Как песок сквозь пальцы

Жизнь постепенно вернулась в прежнее русло, ну хотя бы частично. У Ясмина опять появился кабинет, где можно было закрыться от всего мира и спокойно работать. Только вот в гостиной теперь всегда толпились омеги. По утрам в гарем прибегали дети и устраивали игры во внутреннем дворе. Амин попытался нарычать на них, но тут уже Ясмин с Хани встали плечом к плечу и отвоевали территорию для детских игр. Дети постарше занимались в библиотеке. Появилось много новеньких, которые вначале тихо, как мышата, легкими тенями скользили по гарему и питомнику. Но прошло совсем немного времени, и уже никто не мог отличить «новеньких» от «стареньких». В питомнике жизнь детей была достаточно плотно расписана. У маленьких альфочек были свои занятия в казарме, у биби в питомнике тоже не было времени для безделья. Их учили петь, вышивать, танцевать и играть на нескольких музыкальных инструментах. Единственное, что Ясмин требовал от воспитателей это то, чтобы те биби, которые пожелали учиться грамоте и письму, могли это делать беспрепятственно. Маленькие альфочки же все в обязательном порядке приходили по утрам на занятия под присмотром более старших мальчиков, которые в свою очередь помогали Вилену поддерживать порядок в классе. После обеда малышей обязательно укладывали спать, и весь дворец погружался в послеполуденную тишину. Если раньше во внутреннем дворе гарема были слышны пение и музыка, то теперь отовсюду были слышны звонкие детские голоса и смех. Хани с самого раннего утра убегал к своим драгоценным посадкам, Ясмин закрывался в кабинете, Амин хандрил у визора в окружении пузанчиков различной степени округлости. И только жада получал от всего этого детского круговорота истинное удовольствие. Ясмин видел его то играющим в мячик с малышами, то в нарды с более старшими детьми. Олли гонял на велосипеде в окружении новых приятелей. После обеда все биби занимались музыкой и танцами в питомнике. Жада, воспользовавшись просьбой Ясмина о помощи с новенькими, приходил к нему в гостиную и занимался со всеми беременными гимнастикой и легкими танцами, уверяя что танцы едва ли не самое важное для беременного омеги времяпрепровождение! Он вытаскивал Ясмина из-за стола, поднимал с кровати Хани и заставлял их вместе со всеми крутить попой и изгибаться под медленный речитатив народной песенки. Вилен всегда смотрел на это с ужасом и старался удрать в свою вечернюю школу к взрослым ученикам, которые обожали его, как собственного ребенка. Через неделю после отъезда Салаха в гареме провели ночь хны для одного юного омеги. В гости в гарем пришла мама и старшая сестра омежки Джанана. Следом явились еще несколько женщин, которые оказались тетушками Джанана разной степени родства. Вначале все женщины чувствовали себя очень неловко рядом с омегами в шелковых платьях и с драгоценностями небывалой красоты. Но вскоре они освоились и стали веселиться вместе со всеми. Наверное, им стало легче после того, как во двор забежали биби. Сразу же нашлись общие темы для разговора, и дети, бегающие вокруг, значительно разрядили обстановку. Разговоры плавно перешли на биби и их проказы. Все рассказывали смешные истории о своих детях. Больше всех историй знал жада. Он рассказывал и о маленьком Айюбе, и о Салахе, истории были смешными из-за детской непосредственности молодых альфочек, но всегда с каким-то тайным умыслом. Ясмина так и тянуло воскликнуть: «Мораль сей басни такова!» По рассказам жада дети получались на удивление мудрыми, порой непосредственными, но все же какими-то уж слишком серьезными. Ясмину в очередной раз разрисовали руки хной. Он еле успел их отмыть после последних посиделок, а тут опять пришлось сидеть и ждать, пока хна высохнет! Но через некоторое время Ясмин понял, что получает удовольствие от этого праздника, который получился на удивление семейным! К полуночи омега уже устал смеяться. Когда слуги унесли последних из уснувших детей, пришли за Джананом. Мама довела его до ворот гарема и напоследок расцеловала смущенного омежку. За спиной Айюба маячил старший муж