Проект

      В то утро, как повелось, мы отправились на поиски информации. Хотя, утро — это я перебрал, на самом деле из дома мы выползли только к часу дня. Предыдущая ночь настолько вымотала нас обоих, что проснуться удалось лишь к полудню, да и то чудом. Наскоро перекусив и закинувшись таблетками от головной боли, мы нахлобучили кто что: Ята натянул на макушку неизменную шапку, я — капюшон достаточно просторной куртки. За окном сгущались мрачные тучи и, по стечению обстоятельств, как только мы вышли на улицу, хлынул ливень.       Пришлось вернуться. Я, как самый высокий, держал над нами зонтик и осторожно вышагивал по мокрому тротуару; Ята вцепился мне в руку, проклиная свой маленький рост, и перепрыгивал через лужи, стараясь не отходить в сторону. Таким незамысловатым образом нам предстояло пройти несколько кварталов, чтобы добраться до места назначения, которое Мисаки открыл мне только на полпути: очевидно, опасался, что я сбегу, бросив его под дождём.       Опасения его не были беспочвенны, потому что шли мы в китайский квартал, а я его просто-напросто ненавидел. Адекватных причин тому не было: бывал я там редко, лишь по необходимости, знакомых тоже не наблюдалось, пересекаться с кем-либо из местных не приходилось. Но в память у меня накрепко врезались первые впечатления от посещения этого жуткого места, и из-за них то настроение моё портилось на раз-два.       Китайский квартал пользовался популярностью. Это, наверное, был единственный квартал — ну кроме развлекательного на западе, — где днём и ночью бродили уймы народу. На входе красовались типичные ворота в китайском стиле, в моих глазах больше смахивающие на предупредительный знак, а за ними начинался ад. Квартал делился на три части, самая оживлённая из которых смахивала на шумный восточный рынок, на базар — собственно, это она из себя и представляла. Когда мы с Ятой вошли в эти кошмарные ворота, он вцепился в меня ещё крепче, чтобы не потеряться в понесшей нас толпе. Несмотря на дождь, кругом были люди: улица превратилась в огромное скопление разномастных зонтов, что стукались и цеплялись друг о друга краями. Это раздражало, поскольку, хоть сама улица и была широка, большую её часть занимали лотки с товарами, расположенные по обе стороны. В результате проходом служила небольшая тропинка с вечным затором из-за останавливающихся покупателей, сквозь которых мы с Мисаки ожесточённо продирались. На тот момент я надеялся, что цель окупит мои страдания — я говорю «мои», потому что моему другу происходящее явно нравилось. — Ну да, обожаю это место, — восторженно ответил он, когда я кисло поинтересовался. — Здесь всегда так здорово! Жизнь кипит, на прилавках куча разного добра почти за бесценок. И атмосфера такая... не знаю, как и назвать. Ощущаешь? — Не ощущаю, — процедил я. — Долго ещё?       Он неопределённо мотнул головой. Мы прошли торговые ряды, с переменным успехом увернувшись от большей части напирающей толпы, и вышли к самому концу этого импровизированного базара. Здесь людей было поменьше, в ушах не так звенело, и мне слегка полегчало. Мисаки же выглядел ещё более воодушевлённым, чуть ли не светился; правду сказать, это меня напрягло, да так сильно, что я побоялся спрашивать о причинах.       Среднюю часть квартала мы проскочили и оказались в конце. Здесь начинались дома местных. Выглядели они довольно безлико и однотипно: на каждом балконе висело несколько верёвок, унизанных бельём, стены, выкрашенные в невзрачный сероватый цвет, угрюмо нависали над дорогой, двери неприветливо захлопнуты. Изредка мимо проходило пару-тройку местных, не обращавших на нас абсолютно никакого внимания. Один из них, что был ростом с Мисаки, случайно столкнулся с ним взглядом, расплылся в улыбке и протарабанил что-то на своём наречии. К моему удивлению, Ята приостановился, приветливо кивнул и сказал что-то в ответ. На мой вопрошающий взгляд он пожал плечами: — А что такого? — Да ничего. Но не говори мне, что ты ещё и китайский знаешь. Я как-то не готов полностью переосмысливать все знания о тебе, — попросил я. Мисаки фыркнул и заявил: — Не, китайский я не учил. Так, знаю, парочку фраз, вот и всё. Один знакомый научил. — Местный? — Не совсем, — уклончиво ответил Ята. — Но он часто тут бывает. О, стой, мы уже пришли. Чуть не пропустил, ну надо же...       Мы остановились перед такой же невзрачной, как и другие, дверью. Единственным, что хоть как-то выделяло её из общей картины, было яркое алое пятно прямо посредине. Ята уверенно потянул ручку на себя, и дверь бесшумно отворилась, словно разинутая пасть, собирающаяся нас поглотить.       