кагами — идеальное тому подтверждение. Стоило ему узнать, что какой-то другой парень домогается Куроко, как он тут же сорвался с места и побежал на помощь. Но у ощущения превосходства над Тайгой была и другая сторона — Казу начал еще сильнее завидовать Тецуе. Нет, Такао был очень рад, что у его друга такой внимательный и заботливый бойфренд, но все же... Что мешает Мидориме быть таким же? Его характер тсундэрэ? Что за бред, не такой уж он и тсундэрэ, если вспомнить, как он играет в баскетбольных матчах с другими представителями Поколения Чудес. Может, все проще и причина в другом: Тайга испытывает к Тецуе теплые чувства, а Шинтаро к Казунари — нет? И от этого предположения Казу стало еще хреновее. — Мн... Такао-мнкун?.. — пробормотал сонный Куроко, приоткрыв глаза. — Его величество соизволило проснуться? И очень вовремя, — даже самому Такао казалось, что его речь стала более агрессивной и язвительной, но ничего поделать с этим он не мог. Придвинувшись ближе к Тецу, он перекинул одну руку через его плечи и сделал такое лицо, словно пытается очаровать самую неприступную девочку в школе фразой, которой дешевые шлюхи привлекают клиентов: — Может, развлечемся? — М? — непонимающе моргнул в ответ Куроко, который, видимо, вообще не врубался, где он, кто он и что с ним сейчас собираются делать. Пользуясь таким состоянием, брюнет рывком поднял «спящую красавицу» с пола и толкнул на кровать, как в малобюджетных эротических фильмах. Нависнув над беззащитным телом, Такао, подло хихикая, непринужденно стащил с него джинсовые шорты сразу вместе с трусами, оставив Тецу совсем без одежды. Реакция фантома по-прежнему была заторможена, и он, вяло приоткрыв глаза, непонимающе вытаращился на Казунари, как баран на новые ворота, однако, стоило ему медленно разомкнуть губы, чтобы что-то сказать, как Казу приложил указательный палец к его губам и тихо прошептал: — Тише, все хорошо. Давай немного повеселимся? Куроко снова ошеломленно моргнул несколько раз, пытаясь догнать смысл последнего предложения, а брюнет, пользуясь таким замешательством, ласково провел своей ладонью по оголенной груди, заставляя парня под ним вздрогнуть и подавиться собственным вдохом. — Что ты де..? — попытался возмутиться Тецуя, но Такао заткнул его своими губами, ловко проскользнув своим мягким языком в чужой рот. Тецу хотел его оттолкнуть, но то ли от выпитого алкоголя, то ли от нахлынувшей усталости его силы куда-то вдруг испарились. Ну или Казунари просто реально сильнее Куроко, но признать это было еще невыносимее, чем смириться с фактом. — Не боись. Я не собираюсь с тобой трахаться. Я просто хочу подразнить Кагами, — пробубнил ему в губы Казу, ведя вниз по светлой коже рукой, которую Тецуя пытался удержать своими ослабшими пальцами. Брюнет прильнул к розовым соскам Куроко и стал играть с ними языком, а чтобы Тецу сильно не визжал, запихнул ему в рот свои пальцы, которые тот инстинктивно облизал языком, пытаясь вытолкнуть, не кусая. В последний раз прикусив затвердевший сосочек, Такао приставил обслюнявленые пальцы к анальному отверстию Куроко, от чего тот испуганно сжался. — Эй, это же всего лишь пальцы! Кагами делает с тобой и более извращенные вещи! — насмешливо говорил Казунари. Вспомни солнце — вот и лучик! Внезапно, но вполне ожидаемо, даже долгожданно, если можно так сказать, за дверью послышался шум, топот, крики знакомых голосов. Дверь с грохотом распахнулась, причем, с такой силой, что чуть ли не слетела с петель, и на пороге нарисовались два рослых баскетболиста — Кагами... и Мидорима с ним. Присутствие Шинтаро очень удивило Такао. Не сказать, что он не ожидал его