Спасительница

Второе утро подряд у Эммы начинается со взгляда на часы и резкого вскакивания с кровати. Разница состоит лишь в том, что на этот раз ей удаётся это сделать с первой попытки. Она снова проспала! Чёрт бы побрал этого Голда вместе с его хижиной посреди леса! Где-то на задворках сознания Эмма прекрасно понимает, что сама виновата в том, что потеряла телефон вместе с будильником, но сейчас она не в настроении винить себя. А Голд виноват хотя бы в том, что нашёл его. Наспех приняв душ и одевшись, Эмма выбегает в гостиную, где уже подходит к концу традиционная утренняя суета: Мэри Маргарет безуспешно пытается успокоить расхныкавшегося Нила, Дэвид отрывисто говорит с кем-то по телефону, одновременно пытаясь надеть куртку, а Генри доедает яичницу. — А, Эмма, извини, мы забыли тебя разбудить, — говорит Дэвид, пряча телефон в карман и открывая входную дверь, — это был Лерой, он просит срочно приехать, так что я должен бежать. — Он целует подошедшую Мэри Маргарет и наконец-то успокоившегося Нила у неё на руках, машет на прощание Эмме и Генри и скрывается за дверью. — Доброе утро, — хмуро приветствует она мать и сына, и направляется к буфету, чтобы достать чашку. Как только она собирается приготовить себе кофе, чтобы хоть немного взбодриться, её тут же окликает Генри: — Мам, я на автобус опаздываю, подбросишь до остановки? Эмма с тоской смотрит на кофеварку, но отвечая Генри, ей удаётся улыбнуться. — Конечно, я только куртку возьму. Что ж, с кофе придётся подождать. А преступникам Сторибрука следует быть поосторожнее: у шерифа сегодня плохое настроение.

***

Высадив Генри у как раз подъехавшего школьного автобуса (на прощание он ей загадочно подмигнул и пообещал, что заглянет после школы в участок), Эмма пристёгивает ремень безопасности, чтобы отправиться на рабочее место. Она слышит, как снова хлопает дверца автомобиля, и, не отвлекаясь от заевшей застёжки, говорит: — Ты что-то забыл, Генри? — Забавно, я то же самое хотел спросить у вас, — раздаётся в ответ знакомый тихий голос. Голд. У неё в машине. В полвосьмого утра. А она даже не выпила кофе. Просто прекрасное утро! Эмма на миг замирает, но почти сразу же берёт себя в руки. Она не позволит ему снова выбить себя из колеи. Не в этот раз. Слишком много чести. Поэтому она, не торопясь, справляется с застёжкой и поднимает голову, отбросив волосы за спину и криво улыбаясь. — Доброе утро, Голд. Не ожидала встретить вас так рано у себя в машине, — она подчёркивает последние слова, но Голд остаётся совершенно невозмутимым. — Ничто так хорошо не будит по утрам, как звук старой доброй пожарной сигнализации. Полагаю, вам знакомо это ощущение? — он запускает руку во внутренний карман пиджака и извлекает оттуда её телефон. На его лице при этом отражается просто непередаваемая смесь раздражения, удивления и досады — зрелище столь непривычное, что Эмме едва удаётся не рассмеяться. Ей ещё не приходилось видеть Тёмного в таком угрюмом настроении. А пустяковый повод для этого события добавляет ситуации ещё большей комичности. И пусть это сейчас не очень уместно, она даже не пытается скрыть широкую улыбку. Она чувствует мстительное удовольствие, что его утро тоже началось не с самой радужной ноты, а негодование из-за того, что он без спроса вторгся в её личное пространство, сразу же куда-то исчезает. Не глядя на неё, Голд двумя пальцами протягивает ей телефон, будто тот может укусить его за руку и он хочет поскорее избавиться от надоедливой вещи. Эмма, после секундного промедления, забирает свою собственность и заводит машину. На лице Голда на миг мелькает удивление, но он никак не комментирует её движения. — Знаете, нехорошо брать чужие вещи, даже если они оставлены без присмотра на вашей территории, — Эмма говорит назидательно, но беззлобно. Все обидные слова, что она планировала бросить ему в лицо на счёт телефона и сообщения ещё вчера — так и остаются невысказанными. Похоже, телефон сам достаточно отомстил за свою хозяйку. — Хотите отчитать меня за отсутствие манер? Эмма отворачивается, смотря на дорогу расфокусированным взглядом. Она не знает, чего хочет. Вернее знает. Она хочет, чтобы её жизнь наконец-то снова вошла в привычный ритм. Она хочет, чтобы всё это каким-нибудь волшебным образом разрешилось, чтобы она выполнила своё обещание и все остались целы и невредимы, а ещё чтобы ей больше никогда не пришлось снова иметь дело с этим