Playlist

Робин Я повернулась и уставилась на него, разинув рот от изумления. Сердце мое вдруг подпрыгнуло и затрепетало как пойманный в клетку птенчик. Я смотрела на Амона, а он смотрел на дорогу, и даже ни разу не взглянул на меня. — В первый и последний раз, — сказал наконец он. – Домой ты не хочешь, а я не могу выбросить тебя посреди дороги под дождем. Если с тобой что случится, мы лишимся поддержки твоего Дара во время охоты. Как всегда. Кто о чем, а Амон о работе. Но все равно удивительно. Он пригласил меня к себе домой? В гости? Я еще ни у кого из сотрудников не была в гостях. Нам ведь это не разрешается. И Амон будет первым, кто нарушит правило? Сугой! — Вечером я отвезу тебя домой и поговорю с Токо. — Амон, можно тебя спросить? Ты ведь с ней не ссорился? Я затаила дыхание в ожидании ответа. — С чего ты взяла? — Вчера она сказала мне… чтоб я не говорила о тебе. И она была расстроена. Кажется, даже плакала. — Мы с Токо расстались, — спокойно заявил он. У меня снова отвисла челюсть от удивления. — Как?.. Совсем? – промямлила я наконец. — Совсем. Я не хочу говорить на эту тему, Робин. Я смогла лишь кивнуть. Что же такое произошло? Из-за чего они расстались? Впрочем, они никогда не выглядели счастливой парой. Может, Амон прав – мне не стоит совать нос в чужие дела. Мой напарник припарковал машину у многоэтажного здания. Жилой дом, похожий на тот, в котором жили мы с Токо. Мы поднялись на лифте на семь этажей вверх. Вышли в узкий коридор с серыми стенами и множеством дверей. Номер на двери, перед которой мы остановились, был 213А. Амон открыл дверь и пропустил меня вперед. Его квартира оказалась совсем не такой, какой я себе представляла – в смысле, не мрачным жилищем мрачного человека, а довольно уютным домом из трех комнат в золотисто-песчаных тонах. Особенно мне понравились широкие подоконники и узоры на стенах и мебели. И даже царивший повсюду беспорядок нисколько не портил впечатления. Было видно, что Амон не слишком долго и часто бывает дома, и не слишком много внимания уделяет обстановке и уборке. Отличительной чертой этого конкретного беспорядка было то, что на всех столах скопились груды различных предметов, а на спинке каждого стула, кресла или дивана что-нибудь, да висело: начиная от перевязи с пистолетами до нижнего белья (последнее Амон тут же начал поспешно убирать и прятать). Однако ванная комната оказалась большой и идеально чистой – прямо сияла белизной. Амон дал мне полотенце, пластыри и одну из своих чистых рубашек, так что я смогла снять промокшую одежду и повесить ее сушиться, а заодно умыться и обработать свои раны. Они, как и ожидалось, оказались несерьезными: всего-то недельку-другую похожу в синяках. Ничего страшного. Зато я умудрилась побывать в гостях у Амона! Между прочим, пребывание оказалось на редкость приятным. Мне было бы еще приятнее, если б я не была так смущена. После того, как я покинула ванную, я просто не знала, куда себя деть. Среди всего этого хаоса вещей я осторожно проделала свой путь к дивану и уселась там, причем по дороге наступила босой ногой на нечто маленькое и твердое, что оказалось гильзой от патрона. Их было много рассыпано по полу. Я хотела спросить об их происхождении у Амона, но посмотрела ему в лицо и передумала задавать вопросы. Он проскользнул в ванную сразу вслед за мной, и вернулся оттуда уже переодетым – в черные джинсы и серую футболку. Это, вероятно, то, что он носит дома, подумала я. Он поймал мой взгляд и в свою очередь уставился на меня. Я сидела, поджав ноги, на диване в его гостиной, одетая в его рубашку, а он стоял в дверях, такой необычный, выглядящий так по-домашнему, и смотрел на меня. Глаза у него были не серые, а черные как маслины, как глаза итальянских мальчишек, глядевших иногда мне вслед