прихода, но считал свои надежды лишь несбыточными желаниями. И получается: а вы не ждали нас, а мы приперлись. Парочка спасителей от увиденной картины застряла на пароге, как вкопанные, и ошеломленно вытаращила огромные, как тарелки, глаза. Куроко тоже распахнул глазоньки и вгрызся ими в Тайгу. И только Казунари вся эта ситуация не удивляла и не шокировала, а лишь забавляла. — Упс, как неловко! — прыснул от смеха Казу. И от этой неуместной реплики Шин как с цепи сорвался и налетел на любовника, заредив ему кулаком по щеке, от чего тот отлетел от своей жертвы и ударился спиной о ближайшую стену. — Ты что, совсем идиот?! — взбешенно закричал шутер, сжимая кулаки и готовясь дальше набивать морду Такао. Тот же съехал по стене, потирая разбитую в кровь губу, и нагло выстрелил в него взглядом изподлобья, от чего Мидорима вскипел его больше, — Тебе так нравится меня злить?! Тогда у тебя это чертовски хорошо получается, нанодае! Шинтаро так и продолжал выговаривать Казунари все, что о нем думает и не думает тоже, но тот уже явно не слушал бессмысленные оскорбления, а лишь наблюдал сцену, происходящую за спиной Шина: Кагами быстро подошел к Куроко и заботливо накинул на его плечи свою спортивную ветровку, шепотом интересуясь, все ли в порядке, нигде ли не болит и что Такао успел сделать, а Тецуя лишь смущенно кивал или мотал головой. Отношения этих двоих казались Казу настолько милыми, что зависть, кипящая внутри, словно лава, выжигала в его дуще огромную черную дыру. — Как же ты меня бесишь, нанодае! — наконец, договорил шутер, и терпение брюнета лопнуло, как воздушный шарик. — Тогда какого хрена ты вообще сюда приперся?! Что ты хотел показать мне этим?! — прошипел он, медленно поднимаясь, облокачиваясь рукой на стену, чтобы не упасть от внезапно нахлынувшего головокружения, — Если ненавидишь меня, зачем было встречаться со мной?! Зачем, объясни мне, ебаная мразь?! — с каждым словом Такао переходил на истерический крик. Тайга дернулся в его сторону, чтобы остановить конфликт, но Тецу ухватился за его руку, не позволяя сделать этого. Его, пусть не совсем трезвый взгляд, говорил: «Не мешай. Они должны разобраться сами.» — С какой целью ты ответил на мое признание?! Нахера ты стал встречаться со мной?! На кой хер ты дал мне шанс, а?! Чтобы поиздеваться?! — Что за пургу ты несешь, алкоголик ненормальный?! — рявкнул в ответ Мидорима, но Казунари не собирался сбавлять обороты и продолжал выговаривать любовнику все наболевшее: — Если не любишь меня, так и скажи, сука! Я не хочу больше быть с тобой, если ты презираешь такого, как я! С меня хватит этого дерьма! Я... я... — Казу понял, к чему ведут его слова, и что это совсем не то, что он хотел сказать изначально, но остановиться уже не мог. По его щекам потекли ручейки слез, и он лишь наклонил голову, утирая их тыльной стороной ладони и продолжая говорить хныкающим шепотом: — За что ты так поступаешь со мной?.. Почему ты не отверг меня сразу?.. Зачем я люблю такого жестокого ублюдка, как ты?.. Для чего ты вообще появился в моей жизни?.. Я бы хотел никогда не влюбляться в тебя!.. Последняя фраза острой болью резанула слух Шинтаро, и он аж побурел от ярости: — Что ты только что сказал?.. — не громко начал Шин, но от его голоса по коже начинали бегать мурашки, — Ты это сейчас серьезно сказал?.. — он подступил к брюнету одним широким шагом и вцепился в горловину его майки, подтягивая выше, чтобы заглянуть в глаза, — Ты хоть сам понял смысл своих слов?.. — Я все прекрасно понял, — язвительно фыркнул в ответ Такао, и шутер снова отвесил ему размашистую пощечину, продолжая держать жертву за горловину футболки, чтобы