Спасительница

Кажется, несмотря на явно большое желание встретиться с хозяином хижины, мисс Свон не замечает его приближения. Её нервный взгляд устремлён в совершенно другую сторону, и она вздрагивает, когда прямо рядом с ней раздаётся спокойное приветствие: — Добрый вечер, мисс Свон. Чем обязан столь неожиданному визиту? Она оборачивается на звук его голоса, и он замечает, как в её глазах мелькает что-то похожее на… облегчение? Должно быть, ему привиделось. В этом городе больше не осталось тех, кто был бы рад его появлению. — Нам нужно поговорить… Голд, — его имя она добавляет после небольшой паузы, почему-то отводя глаза. Затем она кивает каким-то своим мыслям, будто убеждая в чём-то саму себя. Голд открывает дверь хижины и приглашающим жестом показывает внутрь. Эмма, тем не менее, не выказывает никакого энтузиазма туда заходить. Она в нерешительности смотрит на дверь, так, будто оттуда вот-вот выпрыгнет ужасный монстр и, рыча, бросится прямо на неё. Её вид заставляет Голда улыбнуться. Впрочем, он тут же прячет улыбку, прежде чем она успевает поднять глаза. Эмма делает несколько шагов по направлению к двери, но почти сразу же останавливается, неловко глядя куда-то в сторону. — А, может, здесь поговорим? — она неопределённым жестом показывает на деревья, окружающие хижину. Всё ещё не может себя пересилить. Что ж, над этим они ещё поработают. Голд прикрывает дверь и опирается на косяк, оценивающе глядя на Эмму. — Боитесь заходить в логово чудовища? — спрашивает он, прищурив глаза. Эмма не отвечает, лишь бросает на него хмурый взгляд. Это более привычное выражение на её лице почему-то успокаивает Голда. В глубине души он понимает, что время для шуток неподходящее, но это похоже на рефлекс. Видимо, его подсознание решило хоть чем-то заполнить повисшую напряжённую паузу, чтобы скрыть неловкость и нарастающее волнение, вызванные внезапным появлением Эммы Свон. Он выпрямляется, будто стряхивая с себя эти совсем ненужные сейчас эмоции, и уже серьёзным тоном спрашивает: — У вас есть хорошие новости? — он изо всех сил старается, чтобы в голосе не звучала надежда. Эмма окидывает его испытывающим взглядом. — Да. Вернее, не совсем… Я не знаю, вы мне скажите, — такой ответ звучит не очень-то многообещающе. — Я? — Я была у матери-настоятельницы… — Только не говорите, что спрашивали у неё совета! — он непроизвольно кривится от одного только упоминания о Голубой фее — виновнице всех его несчастий. Если бы не она… впрочем, не стоит сейчас об этом думать. Вдруг и от неё может быть какая-то польза? Он не в том положении, чтобы проявлять переборчивость. — Ну… — неуверенность Эммы совсем не помогает ему отвлечься от неприятных мыслей. — Вы бы ещё у Крюка спросили! Вот уж кто искренне желает мне выздоровления! — наверное, не стоило этого говорить, но на короткий миг раздражение и негодование одержали над ним верх. Упоминание о Крюке, похоже, Эмму только разозлило. — Голд, вы можете меня спокойно выслушать? — острый тон резко отличается от прежней нерешительной заикающейся интонации. Это немного отрезвляет Голда, и он неожиданно для самого себя произносит: — Извините. Неужели он сказал это вслух? Кажется, Эмма тоже удивлена. Она поднимает брови, глядя на него с подозрением, но продолжает: — Так вот… Мать-настоятельница сказала кое-что интересное. Насчёт тёмного проклятия. — Эмма делает паузу и выжидающе смотрит на Голда, будто оценивая его реакцию. Но его лицо остаётся абсолютно непроницаемым, он только внимательно на неё смотрит и слушает, что она скажет дальше. — Она сказала, что всякая тьма имеет одинаковую природу, и если тёмное проклятие удалось снять, то и ваше тоже можно остановить. — Как? — он спрашивает холодно и отстранённо, боясь поверить, что в следующих словах может прозвучать ответ, которого он так долго искал. Эмма несколько секунд медлит с ответом, будто не желая его произносить. — Она не знает, — наконец выдыхает она. — Ну ещё бы! — язвительность вырывается у Голда непроизвольно, но он опять не может себя сдержать. Как и следовало ожидать, это насекомое оказалось абсолютно бесполезным. Хотя… — Голд! — окрик Эммы не даёт ему развить эту мысль. Она смотрит на него, как учительница на провинившегося первоклассника. — Что? Вы называете это «интересной информацией»? Кажется, у Эммы нет настроения с ним спорить. Она выглядит раздражённой и немного обиженной. Что ж, ему необходимо успокоиться, иначе этот разговор рискует закончиться очень печально. Он снова открывает дверь и заходит в хижину, избегая обвиняющего взгляда Эммы. Он едва замечает, что, чуть помедлив, она неохотно переступает порог вслед за ним. — Вам