Проект

      Утро ознаменовалось утробным кашлем со стороны стола. Я нехотя разлепил веки, скосив слепые глаза на часы, висевшие на противоположной стене, и ожидаемо не увидел ни зги. По пробивающемуся сквозь шторы солнцу прикинул, что сейчас около девяти — прекрасное время для подъёма и впихивания в себя завтрака, состоящего из вчерашней пиццы. Прислушался к организму и с удовлетворением отметил, что блевать и синеть в ближайшем будущем не планирую, а вот набить оставшийся без ужина желудок было бы неплохо. После такого воодушевляющего вывода я окончательно проснулся, помял лицо, приводя себя в божеский вид, и принялся отчаянно привлекать внимание Сэнди, надеясь на кофе в постель.       Он сидел на стуле, где я его и оставил, благополучно захрапев чуть ли не двенадцать часов назад — ого, это сколько же можно спать-то? Либо Сэнди успел встать раньше меня, либо вообще не ложился — по его внешнему виду и не поймёшь, — но чувствовал он себя неважно. Вот уже долгие пять минут он тщетно пытался прокашляться, издавая при этом звуки, напоминающие те, что доносятся из забитой раковины, когда в неё засовывают жестяной ёршик. Изредка они перемежались с другими — теми, что издаёт кошка, пытаясь выплюнуть комок шерсти. Я сочувственно поморщился и откинул одеяло, намереваясь похлопать беднягу по спине, но тут Сэнди издал последний надрывный звук и перевёл дыхание. — Слушай, ты бы к врачу обратился, а? С таким кашлем и загнуться недолго... — А ты думаешь, я этого не сделал? — скептически спросил он, поворачиваясь. — Да с моими болячками приходится каждый месяц появляться на осмотре в добровольно-принудительном порядке... — тут он разглядел мою сонную физиономию и заржал. — Это что за «Утро в китайской деревне»? Шёл бы умылся, иначе будешь повинен в моей скорой смерти от одышки.       Я оскорбился, но в ванную идти всё же пришлось, чтобы не подвергать друга ещё большему стрессу. Наскоро ополоснув лицо и пригладив волосы пальцами, я поплёлся обратно, активно делая несчастный вид — авось хоть так перепадёт доля жалости и понимания со стороны.       План удался лишь частично: при виде моих круглых глаз и скорбной моськи Сэнди засуетился и попытался снова накормить меня таблетками. Я отплевался, заявив, что не собираюсь жрать лекарства, завернулся в уже ставшее родным одеяло и потребовал человеческой еды. Добряк Сэнди так обрадовался моему выздоровлению, что безропотно приволок в постель чашку кофе и подогрел пиццу, водрузив коробку на ручку дивана. Некоторое время мы чавкали, набивая животы; большую часть съел я, а Сэнди нехотя прожевал один кусок, начал второй и отложил, не осилив даже половины. Зато пока я допивал первую чашку кофе, он приканчивал уже третью, да и с таким энтузиазмом, будто лучше этой быстрорастворимой гадости в мире ничего нет. — Ты бы не налегал так на кофе, приятель. Говорят, в больших количествах потреблять вредно. — У меня уже иммунитет, — отмахнулся он. — Кофеин вообще в голову не ударяет. — Можешь перейти на чай, — радостно предложил я. — Бодрит ещё лучше. И вообще, прекрасное мочегонное...       Он заржал, но чашку отставил в сторону. Я решил, что обязательно сделаю ему презент в виде хорошего чёрного кофе и пары пакетиков заварного чая, на которые заставлю раскошелиться Мунакату — должен же он хоть как-то компенсировать затраченные нами усилия, раз мне даже командировочных не положено? Очень, кстати, удобно — раз я в штате не состою, то и денег не видать. Что ж, вина за это лежала только на мне — а кто нос воротит от тёплого местечка? — но чувство справедливости голосовало за восстановление баланса.       