тот не смог увернуться. У Казунари из носа по верхней губе покатилась струйка бордовой крови. Кагами снова дернулся в их направлении, но Куроко все еще держал его за руку, не позволяя вмешиваться, но продолжая наблюдать за ситуацией. — Дрянь! — выругался Мидорима и снова замахнулся, чтобы ударить, от чего Казу весь сжался, готовясь к острой боли. Но новой пощечины не последовало; Шинтаро так и завис с поднятой рукой. Следующим действием он швырнул любовника на кровать; тот рухнул в белые простыни лицом, испачкав их в крови, и сразу попытался перевернуться, но Шин немедленно заломил ему обе руки за спину. Брюнет пытался выпутаться из хватки, но быстро сдался на милость победителя — в конце концов, Мидорима был выше, больше, сильнее и в более выгодном положении. — Подними зад, — приказал он кротким шепотом на ухо, но Такао лишь фыркнул в ответ, чем еще сильнее взбесил и без того озверевшего шутера, — Я сказал: подними зад! — рявкнул он, со всей силы ударив ладонью по бедру жертвы, и тот, прознительно вскрикнув, рефлекторно оттопырил задницу. Шинтаро рывком стянул с него джинсы вместе с трусами, оголяя аппетитную попу Казунари. Тайга наклонился к Тецуе, предлогая уходить, пока не запахло жареным, но тот отказался, продолжая наблюдать своим леденящим взглядом. — Повтори твою фразу: «Я бы хотел никогда...», — снова вкрадчиво приказал Шин, и Казу ядовито прошипел: — ...никогда не влюбляться в те... Ааарх! — Но закончить ему не дала ладонь, которая со свистом рассекла воздух и оставила пылающий след на коже. — Что ты там говорил?.. — клацнув языком, провокационно переспросил шутер, но брюнет не собирался сдаваться: — Я бы хотел никогда не влюбл... Аааанх! — И снова то же самое: взмах, шлепок, вскрик и еще один алеющий отпечаток ладони на ягодице. — Что-что?.. — Я бы хотел никогд-аааамг! Ууунх... — от очередного удара Такао заскулил, стараясь сдержать слезы, и его ноги задрожали. Физическая боль не была слишком сильной, но вот морально парень ощущал себя раздавленным и затоптанным в грязь по самые уши. — Я хотел... Мммх! — И как бы он не пытался сжать зубы, все равно от каждого нового удара громко постыдно вскрикивал. — Шин-чан... — жалобно проскулил Казунари после еще одного грубого шлепка, — ...перестань... мне больно... — Больно? Тебе больно? А как ты думаешь, какого было мне, когда ты говорил эти слова?! — рыкнул Мидорима, после чего нащупал ладонью вставший член Казу и крепко сжал основание пальцами, заставляя вздрогнуть, — Боль возбуждает тебя. И не пытайся это опровергать, нанодае. — Одной рукой продолжая держать брюнета, Шинтаро расстегнул свои брюки, доставая из них приличных размеров достоинство. Вздрогнув, Кагами схватил Тецу за шкирку и потащил к дверям: — Я думаю, мы должны уйти. — Кагами-кун... — внезапно остановившись, заговорил фантом, и Тайга сразу заметил, что он стоит как-то неестественно — согнув ноги и сомкнув колени, прикрывая накинутой ветровкой низ живота. Это могло значить только одно. — Давай возьмем в этом же отеле другой номер?.. — взволнованно предложил форвард, но Куроко лукаво улыбнулся и приблизился к любовнику вплотную. — Не хочешь делать это при свидетелях?.. — Само собой, не хочу, — фыркнул Кагами, как бы невначай бросив взгляд на интимную сцену с участием Мидоримы и Такао. — А я думаю, это было бы очень возбуждающе, — в своей привычной манере заявил Тецуя, прильнув к любимому и запустив руку ему под футболку, ласково проводя по спине вдоль позвоночника, от чего тот раскраснелся и рвано вздохнул: — Нечестно так пользоваться моими слабостями... — Иногда нужно поступать нечестно, — держась за плечи Тайги