Playlist

Робин Я проснулась оттого, что меня никто и ничто не разбудило. Я проснулась просто так. За окном серел рассвет, а я сама лежала в кровати – широкой, двуспальной, с черными простынями. Его кровати. Но самого Амона рядом не было. Я перекатилась на ту половинку кровати, где он должен был быть, где был вчера – или не был? Я плохо помнила, что случилось в конце дня. Простыни были расправлены и не хранили след человеческого тепла. Возможно, я спала одна на этой кровати. Возможно, он ночевал на диване в гостиной. Я свесила ноги, откинула одеяло. Из одежды на мне была лишь черная мужская футболка – длинная, почти мне до колен. Я нахмурилась, отчаянно стараясь вспомнить завершение прошлого дня. В висках почему-то стучало. Ах да, он же напоил меня. Говорят, после этого болит голова. На тумбочке рядом с кроватью лежала записка. Быстрые, неровные хирагана и кандзи: «Я уехал в Рейвен. Жди меня, никуда не выходи и не звони никому. Все улажу». Второе предложение два раза подчеркнуто. В углу листочка было написано совсем уж неровным и мелким почерком: «Все, что в холодильнике – твое. Таблетки от головной боли на кухонном столе». Надо же, какая забота, — вяло подумала я и поплелась в ванную. На кухне, за завтраком, меня посетило дикое желание исповедоваться. Я совершила грех… и даже не один. Как жаль, что нельзя выйти из дому и помчаться сломя голову в церковь, в ту, что за парком Йоцугайке. Священник там добрый, почти как падре Джулиано… Вспомнив наставника, я тяжело вздохнула. Простите, святой отец, я согрешила. Кажется, я делаю не то, совсем не то… Но я не знаю, как мне быть. С тех пор, как я встретила его, вся жизнь идет не так. Зачем вы рассказали мне о нем, святой отец? Зачем показывали его фотографии? Зачем говорили, что он станет моим напарником и учителем? Глупая девчонка. Джулиано что ли толкнул тебя к нему в объятия? Он ведь посылал тебя в Японию работать охотницей и искать магический артефакт, а не скакать по постелям взрослых мужиков! А ты… Я застонала, обхватив голову руками. Утихшая было боль вновь ввинтилась мне в виски. Помолившись Святой Деве Марии, я немного успокоилась. Она всегда мне помогает, молитва Святой Деве. После завтрака я тщательно вымыла посуду и подумала о том, чтобы навести порядок на кухне, но не стала. Точно так же я не стала убираться в квартире, хотя руки так и чесались. Я боялась рассердить Амона, а еще боялась разрушить ту атмосферу, что царила здесь во время моего первого визита. Она и сейчас здесь, невидимой дымкой витает в воздухе. И я посреди этой замусоренной клетки, воплощения уютного хаоса, хожу от окна к окну и жду, когда же он придет. Это был длинный, очень длинный день. Я ждала, гуляя по квартире. Я ждала, сидя на диване и тупо уставившись на часы. Я ждала, вздыхая, глядя на экран моего телефона – никто не звонил. Решившись нарушить наказ, я позвонила Амону. Его телефон не отвечал. На душе заскребли кошки. Я не могла сказать, чего именно я боялась. Но мне было неспокойно. Я снова встала и прошлась по комнате. Бронзовая девушка-кошка с полки все так же уверенно глядела на меня. Я подошла и почесала ей нос. Потом взяла в руки и перевернула: на подножье статуэтки было написано «Бастет. Бронза. Х век до н. э. Копия. На память от коллег для Н. М.» Что за Бастет, кто делал такие статуэтки три тысячи лет назад и почему копию одной из них подарили некому Н. М., я понятия не имела. А главное, понятия не имела, что эта вещь значит для Амона. Поэтому осторожно поставила нэку на место, рядом с фотографиями в рамочках. Одна из них лежала вниз стеклом – я подняла ее и поставила как надо. И удивилась: опять та же незнакомая темноволосая женщина в очках. На этот раз я заметила черную ленточку в углу: траурная фотография! Эта женщина уже умерла. Но кто же это? Я взяла снимок в руки и принялась внимательно рассматривать его. Что-то в нем было знакомое, хотя я готова была поклясться, что ни разу в жизни не встречала этого человека. Но это… Боже мой! Рамка с фотографией выскользнула из моих пальцев и упала на ковер. Я застыла, не торопясь ее поднять, охваченная ужасом. Потом перевела взгляд в сторону прихожей, где на крючке висело мое пальто. Пальто, а в кармане – они… Я заставила себя сходить и принести их. Они мне нравились. Я кривила душой, вначале отказываясь их носить. Тонкие стеклышки, оправа в