Пока я погружался в мысленные финансовые махинации, Сэнди уже активно щёлкал мышкой, открывая окна. Я успел краем глаза уловить чёрный фон Проекта, сменившийся белым мигающим экраном — от такого зрелища обычно и начинаются эпилептические припадки. Я поморщился и перевёл взгляд на обивку дивана, но Сэнди явно вознамерился довести меня до ручки — он ещё немного что-то попереключал и принялся настойчиво призывать меня взглянуть на его находку, дёргая за край одеяла.       Смотреть, как оказалось, было особенно не на что. На экране красовалась заставка, напоминающая рабочий стол какой-нибудь пятнадцатилетней девочки: чёрный лохматый пёс, свернувшийся вокруг белой кошки, валяющиеся вокруг них игрушки и нейтральный бежевый фон. — Ну и что это? — скептически спросил я, вопросительно посмотрев на Сэнди. Я ожидал, что он засмеётся и выдаст всё это за шутку, но он вполне серьёзно ответил: — Собственно, это и есть головоломка. — Да ты шутишь! — взвыл я. — Вернее, Широ шутит. Хочешь сказать, что вот эту картинку не мог найти весь чёртов штаб Мунакаты? — Видимо, не мог, — заулыбался Сэнди, — Широ хорошо её спрятал. Кстати, когда я её впервые увидел, то тоже решил, что это очередной прикол. — Но это, конечно же, не так? — вздохнул я, откинувшись на спинку. — Ладно, Шерлок, что же здесь за скрытое послание? Широ намекает на своё пристрастие к домашним животным? Мило с его стороны. — А подумать не хочешь?       Я кисло посмотрел на него, всем своим видом выражая недовольство. Вот уж чего мне точно не хотелось, так это выискивать шифр к сюрпризу нашего хакера, особенно когда ответ уже был найден. Сэнди вполне сумел разглядеть это на моём лице, потому что обречённо вздохнул и ткнул пальцем в экран: — Смотри. Это просто тест на внимательность. Ничего сверхъестественного.       Я послушно посмотрел. Вокруг животных были живописно разбросаны кубики с буквами — из тех, что продаются в магазинах для маленьких детей, чтобы те учились складывать слова. Неплохое развлечение, если подумать — только вот я сам всегда больше тяготел к конструктору.       Я сообщил Сэнди о моих догадках, на что он просиял и снова принялся тыкать в экран: — Да, я тоже подумал об этом. Сперва кажется, что кубики разбросаны в хаотичном порядке, но если приглядеться, то можно собрать их в группы. Сколько таких видишь? — Три, — сказал я, прищурившись. — Одна возле кошки, одна у собаки, и ещё одна в верхнем левом углу. А что с двумя у правого края? — Думаю, это связка, — у Сэнди уже язык чесался сказать мне ответ, но ему явно хотелось потянуть интригу. — Скорее всего, предлоги или артикли. — Значит, тут предложение? — сообразил я. — Но из этих букв что угодно можно составить. — Вместе — да, но не по группам. К тому же, визуализация тоже имеет значение. Кошка и собака тут не просто так, — Сэнди буквально подталкивал меня к выводу. — Давай, ты почти понял. — Ладно, ладно, не заводись, — я наморщил лоб, взял ручку и переписал буквы по группам. Вариантов и вправду было не много: слова односложные, а осмысленных комбинаций с ними можно составить наперечёт. Я благополучно справился с двумя, немного повозился с третьим и воззрился на Сэнди. — Ещё артикли, — напомнил он. Я послушно вписал буквы в оставшиеся промежутки и прочитал: «Find a cat and a dog». — С английским у меня полный порядок, — медленно сказал я после непродолжительного молчания. — Но что здесь имеется в виду вообще?       Сэнди пожал плечами, снова берясь за кофе: — Без понятия. Моё дело было расшифровать. Наверное, он всё же имел в виду не настоящих животных, а? Может, кого-то с такими прозвищами, именами, в конце концов... — А может, это всё же дурацкая шутка, — подхватил я. — Ладно, я знаю, что мы с этим сделаем. Сейчас я обрисую Мунакате ситуацию, а он уже пусть составляет план.       