там, дома, в Тоскане – целую вечность назад. Его глаза могут менять цвет. Я уже давно это заметила, но сегодня, сейчас, осознала это как-то особенно отчетливо. И поняла, что меня немного пугает такой его обсидианово-темный взгляд. Словно на тебя смотрит сама чернота, омут, бездна. И что там, на дне, не знает никто. Он сделал шаг вперед, по направлению ко мне. Я замерла, боясь пошевелиться. Не сводя с меня взгляд, он подошел к дивану и остановился прямо передо мной, глядя сверху вниз. Я, задрав голову, смотрела на него словно кролик на удава. Он склонился надо мной. Я поняла, что он смотрит не в мои глаза, а на мой подбородок… нет, на губы. Я перестала дышать. Он был так близко, что я чувствовала тепло, идущее от его тела. Комната качнулась перед моими глазами, я судорожно вцепилась рукой в подлокотник дивана, боясь упасть. Сделала глубокий вдох. Что со мной происходит? — Ты в порядке? – наконец проговорил Амон каким-то странным, хрипловатым голосом. Я не была уверена, что со мной все в порядке, но кивнула. — Точно? – переспросил он, не отодвинувшись ни на миллиметр. Я привстала на колени, умоляюще глядя на него. Наши лица оказались почти на одном уровне. — Амон… я…, — я сама не знала, что хочу сказать, но говорить ничего и не пришлось. Он слегка качнулся вперед, и его губы коснулись моих губ. Теплые. Мягкие. Всего одно мгновение. Он подался чуть-чуть назад и внимательно посмотрел на меня. Я никогда не забуду это выражение на его лице: смесь мрачной решимости и невыносимого страдания. Что было написано на моем лице, могу только догадываться. Комната снова поплыла у меня перед глазами, мои колени задрожали, и я, покачнувшись, оперлась об Амона. Мои пальцы вцепились в ткань его футболки. Кажется, он издал какой-то звук: то ли всхлип, то ли вздох. Потом подхватил меня и снова приник губами к моим губам. Жадно, больно, он пил мои уста. Я почти не двигалась, почти не отвечала на его страсть. Я не знала, как я должна отвечать. Его язык скользнул между моими приоткрытыми губами, коснулся моих зубов, неба… Не знала, что так можно. И не знала, что это так приятно. Я закрыла глаза. Мое тело больше не повиновалось мне. Ноги как будто отнялись. Всей своей тяжестью я повисла на Амоне, схватившись за него, словно утопающий за соломинку. Он не возражал. Он прижимал меня к себе, крепко, до боли. Его горячие ладони гладили и мяли мою спину. Он вообще был весь очень горячий, и я чувствовала, что сама тоже будто в лихорадке. Мы оба горели. Я задыхалась, я умирала в его руках. Когда он внезапно отстранился, я стала судорожно глотать ртом воздух. — Нет, — сказал он. – Мы не должны это делать. Это неправильно… — Да-да, конечно, — ответила я и тут же сделала это снова. Теперь уже я целовала его, стараясь делать так, как делал он, касаясь языком его языка и воруя его дыхание. Когда я наконец оторвалась, чтобы глотнуть воздуха, оказалось, что Амон чудесным образом переместился на диван, а я оказалась сидящей у него на коленях. Я приготовилась сделать третью попытку, когда он коснулся рукой моей щеки и остановил меня. — Робин, не надо. Перестань. — Плохо, да?.. Я знаю, что не умею, я никогда этого не делала… — Шш-ш, — он приложил палец к моим губам и заставил меня замолчать. Я сидела, расстроенная, не зная, что делать. В носу щипало, на глаза наворачивались слезы. Он, тем не менее, не прогнал меня с колен. Он молча и очень серьезно смотрел на меня, гладил рукой по волосам и теребил пуговку на моей рубашке. Мои руки лежали у него на плечах, и мне очень хотелось коснуться его лица, но я не смела. Тут мне в голову пришло, что мы вообще никогда раньше не прикасались друг к другу – до сего дня. — Амон… — прошептала я, отчаянно моргая глазами, не давая слезинкам упасть. Сугой! - потрясающе (яп.)