Проект

      Проснувшись, я первым делом принялся лихорадочно соображать, где вообще нахожусь. Пребывание в чужой постели в период пробуждения для меня всегда является непреодолимым стрессом, и мне приходится затрачивать пару минут на воссоздание череды событий, приведших меня к такому положению. Откинувшись на подушку, я задумчиво повертел головой, углядел примятую кровать напротив, валяющуюся на полу собственную куртку и немного поднапрягся. Память выдала нечто, смахивающее на правду, а именно — Мисаки, который по идее должен был спать напротив, но которого почему-то не было. Эта деталь подвергала сомнению все мои выводы касательно предыдущей ночи, поэтому я неохотно выполз из-под одеяла — все помнят, как я выгляжу с утра? — и стал методично обыскивать комнату на предмет улик. Долго страдать не пришлось: исчезнувший Мисаки оставил на тумбочке записку. Впрочем, это была скорее головоломка — какой-то помятый флаер кислотно-жёлтого цвета. Центральной фигурой на нём был коряво изображённый велоцираптор, хищно скалящийся в сторону аппетитного толстого мальчугана. Внизу красовалась подпись «Динозавр Расти и его друзья», а на обратной стороне я нашёл адрес, по которому, видимо, и проживало это чудо природы.       Мисаки очень высоко оценивал мои умственные способности, раз даже не потрудился написать хоть что-нибудь. С другой стороны, умывшись и приведя себя в приличный вид, я таки сложил два и два, взял флаер и отправился на поиски моего канувшего в Лету друга.       Где находится приют динозавра Расти, я понятия не имел, так что пришлось консультироваться с портье, пока я сдавал ключи. Он любезно нарисовал мне импровизированную карту, я столь же учтиво его поблагодарил и с тем покинул это гостеприимное место, надеясь больше не вернуться. Спать я всё же предпочитал в своей постели, а просыпаться уж тем более.       Погода была прекрасная, так что я предпочёл бы пройтись пешком, но Мисаки не оставил мне выбора: шагать три станции метро всё же слишком долго. Я спустился в подземку, стараясь думать о приятном: с детства ненавижу это место. Оно отталкивает всем, начиная с пресловутого запаха метро и заканчивая людьми, которых я в принципе не переносил в количестве больше трёх. Кошмарные двадцать минут поездки меня совершенно утомили, и, выходя, я уже не знал, на кого злиться — на Мунакату, запрягшего меня в это, на Широ, зачем-то влезшего в Проект, или на Мисаки, чьё упрямство доставляло мне дискомфорт уже двенадцать часов подряд.       От станции до места назначения было рукой подать. Я прошёл под высокой аркой железных парковых ворот, выполненных с закосом под барокко — насколько мои знания об архитектуре позволяли судить об этом, — и неторопливо пошёл по усыпанной гравием главной дороге. От неё в разные стороны разбегались маленькие собратья, и я не отказался бы прогуляться и по ним — всегда питал слабость к таким вот укромным парковым тропинкам, обычно обрамлённым пышными кустами каких-нибудь растений. Поставив в голове галочку — после поимки хакера неплохо бы провести свободное время на природе, — я с сожалением настроился на текущую задачу и принялся вращать головой, выискивая подсказки, что привели бы меня к Яте. К счастью, изображать детектива пришлось недолго: дорога вывела меня в центр парка, где по большой песчаной площади с фонтаном в центре — кстати, от него барокко и не пахло — бегала куча малышни. Обычно я стараюсь обходить такие сборища стороной, но в этот раз моя цель и была окружена этими самыми детишками: Мисаки, одетый в костюм динозавра, бодро улепётывал от ребятни, с переменным успехом уходя от погони. На лице его был написан святой ужас, что и немудрено: детей было много, и, как бы хорошо Мисаки не бегал, где-то раз в несколько минут его всё же накрывало лавиной. Учитывая, что продолжительность этого безумия наверняка составляла уже три-четыре часа, Яту можно было только пожалеть — ну, и немного посмеяться.       