Подобный расклад устроил нас обоих. Сэнди тактично удалился на кухню и загремел чашками, а я удобно устроился в его необъятном кресле и набрал Мунакату. — Чего тебе? — кисло поинтересовался он вместо приветствия. Я понял: несмотря на вчерашнюю терапию, бедняга снова увяз в рабочих дебрях, поэтому решил не корчить оскорблённую невинность. — И тебя с добрым утром. Подозреваю, что ты опять в делах, поэтому не буду сильно отвлекать, только скажу, что мы существенно продвинулись. — Расшифровали, значит? — с облегчением догадался Рейши. — Ну, хоть одна хорошая новость. Скажи, что этот чудила выдал своё местоположение, и ты уже едешь вытрясать из него ключ. — Как бы ни хотел, а до этого ещё далеко, — я вдруг взял столь же унылый тон. — На самом деле эта головоломка скорее запутала, чем что-то прояснила.       Рейши весьма красноречиво молчал, поэтому я взял дело в свои руки и принялся рассказывать о трудном решении, которое Сэнди заставил меня придумывать в одиночку. Неплохо приукрасив рассказ драматическими подробностями, которые, впрочем, остались без должного внимания со стороны Мунакаты, я процитировал составленную фразу и выдал пару предположений. Рейши дождался, пока поток информации иссякнет, скорбно вздохнул и заявил: — Мне всё ясно. — Что тебе ясно, любовь моя? — удивился я. — Господи, вот порой думается: зачем я тебе вообще нужен, если ты и без того знаешь всё на свете... — Не начинай. Просто так совпало, что есть кое-какие соображения по этому поводу, вот и всё. Может, Широ намекает на что-то совершенно другое. Но раз иных вариантов никто предложить не в состоянии, думаю, имеет смысл копнуть в этом направлении. — Притормози, а, — жалобно взвыл я, вцепившись в трубку. — Не желаешь прояснить детали? Я не поспеваю за мыслью. — Ладно, не ной, сейчас расскажу, — засмеялся он. — Правда, ничего особенного не жди.       Я заверил его, что никогда и не ждал, Мунаката буркнул что-то саркастичное и принялся говорить.       История действительно оказалась простенькой, я бы такую даже на последней странице местной газетёнки не напечатал. Произошло всё ещё до создания Проекта, когда Мунаката был подающим надежды айтишником, пишущим программы в своей уютной общажной комнате на пятом этаже. Там же, кстати, проживала Авашима, учившаяся на курс младше: она периодически приходила к Рейши одолжить пару-другую книг. Вполне вероятно, что где-то поблизости можно было наткнуться на Суо, но эту тему Мунаката деликатно обошёл, сухо сказав, что это к делу не относится.       Нужный нам персонаж жил в соседней с Рейши комнате. Знаком с ним толком никто не был: парень слыл нелюдимым и мрачным. Единственными, кто хоть как-то имел с ним видимый контакт, были его сожитель да непритязательный Мунаката, уважающий личное пространство и сохраняющий тишину на протяжении всех пяти лет учёбы. Эти его качества, наверное, подкупили соседа, потому что именно к Рейши он наведывался за сахаром или методичкой, в зависимости от обстоятельств. Взамен парень приносил собственноручно выпеченные сладости, а на праздники обязательно одаривал Мунакату виниловыми джазовыми пластинками, которые Рейши складывал под кровать, обещая себе когда-нибудь обзавестись проигрывателем.       