не кажется, что вместо припоминания старых обид следует заняться чем-то более полезным? — она говорит строго и решительно, с явным намерением доказать, что пришла не зря. Голд не отвечает. Он подходит к столику и рассеянно берёт стоящую там бутылку виски. Конечно же, она права. Тут есть о чём поразмыслить, хоть и нет никакой принципиально новой информации. Обо всём упомянутом он или знал, или догадывался, ведь прежде чем задействовать тёмное проклятие руками Реджины, ему необходимо было удостовериться, что на него оно не повлияет. Может быть, следует потянуть за эту ниточку и выяснить, на самом ли деле два тёмных проклятия так между собой похожи. Кажется, узнать это будет не так уж и сложно. Он щедро наливает напиток в стакан и, уже оторвав его от стола, вспоминает о галантности. Вопросительно глядя на Эмму, он протягивает стакан ей. Эмма нетерпеливо отталкивает его руку, грозно сверкая глазами. Голд делает неторопливый глоток и только потом отвечает: — Я подумаю над тем, что вы сказали, а пока давайте поговорим о другом. Её выражение чуть смягчается, когда она спрашивает: — О чём же? — Я хочу, чтобы вы рассказали мне о шерифе Грэме. Такой поворот явно оказался неожиданным для Эммы. При упоминании имени бывшего шерифа она сразу же настораживается. — Зачем? — её голос становится неуловимо колючим. — Нужно. Она смотрит на него долгим испытывающим взглядом. — Я думала, вам и так всё обо всех известно. — Мне известно многое. Но есть вещи, которые требуют более тщательного… изучения. — Зачем? — она всё ещё смотрит на него с недоверием, как будто всё, что она скажет, будет использовано против неё. — Вы всё узнаете в свое время. Эмму явно не устраивает такой ответ. Она косо на него смотрит, но, похоже, желание оказаться полезной пересиливает остальные эмоции. После небольшой паузы она, наконец, спрашивает: — Что именно вы хотите знать? — Меня интересует, что вы с ним сделали. — В каком смысле? От удивления Эмма даже забывает добавить интонации грозности. Голд, тем не менее, остаётся совершенно невозмутимым. Ровным голосом он спокойно объясняет: — После того, как вы стали заместителем шерифа, он стал вести себя странно, а потом умер при загадочных обстоятельствах. Полагаю, теперь мы оба знаем, что послужило тому причиной. Но мне нужно знать, какое отношение ко всем этим событиям имеете вы. — Я не… — Эмма неловко отводит глаза. — Да ну? — он скептически поднимает бровь, когда она собирается с силами и снова смотрит на него. Это помогает ей окончательно собраться. — Откуда вы знаете? — уже твёрже спрашивает она. — Догадался, — он нетерпеливо взмахивает рукой, — рассказывайте. — Нечего рассказывать, — он снова поднимает бровь, но она это полностью игнорирует, — кроме того, что сначала он меня поцеловал, а потом стал, как вы говорите, «вести себя странно», — она пытается говорить холодно и равнодушно, но затея терпит крах: воспоминания явно не из приятных, — он всё твердил, что Реджина забрала его сердце. А я не понимала, откуда взялся этот бред… Она снова прерывается, а он раздражённо отворачивается и отходит к окну. Ну надо же, как всё оказалось банально и предсказуемо. Шериф поцеловал Спасительницу и начал вспоминать жизнь до проклятия, чем и навлёк на себя гнев Злой Королевы. Ничто не ново в этом мире. Похоже, всё сводится к одному: ему нужно сделать то же самое и тогда, может быть, что-то и прояснится. — Вы же обо всём знали, не так ли? — резкий голос Эммы выводит его из раздумий. Он неторопливо поворачивается, окидывая её задумчивым взглядом. Но она сосредоточена на собственных словах, которые снова звучат обвиняюще. — Ещё тогда. Вы всё помнили. — Помнил. Похоже, его спокойствие только злит Спасительницу. Она начинает нервно шагать по комнате. — И это всё, что вы скажете? Проклятие Реджины ведь ваших рук дело, но на вас оно не подействовало. Почему? Всё же она очень проницательна. Быстро сделала правильные выводы. Вот кто был бы отличной ученицей! Эмма Свон, определённо, куда сообразительней Реджины. — Всё очень просто, дорогуша. Нельзя проклясть того, кто уже проклят. Эмма выглядит шокированной. — Так значит, вы с самого начала знали это? — Знал что? — То, о чем сказала Голубая фея. — Можно сказать и так. Эмма тяжело выдыхает и сжимает кулаки. Такое ощущение, будто она едва держит себя в руках, чтобы не наброситься на него. Наконец, немного успокоившись, она говорит: — Голд, зачем я вам? Я не понимаю, зачем трачу своё время на добычу информации, которую вы и так уже знаете. Нельзя было сказать об этом раньше? Он примирительно поднимает руку, чтобы как-то успокоить её, однако, от этого мало пользы. Эмма