Внутри было темно. На потолке узкого коридорчика тускло светились несколько лампочек, но проку от них было, что с козла молока. Я не сразу привык к полутьме, поэтому вынырнувший из-за угла силуэт заставил меня вздрогнуть и сбиться с шага. Нисколько не напуганный Мисаки успокаивающе сжал мою руку и приветливо помахал фигуре: — Здорово, Камамото. — Ята! — радостно воскликнул парень, подходя к нам чуть ли не вплотную. Он встал прямо под лампочкой, и я смог его разглядеть. Парень, которого звали Камамото, на обитателя китайского квартала был похож меньше всего: из белоснежного спортивного костюма, размера, наверное, пятидесятого, выглядывали здоровые ручищи, которые приветственно трясли маленькую — в сравнении — ладошку Мисаки. На груди у Камамото красовались какие-то золочёные цепочки, на голове — очевидно, побритой, — рэперская кепка, и, что самое нелепое — на нос он нацепил солнечные очки. В подобной темноте они казались абсолютно неуместными, и я даже дар речи потерял, глядя, как это странно одетое существо трясёт телесами, радуясь приходу Мисаки.       На меня он внимания не обращал — то ли игнорировал, то ли действительно увлёкся Ятой. Он всё не выпускал его лапку из тисков, чем откровенно меня напрягал, и брызгал слюной, тараторя что-то своё. Я неловко переминался с ноги на ногу, чувствуя себя лишним, но Мисаки явно не собирался прерываться: он доброжелательно слушал Камамото, без труда разбирая непрерывный поток речи, и ухитрялся односложно отвечать. Мне показалось, что про меня он тоже забыл, поэтому я легонько дёрнул за его руку. Мисаки тут же спохватился, виновато улыбнулся и сказал: — Знакомься: это Камамото. А это Фушими...       Толстяк прищурился — как будто он вообще мог что-то разглядеть сквозь эти невозможные очки — и внезапно взревел: — Тот самый Фушими? Зачем ты его привёл?       Я непроизвольно закатил глаза. Ята выглядел смущённым; он сделал шаг вперёд, будто становясь между нами, и попытался перевести всё в шутку: — Мы уже всё уладили, не волнуйся. К тому же, мы по делу, да и Микото разрешил... — Но ему тут не очень рады, — перебил Камамото, сверля меня подозрительным взглядом. — Серьёзно, Ята, может, он тут подождёт?       Мисаки исподтишка взглянул в мою сторону, словно и вправду размышляя о такой возможности. Стоило бы протестовать, но тут мозг вдруг выцепил из контекста знакомое имя, которое я сперва пропустил. — Суо? — я аж задохнулся. — Только не говори, что притащил меня сюда ради встречи с Суо!       Мисаки ничего не ответил, опустив очи долу. Зато Камамото довольно ухмыльнулся и ткнул в конец коридора: там виднелась закрытая дверь, над которой изредка мерцали перегоревшие лампочки красного цвета, образующие слово «Хомра». — Только не это! — простонал я. Теперь всё стало на свои места — и невообразимая секретность, и воодушевление Мисаки, и неприязнь его толстого друга. Единственное, что я не понимал — на кой чёрт он притащил меня с собой, зная, как я ненавижу это место? — Ладно вам, ребята, — неловко улыбнулся Мисаки, с надеждой заглядывая мне в лицо. — Сару, не злись. Микото раздобыл что-то важное, что не мог сказать по телефону... — Или не хотел, — отрезал я. — Спорю, он всё это подстроил. Меня же не ждёт осиновый кол в сердце? — Ага, а ещё серебряные пули, — хохотнул Камамото. — Ты не настолько важная персона. На тебя никто даже внимания не обратит, если твоё имя не прозвучит в разговоре. — Так и сделайте одолжение, не произносите его, — подхватил я. — Мисаки, вот зачем ты меня притащил? Хочешь, чтоб твои друзья меня загрызли? — Хватит уже, — оскорбился он. — Ничего с тобой не случится. Если хочешь, могу как-нибудь сходить с тобой в гости к Мунакате... — Он и мухи не обидит! — вступился я за Рейши. — И на тебя ему плевать, в отличие от любого из Хомры. — Вот пойдём и проверим, — почти радостно прервал нас Камамото. Он потянул Яту к двери; я, скрипя зубами, поплёлся за ними, совершенно не горя желанием участвовать в этом цирке.       Причины, ясное дело, были самые очевидные. В Хомре я не пользовался популярностью даже в те времена, когда играл за них, а после моего ухода оставшиеся члены начали относиться ко мне ещё более предвзято. Не знаю, рассказал ли им Ята о действительных причинах моего «предательства», но находиться рядом с любым из них было неуютно. Тем более я не испытывал желания встречаться с Микото Суо, чей голос прежде я слышал только из мобильника Мунакаты.       Но вариантов не было. Я мог бы подождать Яту снаружи, но это означало спасовать, а выставляться малодушным перед этой компанией я не хотел. Камамото повернул ручку, приоткрывая дверь и втаскивая Мисаки внутрь; я слегка поколебался, но всё же скользнул вслед за ними.       В нос тут же ударил дым. От неожиданности я сделал глубокий вдох и тут же закашлялся, чем заработал насмешливый взгляд Камамото. Мисаки даже не обратил внимания на моё самочувствие — он покрутил головой, высматривая что-то в этом тумане, и внезапно нырнул прямо в облако дыма. Очертания его фигуры ещё проглядывали сквозь смог, и я потянулся было за ним, но Камамото остановил меня, придержав за плечо. — Погоди, Фушими. Туда без приглашения не ходят, — он осклабился и кивнул куда-то в сторону. — Иди-ка, посиди, пока не позовут.       