Сосед был странным, но Мунакате он нравился именно по этой причине. Когда в соседней комнате устраивались вечеринки, Рейши становился своего рода убежищем для Куро — так его звали. Он приходил, деликатно постучав в дверь, и уютно устраивался на стуле у стены, пока Мунаката ставил чайник. Куро пил заварной чай из своей кружки — чужим к ней прикасаться нельзя, — цитировал какого-то неизвестного философа и мечтательно улыбался, рассказывая о своих близких друзьях. Он читал толстенные тома зарубежной прозы, нацепив на нос очки, завязывал длинные чёрные волосы в хвост и избегал людских сборищ. Куро усердно зубрил материалы лекций, идеально сдавал экзамены и иногда пропадал на несколько недель, чтобы вновь вернуться с загадочным и довольным видом. Мунаката никогда не видел друзей, о которых Куро частенько рассказывал, но уличить соседа во лжи не мог — слишком уж правдоподобные рассказы тот выбалтывал за чашкой чая.       Через какое-то время терпение вознаградилось: в один прекрасный день Куро позвал Мунакату в гости, обещая интимные посиделки вдвоём, а на деле их оказалось трое. За столом Рейши обнаружил симпатичную девушку с огромными радостными глазами — она заплетала светлые волосы в косу и увлечённо что-то тараторила. Куро изредка пытался прервать её, вставляя свои пять копеек, но спустя какое-то время поток возобновлялся. На вкус Мунакаты, эта его подруга была чересчур громкой и общительной, но определённый шарм в ней присутствовал. Негативных эмоций девушка в нём не вызывала, а уж лицо Куро при ней однозначно становилось на пару градусов теплее. Отношения их были явно ближе дружеских, но вот насколько, Рейши понять так и не смог. На неловкий вопрос об этом Куро посмотрел исподлобья, растерянно сказал: «Она мой лучший друг», и больше эту тему никто не затрагивал. Представление друзей тоже завершилось в тот же день. Ни с кем другим Мунакату не познакомили, да и девушку эту он никогда после не видел.       Нехитрая дружба Мунакаты и Куро все пять лет не выходила за пределы общежития и никогда не переводилась на рельсы близкой. Поэтому, когда закончились выпускные экзамены, Мунаката аккуратно собрал вещи, вылизал комнату и сдал ключ, не спросив у соседа его новый адрес. Куро, в свою очередь, не проявил желания поинтересоваться тем же, и лишь в очередной раз процитировал чью-то умную фразу в качестве наставления. Потом Мунаката снял квартиру, устроился на работу, вынашивая зачатки Проекта в голове и на бумаге, а Куро так и канул в неизвестность, оставшись приятным воспоминанием. — И до сегодняшнего дня я о нём и не задумывался, — закончил Рейши. — Ну, что скажешь? — Что история очень милая. А вот как она относится к делу — совершенно непонятно.       Мунаката на секунду завис, очевидно, вспоминая, в каком же месте пропустил ключевую деталь. Я тоже прокрутил в памяти рассказ, надеясь, что смогу сделать выводы самостоятельно, но это не помогло. — А, вот оно что. Я забыл упомянуть: над кроватью у него висел весьма оригинальный постер, изображающий угадай что? — Спорю, что собаку, — внезапно сообразил я. — Но и что с того? У меня, знаешь ли, в детстве была картина с черепахой над изголовьем... — Серьёзно? — усомнился он. — Впрочем, кому что. И да, ты угадал, именно собаку. Конечно, такой постер может висеть у кого угодно. Другое дело, что из-за него Куро дали премилое прозвище «Чёрный Пёс». — Ты что-ли придумал? — ехидно осведомился я. Мунаката сердито кашлянул, проигнорировал вопрос и продолжил: — Так вот, ещё одно забавное совпадение с вашей головоломкой. Девушка, которую он пригласил на чай, имя своё так и не сказала. Вместо этого Куро звал её «Неко», что, как ты понимаешь, означает... — Кошка, — подхватил я. — Ладно, теперь я готов поверить в это мистическое совпадение. Подразумевается, что нам нужно искать этих двоих? — А я откуда знаю, — неожиданно насмешливо фыркнул Рейши. — Я просто выдвинул предположение, раз других нет. Можешь начать отсюда. Хотя знаешь что? Всё это выглядит очень подозрительно, как я вчера и говорил. Чем дальше, тем больше знакомых лиц появляется на сцене... — Ой, Мунаката, очень похоже на антураж для тебя и твоих старых друзей, — поддразнил я его. — Куда уж нам с Мисаки... — Прекрати, — попросил он. — Кстати, как дела с Ятой? — А никак. Мы пока не встречались.       