Это зрелище искупало все мои утренние проблемы. Сперва я примостился на скамеечке, решив насладиться таким редким зрелищем, как облачённый в неоново-зелёный плюш Ята, но очень скоро понял, что эта красота не стоит моей напечённой солнцем головы. Посочувствовав Мисаки, чьё тело сейчас являлось сборником прямых солнечных лучей, я плавно переместился на обнаруженную в пределах площади маленькую террасу уличного кафе. Вид оттуда открывался ещё лучше, так что я со спокойной душой откинулся на почти удобном стуле, заказал большой стакан чая со льдом и принялся блаженствовать в тени, позволив себе ещё какое-то время не размышлять о наших общих проблемах. Подошедшая официантка вскоре водрузила на столик стакан, успела состроить мне глазки и убежала. Я проводил её взглядом, мысленно пожалел, что у меня нет времени даже позаигрывать с ней, и приступил к чаю.       Мисаки продолжал развлекать малышню. Когда это зрелище немного приелось, а стакан оказался наполовину пуст, совесть взяла своё и заставила меня не тратить время даром. Оставив Яту отрабатывать трудовые гроши, я достал телефон и набрал Мунакату.       Мы разговаривали только вчера, но события сменяли друг друга так быстро, что у меня немного притупилось чувство времени. Видимо это объясняет то, что я успел немного по нему соскучиться и почти с радостью поприветствовал его первым: — Утро доброе! Как дела на трудовом фронте? — Теперь это действительно утро, — согласился он. Судя по всему, Рейши был чем-то доволен, потому что не начал зудеть и ворчать с первой же фразы. — Чего звонишь? Есть какие-нибудь новости? — Нет, не особо, — радостно сказал я. — Просто настроение хорошее, вот и решил поболтать. — Лучше бы делами занимался, — упрекнул он, но как-то лениво, для проформы. — А я и занимаюсь. Мисаки работает, так что мы не можем идти искать Широ прямо сейчас, но во второй половине дня начнём. Я поэтому, кстати, и звоню. — Возникли проблемы? Только не говори, что вы друг другу глотки грызёте и отношения выясняете, вместо того чтобы ловить нашего хакера...       Я кинул взгляд на замыленного динозавра, которому какой-то особо активный малец пытался отгрызть хвост, и от души рассмеялся: — Нет, у нас всё на удивление хорошо. Дело не в этом. Мне нужно, чтоб ты помог мне кое-кого найти. — Ты же в курсе, что наша контора не тянет на агентство Шерлока Холмса? — уточнил он. — И если бы мы сами могли «кое-кого найти», то ты сейчас бы, скорее всего, валялся в кровати или рубился в игрушки.       Я поразился тому, насколько хорошо он меня знает — правда, немного наигранно, — и уверил, что моя просьба куда проще, чем погоня за хакером. Мунаката ещё поворчал по старой привычке, я пропустил это мимо ушей, и компромисс был найден. Рассказав всё, что смог наскрести с сусеков не самой лучшей памяти, я распрощался с ним на вполне радостной ноте. Мунаката отправился копать архивы, а я — отдыхать и потешаться над Мисаки, которому явно предстояло работать над своим сценическим амплуа.       Время подходило к полудню — солнце стояло в зените, воздух застыл, я приканчивал уже третий стакан ледяного чая. Легче от этого не становилось, но я утешал себя мыслью о Мисаки и том инкубаторе, в который сейчас превратился его нелепый костюм. Работа его подходила к концу — малышни стало совсем мало, бегали они вяло, разве что язык не высовывая, а мамашки на скамейках уже побросали всякие совки-лопатки в сумки и готовились к подъёму. Мунаката всё ещё не перезвонил, и это означало, что у Яты есть время на передышку, прежде чем нам придётся начинать похождения. Мне было его искренне жаль, но оказаться дома хотелось сильнее — если бы подвал, в котором спрятался Широ, стал известен мне прямо сейчас, Мисаки пришлось бы нестись туда в обличии динозавра. К счастью для него, Рейши задерживался, а я сам был в достаточно умиротворённом, хоть и слегка подсушенном состоянии.       Откуда-то сбоку послышался грохот, и я непроизвольно обернулся. За дальним столиком сидела дама, которая и стукнула чашкой об стол — я бы сказал, что она просто неаккуратно её поставила, если бы не очевидность такого поступка. Выполнив миссию — то бишь, с успехом завоевав моё внимание, дамочка принялась усиленно строить мне глазки, а я столь же усиленно постарался сделать вид, что меня это интересует.       