Это прозвучало грубовато. Я честно планировал ответить что-то колкое, но тут Камамото кто-то позвал, и он торопливо улизнул в ту же сторону, что и Ята. Мне хотелось нарушить их дурацкие правила, но я не был уверен, что без проблем найду дорогу. Комната казалась обманчиво небольшой, но из-за дыма трудно было определить её реальные размеры. Мало того, что всё пространство было заполнено каким-то ароматным дымом — не сигаретным, точно, — так и на освещение они поскупились. Под потолком висели тоненькие люминесцентные гирлянды, создававшие полумрак, но, в общем, это давало очень слабый эффект. Больше никаких ламп и в помине не было. Единственным реально ярким пятном оказалась барная стойка у дальней стены, где мне предлагал переждать Камамото; к ней-то я и направился, не намереваясь торчать у входа. Четыре из пяти стульев пустовали; на пятом сидела какая-то девушка, негромко разговаривающая с барменом. Мне в глаза бросились его очки с фиолетовыми стёклами, столь же неуместные, как прикид Камамото. Бармен слегка кивнул мне в знак приветствия, никак не показав, знает меня или нет, но не предложил ничего выпить. Я немного поразглядывал идеально вымытые бокалы, сверкающие чистотой, прочитал названия всех выставленных бутылок, и от скуки скосил глаза на девушку. Лицо было не разглядеть, поскольку она носила шляпу с широкими полями — опять же, странно для этого подвала, — которую изредка поправляла левой рукой. На ней был уютный кашемировый бежевый свитер, по которому рассыпались её длинные красивые волосы — в свете ярких маленьких лампочек над стойкой пряди переливались расплавленным золотом. Они с барменом о чём-то переговаривались, так тихо, что и не разобрать; изредка девушка улыбалась краешком губ и хихикала. Порой бармен подливал ей что-то прозрачное — мартини? — в бокал, хотя она и не просила. Глядя на их непосредственное общение, я решил, что они знакомы довольно давно, и даже задумался над тем, состоит ли девушка в Хомре, или же просто зашла повидаться.       Этот, казалось бы, риторический вопрос, разрешился буквально через пару минут. Бармен вполголоса извинился и вышел из-за стойки, исчезнув в тумане. Девушка отпила из бокала, постучала пальцами по стойке и слегка повернулась в мою сторону — очевидно, чтобы проверить, не идёт ли её друг. Я хорошенько прищурился, чтобы увидеть её лицо, но усилий не потребовалось: заметив меня, она вдруг застыла и удивлённо спросила: — Фушими, ты, что ли?       Потом она развернулась ко мне целиком, и уже я поразился тому, что не узнал её раньше. Авашима — а это была именно она, — сидела, выпрямив спину, и вопросительно смотрела, ожидая ответа. Я кашлянул, пытаясь оправиться от неожиданности, и приветливо улыбнулся: — Привет, Сери. — Не зови меня так, — тут же нахмурилась она. Почему-то в повседневной одежде, с распущенными волосами она казалась вовсе не такой строгой и неприступной, как при наших встречах в офисе Мунакаты. Раньше Авашима виделась мне откровенно сексуальной — все эти короткие юбки и заколотые волосы, понимаете, — а в тот момент вдруг приоткрылась её женственность, неожиданно тонкая и изящная. Пока я думал об этом, Авашима скрестила лодыжки, перекинув ногу на ногу — её лёгкая светлая юбка покрылась складками, а каблуки босоножек негромко стукнули о ножку стула. Этот девичий образ настолько не вязался в моём сознании с той Сери, что я знал, что я забыл сказать что-то в ответ на её фразу. Впрочем, она ничего и не ждала; отпив ещё коктейля, Авашима задумчиво поглядела в мою сторону и сама продолжила разговор: — Как тебя сюда пустили вообще? — Ята протащил, — пояснил я. — А тебя? Или ты тут инкогнито? — Шутишь что-ли? — усмехнулась она, подпирая голову рукой. — Это всё-таки бар, публичное место, хоть и не самое известное. Имею право прийти, когда захочу. — А почему тогда я не могу? — возмутился я. Авашима многозначительно подняла бровь и неопределённо дёрнула плечом, не утруждаясь ответом. Впрочем, мне было и так ясно, что она в курсе моих напряжённых отношений с Хомрой.       Бармен всё не возвращался. Не то чтобы мне было неуютно наедине с Сери, но где-то в глубине души я чувствовал себя неловко. Может, потому что она была в новом амплуа; может, потому что это была Хомра; может, дело было в том ночном сообщении, на которое она так и не ответила. Мне нравилось ломаться перед Авашимой, играя безумно влюблённого, но за последнюю неделю этот запал прошёл, во многом благодаря Мисаки. Впрочем, я не хотел поднимать эту тему, поэтому решил не узнавать, отчего моё послание осталось без ответа. — Уже разговаривал с Суо? — негромко спросила Авашима, накручивая прядь на палец. Эти расслабленные плавные движения, похожие на гипнотические круги, завораживали, и мне стоило большого труда отвлечься и сосредоточиться. Уж не знаю, было ли дело в задымлённости, в полумраке или же в самой Авашиме, но факт — никогда она не казалась мне такой красивой и неземной. — Нет, пока случая не представилось, — промямлил я, устремляя взгляд на стойку. — Мисаки бросил меня, сказав подождать, вот и сижу, коротаю время. А ты, разговаривала? — Так, перекинулась парой слов, — усмехнулась она. — Мы нечасто общаемся. — А как вы познакомились? — Через общих друзей, — будто нехотя ответила Сери, хотя я услышал какие-то игривые нотки в её голосе. — Но на самом деле я знала Суо и раньше. — Общежитие? — с улыбкой предположил я. Она кивнула, снова потянувшись за коктейлем. Бокал её уже был на две трети пуст, а бармена всё не было. Сери сказала, что это бар, но кроме нас посетителей вообще не наблюдалось, так что вряд ли они держали его ради прибыли. Хотя, может, бар — лишь прикрытие, а на деле это какой-нибудь наркопритон, от Хомры всякое можно ожидать...       