человеком. С ним она ни на минуту не может расслабиться — всё время приходится быть готовой к бою. И хоть она его больше не боится, один лишь его вид заставляет её внутренне подобраться, будто ожидая атаки. Не самое приятное ощущение. Ей не нравится быть на взводе, она предпочитает знать, чего можно ожидать от собеседника, а с ним это практически всегда непосильная задача. — Что это был за фокус с сообщением? — наконец спрашивает Эмма, стараясь, чтобы голос звучал равнодушно. Этот его поступок она действительно хочет понять. — Считайте, что это была моя благодарность за обещание помощи. Вы же не станете отрицать, что собирались сделать то же самое? — Он говорит подчёркнуто небрежно, будто нарочно пытаясь придать словам максимальную неделикатность. Но она слышит в его голосе нотки серьёзности. Почему ему обязательно всегда быть таким невыносимым? И ведь самое обидное, что он прав! — Вы так хорошо меня знаете? — Лучше, чем вы думаете, мисс Свон. И что же это должно значить? Он следит за ней? Эта мысль заставляет её съёжиться, но следующие его слова шокируют её ещё больше. — По правде говоря, у нас очень много общего. — Да ну? — она бросает на него скептический взгляд, а он в ответ лишь пожимает плечами, будто говорит «отрицайте сколько угодно, а я знаю, что прав». Она не хочет ввязываться в бесполезный спор, но и отдавать «победу» ему ей не хочется. Поэтому, вспомнив кое о чём, она говорит слегка вызывающим тоном: — Кстати, у меня тоже есть кое-что, что принадлежит вам. — Эмма чуть наклоняется и извлекает из бардачка фальшивый кинжал. Она положила его туда накануне вечером — просто чтобы он больше не попадался ей на глаза, всё время напоминая о близости провала. Она планировала отвезти его в участок шерифа и запереть в сейфе для улик, где ему самое место. Но раз уж зашёл об этом разговор — почему бы не вернуть его законному владельцу? Голд не спешит забирать кинжал из её руки. Какое-то время он задумчиво на него смотрит. — Я думал, пират захочет оставить его себе в качестве сувенира. Он же так долго хотел завладеть настоящим кинжалом. И вот, мечта почти осуществилась. Эмма не отвечает. Она не хочет говорить о Крюке. Не хочет снова вспоминать то выражение, с которым он смотрел на кинжал и на самого Голда. Не хочет думать о том, что он сделал бы, заполучив настоящий кинжал. Поэтому она переводит разговор на более безопасную территорию. — Качественная подделка, — говорит она, кивая на кинжал. Он берёт кинжал и вертит его в руках, оценивающе глядя на него со всех сторон. Наконец он фыркает и засовывает кинжал во внутренний карман. — По правде говоря, не очень. Но уж куда лучше той копии страницы из книги, которую вы с Реджиной пытались мне подсунуть. — Ну да, конечно… куда уж мне до вас. Знаете, Голд, немного тактичности вас не убьёт. — Она не хочет этого признавать, но его слова её задевают. Он, тем не менее, не обращает на её слова никакого внимания. — Всё дело в практике, дорогуша. Я мог бы вас этому научить. На этот раз она почти не улавливает ноток самодовольства. Это сухой деловой тон городского ростовщика. Она даже удивляется, как спокойно он говорит о таких обыденных вещах, когда, казалось бы, мысли должны быть заняты совершенно другим. Она даже немного завидует его хладнокровию. На миг в воображении возникает картинка, как он обучает её магии. Но она гонит эти непрошеные мысли прочь и вслух угрюмо произносит: — Спасибо, обойдусь. Выражение его лица остаётся таким же равнодушным. Несколько минут длится напряжённая пауза. Эмма первой её нарушает, потому что ей хочется наконец-то перестать ходить вокруг да около и узнать настоящую причину его прихода. Ей хочется поскорее закончить этот разговор, потому что его присутствие в тесном пространстве её маленького «жука» давит на неё слишком сильно, заставляя чувствовать себя неуютно. — Так зачем вы здесь? — спрашивает она, не отводя сосредоточенного взгляда от дороги. — Не думаю, что возвращение телефона — такой уж важный для вас повод. — Вы правы, — без обиняков отвечает он, будто ожидал именно этого вопроса. — Я хочу знать, что вы собираетесь делать. Это именно то, чего она боялась. У неё нет чёткого ответа на этот вопрос, потому что она ещё ничего не знает, но прошёл всего лишь один день, и у него нет повода упрекать её в чём бы то ни было. — Голд, я… — У меня мало времени, мисс Свон. Если вы не знаете, как мне помочь, то лучше так и