омеги, который дрожащей рукой закрыл лицо Джанана концом шейлы и подхватил на руки! Вот оно, счастье! А еще через несколько дней, как раз в очередной торговый день, из приемной эмира сообщили, что к Ясмину приехал инопланетный альфа и просит о личной встрече. Омега был совершенно уверен, что это приехал Юстас и побежал в приемную. Но к его удивлению, там сидел пожилой альфа. Это был тот самый врач-гематолог из научно-исследовательского института экспериментальной медицины Райнер Хартманн. У альфы, приехавшего вместе с туристами, в руках был небольшой чемоданчик-холодильник и саквояж, который Ясмин раньше видел только у врачей в сериалах. Хартманну пришлось приехать на Сабах из-за своего капризного пациента. Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе. Поскольку пациент от него сбежал, то ему пришлось отправиться за ним самому. Райнер попросил у омеги разрешения на забор свежих образцов крови, но при этом так плотоядно, как вампир, улыбнулся, что Ясмин на минуту решил, что тот решил прокусить у него вену и взять из нее кровь! Омега немного растерялся. С одной стороны, это просто медицинская процедура, но с точки зрения традиций Сабаха, Ясмину предстояло поднять рукав платья, что означало частичное обнажение перед посторонним альфой, а это уже было неприемлемо само по себе. А еще в ходе процедуры альфе пришлось бы прикоснуться к омеге! Ясмин растерянно замер посреди комнаты под любопытными взглядами чиновников из приемной эмира. Ничего не придумав, он велел принести гостю чай, а сам отправился на поиски жада. Уж он-то точно должен знать, что делать в подобной ситуации! Жада играл с детьми в домино, приучая детей к счету, логике, а заодно, вырабатывая у них усидчивость. Ясмин быстренько обрисовал ему суть проблемы. Глаза жада загорелись любопытством, ему было интересно посмотреть на настоящего доктора из Федерации! Внешний вид доктора не подкачал! Пожилой альфа с благородной проседью в висках и с морщинистым лицом — это такая невероятная вещь для Сабаха! А еще лукавые смешинки в глазах доктора, как у самого жада. Ясмин никогда не видел, как жада строит глазки в ответ на комплимент! Это было так удивительно! Айдан быстро все организовал: комнату возле казарм, несколько альф-охранников у дверей, толпу беспокойных слуг, готовых сорваться с места по первому его жесту, а еще столик для чемоданчика и несколько стульев, чтобы гостю было привычно и удобно. Слуги аккуратно закатали рукав у Ясмина, одновременно прикрыв кожу платком, вдобавок Райнер надел медицинские перчатки и легко, почти невесомо, коснувшись руки Ясмина, наполнил пару вакуумных пробирок образцами крови. После нескольких реверансов жада согласился пригласить еще и Хани с Олли для анализов. Олли, не задумываясь, быстро закатал рукав и сразу после сдачи анализа умчался играть во двор дальше. Он привык к этим манипуляциям и воспринимал сдачу крови, как самую обыденную процедуру в своей жизни. А вот Хани долго рассказывал Райнеру о своем ребенке, о его диагнозе, лечении и о том, как все разительно переменилось, стоило им оказаться на этой планете. Хани сдал кровь на анализ, не прекращая разговора об Олли, и даже не поленился сбегать в свою комнату за медицинской карточкой Олли, которая была, пожалуй, толще любого медицинского справочника. Райнер с разрешения омеги сделал себе копию и поинтересовался, нельзя ли будет поднять ребенка на орбиту для полного обследования, потому что никакая медицинская аппаратура не выдержит то безумие, именуемое магнитным полем этой планеты. Хани сказал, что ему необходимо посоветоваться с мужем и ушел к себе. Неожиданно для всех Айдан сам пожелал сдать свою кровь «милому доктору». При этом порозовели оба, и милый доктор, и сам жада. Ясмин сделал вид, что не увидел самого откровенного заигрывания жада с посторонним альфой! Ну, в конце концов, он вдовец и сам волен решать, что ему делать! Райнер чуть не выронил последнюю пробирку из дрожащих рук и поторопился откланяться. Жада так посмотрел в спину доктору, что тот споткнулся на пороге, но все же не обернулся! Когда