и наклоняя его к себе, насмешливо ответил Тецу и запечатал его губы крепким поцелуем. Немного помедлив, форвард сдался и, подхватив бойфренда на руки, как принцессу, уложил его на кровать — она была достаточно широкая, чтобы выдержать четверых рослых баскетболистов... хотя рослыми, по сути, были только два из них. А Шин тем временем стал проталкиваться внутрь анального отвертия Казунари, причем, не удосужившись ни разработать его, ни смазать, ни надеть презерватив даже. — Ты че, совсем сбрендил?! Не получился так! — возмутился Казу, но шутер уткнул его носом в простынь, придавив голову своей ладонью. — Заткнись! — прорычал в ответ Мидорима, стараясь пропихнуться в неподготовленный анус. От тянущей жгучей боли брюнет только сильнее сжался, ерзая и кусая простынь. — По... уй... пожалуйста, не надо!.. — скуля, умолял он, но Шинтаро был неприклонен и продолжал протискиваться глубже, доставляя любовнику еще больше болезненных ощущений, — Это больно, Шин-чан! Правда, хватит! Прошу тебя, пожалуйста! — И что ты должен сказать мне? — остановившись, провокационно произнес Шин. — ...прости меня... — выдавил из себя Такао, стискивая зубы. — Да, это тоже. Но я говорил о другом... — отстранился шутер, доставая из кармана брюк пакетик со смазкой, вскрывая его и выливая вязкую холодную жидкость на промежность Казунари. Тот сначала не понял, что же еще Мидорима хочет услышать от него, но подумав, вспомнил о том, что постоянно говорил во время секса — фраза, которая всегда дико будоражила и возбуждала Шинтаро, от которой даже такой айсберг, как он, начинал краснеть и тяжело дышать. — ...я люблю тебя?... — неуверенно пробормотал Казу, и Шин одним размашистым движением вогнал весь свой член сразу до конца в неразработанное колечко мышц, от чего из глаз брюнета брызнули слезы, — Аааанх! Шин-чан, больно! — дергаясь и ерзая, будто желая убежать от неприятных ощущений, простонал Такао, но шутер и не думал останавливаться и сразу взял интенсивный темп. Если подумать, в последний раз секс у них был около недели назад, и за это время мышцы Казунари не должны были отвыкнуть от проникновения, так что вскоре он должен был привыкнуть. Но сейчас боль была настолько острая, что член Казу стал постепенно опадать. — Говори еще раз! — ...я лю... блю тебя... — шептал брюнет, пытаясь подстроиться под темп неистово быстрых и глубоких толчков. — Четче и громче! — ...я... ммм... я люблю тебя... — захлебываясь собственной слюной, произносил он, но Мидориме все было мало: — Еще громче! — Я люблю... ааамх!.. тебя! — почти кричал Такао, выгибаясь. Ему удалось высвободить из крепкой хватки одну руку и вцепиться в простыни перед собой, но Шинтаро сразу же грубо схватил черные волосы и рывком потянул на себя — скуля от боли, брюнет поднялся над простынью, принимая вертикальное положение. Сделать это было довольно сложно, так как Шин и не собирался замедляться. — Любишь меня? — продолжал провокационно спрашивать он, кусая ухо Казунари и сильно сдавливая ладонью его горло, от чего тот хрипел что-то невнятное, — Не слышу. — ...акх... лю... б... кхо... тебя... — весь и слезах, соплях и слюнях, буквально выхаркивал эти слова Казу, цепляясь пальцами свободной руки за ладонь, сжимающую горло, и тщетно пытаясь освободиться, но шутер лишь на мгновения ослаблял хватку, давая партнеру лихорадочно вздохнуть и снова стискивая шею забинтованными пальцами. Приоткрыв опухшие от слез глаза, брюнет увидел размытое изображение — перед ним открылся великолепный вид на интимную сцену между Кагами и Куроко, происходящую на другом конце кровати: Кагами уже без футболки и в расстегнутых джинсах нависал