Наверное, мой голос прозвучал уныло, потому что Рейши неодобрительно хмыкнул и посоветовал: — Лучше бы вам разобраться поскорее. А ещё лучше: научиться отделять личное от работы. Вот найдёте Широ и ругайтесь, сколько душе угодно. — Сколько такта, сколько сочувствия! — восхитился я. — Пожалуй, так и поступлю. Призову его на помощь во имя великой цели, и мы отправимся добывать для тебя информацию. Кстати, куда именно шагать? А то ведь адреса в головоломке нет. — Большое дело, — легкомысленно отмахнулся Рейши. — Это я тебе найду в течение часа, так что можешь пока филонить. А потом, будь добр, бери Яту подмышку и вперёд, к успеху! — Есть, сэр! — рассмеялся я. Он усмехнулся и бросил короткое «пока», после чего я остался один с трубкой в руке и полным незнанием того, чем занять себя на столь короткий промежуток времени.       Эта проблема, однако, разрешилась быстро. Я даже не успел принять ленивую позу морской звезды, как в комнату прошмыгнул Сэнди. Уселся на освобождённый мною стул, сжимая в руках очередную чашку, и принялся копаться в бумагах, делая вид, что страшно занят. Я прикинулся, что не замечаю его косых любопытных взглядов, и уткнулся в телефон, бездумно пролистывая список контактов. Когда Сэнди уже весь извёлся в ожидании моей инициативы, я благосклонно решил его не мучить — ему же всё равно не хватит духа первому спросить о моих делах, — и начал пересказывать беседу с Мунакатой. Сэнди бросил свои бумаги и навострил уши, внимательно глядя на меня и ловя каждое слово. Я мог его понять: наверняка скучно сидеть дома, не имея никакого свежего притока информации, поэтому постарался живописать положение так, как только я и умею. В итоге вышло слегка напыщенно — переусердствовал, опять же, — но Сэнди прочувствовал всю иронию и даже серьёзно воспринял теорию Мунакаты насчёт общих знакомых. — Я же говорил, что Широ играет! — почему-то обрадовался он, когда я закончил. — Наверняка это не совпадения, а его хитрый план, направленный... — На что? — перебил я. — На встречу бывших одноклассников? Как-то это не тянет на злодейство.       Сэнди пожал плечами, усмиряя свой энтузиазм, но всё же возразил: — Думай, как хочешь, а я считаю, что так оно и есть. Может, несколько в другой формулировке, но смысл именно такой. Ваш хакер зачем-то привлекает к игре всё больше людей, что когда-то были связаны — это однозначно имеет большое значение, только вот какое... — Никакое, — отрезал я. — А если ты прав, то у Широ просто фантазии не хватило придумать что-то изощрённее.       Сэнди с упрёком посмотрел на меня. В его взгляде ясно читалось «ты просто злишься из-за чего-то», но вслух он это так и не произнёс. Вместо этого Сэнди вздохнул и осторожно спросил: — Раз не хочешь говорить об этом, может, расскажешь, что случилось с Ятой? — А с ним что-то случилось? — наигранно удивился я. — С чего ты взял? — Хоть передо мной-то комедию не ломай, — с упрёком сказал он. — Будто я никогда не видел твоего потерянного лица. Если бы всё было в порядке, вчера ты бы заявился сюда не один. И, наверное, не пьяный и больной. В общем...       