Райнер отошел на приличное расстояние, жада счастливо рассмеялся, похоже, ему понравилось смущать постороннего альфу! Через пару дней вернулся корабль Айюба, доставив домой Азиза с багажом вещей и большой шкатулкой с драгоценностями жада! Айдан с удовольствием забрал свои драгоценности, а вот вещи милостиво разрешил Ясмину оставить себе. Таким образом, у Ясмина появился целый гардероб роскошных одежд. Омега разрешил Азизу сходить в город и повидаться с родными. Милого мальчика, похоже, разрывало от избытка впечатлений! Хватило уже одного того, что на чужую планету он улетел на роскошном лайнере, а обратно вернулся на корабле самого эмира! Он привез письма и подарки от всех студентов. Увидев полные сумки с письмами и коробочками, Ясмин разрешил Азизу задержаться в городе на пару дней! Азиз расцвел белозубой улыбкой и растаял в воздухе, как Чеширский кот. Ясмин достал диск с видеописьмом от сына. В нем Рон хвастался успехами в учебе. Оказывается, когда не теряешь время на игрушки, то учеба идет намного лучше. Рон сообщил, что к нему в гости явились родители «папиного первого мужа», которых он упорно отказывался называть дедушками. Увидев их в гостиной, он сразу вышел из комнаты, мотивируя тем что «родителей нет дома, а в их отсутствие разговаривать с посторонними ему не разрешается». Ясмин вздохнул, слушая взволнованные речи своего ребенка. Похоже, сын обижен тем, что дедушки им не интересовались, пока у них все было плохо, а когда все стало хорошо, то вдруг вспомнили о внуке. Ясмин пожалел о том, что так и не успел поговорить с Роном на эту тему. Дедушки злились не на Рона, а, на него, Дэйчи. Они не могли простить ЕМУ смерть сына. Как будто в этом была его вина! Они никогда не одобряли выбор сына, который взял мужа без приданого, без имени, без влиятельной семьи за спиной. Они всегда считали Дэйчи наглым прилипалой и жадным до денег авантюристом. И его второй брак, похоже, только укрепил их в этом мнении! Он сидел в раздумьях, а не написать ли им письмо и попросить прощения, за то что их сын разбился пьяным на машине, а вот он продолжает жить и даже опять вышел замуж. Может, попробовать подсказать им, как правильно разговаривать с обидчивым ребенком, чтобы тот услышал их и понял? А потом, вздохнув, покачал головой. Нет, они не поймут, а каждое его слово еще и переиначат, извращая истинный смысл. Они могут решить, что Дэйчи решил избавиться от Рона и только поэтому пытается наладить с ними отношения. Лучше ничего не предпринимать. Пусть все будет так, как было до этого! Он непременно поговорит с Роном о его дедушках, когда тот вернется на Сабах. Надо объяснить сыну, что не стоит злиться на них, они ему родные и помогали растить, и хотя эти крохи трудно назвать помощью, без них Дэйчи было бы еще тяжелее. Из-за своей твердолобости и снобизма его свекры сами лишили себя радости общения с внуком, они довольствовались лишь теми фотографиями, которые посылал им Дэйчи. Но разве могут они заменить улыбку ребенка, его радостный смех при встрече с родными людьми? Ясмин твердо решил, что когда Рон будет рядом с ним, он постарается все рассказать и изменить отношение сына к дедушкам. В конце концов, это он им чужой, а его сын для них родной! И если сын пожелает общаться с ними, он никогда и ни за что не будет этому препятствовать! Счастливый Хани принес несколько апельсинов из первого урожая, собранного с местных деревьев. Хани был так горд! Апельсины были гибридного сорта, выведенного специально для жарких и засушливых планет. Наконец-то, первые деревья начали плодоносить! Парники уже были восстановлены, и вскоре ожидался урожай овощей. А еще ему из института пришло письмо, в котором сообщалось, что они готовы к экспедиции и вскоре на планету прибудет корабль с сотрудниками, который всех развезет «по местам дислокации». Во всей этой затее чувствовалась рука замдиректора. Хани только вздохнул и сказал, что все равно ничего сделать не сможет. Он уже там не работает, и вообще, сделал все, что мог, так что, если замдиректора и напортачит, то, в крайнем случае, они всегда