Пока я размышлял в таком русле, Авашима принялась стучать пальцами по стойке — легко и плавно, будто играя на пианино. Я немного полюбовался тем, как изящно двигаются её руки, пока вдруг не заметил на безымянном пальце кольцо.       Некоторое время я тупо смотрел на него, не понимая, откуда оно там взялось. Давно ли вообще? Как вышло, что раньше я не замечал такой бросающейся в глаза вещи? Серебряное изящное колечко с каким-то светлым камушком немного сливалось с кожей, и только под ярким светом, когда камень искрился, на него падал взгляд. Было ли это обычное украшение, или кольцо что-то значило? Я не хотел спрашивать, но Сери сама проследила за моим взглядом и буднично обронила: — Нравится? — Красивое, — неуверенно согласился я. — Подарок? — Ага, — она покрутила рукой, заставляя кольцо блестеть мириадами искр. — От жениха. — Ах, вот как... — пробормотал я. Почему-то раньше мне даже в голову не приходило, что у Авашимы — красивой, умной, сексуальной, — может быть не то, что жених, хотя бы парень. Я видел её за работой круглые сутки, и наличие какой-либо личной жизни представлялось чем-то нереальным. Принц на белом коне — не её история. Хотя почему нет? Я вспомнил, как она постоянно отмахивалась от моих ухаживаний и намёков — что ж, наличие отношений было бы вполне весомым поводом для этого. — Значит, замуж выходишь? Белое платье, свадьба и всё такое? — хмыкнул я, растерянно дёргая чёлку. — Ну, поздравляю. — Спасибо. — Она учтиво кивнула, порылась в сумочке и достала конверт, который подтолкнула мне. Я покрутил его в руках, рассматривая, и нашёл вверху надпись «Приглашение». — Хочешь, чтоб я пришёл? — удивился я. Она пожала плечами, словно говоря «тебе решать», и сказала: — Можешь привести с собой кого-нибудь. Так сказать, Фушими плюс один. — И кого? — совсем растерялся я. — У меня и девушки то нет. Если только Мисаки... — Хоть маму свою, — невозмутимо ответила Сери. Я принялся лихорадочно перебирать в уме знакомых, что могли бы сойти за спутника, но бросил это занятие, добравшись до Сэнди. Весть о свадьбе Авашимы поразила меня сильнее, чем я мог представить; причём я не был уверен, огорчает это или нет. То, что девушка, за которой я ухлёстывал какое-то время, принадлежит другому, не омрачало моё настроение; я лишь жалел, что не знал этого раньше и вёл себя как полный придурок. — Так ты поэтому мне всегда от ворот поворот давала? — спросил я после недолгого молчания. — Ты прости. Я же не знал, что у тебя кто-то есть. — Я и не обижалась. Ты так смешно это делал, что ругаться не хотелось, — хихикнула она, но тут же посерьёзнела. — А отшивала я тебя вовсе не из-за этого. В смысле, мои отношения, конечно, были основной причиной, но даже если бы я была одна, не думаю, что у нас могло что-то получиться. — Я тебе настолько не нравлюсь? — погрустнел я. Авашима задумчиво подняла голову, будто решив меня добить, но всё же сжалилась и не стала разыгрывать драму. — Да не в этом дело. Ты неплохой парень, особенно когда перестаёшь кривляться, что происходит нечасто... — она неожиданно тепло улыбнулась мне. — Но знаешь, Фушими, всё то время, что мы знакомы, мне казалось, что ты думаешь о ком-то другом. — О ком? — удивился я. Она хмыкнула, допила свой коктейль и ответила: — Тебе лучше знать.       В тот момент Сери была обворожительна. Я наблюдал, как она слезла со стула, пригладила юбку и элегантным движением поправила шляпку. Казалось, она хочет сказать что-то ещё, но тут из тумана вынырнул бармен, уже поменявший свой рабочий наряд на повседневную одежду. Он положил руку ей на плечо таким привычным и ласковым жестом, что я мгновенно догадался — это и есть хозяин кольца. — Пойдём, Сери?       Авашима кивнула мне на прощанье и позволила ему увести себя в дымную завесу. Когда их силуэты пропали из виду, мне остался лишь слабый запах её духов да лёгкий сигаретный дух. Странное дело: нас прервали на самом интересном месте, но, в то же время, я точно знал, что всё самое важное она успела мне сказать.       Долго скучать в одиночестве мне не пришлось: вскоре рядом материализовался Камамото. Без удивления окинул взглядом пустой бар, пробормотал что-то себе под нос и поманил меня за собой. Я послушно слез со стула и осторожно пошёл вслед за ним, сдерживая желание развести дым руками. По счастью, Камамото, с его-то комплекцией, трудно было потерять из виду, да и заблудиться в небольшой комнате было бы тем ещё позорищем. Я так серьёзно сосредоточился на том, чтобы не отстать, что не успел затормозить, когда Камамото вдруг остановился, и со всей дури впечатался ему в спину. — А ты умеешь произвести впечатление, — ехидно произнёс знакомый голос, и я выглянул из-за Камамото, чтобы взглянуть, наконец, на заочно известного мне Суо Микото.       