Playlist

Амон Когда она называет меня по имени – это нечто. Я вообще-то не люблю свое имя, это последнее напоминание о сумасбродстве моей матери, и не люблю его звук на устах других. Это позывной, кличка, оперативный псевдоним, просто оклик, приказ, ругательство – словно лай собаки, сорвавшийся с губ человека. Но только не тогда, когда его произносит Робин. Она немножко неправильно говорит по-японски. Иногда, когда она волнуется, появляется акцент. Она старается проговаривать слова очень четко и медленно, словно боится, что ее не поймут. Голос у нее тихий. Она никогда не повышает его. Она говорит «а», и делает сильное ударение на это «а», чуть растягивая его, так что получается почти что «аа», потом мелодичное «мо», и почти не слышное «н». Это уже не лай собаки, это песня, молитва или звук колокола. Это странная истома внутри меня, и ток, пробегающий вдоль позвоночника. Если б я был собачкой (допустим, щенком черного лабрадора), то при звуке произносимого ею своего имени уже ползал бы на брюхе, повизгивая от удовольствия. Ха, что за странные мысли приходят мне в голову. В общем, хочу сказать, что Робин имеет надо мной определенную власть, сама об этом не подозревая. И не дай бог она когда-нибудь узнает об этом. Тогда мне конец. Робин – это девушка, которая может погубить мужчину. Разведчика, спецназовца, охотника. Тут никакая спецподготовка не поможет. Просто, как день. Я понял это именно тогда, сидя на диване и держа Робин у себя на коленях. Робин, одетую лишь в мою рубашку и чулки. Робин с распущенными рыжими волосами, все еще восхитительно пахнущими дождем. В ее глазах горели огоньки. Как тогда, когда она использует дар. Она собирается спалить меня? Это было бы облегчением – смерть в огне лучше, чем держать ее, полуодетую, у себя на коленях. — Робин, — сказал я, стараясь выровнять дыхание. – Пожалуйста, слезь. Иначе я за себя не отвечаю. Она, кажется, поняла. Отвела взгляд, покраснела, поспешно встала и отошла аж в дальний угол комнаты. Причем на ходу она пыталась натянуть полы рубашки посильнее на и так прикрытые чулками ноги. Неужели это была она – та же девушка, что секунду назад целовала меня, в чьих дерзких зеленых глазах горел колдовской огонек? Так, все, перестань. Начинай думать головой, а не одним местом. Как вообще я позволил себе дойти до такого? Желать ребенка? Ведь по возрасту она совсем дитя! Да еще и владеющее Даром дитя. Опасное дитя. И обреченное дитя, потому что все использующие Дар охотники рано или поздно плохо кончают… И, возможно, я тот, кто будет охотиться на нее. Робин Я увидела, как помрачнело его лицо, и расстроилась еще больше. Я готова была провалиться сквозь землю от стыда… но какая-то неведомая часть меня в то время ликовала. Амон не смотрел на меня. — Прости, — прошептала я. Извини. Гоменасай. Scusi. И почувствовала, что вот-вот заплачу. — Тебе не за что просить прощения, — ответил он. – Но знай: это не должно повториться. Я кивнула, проглотив ком в горле. Амон поднялся с дивана и прошел мимо меня на кухню. Я не двинулась с места. Вскоре с кухни послышались его шаги и какая-то возня, а потом безучастный голос спросил меня, не хочу ли я есть. Амон Чуть больше месяца назад я стал чаще встречаться с Токо. Именно после того, как узнал, что Робин поселили в ее квартире. Затяжной, вялый от безысходности роман с Токо продолжался уже несколько лет. Нам было хорошо друг с другом. По крайней мере, я на это надеялся. С ней я чувствовал себя человеком – просто человеком, а не охотником или ведьмаком. Токо – спокойная, уравновешенная, умная – понимала меня. Она готова была выслушать, или держать дистанцию, если я того хотел. Токо была очень тактичной. Она верила, что рожденный ведьмаком может жить как человек, и пыталась это доказать. Она бросила вызов – своему отцу и всей морали «Соломона». Но рано или поздно мы должны были расстаться. Токо заслуживала лучшей участи, чем быть связанной всю жизнь с охотником на ведьм. Из-за работы я не смог бы уделять ей достаточно внимания, а из-за происхождения не мог стать ее мужем и отцом ее