Не то чтобы она мне не понравилась; нет, женщина была очень симпатичной, можно даже сказать, красивой. Я бы предположил, что она старше меня лет на пять — не самая большая разница, особенно в нашей возрастной категории. У неё было действительно приятное лицо и красивые миндалевидные глаза, чей цвет мне не удалось разглядеть. Дамочка была миниатюрной, аккуратной и привлекательной со всех сторон; может, в другое время я бы подсел и ответил на её активные позывы, но тогда не было ни настроения, ни времени. А ещё мелькала мысль, что, возможно, её ребёнок сейчас гоняется за динозавром Расти — иначе зачем бы ей приходить в парк в такой жаркий день, да ещё и одной? Перспектива одинокой женщины лет тридцати меня не пугала, но вот если к этой красоте прилагается дитя — я пас. Конечно, опасения мои были не очень аргументированы, но рисковать было незачем, и я почти обрадовался, когда обзор на женщину мне закрыл грузно приземлившийся на стул Ята.       От костюма он успел избавиться, но это явно не помогло — от Яты разило потом, он весь взмок и вообще мало походил на человека. Я всё понял и заказал ещё два стакана чая, на что Мисаки только благодарно покивал и шумно выдохнул. — Только попробуй что-нибудь вякнуть, — хрипло предупредил он, еле-еле восстановив дыхание. — Я не в настроении для шуток. — Жаль, у меня уже был заготовлен целый ворох комментариев, — я театрально закатил глаза, — а ты меня лишаешь такого удовольствия. Между прочим, это я оплачиваю твой водно-солевой баланс, мог бы разрешить мне такую малость...       Мисаки непонимающе уставился на меня. Я вздохнул и кивнул на подоспевшую официантку. — А, ты об этом, — хмуро сказал Мисаки, залпом опрокидывая половину. — Так я могу себе это позволить, знаешь ли... — А потом будешь ещё сутки бегать от детишек? Нет уж, пей молча и будь благодарен за мою щедрость! — заявил я и придвинул к нему второй стакан. Ята задохнулся от такого нахальства, но пить ему явно хотелось больше, чем спорить. Конечно, он любил строить из себя независимого взрослого, но, по сути, обожал халяву — просто ухитрялся поставить всё так, что благодетели ощущали себя виноватыми. Со мной подобное не прокатывало, поэтому он ненавидел просить меня о чём-либо, и просто терпеть не мог, когда я проявлял инициативу в вопросах заботы о нём. — Часто ты так подрабатываешь? — спросил я, когда Мисаки прикончил второй стакан и перестал быть похожим на беговую лошадь. Он пожал плечами. — Не очень. Пару раз в неделю, может, да и то когда погода хорошая. Ты мог заметить, что это слишком утомительно, чтобы вкалывать сутками. — Зато много играешься на свежем воздухе, — улыбнулся я, но Ята шутку не оценил. Посверлил меня хмурым взглядом, прикидывая, стоит ли заводить разговор о богатых наследничках, махнул на это рукой и устало откинулся на стуле.       Я поразмыслил над тем, сможет ли Ята в таком состоянии быть полезным, и пришёл к выводу: нет, толку от него, как от козла молока. Впрочем, моему бывшему амиго вновь везло — беготни не намечалось, да и Рейши всё ещё молчал. — Ты-то сделал хоть что-нибудь полезное, пока я работал? — спросил он с надеждой. — Или так и сидел тут, гоняя чаи и заигрывая с официантками? — А ты как думаешь? — фыркнул я. — Ясен красен, я действовал вовсю, пока ты развлекал детей. Можно сказать, это я — тот капитан, который ведёт наш корабль... — ... ко дну, — закончил он с усмешкой. — Я не настроен на твоё кривляние, Сару. Ты нашёл что-нибудь или нет?       Я опечалился. Мисаки обычно любил мои ужимки, но иногда он становился таким несусветным занудой, что хотелось нацепить ему на нос очки и отправить в колледж для одарённых ботаников. Но мне всё же было что ему предъявить, поэтому я гордо задрал нос и сообщил: — Я вспомнил, кто может нам помочь! — Лучше бы ты нашёл того, кто запряжётся вместо нас, — фыркнул он, вздёргивая бровь. — Но и это уже неплохо.       