Он сидел — нет, утопал! — в мягком диване с тёмной обивкой, развалившись прямо посредине. Рядом я заметил Мисаки — он сидел с краю, глядя на Суо с неприкрытым обожанием, и даже не обращал внимания на моё появление. Зато Суо разглядывал меня с неподдельным интересом, и я точно так же уставился на него, решив пренебречь хорошим воспитанием. Вообще, здесь было на что посмотреть: с Мунакатой, видимо, они были похожи только уровнем интеллекта; в остальном же Микото представлял собой полную противоположность Рейши. Он был несколько крупнее, держал себя куда расслабленнее. У Суо было действительно красивое, мужественное лицо, обрамлённое несколькими спадающими прядями тёмно-красных волос; остальные же были убраны назад. Всё это можно было пережить, но больше всего мне не нравились его глаза: жёлтые, узкие, как у кошки, они проницательно оглядывали меня с головы до ног, словно наматывая информацию на катушку. Хитрющие, равнодушные, какие-то неживые; честно, меня дрожь брала от его взгляда. Показывать это я не собирался, поэтому стойко выдержал молчаливое приветствие — видимо, то была правильная тактика, потому что Суо хмыкнул и сказал: — Ну, здравствуй, Фушими.       Вот ещё деталь, жутко раздражавшая не только меня, но и Мунакату — его голос. Глубокий, низкий, безумно тягучий. Большей части наблюдателей он наверняка казался очень сексуальным, но меня от него передёргивало, а во рту скапливалась слюна; создавалось ощущение, что зубы Микото склеены ирисками, и поэтому звук получается таким растянутым. Из-за этого я совершенно непроизвольно принялся говорить резче, чем обычно: — Привет. — Присядешь? — он похлопал рукой рядом. Я слегка замешкался, взглянул на Мисаки, ожидая поддержки, но тот всё ещё пялился на Суо. Меня это так взбесило, что я решил прекратить вести себя как младшеклассница и грузно уселся на диван, тут же продавив его собой. Более лёгкий Ята на другом конце слегка приподнялся, оказываясь вровень с Суо, но благодаря разнице в росте Микото всё равно утопал в самом центре. — Не желаешь? Присоединяйся, — предложил Микото, протягивая мне какую-то длинную трубку. Конец её уходил вниз; наклонившись и заглянув под диван, я обнаружил мерцающий красным стеклом выпуклый бок кальяна. Находка расставила всё по местам, и я даже как-то успокоился, поняв, что причина задымления такая прозаичная.       Кстати, это было ещё одно отличие Мунакаты и Суо: Рейши бы в жизни не стал употреблять ничего, хоть как-то способного навредить его здоровью. Единственное, чем он себя отравлял — вино. При этом Мунаката питал твёрдую уверенность в том, что курение куда хуже, и всегда брезгливо отзывался о людях с сигаретами в руках. Подозреваю, то, что Суо курил, было ещё одной причиной их натянутых взаимоотношений. Мне даже захотелось спросить, нет ли у Микото непереносимости алкоголя, но когда я вынырнул из-под дивана с этим вопросом, то проглотил его, увидев Яту с мундштуком во рту. — Да ты что творишь? — возмутился я, тут же попытавшись отобрать у него трубку. Это было сложновато: пришлось перегнуться через Суо, который наблюдал за моими действиями с нескрываемым любопытством. Ята изобразил на лице недоумение и отвёл руку, не собираясь сдаваться, но мне таки удалось вырвать трубку прежде, чем он сделал ещё затяжку. Дым медленно смешался с воздухом, Ята выдохнул и обиженно посмотрел на меня, но ругаться не стал. Я всё ещё держал эту злосчастную трубку; Суо повернулся ко мне и с интересом спросил: — Так печёшься о его здоровье? А сам, как я слышал, любишь поддать. — В свободное от работы время, — огрызнулся я. — Хотя, знаешь, пусть делает что хочет. Хочет умереть от рака лёгких — пожалуйста, я не против! Но вообще, Мисаки, не думал, что после вчерашнего тебе ещё захочется...       Ята слегка изменился в лице и побледнел. Суо оживился ещё больше: — А что было вчера? — Вот пусть он и рассказывает, — процедил я, не сводя глаз с Мисаки. Тот уже наверняка жалел, что привёл меня сюда, но всё же попытался перевести беседу в другое русло: — Давайте не будем отвлекаться. Сару, положи уже эту грешную трубку, и вернёмся к делу...       Он так умоляюще на меня посмотрел, что пропало всяческое желание продолжать комедию. Трубку я так и не положил — Суо аккуратно выудил её из моих пальцев и с наслаждением затянулся. Неприятно признавать, но курящим он смотрелся очень круто, и заметил это не только я — Мисаки так и светился, затаив дыхание и не отводя глаз. Я задумался, как же давно они знакомы лично, и стоит ли вообще придавать этому значение, но развивать мысль не решился, боясь забраться слишком далеко. Вместо этого я поморщился, когда Суо выпустил кольцо дыма мне чуть ли не в лицо, и раздражённо спросил: — Так что такого важного ты хотел нам сказать? — Да ничего, — лениво сказал Суо, разглядывая меня своими невозможными глазищами. — Просто хотел сообщить, что мы нашли его убежище. — Широ? — у меня аж дыхание перехватило. — Но как?       