могут обратиться к нему за помощью или советом. Надо будет донести эту мысль до всех работников, что сейчас работают в большом оазисе с Умаром. Ясмин попросил взять его с собой, когда поедут осматривать оазисы. Хани пообещал, что обязательно возьмет и побежал разыскивать мужа. В углу вздохнул Хатим. В последнее время он был «хвостиком» Ясмина. Он ходил следом за омегой, и Ясмин подозревал, что только рядом с ним тот чувствовал себя спокойно и защищено. Его это не раздражало, наоборот, не хотелось выпускать омежку из поля зрения. Он знал, как многие волнуются в преддверии первых родов. Алан уже привез блок родовспоможения. Такие блоки устанавливались в муниципальных больницах в столице, а еще они входили в комплект обязательного оборудования для новых колоний. Это было связано с тем, что они были очень просты в обслуживании, имели надежную систему защиты от «дураков» и практически никогда не ломались. Кроме того, с Аланом приехали две семейные пары докторов-акушеров, которые имели опыт работы в отдаленных колониях и не боялись необустроенного быта. Сам блок установили во дворце, недалеко от гарема, врачей разместили в доме, расположенном между дворцом и мечетью. Но, как ни странно, именно это врачам и понравилось. К радости жителей эмирата, они были бетами и к тому же мусульманами, поэтому понимали их обычаи и законы. Женщины были акушерами, а их мужья — неонатологами, детскими врачами, специализирующимися на новорожденных и их болезнях. Вскоре к ним на прием потянулись местные женщины, если у них возникали проблемы или просто страхи. Они не отказывались консультировать на дому, и в скором времени Алан обратился к Айюбу с просьбой выделить врачам более вместительный дом, чтобы разместить там еще один блок родовспоможения. Айюб, недолго думая, освободил под медицинские нужды целое крыло в медресе у мечети. Все равно дети и взрослые в основном учились грамоте в вечерней школе у Вилена. А здесь остались, в основном, те, кто хотел получить должность писчика в суде или кади. А таковых с каждым днем становилось все меньше и меньше. В первые дни новые врачи под присмотром гаремных лекарей осмотрели всех беременных омег и маленьких детей. А затем занялись приемом местного населения. Видя объем работы докторов, Алан повздыхал и начал подыскивать еще желающих заняться медицинской практикой в непростых условиях пустынной планеты. Похоже, быть первому на Сабахе родильному дому! Через несколько дней примчался довольный Хани и сообщил, что завтра они едут в большой оазис, так что, Ясмину надо быть готовым к раннему отъезду. Ясмин попросил захватить и Хатима. Хани с сомнением посмотрел на его большой живот, а потом вздохнул и кивнул головой. На следующее утро сразу после завтрака Ясмин взял за руку Хатима и отправился во внутренний двор. Там возле омеговозки уже прыгал Олли, он был счастлив, что они опять отправляются гулять. Неугомонный ребенок, похоже, не умел сидеть на одном месте. Вскоре появился Хани с ворохом бумаг, следом вышагивали Айдан и Амин. Амин заявил, что не хочет на этот раз сидеть дома, как наказанный биби. Он тоже хочет приключений! Слуги уже загрузили во второй багги шатер для омег и еду. Альфы расселись по маленьким багги, и ждали сигнала к отправлению. В омеговозке было четыре больших сидения, чтобы омеги могли разместиться с комфортом, и несколько обычных сидений для личных слуг. Вскоре Айдан с Амином устроились на передних сидениях, а на задних расположились Хани с Олли и Ясмин с Хатимом. Слуги заняли свои места, и Айюб, наконец, дал сигнал выезжать. Маленькая процессия вереницей проехала по городу. Хатим крутил головой, он никогда не покидал территорию питомника. Только один раз, когда его вместе с другими омегами перевозили из одного гарема в другой. Но тогда было шумно и страшно, все плакали. Большие альфы с оружием конвоировали плачущих омег и детей из знакомых мест в страшную неизвестность. И еще один большой и горячий, как печка, альфа взял его за руку и не выпускал, пока не посадил в свой корабль. Для Хатима тогда весь мир дрожал от ужаса