над хрупким телом своего любовника, нежно покусывая его шею и лаская рукой оголенную грудную клетку; согнутое колено Тайги стояло между ног Тецуи, и второй, держась руками за мускулистые плечи партнера, плавно изгибался в спине, потираясь промежностью о джинсовую ткань. — Куроко... — стеснительно позвал форвард, зарываясь носом в мягкие голубые локоны, — Я вдруг вспомнил, что у меня нет с собой презервативов. Я слишком быстро собирался и даже не подумал их взять. Давай, ограничимся пе...? — но Тецу не дал ему закончить, резко и больно укусив за шею, — Ай! Что ты..?! — Если отнесешь меня в ванную, там мы сможем сделать это без него, — едва улыбнувшись, ответил фантом, и раскрасневшийся Кагами подхватил его на руки, запечатывая губы страстным поцелуем. Такао, лицезревший затуманенным взглядом, как Тайга бережно несет Тецую в ванную комнату, соображал сейчас туго, но даже он уловил эту приторно-сладкую атмосферу, царящую между ними. Но несщадная боль возвращала его в реальность, которая гласила, что у них с Мидоримой отношения иного плана. — Я давал команду замолчать? — рыкнул Шинтаро, снова утыкая его лицом в простынь, перехватив руки за запястья и удерживая их рядом с собой, как будто держит поводья. Изогнувшись в неудобной позе, Казунари взвыл от боли. Ему казалось, что, если Шин еще хоть чуть-чуть заставит прогнуться, его позвоночник треснет и сложится пополам. — Мне больно! Хватит, прошу тебя! — Заткнись! — рявкнул Мидорима в ответ на эту просьбу, вдалбливаясь в дрожащее тело, и Казу, хныкая, кусал собственные губы в кровь. Несколько раз вогнав член настолько глубоко, насколько это вообще возможно, шутер удовлетворенно вздохнул, изливаясь в брюнета — тот, почувствовав внутри себя горячую влагу, жалобно заскулил, захлебываясь слезами. Обычно Такао очень возбуждало, когда Мидорима кончал в него, но сегодня это оставляло после себя лишь чувство боли и пожирающей холодной пустоты внутри. Шинтаро отстранился от изнасилованного любовника и сверху-вниз наблюдал, как тот, словно забитый маленький зверек, поджал под себя ноги и руки с покрасневшими запястьями, содрагаясь от глухого плача. Он же любит Мидориму, любит до беспамятства. Ну почему же все так? Неужели, здесь все и закончится, Шинтаро возненавидит и бросит Такао, считая эти отношения самой глупой ошибкой в своей жизни и проклиная день, когда ответил на чувства Казунари? До того, как признаться Шину в любви, Казу уже морально подготовил себя к отказу. Он был готов ко всему: к ненависти, презрению, одиночеству, оскарблениям, непонимаю — всему, кроме, разве что, положительного ответа. Но сейчас расставание с Мидоримой казалось ему гораздо более ужасающей непреодолимой трагедией, чем в пору безответной любви. Шинтаро был для Такао наркотиком, вкусив который, он больше не мог представить себе жизни без него. — Такао... — садясь на кровати спиной к любовнику, тяжело вздохнул Шин, и Казунари вздрогнул всем телом, боясь услышать следующую фразу, — Давай расстанемся?.. Казу показалось, что его сердце остановилось. В горле пересохло, голос пропал, и от холодного пота дрожащее в лихорадочном ознобе тело похолодело до температуры трупа, даже слезы прекратили литься из глаз. — Н-не... не б... — вцепившись в свои волосы с такой силой, что мог вырвать их, выдавливал из себя брюнет срывающимся голосом, — ...