форме полумесяцев. Они помогали мне направлять силу моего Дара. Я знала, что они мне идут, а главное, это был подарок Амона. И это были ее очки. Я наконец осмелилась поднять рамочку и еще раз убедилась в этом. Стекло треснуло, но я едва обратила внимание. Машинально водрузив рамочку на полку, я снова перевела взгляд на нэку. Казалось, она ухмылялась. Она носила их до меня. Зачем? Кто она? … хочешь знать, что он за человек? Мои пальцы крепко сжимали дужки очков. — Почему? – спросила я. – Почему? Нэка Бастет не отвечала. Следующие два часа я провела, самозабвенно роясь в его шкафу. Я понимала, что поступаю отвратительно, но мне нужно было знать правду. И результатом моих трудов была извлечена на свет брошюра под названием «Недеструктивное исследование пирамид методом электромагнитного воздействия». Издана она была типографией университета Васеда в Токио, и авторов был целый список. Специалисты по египетской археологии и архитектуре, геофизике… И среди них была одна Н. М. – Нагира Марико, археолог. Между страниц обнаружились две фотографии: одна потертая, с оторванным углом – на ней мужчина приобнял за талию ту самую женщину в очках. За спинами их простиралась каменистая пустыня. На обороте была подписана лишь дата: снимок был сделан чуть более 25 лет назад. Второе фото запечатлело улыбающегося пухлого младенца в кроватке. «Амон. Ему уже семь месяцев!» — сообщали кандзи и хирагана на обратной стороне снимка. Иметь семью – это наверно здорово… Я бережно вернула находки на место. Амон Я вернулся около девяти вечера. В квартире было темно и тихо. — Робин? – позвал я, переступив порог. Мне не ответили. Неужели девчонка настолько глупа, чтобы убежать? Внутри уже начала закипать смесь страха и раздражения, когда я заметил пробивавшуюся из-под двери спальни полоску света. Заглянув внутрь, я увидел лежащую на кровати Робин – полностью одетую, в наушниках. Край ее платья свисал до самого пола. Рядом на черном покрывале валялась пустая коробка компакт-диска и мини-проигрыватель. Робин спала. Я подошел поближе. «Не может быть, чтобы ее усыпляла «Металлика», — подумал я, разглядев, какой именно диск она взяла из моей фонотеки. Но факт был налицо – девушка дремала, положив голову на сгиб локтя. Я едва мог расслышать ее тихое, ровное дыхание, почти заглушаемое вырывающейся из наушников мелодией «Unforgiven». Вздохнув, я выключил торшер — единственный источник света в комнате – и осторожно попятился к выходу. Я меньше всего сейчас хотел ее будить, но, как назло, Робин внезапно проснулась. Она зашевелилась и подняла голову. Робин — Амон? – спросила я темноту, сдернув наушники. Я видела только его силуэт в дверях спальни. Он стоял, неподвижный, и смотрел на меня. Мне внезапно стало страшно. Показалось, что он сейчас вытянет руку вперед, и в тусклом свете луны блеснет ствол пистолета. — Амон? Мои пальцы зашарили в поисках выключателя. — Нет! – вдруг отрезал он. – Не включай свет. — Почему? – я изо всех сил напрягала зрение, чтобы разглядеть его. Что-то в нем было странное. Что-то не так… Он ничего не ответил, просто отступил назад. — Ты куда? — Приму душ. Он ушел, а я вскочила с кровати как ошпаренная. Не зная, что делать, заметалась по комнате, потом бросилась на кухню разогревать ужин – я вообще-то приготовила это еще на обед, но он так и не пришел… Когда он явился, тарелки с ризотто стояли уже на столе. — Это хорошо, — заметил он. – я сегодня не обедал. Повесив мокрое полотенце на спинку стула, он сел и готов был сразу приняться за еду, но тут встретился со мной взглядом. Наверное, он прочитал в моих глазах ужас. В принципе, Амон был как Амон. С мокрыми растрепанными волосами после душа, в своей домашней линялой футболке и джинсах. Все было при нем: его длинные темные волосы, его серые глаза. Добавился лишь огромный синяк на скуле и распухшая губа. — Что… с тобой… случилось? – с трудом выговорила я, не в силах оторвать глаз. — Упал, — просто ответил он. – А теперь давай есть, ладно? Он взял палочки. Я взглянула на его руку: все запястье было в ссадинах. Мне стало совсем не по себе. — Чего не ешь? – спросил он. – Уже обедала? — Нет. Тебя ждала. Он встал и, достав что-то из шкафа, вернулся за стол. — Возьми вилку. Ты ведь не умеешь пользоваться палочками? Я кивнула, проглотив ком в горле, потом принялась нехотя ковырять рис. Когда мы поужинали, и