Суо откинулся на спинку, запрокинув голову. Даже в таком положении он ухитрился снова затянуться, и не отвечал нам до тех пор, пока не выдохнул. За эти секунды я весь извёлся, надеясь, что чёртов Микото не пошутил, и мы уже сегодня сможем нагрянуть к Широ в гости и выбить из него всю дурь. На лице Мисаки было написано то же; он еле сдерживался, чтобы не поторопить своего начальника, и то лишь из-за безграничного уважения к нему. — Довольно легко, — уронил Суо, выдержав свою эффектную паузу. — Скажи, Фушими, ты веришь в экстрасенсов? — Что? — переспросил я, слегка сбитый с толку. — В экстрасенсов? Не сказал бы. В большинстве своём это лишь мошенники и шарлатаны. — Так и есть. Правда, в нашем небольшом дружном коллективе как раз есть один настоящий. Вернее, одна. — Суо довольно улыбнулся и кивнул в сторону. — Вон, погляди.       Я повернул голову. Немного в стороне, поодаль от диванчика, прямо на полу сидела девочка лет двенадцати. Она вела себя так тихо, что и внимания то не обратишь; одетая в платье багровых тонов, она почти сливалась со стенами, а её белые волосы терялись в тумане. Она даже не подняла головы в ответ на мой взгляд, лишь продолжила играться с чем-то. Когда я прищурился, то всё же разглядел: маленькие шарики, перекатывающиеся по листу бумаги, словно сами по себе. — Это Анна, — шепнул мне Мисаки. — Приёмная дочь Микото.       Я подумал, что стоило бы лишить его родительских прав, ибо держать ребёнка в таком помещении — кощунство. Однако Анна явно не выглядела так, словно ей требуется помощь; она увлечённо наблюдала за шариками, нисколько не беспокоясь, что на неё смотрят. Один раз она всё же подняла голову, столкнувшись со мной взглядами, и я увидел: алые, пытливые глаза, заглядывающие прямо в нутро. От такого я даже поёжился, но Анна быстро потеряла ко мне интерес и вернулась к игрушкам. — Она вообще разговаривает? — поинтересовался я у Мисаки. Тот пожал плечами: — В основном с Микото. Со мной иногда тоже. — И что же, она и вправду экстрасенс? — Начинающий. Но она показывает неплохие результаты, — Суо явно ей гордился. — Впрочем, тебе необязательно в это верить. Важно лишь, что она смогла вычислить координаты места, где скрывается Широ. — А что ж она раньше этого не сделала? — съехидничал я, принимая у него из рук свёрнутый пополам листок. — Избавила бы нас от стольких проблем... — Как будто это по заказу делается! Не начинай, Сару, — вступился за неё Мисаки. Я не собирался спорить из-за такой ерунды, поэтому просто посмотрел на адрес, сунул бумагу в карман и уже не прочь был слинять оттуда. — Наведаетесь туда, Ята? — спросил Суо, вдруг начав меня игнорировать. Мисаки снова засветился оттого, что Микото обратился к нему, и часто-часто закивал, как болванчик на пружинке. От этого дурацкого зрелища мне ещё сильнее захотелось уйти; я встал, кое-как выбравшись из объятий чересчур мягкого дивана, и протянул руку Мисаки: — Давай, пошли. Проверим, правильный ли адрес дала ваш экстрасенс. Пообщаться с Суо ещё успеешь.       Мисаки руку не принял, остался сидеть. То ли всё ещё злился на меня за выходку с кальяном, то ли хотел подольше побыть с Микото. Я решил напомнить, что он и так был тут до моего прихода, но Суо подал голос раньше: — Он прав, Ята. Лучше бы вам пойти сейчас, чтобы он точно никуда не сбежал. Когда всё устаканится, можно будет никуда не торопиться...       Признаться, от него я поддержки не ожидал, но даже так: то, как Микото это сказал, несказанно меня напрягло, и я не понимал, почему. Мисаки медлил, переводя взгляд с Суо на меня, я нервничал всё сильнее. Микото тем временем снова заговорил, на сей раз, обращаясь ко мне: — Эй, Фушими, тебе же не нравится курить, да? — Не нравится, — сказал я и ничуть не соврал. Если не считать предыдущую ночь, когда мы с Мисаки скурили несколько сигарет, я в жизни к ним не прикасался и даже желания не испытывал. Суо понимающе улыбнулся и спросил: — Значит, ты не знаешь, что такое «игуана»? — Нет, — осторожно ответил я. После моих слов Суо улыбнулся ещё слаще, и я застыл с нехорошим предчувствием; он поднёс мундштук к губам и шепнул: — Тогда я тебе покажу.       Дальше было как во сне — жутком и туманном. Он затянулся, держа трубку левой рукой, правой притянул к себе совершенно не сопротивляющегося Мисаки. А потом...