Я обиженно промычал что-то невнятное. Уставший Мисаки всегда сыпал сарказмом и опускал всех подряд; об этом я как-то подзабыл, а теперь вот уже успел нарваться на грубость. В том не было его вины — я бы тоже осатанел от необходимости надевать плюшевый костюм в такую жару, — но осадок остался. Да, я всегда казался толстокожим, но Ята вообще не вписывался в мои жизненные устои, и его игнорировать было сложнее, чем того же Мунакату или вечно динамящую Авашиму.       Пока я дулся, он успел немного остыть и даже примирительно мне улыбнулся. Я, как обычно, растаял от одного тёплого жеста в мою сторону и принялся трепаться за двоих, потому что рассказать-то действительно было что.       Я был настроен на долгий разговор и ностальгические вздохи, но Мунаката в который раз испортил всю малину, прислав сообщение в самом начале исповеди. Что бы он ни говорил, а информационное обеспечение Скипетра работало бесперебойно — эти ребята ухитрились в максимально сжатые сроки найти не только запрашиваемые имя и адрес, но и данные кредитки, что лично мне было без надобности. Полагаю, Рейши либо так пошутил, либо устроил проверку на вшивость — кредитка-то вполне могла оказаться его собственной, с него бы сталось. Я переписал адрес на салфетку и стёр сообщение от греха подальше под подозрительным взглядом Яты. — Это что такое? — полюбопытствовал он, вцепившись в салфетку. — Только не говори, что синие уже всех нашли, и нам можно отправляться по домам, потому что тогда я зря болтался с тобой всю вчерашнюю ночь.       Я осторожно высвободил салфетку из его цепких пальцев, постаравшись не порвать — вот бы Мунаката похихикал, если бы я позвонил с просьбой продублировать смс. — Болтался ты не зря, — вздохнул я. — Широ по-прежнему неизвестно где. А это — всего лишь адрес человека, про которого я вспомнил. Только хотел тебе рассказать, как Мунаката меня опередил... — Ясно, ясно, — нетерпеливо перебил Мисаки. — Так что, идём к нему сейчас? Или ты хотел ещё часок повалять дурака? — Я хотел тебе поведать, кто это и что он может для нас сделать, — почти обиделся я. — Но если тебе неинтересно, мы можем сию секунду подорваться с места безо всяких объяснений.       Мисаки, по-видимому, такой вариант устроил, потому что он молча встал, потянулся, чуть поморщившись — ноги-то наверняка адски ныли после беготни, — и пошёл к барной стойке, перемахнув через неё одним рывком. Через пару секунд он вынырнул оттуда, но на этот раз уже с незабвенным скейтом, который закинул за спину, показывая, что поездка — и моя трусца следом — отменяются. — Обожаю, когда ты начинаешь ныть, — насмешливо сказал Ята, суя мне в руки бутылку воды. На мой удивлённый взгляд он пожал плечами и заявил: — У меня скейт, так что несёшь ты, если не хочешь умереть от обезвоживания. В этот раз за твой... эмм, водный баланс плачу я. — Водно-солевой, — поправил я, направляясь за ним к выходу. За пределами тента солнце пекло так нещадно, что мне захотелось наплевать на дурацкий Проект и вернуться в тень, но Мисаки пёр вперёд, и для меня делом чести было не отстать. — Так почему тебе нравится, когда я обижаюсь? — Когда ноешь, — ехидно подчеркнул Мисаки, ухмыляясь. — Ты сразу становишься похож на девчонку, закатывающую сцены, и это выглядит так забавно. Плюс мне нравится тебя задевать. — Вот это да, не знал, что ты такой жестокий, — восхитился я.       Он смешно задрал нос и выпятил грудь вперёд, пытаясь выглядеть крупнее и круче. Я отвернулся, чтобы не рассмеяться ему в лицо, иначе драки не миновать, с его-то взрывным характером. — Да, теперь я такой, — небрежно уронил Мисаки, не замечая моих попыток сдержать хохот. — Знаешь ли, я повзрослел с тех пор, как ты позорно сбежал из Хомры, и меня уже не проймёшь всякой ерундой... — Охотно верю, — я всё же смог совладать с собой. — Но для меня ничто не сравнится со сценой, что ты закатил мне тогда.       Мисаки скосил глаза, явно оценивая мою наглость и думая, осознанно ли я нарываюсь на взбучку. Углядев на моём лице плохо сдерживаемую улыбку, он проявил чудеса сдержанности: — Завали, а, — беззлобно попросил Ята, перекидывая скейт в другую руку. — Далеко ещё идти?       