я стала мыть посуду, он вдруг произнес. — Завтра вернешься на работу. Я договорился с Фабрикой и директором. Переночуешь у меня, потом я верну тебя к Токо. Я обернулась, посмотрела на него, открыла рот, чтобы спросить, но так и не смогла. Он повернулся и вышел, не дожидаясь, когда я соберусь с силами. Его одежда, наскоро засунутая в бельевую корзину, была вся в крови и грязи. Взяв в руки его пиджак, я вдруг поняла, почему он не хотел, чтобы я включала свет. Он не хотел меня пугать. Амон Я знал, что она все-таки спросит. Если Робин хочет что-то сделать, она это сделает. Это лишь вопрос времени. Но как я не хотел, чтобы она спрашивала. Что мне ей ответить? Напряжение росло. Темно-зеленые глаза Робин, казалось, становились все больше и больше, их омут грозил затянуть меня целиком. Принятая ею горячая ванна нисколько ее не успокоила. Робин появилась на пороге спальни с такими же огромными тревожными глазами. Она смотрела на меня и не хотела отводить взгляд. — Амон… — Я сегодня сплю на диване, а ты – здесь, — распорядился я, прихватил одеяло и шагнул к двери. Робин поймала меня за рукав. — Амон, что сегодня произошло? С тобой? Она смотрела вниз, себе под ноги. — Вы… ходили на охоту? Да, это был выход. Соврать, что меня поранил ведьмак во время задержания. Дескать, орбо не действовало… Но Робин потом спросит остальных, и выяснит, что никакой охоты не было. — Нет, — сказал я, наконец поймав ее взгляд. И уже не отводил его. Ее пальцы разжались и рука безвольно опустилась. — У тебя были неприятности? Из-за меня? – дрогнувшим голосом спросила она. Зеленые глаза затягивали, словно две воронки. — Не бери в голову. — Что ты сказал Зайзену? Как ты объяснил, что я сначала упустила ведьму, а потом убила ее? Я вздохнул. Ну что мне было сказать боссу? Араши страшилась Фабрики больше, чем смерти. И поэтому я приказал Робин сжечь ее. Робин взбунтовалась и убежала, а хозяин кафе посоветовал напоить Робин до беспамятства и притащить обратно. Дорогу к Робин мне показали кошки. Потом мне встретилась ведьма, которая превратила меня в ведьмака на пять минут, чтобы я смог защитить Робин от солдат с Фабрики. Все? Да, еще я в процессе соблазнил Робин, но это уже так, мелочи. Я, конечно, ничего подобного не говорил, но Зайзен не дурак и домыслил все, что надлежало. — Идиот, — презрительно процедил он сквозь зубы. — Я почти потеряла контроль! Я сбежала! И меня не накажут? На меня… не станут охотиться? – Робин спрашивала, требовательно глядя мне в глаза. — Пока нет, — сухо ответил я. Робин взяла меня за руку и подвела к кровати. — Сядь, — сказала она. Я не собирался подчиняться, но подчинился – точно так же, как она мне в свое время. Я сидел и смотрел на нее снизу вверх, ожидая, что будет дальше. Кончиками пальцев она коснулась ворота моей рубашки. — Сними, — не приказ, не просьба, а нечто среднее. Я отрицательно покачал головой и оттолкнул ее руку, но ее взгляд – две зеленые воронки – уже затянул меня внутрь. Скривившись от досады, я сорвал с себя майку. — Ну? Довольна? – я прикусил язык, снова встретившись с ней взглядом. Это была боль. Такая сильная и неприкрытая, что я на миг поверил, будто избили Робин, а не меня. Я едва подавил в себе глупый порыв броситься ее утешать: сказать ей, что, мол, все в порядке, что я поправлюсь, и вообще – это пустяк в сравнении с тем, что могло быть. — Это он сделал? – тихо спросила Робин. – Зайзен? Имя босса она выговорила с трудом, нехотя, сквозь зубы. Я молчал и смотрел на нее. — Почему, — Робин проглотила ком в горле. – Почему ты ему позволил?... Когда она спросила, я и сам задался этим вопросом. Действительно, почему? Я мог бы просто размазать его по стенке, если бы захотел. Я уже не тот запуганный малыш из темной комнаты, не тощий тринадцатилетний парнишка, ученик охотника… нет, я… Для Зайзена я просто обученная и натасканная собака. Его оружие, его вещь. Естественно, он приходит в ярость, когда я перестаю подчиняться. Я не испытывал ненависти к Зайзену. Но, увидев невыносимое страдание в глазах Робин, в ту же секунду возненавидел его. Он сделал это с умыслом. Он знал, как наказать девчонку. Он знал, что она увидит меня, и это будет для нее больнее, чем… — Когда-нибудь я убью его, – мечтательно произнесла Робин, смахнув слезы. Я увидел знакомые огоньки в ее глазах. — Не надо, — я притянул ее к себе. — Нет, когда-нибудь… Я