Я замахал руками, не в силах больше слушать: — Ладно, ладно, ты угадал! Мы слегка повздорили. Но это не помешает мне довести дело до конца. — В этом я как раз не сомневаюсь, Фушими. Ты никогда не любил смешивать работу и личную жизнь. — Не поверишь, но буквально минут пятнадцать назад обо мне сказали совершенно противоположное, — вздохнул я. — Хочешь послушать?       Сэнди подпёр голову ладонью, всем своим видом показывая, насколько он готов внимать. Я ощутил некий прилив благодарности к его ненавязчивому любопытству и последовательно изложил все события, начав с самого знакомства с Мисаки. Конечно, рассказ пришлось урезать, иначе в час мы бы не уложились, но суть донести оказалось легко. Странная штука: вещи, которые я описывал, были мне знакомы, но оставалось чувство, что происходили они не со мной. И злость, которую внушил мне Мисаки, и разочарование, и даже светлая радость, изредка посещающая меня в его присутствии — всё это осталось в прошлом, покрытое плотной завесой. Острое щемящее чувство незначительности событий прошило мою грудь и застряло в ней; я вдруг осознал, что совокупность наших поступков привела меня к настоящему положению вещей, и только это имеет значение. Каждый тот день по отдельности — ничто, лишь наполненные вихрем эмоций двадцать четыре часа, каждый из которых я принимал слишком близко к сердцу. Как, собственно, и Мисаки.       Это откровение так меня поразило, что заключение я произнёс немного удивлённо. Сэнди, впрочем, тоже выглядел ошарашенным: он слегка приоткрыл рот, будто глубоко задумавшись, и просидел так целую минуту, переваривая мой рассказ. Я тем временем вновь попытался ощутить эту странную спокойную уверенность в том, что с этого дня всё должно быть иначе, но момент пропал, и волшебство улетучилось. — Я думал, такое только в сериалах случается, — в конце концов, выдал он. — Причём обычно в бразильских. — О, Мунаката так же говорил, — подхватил я. — Чем чаще это слышу, тем надуманней кажется проблема. — Прям с языка сорвал, — прищурился Сэнди. — Если сам понимаешь, зачем продолжаешь усложнять? — А я только сейчас это понял, — с глупой улыбкой признался я. — Раньше как-то не доводилось рассказывать с самого начала. Не было, так сказать, взгляда со стороны. А может, просто много времени уже прошло, и лишь теперь я способен оценить всё адекватно. — Перегибать только не надо, — остановил он меня. — Это ты сейчас так говоришь, а увидишь Яту — и опять вразнос. Разве не так? — Возможно, — покладисто вздохнул я, сбавив обороты. — Поэтому я бы предпочёл с ним пока не встречаться.       Сэнди захихикал: — А кто недавно говорил, что личные отношения работе не мешают? — Какая же это работа, мне даже не платят! — нашёлся я. — Так что не считается. — Ну-ну, — усмехнулся он. — Что бы это ни было, а заниматься этим вам придётся вместе. И, видимо, в недалёком будущем, раз уж твой босс любезно предоставит адреса. — Умеешь же настроение поднять, — уныло ответил я. — Но знаешь, есть ведь способ избежать геморроя: я просто пошлю Яту по следу Кошки, а сам навещу Куро. И дела быстрее закончим, и неловкого молчания не будет. Как тебе идея? — Довольно жестоко. Ты же упоминал, что Яте трудно наладить диалог с девушками, — Сэнди прикрыл лицо рукой, пряча ехидную улыбку. Я легкомысленно пожал плечами, стараясь выглядеть как можно невиннее. — Это его проблема. Так что пусть...       