Мы прошли всего два квартала. Я не очень хорошо ориентируюсь на местности, но знающий об этом Рейши предусмотрительно приписал номер трамвая, который хоть и едет немногим быстрее, но всё же довезёт до места, а не оставит плутать по улицам. Когда я озвучил эту мысль Яте, он скривился — ясен пень, ему-то хотелось проехаться на скейте, а не трястись в душном вагоне, — но выбора особого не было. Правда, он с надеждой предложил мне бежать следом, но я тут же отмёл эту нелепость, даже не подумав для приличия. В итоге мы прождали на остановке пятнадцать минут, в течение которых Мисаки весь извертелся на накалённой солнцем скамейке — на кой чёрт он вообще туда сел, в таком случае? — и извёл моё терпение вопросами о том, когда же подойдёт транспорт. В какой-то момент я вскипел настолько, что готов был пересмотреть, кто из нас двоих ноет как девчонка, но Мисаки спасло треньканье трамвая и его силуэт вдалеке. Из-за тяжёлого горячего воздуха рельсы плавились, и очертания вагона расплывались; мне, с моим не самым лучшим зрением, чудилось, что трамвай плывёт, рассекая асфальт. Такая умиротворяющая картина вернула мне душевное равновесие ровно до тех пор, пока Мисаки не начал дёргать меня за руку, порываясь поскорее забраться внутрь.       В конце концов, мы устроились в задней части вагона, оккупировав два отдельных сиденья в ряду. Народу почти не было — разгар рабочего дня давал о себе знать, — и кроме нас в трамвае сидели несколько старушек да какие-то дети, едущие со школы. Мне пришлось заплатить за Мисаки, который слишком уж долго пытался наскрести в кармане мелочь, мучительно краснея и что-то бормоча. Я не вынес такого испытания и молча протянул кондуктору деньги за двоих. Ята это заметил, только когда нашёл всю сумму, а кондуктор уже удалился в переднюю часть трамвая. — Ты зачем это сделал? — возмутился он. — У меня же есть деньги... — Если бы ты искал их ещё дольше, нас бы просто выперли, — невозмутимо парировал я. — Не хочешь подачек от меня, так и веди себя соответственно.       Ята задохнулся от возмущения, попытался что-то ответить, но уже через минуту понял, что я всё же прав. «Спасибо» я от него так и не услышал, но и ругаться он не стал — и это уже хорошо. Однако этот инцидент его задел, и Мисаки отвернулся к окну, с преувеличенным вниманием изучая пейзаж; я же откинулся на неудобном сидении и расслабился, постаравшись хоть немного остынуть.       Из окна немного дуло, и я подставил лицо ветерку, который с натяжкой можно было бы назвать прохладным. Вспомнив о бутылке в руках, сделал пару глотков, но вода уже была безнадёжно тёплой, и облегчение не пришло. Пообещав себе сегодня же вечером принять холодный душ — ну, я понадеялся, что к тому времени смогу оказаться дома, — я вытянул ноги в пустой проход и прикрыл глаза. Дорога обещала растянуться на полчаса минимум, и я честно не знал, как их занять: с Мунакатой болтать уже не хотелось, Мисаки показательно игнорировал меня, рассматривая однообразные улицы, а телефон грозил отключиться, не давая возможности поиграть хоть во что-нибудь. Трамвай болтало из стороны в сторону, и я вдруг вспомнил, как мы с Мисаки как-то раз ходили в парк аттракционов, где катались на водных горках — вагончики там шатало точно так же, прежде чем они ухали вниз с сотней брызг. Ята вопил от страха и радости, а я крепко жмурился, вцепившись руками в поручень и не желая признавать, что от высоты у меня всегда сосало под ложечкой.       Эх, хорошее тогда было время.       Кратковременный приступ ностальгии прервала острая коленка Яты, уткнувшаяся мне в бедро. Я поморщился — Мисаки вечно расставлял ноги, как попало, — но не успел возмутиться. Рядом немного повозились, коленка убралась, на пару минут всё затихло. Я вернулся в полусонное состояние и даже задумался о чём-то, как снова ощутил прикосновение, на этот раз более осторожное. Немного приоткрыв веки, я убедился, что это снова Мисаки: он распластался на сидении и ненароком задел меня. Трамвай тряхнуло, нас сдвинуло чуть ближе, так что мы оказались легонько прижатыми друг к другу ногами. Ята сделал вид, что это его не касается, и продолжил смотреть в окно; я недолго поразглядывал его тощую коленку, прислонённую к моей, и снова закрыл глаза, решив не травить себе душу таким зрелищем.       