не... бросай м... меня... умоляю... — В ответ на свою мольбу Такао услышал лишь еще один тяжелый вздох: — Я не подхожу тебе. Ты добрый, веселый и хороший парень. Ты обязательно найдешь кого-то лучше меня, — потирая забинтованными пальцами запотевшие виски, говорил шутер, но Казунари, будто и не слышал его, продолжал жалобно шептать себе под нос. Не видя никакой реакции, Мидорима аккуратно прикоснулся к темным растрепанным волосам Казу, гладя того по голове, но, почувствовав знакомое прикосновение, тот сразу перехватил его ладонь, самозабвенно целуя ее и прижимая к своей щеке. Кажется, Шинтаро впервые видел Такао в таком состоянии, и это вселяло в него чувство вины — разрушительное чувство для ответственного человека. — Шин-чан... не бросай меня... пожалуйста... — повторял и повторял Казунари, теперь уже жалобно смотря в холодные зеленые глаза. — Я не хочу больше обременять тебя... — Ты никогда... хк... никогда не обременял меня! — Я не хочу причинять тебе боль... — Я согласен терпеть ее, сколько угодно! — Такао, пойми, это ради тебя, — бросив эту фразу, Шин дернулся, чтобы встать с кровати и уйти, но Казу подорвался и успел вцепиться в спину любовника мертвой хваткой, не позволяя сдвинуться с места. — Прошу, Шин-чан, не бросай меня! Я люблю тебя! Я люблю только тебя! Люблю! Люблю тебя! Я скажу это столько раз, сколько ты захочешь! Только прошу тебя, не уходи! — брюнет уткнулся носом в его спину, и шутер отчетливо ощутил влагу на своей коже. — Я... не понимаю, как ты можешь любить меня... — голос Мидоримы понизился до мягкого и глубокого шепота, — Я педантичный чистоплюй и придирчив к мелочам. Я замкнутый и не люблю говорить о своих чувствах. Я легко выхожу из себя и причиняю тебе боль. Я полная твоя противоположность. Ума не приложу, за что ты меня любишь... — За это и люблю. Люблю твою чистоплотность, так ты показываешь мне свою заботу. Люблю твою замкнутость, ведь я очень ревнивый. Люблю твою темную сторону, это означает, что я тебе небезразличен. — На мокрых губах Такао мелькнула ласковая улыбка, и он еще сильнее стикнул любовника своими руками. — Тогда к чему все это было? — печально выдохнул Шинтаро, и Казунари испуганно вздрогнул. — Я... прости... Я завидовал Куроко... Он так уверен в любви Кагами, а я... даже не знаю, любишь ли ты... меня... — Казу заговорил отрывками, боясь снова поднимать эту тему — казалось, он только выразил свои самые теплые чувства, и вдруг этот вопрос застал его врасплох. — Дебил, — фыркнул Шин, но в его голосе не было раздражения или призрения, лишь нежная усмешка, после которой он, краснея, закрыл лицо ладонью, — Я думал, все и так очевидно, нанодае. — Шин-чан, ты меня любишь?.. — вглядываясь в алое лицо, опираясь ладонями на плечи любимого, прямо спросил брюнет, и тот кротко кивнул и, повернув голову и убрав ладонь от лица, заявил с какой-то даже долей гордости: — Да, я люблю тебя. Щеки Такао мгновенно залились миленьким розовым румянцем, губы расплылись в широкой, лучезарной улыбке, серые заплаканные и воспаленные глаза засияли, и из них снова покатились слезы, но теперь причиной их стали не горе и боль, а неистовое счастье и эйфория. Он кинулся на Мидориму, обвивая его шею своими тонкими руками, и Шинтаро пришлось развернуться, чтобы не свернуть себе шею — он неловко обхватил рукой спину Казунари, запустив забинтованные пальцы в густые черные волосы. — Шин-чан, я люблю тебя! Я люблю тебя! Люблю, люблю тебя, Шин-чан! Как же я тебя люблю! — повторял и повторял Казу, прижимаясь к возлюбленному и целуя его губы, щеки, уши и шею. Своим напором любвеобильности брюнет завалил Шина на кровать, садясь сверху. Возможно, он изначально не планировал ничего подобного, но так уж вышло, что их непристойная поза провоцировала их на второй половой акт. — Такао, по-подожди! — остановился шутер, хватая любовника за плечи и отпихивая от себя, — Не надо. — Ты не хочешь? — наклонив голову, спросил Такао, потираясь