Меня прервало треньканье телефона: Мунаката справился даже раньше обещанного. Однако радости это не принесло, потому что в сообщении значился один-единственный адрес. Я скорчил такую гримасу, что Сэнди даже спрашивать не стал — заржал в голос, тут же закашлявшись. — Не мой день, — констатировал я печально. — Может, прикинуться больным? — Ещё чего, — фыркнул Сэнди, переведя дух. — Звони Яте и вперёд, выпытывать информацию, попутно разрешая свои жизненно важные вопросы. — Ты уверен, что вы с Мунакатой не родственники? — устало поинтересовался я, поднимаясь с дивана. Другой рукой я уже набирал сообщение для Мисаки. — А то гоняете меня, почём зря, и всё в одной и той же манере. — А этот Мунаката не говорил, что ты порой ведёшь себя, как кретин? — полюбопытствовал Сэнди, подталкивая меня к выходу. — Если да, то лучше бы мне проверить родословную. — С чего это я кретин? — возмутился я, послушно нашаривая обувь в темноте коридора. Сэнди услужливо включил тусклую лампочку над головой, чтобы хоть как-то угадать в её свету очертания предметов. — С того, что вчера утром Ята не хотел тебя обидеть. — Да, он просто хотел закончить всё «правильно»... — Он хотел извиниться, — перебил меня Сэнди. — Но ты не дал ему этого сделать. Почему, спрашивается? — Потому что не хотел этого слышать!       Я замер. Сэнди прислонился к стене, сложив руки на груди и серьёзно глядя на меня; я отвёл взгляд, с преувеличенным интересом изучая выцветшие обои. Я точно знал, что сказал что-то важное: оно вырвалось из глубины, обгоняя ленивое «без понятия», и соскочило с языка, прозвучав резкой плетью. От этой правды во рту появился горький привкус; я сжал в руках куртку, мечтая поскорее выйти и остаться в одиночестве, но не мог заставить себя двигаться. Разговор ещё не был закончен. — Почему нет, Фушими? — тихо и ровно спросил Сэнди. — Разве ты не ждал этого всё время, что вы были в ссоре?       Мне невольно вспомнились дни, когда я задавал себе тот же вопрос миллионы раз. Я закрыл глаза, представляя Яту — того, кого я оставил на пустынном стадионе вчерашним утром. Я увидел его растерянное лицо, подрагивающие ресницы и полные болезненного недоумения глаза — ответ на мою странную и резкую реакцию. Я услышал его голос, признающий свои ошибки, и от этого мне стало нестерпимо тяжело.       Потом я вновь очутился в полумраке коридора, наедине с Сэнди и гнетущей тишиной. Это было немногим легче; образ Яты уже поселился во мне, сдавив грудь обручами. Я подумал, что именно от этого и бежал вчера, пытаясь забыть и свалить вину на Мисаки.       Сэнди по-прежнему ждал ответа. Я перевёл дыхание и почти спокойно сказал: — Нет. — Нет? — он удивлённо приподнял бровь. — Нет, — повторил я, перекатывая на языке короткое слово. — Я ничего от него не ждал. Я никогда этого не хотел. Это было неправильно, понимаешь? Слишком... больно.       Я знал, что могу позволить себе сказать это. Я знал, что могу даже расплакаться при нём, потому что это Сэнди, который всё поймёт и утешит, перед которым не нужно оправдываться и отчитываться. Я мог не заставлять себя выдавливать эти слова, но ради Сэнди — да и себя самого тоже, — я постарался быть откровенным. — Я не хотел видеть его таким. Не хотел, чтобы он просил, потому что я давно пережил всё это. Но он выглядел так подавленно, что я испугался и...       Я замолчал. Сэнди покачал головой, словно говоря «не нужно», и обнял меня, деликатно отводя взгляд от моего лица. Скулы свело до дрожи, и я весь напрягся, чтобы сдержать это рвущееся наружу нечто.       Говорить об этом было куда больнее, чем видеть. Я вновь задался вопросом: «не лучше ли для Мисаки быть подальше от меня?», но так и не пришёл к сколько-нибудь удовлетворительному ответу. — Ты и вправду так сильно его... — Не говори, — прервал я, мягко выскальзывая из объятий. — Не говори, потому что я предпочитаю думать, что уже нет. — А он как считает? — спросил Сэнди, испытующе глядя мне в лицо. Я горько усмехнулся и сказал: — Этого мы никогда не узнаем.