***

— Он поцеловал тебя.       Мисаки, которого я перебил, удивлённо уставился на меня. — Ты что, вспомнил? — осторожно уточнил он.       Я угрюмо кивнул, стараясь на него не глядеть. На самом деле я вспомнил куда как раньше: ещё в момент, когда рассказ дошёл до нашего с ним разъединения. Барная стойка, Авашима, наш с ней разговор — всё это я вспомнил без Мисаки. К тому же, он и не мог этого знать, его же там просто-напросто не было. Эти события быстро всплыли на поверхность, когда Мисаки дал им небольшой толчок, описав начало. Но, почему-то, я не рискнул сообщать об этом и продолжал слушать, ровно до того, как Ята приступил к последней части рассказа.       Отчего-то я вспомнил это наиболее детально. Округлившиеся глаза Мисаки, его руки на груди Суо — пытался остановить или притянуть? — приоткрытые от удивления губы, к которым беспардонно прижался Микото. Я видел, как клубится между ними выдыхаемый дым, слышал, как чуть придушенно всхлипывает Мисаки, принимая его. Суо целовал Яту, но смотрел почему-то на меня: скосил глаза, не мигая, наблюдал, словно ждал от меня чего-то. Я не двигался. Видел всё это и не двигался, шага не сделал, чтобы им помешать. Да и разве я был должен? Мисаки всё равно никогда не принадлежал мне.       Это я помнил — нет, знал — вне зависимости от состояния моей памяти. — Ты злишься? — С чего бы? — недоумённо переспросил я, отрываясь от размышлений. — Ты же вроде был не против. — Я просто не успел среагировать! — Мисаки мгновенно вспыхнул и попытался спрятать лицо в ладонях. — Вообще не понимаю, с чего Микото выкинул подобное... — Зато мне всё понятно, — усмехнулся я. — Этот козёл пытался взбесить меня, да ещё и так открыто. Наверное, я ему весь день испортил, когда не стал устраивать истерику на пустом месте.       Мисаки ничего не ответил. Отнял руки от лица и пытливо всмотрелся в меня, стараясь отделить правду от лжи. Я и сам не понимал, что вообще несу; говорил будто бы кто-то другой. Перед глазами стояла эта мерзкая картина, от которой блевать тянуло, но вместо ругательств на язык шли какие-то равнодушные слова. Мне было противно слушать самого себя, а смотреть на Мисаки и того хуже — почему-то от каждой подобной фразы он слегка вздрагивал, как от пощёчины. — Что с тобой? — негромко позвал я. — Считаешь, мне стоило бы избить его за это? — Нет, не думаю, — вздохнул Ята. — Просто я не до конца разобрался. Скажи, Сару, ты всё ещё не помнишь, что случилось позавчера ночью? — Кроме того, что я сам перечислил? Нет.       Мисаки погрустнел ещё больше, вызывая у меня острую уверенность в том, что я и вправду забыл что-то существенное. Но, как бы я не напрягал память, она не желала выдавать больше того, что я уже знал. — Эй, Мисаки, — с надеждой попросил я. — Может, сам расскажешь? Хотя бы начни, и я вспомню... — Нет. — Неожиданно резко бросил он. — Я ведь уже сказал, что не буду. Может, оно и к лучшему, что ты забыл.       Он сказал так, но наверняка думал совсем другое. Мисаки смотрел в сторону, закусив губу и сжав пальцы на ручке чашки. Возможно, он хотел бы сбежать от нашего разговора, но это всё же была его квартира, так что он сам загнал себя в угол. Я мог бы продолжить допрос, но мне не хотелось расстраивать его ещё больше; пообещав себе обязательно вернуться к этой теме, если не вспомню сам, я попросил его продолжить. Мисаки недоверчиво глянул на меня исподлобья, я улыбнулся, и он слегка приободрился.       Потом он рассказал, как мы ушли из Хомры, не сказав Микото ни слова. Как шли по направлению к найденному убежищу, и как — это я всё ещё помнил — я остановился посреди дороги, чтобы, наконец, выплеснуть свой гнев. Кажется, я размахивал этой треклятой бумажкой, шипел что-то о том, что когда-нибудь точно прибью этого засранца, имея в виду Суо. Мисаки стоял, опустив голову, и даже не пытался остановить этот поток; он лишь покорно ждал, пока я выговорюсь, и мне станет легче.       А потом появился тот парень с битой.       Конечно, я не мог его видеть, я стоял к нему спиной и разорялся по поводу будущего убийства Микото. Но его наверняка увидел Мисаки, потому что в последний момент он вскинул голову и со страхом уставился куда-то за меня. Я даже хотел повернуться и глянуть, что там такого интересного, но не успел. — Он тебя ударил. — Мрачно сказал Ята. — Размахнулся со всей дури и шибанул по темечку. — Я даже боли не почувствовал. — Какая там боль, — усмехнулся он. — Ты сразу же сознание потерял. Бледный весь, кровища потекла, ужас что. И этот придурок с битой стоит над тобой, такой же белый, будто сам сейчас в обморок упадёт, смотрит на всю эту красоту и бормочет: «я его убил, я его убил, убил...». — Жаль, я этого не видел. — Хорошо, что не видел! — возмутился он. — Чтоб ты знал, я там чуть не помер от страха, с тобой вместе! У тебя всё лицо кровью залило, я уж думал, меня наизнанку вывернет с такого зрелища.       Он сложил руки на груди, всем своим видом показывая, насколько неуместно сейчас моё легкомыслие. Я виновато поднял руки, извиняясь, и Мисаки слегка оттаял. — Ладно уж, — буркнул он. — Главное, что обошлось. — И на том спасибо, — согласился я. — Кто это был, кстати? — Куро. — Да ладно? — поразился я. — Тот тихий парень из магазина? Как у него рука поднялась? — Не поднялась бы, если бы ты не размахивал адресом Широ и не вопил во всё горло, — огрызнулся Ята, вставая. Взяв тарелки, он отнёс их в мойку и включил воду, из-за чего голос его стал приглушён. — А так он, наверное, решил, что ты хочешь пришить его дружка, вот и пошёл на отчаянные меры. И убивать он тебя не собирался, просто хотел отобрать адрес и слегка нас задержать. Не рассчитал, по ходу... — Не рассчитал, — ошарашено повторил я, откидываясь на спинку. Я ожидал кого угодно, но ударивший меня Куро был вне фантазии. Насколько же он был привязан к Широ, что смог ударить почти незнакомого человека из-за призрачной угрозы? Я, если честно, не был уверен, что у меня нашлось бы духу поступить так, даже если бы в опасности был Мисаки.       