своим достоинством о его штанину. — Наоборот, — смутившись, признался Мидорима, — Именно поэтому я и прошу тебя остановиться. Я изнасиловал тебя и, возможно, травмировал. Лучше нам воздержаться от... — но Казунари не дал ему договорить, впившись в сладкие губы крепким поцелуем. Он знал, что Шинтаро питает слабость не только к признаниям в любви во время секса, но и к глубоким поцелуям. Особенно ему нравится, когда Казу посасывает и прикусывает его язык, и прямо сейчас этим он и был занят. Шин старался оттолкнуть любовника от себя, но тот целовался на редкость искусно, параллельно лаская пальцами уши шутера, и он не мог противостоять этим волшебным ощущениям. Навалившись всем весом на Мидориму, Такао заставил его принять горизонтальное положение, а сам сел верхом. — Така... мнг... о... Такао... хватит... — пытаясь говорить между крышесносными поцелуями, все еще отпирался Шинтаро, но с Казунари, похоже, все было в полном порядке, и он, как и прежде, не собирался слушать ни единого возражения возлюбленного. Казу нравилось ощущение, когда достоинство Шина упиралось ему в задницу или в бедро, особенно через одежду. Иммитируя скачки и потираясь о плотную ткань, брюнет вынуждал любовника стонать и выгибаться, желая поскорее освободить свой член от оков одежды. — Шин-чан, ты уже снова хочешь?.. Хочешь-хочешь?.. — повторял он, отрываясь от влажных губ; Мидорима в ответ лишь тяжело, прерывисто дышал, держась за плечи Такао. Ему даже не нужно было говорить смущающие слова — его тяжелое дыхание и выпусклый бугор на брюках были лучшим ответом. Казунари спустился вниз, расттегнув зубами ширинку, стянул с Шинтаро трусы и заглотил вставший член настолько глубоко, насколько мог, почти до самого конца, а ведь размер у Шина весьма внушительный. Такао был действительно мастером орального секса, не больше, не меньше. — Такао! — возразил Шин, но Казу не дал ему возможности сопративляться. Зная страсть Мидоримы к быстрому темпу и резким движениям, брюнет сразу начал интенсивно двигать головой — ему не очень-то комфортно было так делать минет, но от частых вздохов партнера, срывающихся на пошлые стоны, по душе растекался бальзам, хотелось заставить его стонать громче и чувственней, и цель оправдывала средства. Через несколько минут такого минета, Шинтаро схватился за волосы Казунари и попытался оттащить его от своего агрегата. Частично у него это получилось, Казу выпустил член Шина изо рта, развратно облизываясь, но теперь он с проворством пантеры забрался на его колени, оседлав. Шутер попытался удержать его, но все произошло слишком быстро — брюнет уже сидел на его члене, самозабвенно закинув голову назад. — Такао! — прорычал Мидорима, ухватившись за его бедра, — Я же сказал, что..! — Не нужно ничего больше говорить, Шин-чан, — облизнувшись, горячо выдохнул Такао, — Теперь, когда я уверен, что ты действительно меня любишь, я... слишком счастлив... — Казалось, в мокрых глазах снова блестнули слезы счастья, но Казунари был слишком увлечен своим делом, чтобы придать этому значение, и развратно заявил: — Просто трахни меня уже! И Шинтаро ничего не оставалось, кроме как подчиниться этой сладостной просьбе. А тем временем в ванной этого же номера... — Они, наконец, закончили?.. — Нет, Кагами-кун. Они, похоже, только разогрелись. — Блин, ну сколько можно?! — Просто Мидорима-кун не кончает через две минуты после того, как вставил. — Да я тебя..! *** — Куроко-кун, вопрос запоздалый, но все же... не посвятишь меня в подробности, почему вы с Кагами поссорились? — Я сказал ему, что он слишком быстро кончает. — ...скажи я такое Шин-чану, уже бы стал кормом для рыб...