всё так же стоит в воинственной позе, метая молнии взглядом. — Мисс Свон, вы не правы. Ваша помощь оказалась очень даже полезной. — Правда? — недоверие в её голосе смешивается со злой иронией. Он, тем не менее, невозмутимо продолжает: — Да. И, кажется, я знаю способ, как можно в этом убедиться. — И как же? — её злость потихоньку угасает, сменяясь неподдельным интересом. — Вам он не понравится, — честно предупреждает Голд. — Мне эта ситуация уже не нравится. Так что вряд ли что-то сможет ещё больше испортить мне настроение. Очень смелое заявление. И наверняка поспешное. — Уверены? Эмма кивает, хотя весь её вид говорит об обратном. В её глазах мелькает опасение, когда он ставит стакан обратно на столик и подходит к ней вплотную. — Эй, что вы собираетесь делать? Прежде, чем она успевает окончательно испугаться или произнести ещё хоть слово, он быстро наклоняется и касается её губ своими. Поцелуй (если это можно так назвать) длится всего несколько секунд, затем Эмма с силой его отталкивает. Он чувствует лёгкое покалывание там, где его касались её пальцы. А кроме этого — ничего не происходит. Совсем. Даже намёка на какое-то изменение. Конечно же, для него всё не могло оказаться так просто. О чём он только думал? Хотя, попробовать всё же стоило. Теперь, по крайней мере, не останется никаких ненужных иллюзий. Он отворачивается к столику и снова берёт в руки свой стакан, ожидая, что сейчас на него обрушится поток отборных проклятий. Интуиция (и здравый смысл) его не подводит. — Какого чёрта, Голд?! Как это понимать? Что это, чёрт возьми, было? Когда он снова поворачивается к ней, Эмма всем своим видом напоминает фурию. Она свирепо смотрит на него, и появляется такое ощущение, что ещё чуть-чуть, и из её глаз посыпятся искры. Кажется, её злость разыгралась с новой силой. Он примирительно (хоть и через силу) ей улыбается и говорит: — Успокойтесь, мисс Свон, всего лишь небольшой эксперимент. На неё это совсем не действует. Наоборот, кажется, что она разозлилась ещё больше. И либо это мерцают прощальные отблески заходящего солнца, либо на кончиках её пальцев правда вспыхивают искры. — Если вам станет легче — он не удался. Она сжимает дрожащие руки в кулаки. — И это всё?! — А что вы хотите от меня услышать? — Объяснений! — А что тут объяснять? Вы сами всё видите. Голубая фея снова ошиблась, — он сам начинает злиться. В конце концов, из них двоих именно он в отчаянном положении. И у него совсем нет настроения выслушивать упрёки или что-то подробно объяснять. — Вот, значит, как? Знаете что, Голд? Я вам не игрушка! Он бросает на Эмму ещё один задумчивый взгляд. Она сверлит его ответным взглядом и, судя по всему, ждёт, что он что-то ответит. Но у него нет желания отвечать. Больше всего ему сейчас хочется остаться в одиночестве. Ещё одна призрачная надежда лопнула как мыльный пузырь, и вряд ли кто-то способен понять его состояние. Даже Эмма Свон. — Вам лучше уйти, — наконец говорит он. Эмма на миг теряет дар речи. — Уйти? — тупо повторяет она. Он больше не отвечает, уставившись пустым взглядом в горящий камин. Эмма ещё какое-то время стоит, будто ожидая, что он передумает, но, не дождавшись никакой реакции, поворачивается и идёт к двери. У самого порога она останавливается и оборачивается, будто собираясь на прощание сказать что-то ещё. Но, видимо, в последний момент она передумала, потому что он слышит только тихое: — А, к чёрту всё… И затем звук хлопнувшей двери. Ещё один похожий хлопок и звук заводящегося мотора свидетельствуют о том, что он снова остался один. Что ж, рано или поздно это должно было случиться. Вряд ли Эмма теперь вернётся. Он снова оттолкнул от себя того, кто подошёл слишком близко. Сам. Абсолютно осознанно. Кажется, его случай безнадёжен, так не пора ли с этим смириться? В бессильной ярости он с размаху бросает стакан с остатками виски в каминную полку. Тот со звоном разбивается, оставляя на полированном дереве мокрые следы. В этот самый момент внезапная вспышка боли под левой ключицей заставляет Голда пошатнуться и, чтобы не упасть на жёсткий пол, тяжело осесть на кресло. Проклятие не заставило себя долго ждать. Время уже на исходе, а он снова там, где начинал. Снова остался только один вариант. Дрожащей рукой Голд призывает хрустальный шар. Какое-то время он внимательно всматривается в возникшие там туманные образы, затем с едва заметным облегчением откидывается на спинку кресла. Похоже, ещё не всё потеряно, нужно только немного отдохнуть и набраться сил. Стараясь не думать о плохом, он закрывает глаза. Просидев так несколько минут, он поднимается и, взмахнув рукой, исчезает в бордовой дымке.