и плавно покачивался. Он тогда мечтал только об одном — побыстрее умереть, чтобы все это закончилось. Но тот страшный день, как ни странно, закончился вкусной едой и чистой кроватью. Теперь каждый вечер Хатим боялся засыпать, а вдруг все окажется только сном, и он до сих пор сидит в холодной темнице, ожидая наказания? Но вот ворота города распахнулись, и машина, рыкнув, плавно помчалась по пескам. Хатим никогда не видел пустыню. Он порой слышал ее запах, когда на город обрушивалась песчаная буря. Он видел во дворе горки песка, наметенные стихией, и думал: а как это, когда вокруг один песок? Пустыня оказалась завораживающе прекрасной! А как она пахла! Омега жадно принюхивался, и его сердце ликовало, это был запах свободы! Хатим крутил головой, как совенок, во все стороны сразу. Он сидел в ногах Ясмина, который согнул ноги в коленях, подпирая ими спину омежки, чтобы тот мог расслабиться, и, откинувшись, отдохнуть. Ему явно было тяжело ходить с большим животом, он машинально придерживал его рукой, как будто боялся, что он оторвется. К вечеру у него болела спина, но он никогда не жаловался. Тащить его с собой было полнейшей авантюрой со стороны Ясмина, но он в последнее время просто не хотел оставлять омежку одного. У того порой проскальзывало такое обреченное выражение лица, что Ясмин боялся, как бы ребенок с собой не сделал чего дурного. Его папа всегда говорил, что только новые впечатления могут излечить сердечную тоску. Поэтому Ясмин и таскал его повсюду, когда гулял по дворцу. Он знакомил его с людьми, показывал внутренние комнаты, усаживал рядом на диван, когда читал по вечерам детям сказки. Его робкая улыбка и горящие глаза были самой лучшей наградой за такой труд. Но стоило оставить его одного, как глаза у него стекленели, как бисер, и краски стекали с лица, как гуашь под напором воды. Дорога была длинная, Ясмину нравилась пустыня, но не настолько, чтобы, не отрываясь, смотреть в окно. Пейзаж был достаточно однообразен. Редко, когда проскакивала группа валунов или чахлое деревце, непонятно, как оказавшееся в этой духовке. Но Хатим с восторгом смотрел на каждый камень, на каждый чахлый кустик. Водитель знал, что везет трех беременных омег и поэтому ехал, плавно перекатываясь по барханам. От этого равномерного движения и унылого пейзажа Амин и жада уже уснули. Слуги тоже клевали носами. Олли шептался с Хани, прижавшись к его боку. Глаза у Ясмина тоже потихоньку наливались тяжестью. Тихий рокот мотора и мерное покачивание укачивало сильнее колыбельной. Если бы Хатим согласился прилечь, то Ясмин точно сразу бы уснул. Похоже, только альфы на маленьких багги получали от скучной дороги удовольствие. Они неслись по барханам, то газуя, то притормаживая, поднимая колесами столбы песка, красуясь друг перед другом в мастерстве вождения. Они гортанно смеялись и подзадоривали друг друга. Если бы среди них был Салах, то Ясмин тоже бы смотрел за этими играми взрослых детей. Но муж был далеко, а остальные были омеге просто не интересны. Зато за их играми с горящими глазами наблюдал Хатим и это, пожалуй, единственное, что удерживало Ясмина, чтобы не раздражаться на их мельтешение рядом с омеговозкой. Но стоило только Ясмину найти удобное положение для ног, чтобы они не расползались во время сна и могли поддерживать Хатима, и уже почти заснуть, как Олли вдруг резко сел возле Хани и тревожно уставился в окно. Хани тоже выпрямился, чтобы посмотреть, что так напугало его ребенка. Но барханы были как близнецы-братья, одинаково выгибали свои спины под палящим солнцем. И вокруг, насколько хватало взгляда, была безлюдная пустыня. Ясмин присел осмотреться и увидев, что тревога ложная, со стоном улегся обратно.  — Он рядом! — Олли улыбнулся и сжал ручки на груди. — ВОТ ОН! СМОТРИТЕ! — вдруг закричал омежка. Водитель от неожиданности резко тормознул. Жада и Амин проснулись от толчка. Айюб выскочил вперед. Все с тревогой смотрели по сторонам, но песчаные барханы были по-прежнему безжизненны. Вдруг на бархан у горизонта взлетел всадник на вороном коне. На его руке сидел сокол.