скажите. Краем сознания она понимает, что он прав. Но она не намерена так скоро сдаваться, поэтому язвительный ответ вырывается у неё прежде, чем она успевает его как следует обдумать. — И тогда вы придумаете новый план, грозящий катастрофой для всего Сторибрука? Его губы растягивает горькая улыбка. Он поворачивается к ней и говорит со смесью злой иронии и внезапно проступившей обиды: — Так вот, в чём всё дело? Вы сказали, что поможете мне только лишь для того, чтобы обезопасить Сторибрук от моих попыток? Эмма останавливает машину. Она открывает рот, чтобы накричать на него, но снова его закрывает. Она почти задыхается от нахлынувшего негодования. Как он смеет сомневаться в её намерениях после стольких споров со здравым смыслом, которые ей пришлось провести, уверяя саму себя в том, что она поступила правильно? Ей хочется бросить в него чем-нибудь тяжёлым, видеть его обвиняющий взгляд она больше не в состоянии. Поэтому она выбирается из машины, выместив часть злости на громко хлопнувшей дверце. Он неторопливо следует её примеру. Она несколько раз переступает с ноги на ногу, чтобы успокоить нервы. Её почти трясёт от гнева, а он только с интересом наблюдает за её движениями, не говоря ни слова. Наконец, сделав несколько глубоких вдохов, ей удаётся успокоиться. — Голд, слово «доверие» вам вообще знакомо? Он несколько секунд обдумывает её слова. — Доверие слишком дорого мне обходится, мисс Свон. Я привык полагаться только на себя, — его лицо остаётся бесстрастным, но в голосе слышны нотки горечи. — Да уж… Неудивительно, что ваш брак с Белль распался, — вырывается у неё. В глубине его глаз будто что-то разбивается, и осколки летят прямо на неё. И хоть их разделяет целая машина, Эмма виновато отводит глаза. — Извините, — бормочет она вполголоса. Какое-то время между ними висит неуютная тишина. Эмма пытается понять, почему уже который раз, высказав мысли вслух, не сильно беспокоясь о чувствах собеседника, она ощущает себя виноватой. Причём, вряд ли можно считать совпадением, что происходит это всё время только с одним конкретным собеседником. И то, что она говорит правду, никак не отменяет того факта, что от уже знакомого взгляда, которым он её награждает, по позвоночнику бегут мурашки, а в голове слышен предательский голос совести. В конце концов, это даже смешно. У неё гораздо больше поводов злиться. Почему же вместо того, чтобы заставить извиняться его, она сама просит прощения? Почему крайняя всегда она?  Она снова поднимает на него взгляд и начинает гневную тираду: — А вообще, знаете что, Голд, а… — Почему вы всё время зовёте меня «Голд»? Вопрос настолько неожиданный, что Эмма в растерянности замолкает. Она даже забывает, что хотела сказать изначально. Как, чёрт возьми, у него это получается? Но она чувствует, что её злость потихоньку угасает. Наверное, это хорошо, что она не успела сказать того, о чём могла пожалеть. Она неуверенно переспрашивает: — Что? — Другие обычно зовут меня иначе. Эмма понятия не имеет, что на это ответить. По правде говоря, она никогда об этом не задумывалась. Это укоренившаяся привычка. Возможно потому, что под этим именем она узнала его, когда впервые приехала в Сторибрук, а возможно, потому что так и не смогла до конца поверить, что лично знакома с Румпельштильцхеном. Чтобы увильнуть от ответа, она почти инстинктивно перебрасывает мяч на его половину поля. — Другие предпочитают звать меня «Эмма», но не вы. Так что… полагаю, мы квиты. Он смотрит куда-то мимо неё, будто не ожидал, что она вообще ответит. Эмма начинает подозревать, что он задал этот вопрос намеренно, просто чтобы отвлечь её. Что ж, нельзя сказать, что попытка не удалась. Наконец, он задумчиво отвечает: — Некоторые имена слишком важны для того, чтобы ими злоупотреблять, мисс Свон, — он подчёркнуто чётко произносит последние два слова. Эмма не знает, что на это ответить, поэтому просто стоит, ожидая, что скажет он. А он долго смотрит на неё изучающим взглядом, не говоря больше ни слова. Ей хочется спрятаться, но усилием воли она не отводит глаз. После минуты, которая показалась ей вечностью, он, наконец, нарушает напряжённую тишину. — Что ж… буду ждать от вас вестей… Эмма, — звук собственного имени заставляет её вздрогнуть. Он поворачивается и уходит, а Эмма ещё долго пытается разобраться, прозвучали его слова как комплимент или как проклятие. И она даже не знает, какой вариант ответа пугает её больше.