Кстати о нём. Усердно намывая тарелки, он всё ещё продолжал что-то говорить, хотя я уже почти не слушал. Кажется, что-то о том, как Куро подобрал бумажку с адресом и ретировался с места действия, оставив бедного Яту с окровавленным мной. Мда, незавидно. — А чего скорую не вызвал? — спросил я, когда он перешёл к тому, как тащил меня на себе окольными путями, избегая людных мест. Мисаки неопределённо передёрнул плечами: — Не смог. Извини уж. Пришлось бы объяснять, что произошло, а мне, знаешь,... не хотелось его сдавать. Сам не пойму, почему. — Ничего страшного, — утешил я. — Подумаешь, истёк бы кровью и умер... — Не умер бы ты, — фыркнул он, даже не повернувшись. — Я тебе повязку наложил сразу же, чтоб остановить кровь, так что до травмпункта ты дотянул без проблем, а там уже всё прилично сделали. Пришлось, правда, соврать, что ты оступился и приложился об камень. Они, видать, особо не поверили, но выхода то не было. К тому же ты временами очухивался и даже что-то говорил, так что получилось кое-как это всё замять. Не волнуйся, всё хорошо с твоей черепушкой, а шишка пройдёт, так что и переживать-то не из-за чего.       Я не стал говорить, что помню это обрывками. Иногда перед глазами мелькали краткие моменты: яркие лампы над головой, склонившиеся врачи. Никаких звуков. Чья-то рука, сжимающая мою; был ли это Мисаки? Я мог бы уточнить, но вместо этого спросил: — Из чего повязку-то сделал, а? Или ты с собой бинты таскаешь? — Из футболки, — беспечно отозвался он. — Подол порвал, да и делов то.       Я закрыл глаза, прикасаясь к перевязанному затылку. Мисаки заботился обо мне так небрежно, словно это было привычным делом, но именно от такого отношения меня и бросало в дрожь. Он почему-то никогда не позволял себе волноваться, но стоило мне выпасть из реальности хоть ненадолго, и он тут как тут: держит за руку, останавливает кровь, спасает. Совершенно безвозмездно и просто так. От этого, если честно, было немного страшно.       Поэтому я подошёл к нему и обнял со спины, прижимая к себе. Мисаки замер, выпустив из руки тарелку, оставил воду течь. Я стащил шапку и уткнулся ему в волосы, стараясь не думать о том, что и зачем делаю. — Сару, — напряжённо произнёс он, чуть ли не слогам. — Сару, отпусти меня.       Я знал, что он это скажет, но не смог подчиниться. Я помнил — совсем немного, очень размыто, будто надумано, — как он делает шаг вперёд, пытаясь меня оттолкнуть. Помнил, как открывает рот, чтобы крикнуть, предупредить, как рука хватает меня за предплечье. А потом — темнота. — Мисаки, Мисаки. Ты же пытался меня спасти. — Помнишь, да? — с сожалением спросил он. Слегка дёрнулся, надеясь высвободиться, но я сжал его ещё крепче, и он обмяк в моих руках. Застыл — маленький, хрупкий, расстроенный чем-то своим. — Прости, Сару, — горько сказал он, сжав кулаки. — Я не успел. — Да забудь, — я не сдержался и скользнул к его руке, переплёл наши пальцы, мокрые от воды, в мыльной пене. — Ты сделал даже больше, чем нужно было.       Он не ответил. Мы постояли так немного. Я не считал секунды, но показалось, что времени прошло безумно мало. Впрочем, мне всегда было мало. Ладошка Яты, сжатая моей, оставалась такой же холодной и безучастной, а спина, к которой я прижимался, ни на миг не потеплела и не прильнула ко мне. Мисаки закаменел, словно боясь довериться и раскрыться, сжал зубы, не говоря ни слова, и молча ждал, пока я отстранюсь и разорву эти странные объятья.       Но я не мог. В глубине души возникало ощущение, что я уже проделывал подобное, хотя я был точно уверен, что никогда не обнимал Мисаки. Чувство дежавю с чудовищной силой накрывало меня, и я не мог оторваться от Яты, желая, наконец, вспомнить или хотя бы понять, отчего оно появилось. Но, сколько бы мы не стояли, ничего не происходило; я лишь обнимал его всё крепче, а тоска становилась всё острее. — Сару, хватит, — в конце концов, тихо попросил он. — Не надо. — Почему? — Просто... не надо, и всё, — он осторожно высвободился из моих в мгновение ослабевших рук и повернулся. На лице у него было странное, незнакомое мне выражение сожаления, смешанное с чем-то ещё; прежде чем я смог вглядеться, он резко крутанул кран, выключая воду, и быстрым шагом направился к выходу. На пороге Ята остановился, словно передумав, но в итоге даже не обернулся, чтобы посмотреть на меня. — Пойдём, сменим повязку, — сказал он усталым, неживым голосом. — А потом тебе лучше поспать немного. — Но я... — Пожалуйста, Сару, — теперь он прозвучал ещё тише. — Не спорь со мной.       Больше он ничего не сказал. Шаги Мисаки эхом отдавались в тишине квартиры; я медленно пошёл вслед за ним, уже сожалея о своём спонтанном поступке.       Было чувство, что я совершил что-то непоправимое.