Облегчение вновь не пришло. Я слишком остро ощущал тело Яты рядом, и от этого, если честно, было не по себе. Я бы отодвинулся, но, вот парадокс: лишаться этой внезапной близости тоже не хотелось, так что я продолжить сидеть, как ни в чём не бывало, мучаясь от внезапного морального дискомфорта и гадая, о чём думает Мисаки, раз позволяет себе так меня провоцировать.       Возможно, Мисаки даже не подозревал, что такие действия могут заставить меня испытать что-то неприятное. Ему частенько хотелось сделать мне больно, но для этого в ход шли странные шуточки и подколы, на которые я даже обижаться не мог. В редких случаях Ята мог ударить — но и это ранило меня меньше, чем единичные проявления нежности с его стороны. Вот это было действительно забавно: стоило быть ласковым, чтобы я начал страдать, но такие методы ему и в голову не приходили. Зато я сам отлично справлялся, доделывая работу за него — прямо как сейчас, когда не мог просто отодвинуться и перестать убиваться.       Был один такой момент в прошлом — том, где мы достаточно весело проводили время вместе. Мы ехали куда-то за город в электричке; может, решили побродить по пляжу, сейчас это уже несущественно. Это был ранний поезд, и Мисаки, привыкший спать до полудня, постоянно зевал и тёр глаза, пытаясь прийти в себя, но в итоге просто заснул у меня на плече. Ехать нам было долго — около двух часов, — и всё это время я просидел в одной позе, боясь разбудить его и спугнуть. Плечо, в конце концов, онемело от тяжести его головы, но это того стоило: я надолго запомнил внутренний трепет и тепло, что возникали и нарастали, когда я вдыхал запах его растрёпанных рыжих волос и тела. Те два часа я абсолютно точно знал, что влюблён в Мисаки, но эта уверенность почему-то испарилась, стоило нам выйти из вагона. Я был вынужден вновь держать дистанцию, и постепенно мои воспоминания стёрлись из памяти. Ощущения сгладились, будто их и не было; я решил, что мне почудилось, что я это сам и придумал. Мисаки больше не засыпал на моём плече, а я постарался избегать лишних прикосновений, боясь возвращения наваждения, от которого у меня дыхание перехватывало и щемило в груди. Теперь-то я знаю: тогда я действительно любил Мисаки. Но сейчас, конечно, это уже не так существенно.       Я вдруг вспомнил о своём давнем волевом решении не пускаться в размышления о прошлом, и абстрагировался. С переменным успехом, но мне всё же это удалось, и я даже успел немного подремать, прежде чем Мисаки стало скучно, и он подал голос: — Может, расскажешь, к кому мы едем? — Ты вроде не хотел это знать, — монотонно пробубнил я, не открывая глаз. — И почему я должен объяснять теперь? — Потому что мы напарники, — назидательно выдал он, надеясь, что для меня это слово хоть что-то да значит. — Ну же, Сару, не выделывайся...       Он легонько толкнул меня плечом. Я понял, что с такой настойчивостью поспать не удастся, и нехотя потянулся, скосив глаза влево. Ята с неподдельным интересом уставился мне в лицо, ожидая откровений, и я решил его не мучить: — Ладно, помнишь, ты предложил поспрашивать моих знакомых? — Помню. А ещё помню, что ты с ними не общаешься. — По сути, так оно есть. Но вчера мне пришёл на ум один парень, с которым мы за это время переписывались всего три раза — а это гораздо чаще, чем с другими. В принципе, он может что-то подсказать, хотя надежда на это мизерная — когда мы виделись последний раз, я был уверен, что бедняга Сэнди либо сопьётся, либо подсядет на наркоту. Мисаки округлил глаза и хохотнул: — Ничего себе! Ну у тебя и друзья были.... Впрочем, чего-то подобного я от тебя и ждал: всяких яйцеголовых чудиков-ботаников с пристрастием к амфетамину. — Ты откуда слов-то таких нахватался, дитятко? — удивился я. — И откуда такие представления о студентах? Я, вообще-то, учился в одном из лучших здешних университетов, на факультете информационных технологий. — Я и говорю, ботаники, — подхватил Мисаки, задорно улыбаясь. — И ведь тебя оттуда выперли, верно? — Верно, — кисло подтвердил я. — Но не за наркотики, если ты об этом, а за мою несусветную лень и пристрастие к видеоиграм. Частично.