коснулся губами ее губ, заставив замолчать. Робин Он опрокинулся на кровать, потянув меня за собой. Я вцепилась в простыни, стараясь удержать равновесие, не навалиться всей своей тяжестью на его покрытое синяками тело. С разбитой губой самые нежные поцелуи должны были казаться невыносимыми. — Может не будем? – жалобно спросила я. – Я вижу, тебе больно… — Я хочу, чтобы было больно, — хрипловато ответил он. – Я хочу, чтобы ты причиняла мне боль. Только ты. Его глаза были черными, как маслины. А руки как-то незаметно уже проскользнули под мою футболку – а на мне, кроме футболки, ничего и не было. Услышав, что буду спать одна, я собиралась спать голой. Я всегда так спала. В детстве из-за этого меня дразнили «дикаркой». Теперь я подумала, что все равно придется спать голой. Только с ним. Его руки крепко сжали мои ягодицы. — Ты хочешь этого? – спросил он, крепче прижав меня к себе. И тут же нетерпеливо потребовал ответа. — Да, — сдаваясь, прошептала я. — Да. Амон Этой ночью не я взял Робин – она взяла меня всего, обхватила, стиснула, сплавила воедино с собой. Она была легкой и нежной. Она была пугливой и осторожной. Она была невинной и порочной одновременно. Я любил ее такой, раздираемой противоречиями. Я и сам думал о ней как о человеке, но любил любовью ведьмака – безрассудно, всецело, не оглядываясь ни на что. Ведьмака не смущало, что ей не было и шестнадцати, что она была пирокинетиком и воспитывалась в монастыре. Ведьмак, как и большинство его сородичей, был аморален. Он потакал своим чувствам, он хотел быть со своей возлюбленной. Я погружался в пучину сладкого безумия, падал, падал. И она падала со мной. Она была кошкой. Она мурлыкала, покусывала меня за уши. Ее язык оставлял влажные дорожки на моем теле. Мне казалось, что своими ласками она стремится зализать мне раны. Она не пропустила ни одну. Робин Он практически никогда не улыбался. Выражение его лица бывало либо угрюмым, либо бесстрастным, либо таким, как сейчас. О, это могло показаться странным, но я обожала третий вариант. Именно тогда, когда я видела его несчастное лицо, его взгляд затравленного зверя, мне хотелось наброситься на него и любить, любить, любить до потери сознания. Хотелось, чтобы он успокоился и забыл обо всем, но в то же время хотелось снова видеть это страдальческое выражение на его лице – так он был прекрасен в эти минуты. В этот раз все было по-другому. Больно не было, но он предложил, чтобы я оставалась сверху, и мне пришлось двигаться, чтобы доставить удовольствие себе и ему. Впрочем, удовольствие или муку – я так и не поняла, глядя на его перекошенное страданием лицо. Он стонал и кричал, я кричала того громче, и в какой-то момент мне пришло в голову, что соседи нас слышат. Потом все поглотил вырвавшийся на свободу огонь, а потом мы, изможденные, повалились на черные простыни и некоторое время лежали молча в темноте, держась за руки и тяжело дыша. — Амон… ты не спишь? – наконец спросила я. Прошло уже не меньше получаса, и я каким-то шестым чувством ощущала, что уже давно наступила полночь. — Нет, — тихо ответил он к моему некоторому удивлению. Я была почти уверена, что он уснул. — Можно тебя спросить? Я ношу очки твоей мамы, верно? Тишина и темнота. Темнота густая и бархатистая, обволакивающая со всех сторон. — Да. Береги их, Робин, — просто ответил он. Я перекатилась на кровати и придвинулась поближе к нему. — Расскажи мне о ней. — Зачем? — Просто. А еще расскажи мне про Араши. Я хочу знать. — Она хотела, чтобы ты убила ее. — Я догадалась. — Да? — Правда, уже после того, как сбежала. — Не убегай больше, ладно? Я энергично закивала головой. — Si. Обещаю. Я буду защищать тебя. Он издал короткий смешок. Как жаль, что я не видела в темноте его улыбки! — Как Пламенеющее Око Амона-Ра? — А? — Был такой бог в древнем Египте. Его звали как и меня – Амон. Мама назвала меня в его честь, потому что они с отцом познакомились и зачали меня в тени пирамид. По легенде, у этого бога была напарница – богиня-кошка. Или львица. Она сжигала пламенем пустыни его врагов. Мать говорила, что я когда-нибудь тоже встречу свою Мут-Бастет-Хатор или как там ее… — Так я, значит, существо из сказки? – спросила я, зевая. — Вот именно, — он повернулся на бок и заключил меня в объятия. – А теперь давай спать. Нэка - кошка, также девушка с кошачьими ушами (яп.) Si - да (ит.)