детей. Кто-нибудь обязательно растолковал бы ей, чем чревата эта связь – ее отец Зайзен или еще кто, но Токо первая разорвала бы наши отношения и при этом чувствовала себя предательницей. Я не хотел такого. Поэтому … «Лучше нам больше не видеться», — однажды сказал я в телефонную трубку, сидя в засаде недалеко от кафе «У Гарри». «Я все ждала, когда же ты это скажешь», — спокойно ответила Токо. Она, конечно же, обо всем догадалась, быть может, раньше меня самого. Потому что тут же ее голос озвучил то, что я не осмеливался произносить даже в мыслях. «Можно кое о чем тебя спросить? Ты ведь влюбился? В нее, так?» «Не говори ерунды!» — я поспешно отключил и убрал мобильный телефон. Отчасти потому, что вдали показалась Робин. Подошла к моей машине, постучала в окно. Как всегда, слегка сонная, с рыжими косичками, в пальто Доджимы на плечах поверх костюма официантки. Робин протянула мне пакет с едой. «Вот, Мастер прислал» Я взял, даже не глядя, находясь слегка в шоке. Вся правда из уст Токо. Причина нашего разрыва – не «Соломон», не Зайзен и не мое желание избавить Токо от чувства вины, а моя новая напарница — Робин. Робин Мы ужинали вместе, но я едва притронулась к еде. Кусок не лез в горло. Я опять старалась не смотреть на Амона, что было очень трудно, ведь он сидел напротив меня. И я не могла дождаться, когда же наконец высохнет мое платье, и я смогу полностью одеться и уйти отсюда. Боже, не дай мне сегодня умереть от смущения! Проклятый дождь и не думал прекращаться: сегодня словно небеса пытались соединиться с землей, изливая на нее потоки воды. Амон стоял у окна, спиной ко мне, и глядел на дождь. Я же снова сидела на диване, уже одетая в свою одежду, и ждала. Я старалась не производить никаких звуков, чтобы казалось, словно меня здесь нет. Мне хотелось уйти, и вместе с тем хотелось остаться. Очень хотелось. Хотя я не знала, зачем. Время тянулось медленно — и одновременно быстро. Амон наконец оторвался от окна и ушел в соседнюю комнату, в кабинет, где уселся за стол перед экраном лэптопа. Я видела его сквозь полуоткрытую дверь. Он стал работать, а я не знала, как скоротать время. В квартире Амона не было даже телевизора. Я просто сидела на диване и рассматривала окна, стены, мебель… Книги на полках, пистолет на краешке стола… Фотографии на комоде, там женщина с темными волосами, не Токо. Пачки бумаг, патроны, обрезки проводов, складной нож… Огарок свечи и небольшая бронзовая статуэтка: какая-то странная нэка, девушка с кошачьей головой. Часы. Пиджак Амона на спинке стула. Я украдкой зевнула и положила голову на подлокотник дивана. Уже почти вечер. Когда же он отвезет меня домой? И притом домой мне по-прежнему не хотелось. Он поцеловал меня, думала я, и я поцеловала его. Что же теперь будет? Амон Я стоял и смотрел на нее, спящую, свернувшуюся калачиком на диване. Она казалась такой спокойной, и в то же время какой-то маленькой и беззащитной. Хуже того: она казалась ребенком, кем, в общем-то, и являлась. Сегодня я поцеловал девочку пятнадцати лет, и поцеловал ее как свою любовницу. И я готов был даже пойти дальше… Что со мной? Зачем я вообще потащил ее к себе? Не было такой уж необходимости. Да, приятель, ты искал предлог – услышал я в голове насмешливый голос, похожий на голос моего брата. Нашел? Поздравляю. Что теперь делать с Робин? Немедленно разбудить и отвезти к Токо. Сейчас же. Не важно, что Токо подумает и скажет. Она и так уже подозревала. Она даже уверена, что я бросил ее ради Робин. А разве она не права? К-со, выругался я про себя, разбуди ее, немедленно, сейчас же. Она должна покинуть твой дом. И твои мысли тоже. Но я не разбудил ее. Я стоял, понимая, что не смогу это сделать, и мне было от этого страшно… и хорошо. В отчаянии я обернулся и посмотрел на фотографию матери. Она улыбалась мне оттуда, как и все эти годы: живая, невредимая в моих воспоминаниях, абсолютно вменяемая моя мать – человек, не ведьма. И впервые я пожалел, что сейчас ее нет со мной. Что мне делать, мама? Как быть? Гоменасай - извини (яп.) Scusi - прости (ит.) К-со - черт (ругательство) (яп.)