Спасительница

Вот чёрт! Ну почему столь очевидный вариант даже не пришёл ей в голову? К такому повороту событий Эмма оказалась совершенно не готова. Слишком много Голда для одного вечера — она ведь и от предыдущей «встречи» ещё не совсем отошла! Лучше бы это был грабитель — с ним, по крайней мере, она знала бы, как себя вести. Однако все эти мысли сразу же пропадают из её головы, как только она заглядывает за прилавок и видит самого Голда: он сидит на полу, прислонившись спиной к стенному шкафу, его волосы растрёпаны, а всегда безупречный костюм помят. Выглядит так, будто он упал, и только недавно сумел принять сидячее положение. В таком неопрятном виде она видела его лишь однажды (если не считать того времени, что он провёл в рабстве у сумасшедшей ведьмы): когда он умирал от яда в Нью-Йорке. От мыслей о повторяющейся истории Эмму пробирает дрожь, и она изо всех сил пытается не думать о худшем. Она отбрасывает кочергу в сторону, и та с глухим стуком падает на паркетный пол — от этого звука Голд вздрагивает. — Что с вами? — Эмма наклоняется и протягивает к нему руку. Но он её отталкивает. — Со мной всё в порядке, мисс Свон, — несмотря на то, что выглядит он откровенно неважно, его голос звучит уверенно. В нём даже слышны нотки раздражения, к которым Эмма уже успела привыкнуть. Это немного успокаивает — всё не так плохо, как ей показалось вначале. Но это слабое утешение — в сложившейся ситуации априори не может быть ничего хорошего. — Что вы здесь делаете? Эмма не обращает внимания ни на на его вопрос, ни на явное недовольство её присутствием. — Я принесу воды, — она делает шаг по направлению к подсобке, но сразу же чувствует, как он неожиданно крепко хватает её за запястье. — Я сказал, всё в порядке, Эмма, — его слова звучат как приказ, несмотря на тихий голос. Эмма вздрагивает. Прикосновение холодных пальцев и звук собственного имени заставляют её отшатнуться. Она не совсем понимает, почему так происходит, но создаётся впечатление, что в его устах её имя действительно звучит как какое-то заклинание. Она никогда не верила в россказни о том, что зная имя человека, Румпельштильцхен имеет над ним власть, но с каждый разом, когда он называет её «Эммой» вместо привычного «мисс Свон», она всё больше готова изменить своё мнение. А хуже всего то, что он, кажется, понимает, какой эффект производят его слова. Эмма чувствует, что кончики пальцев снова покалывает, и резко отдёргивает руку. Выпрямившись, она отчаянно пытается говорить как можно более будничным тоном. — Правда? А сидите вы на полу, потому что… — она скептически наклоняет голову, предоставляя ему возможность закончить фразу. — Здесь идеальное место для раздумий, — следует незамедлительный ответ. Магазин освещён лишь горящей в соседней комнате лампой и слабым светом уличных фонарей, узкими полосками пробивающимся сквозь жалюзи на окнах, поэтому Эмма скорее чувствует, чем видит, как он криво улыбается. Что ж, примерно такого ответа и следовало ожидать. Должно быть, сейчас он ненавидит её за то, что она видит его в таком состоянии. Ей знакомо это ощущение — самой приходилось не раз его испытывать, в той, прошлой жизни. Видимо, кое-что общее у них с Голдом всё-таки есть. — Так я могу идти? — иронично спрашивает Эмма, кивая на дверь. — Можете, — его ответ снова её злит. Неужели даже сейчас он не признает, что ему нужна помощь? — …но не уйдёте? — добавляет он после паузы, искривив губы в усмешке, больше похожей на гримасу. Наверняка, он пытается пробудить в ней чувство противоречия и заставить уйти, но Эмме почему-то вместо насмешки слышится в его словах скрытая надежда. (Не исключено, что её опьянённое ромом сознание выдаёт желаемое за действительное). Несмотря на то, что его голос звучит относительно бодро, Эмму всё равно охватывает страх. Она чувствует, что времени осталось совсем немного, и с каждым днём ему будет только хуже. А она по-прежнему не имеет ни малейшего понятия, как ему помочь. Но Голда, кажется, не очень беспокоит собственное состояние. Он задумчиво смотрит прямо перед собой, как будто не замечая, что Эмма всё ещё стоит рядом. За окном начинается дождь. Звук падающих капель выводит Эмму из кратковременного оцепенения. — Вы правы, — она сама толком не понимает, что заставляет её это сделать, но она обходит Голда и опускается рядом с ним, чтобы сесть в точно такой же позе, — не уйду, — твёрдо добавляет она, устраиваясь поудобнее. Голд с трудом поворачивает к ней голову. — Что вы делаете? — его голос звучит отстранённо, но она замечает удивление и непонимание на его лице. — Беру пример с вас, — невозмутимо отвечает Эмма, — мне тоже нужно кое о чём подумать, а раз это лучшее место… — она разводит руками, будто говорит нечто само собой разумеющееся. Если он пытается сделать вид, что всё хорошо (хотя оба понимают тщетность этих попыток)  — она ему подыграет. — К тому же, — продолжает она, никак не реагируя на его недоуменный взгляд, — на улице дождь, так что, похоже, я здесь застряла. Они оба понимают, что это лишь отговорка, но Голд не произносит больше ни слова. Он сам начал эту игру, значит, вынужден принять её правила. Какое-то время они сидят в полной тишине, не глядя друг на друга. Эмма чувствует, что краем глаза он следит за ней, и от этого чувства ей становится не по себе. Вопреки сказанному, она не может сосредоточиться ни на одной мысли. В погружённом в полумрак магазине тихо, но в её сознание настойчиво врываются кажущиеся слишком громкими звуки их дыхания, размеренный стук дождя по стёклам и всё то же тиканье часов. Эмме хочется разбить эти часы, чтобы больше не слышать этого неумолимого звука уходящего времени, поэтому, когда Голд, наконец, нарушает гнетущую тишину, она мысленно благодарит его за это. — О чём же вы думаете? — его голос тоже кажется слишком громким после долгого молчания, даже несмотря на то, что звучит гораздо тише обычного. — О вас, — с готовностью отвечает Эмма, радуясь, что можно отвлечься от мрачных мыслей. Заметив его скептически поднятую бровь, она продолжает: — вы так и не сказали мне, в чём ваше «долго и счастливо». Он снова отворачивается и снова долго молчит. Когда Эмма уже теряет надежду, что услышит от него хоть какой-нибудь ответ, он произносит: — Зачем это вам? Простые слова ставят её в тупик. Она не знает ответа ни на один из вопросов, притаившихся в этой короткой фразе. Что ею движет: простое любопытство, желание как-то помочь или что-то другое, чему она даже названия подобрать не в состоянии? — Не знаю, — честно отвечает Эмма, не успев толком осознать, что говорит вслух. — Вы знаете, — произносит он после очередной долгой паузы, и Эмма не сразу понимает, что это ответ на первый вопрос. — Нил, — задумчиво кивает Эмма, уставившись в противоположную стену невидящим взглядом, — что вы ему пообещали? — То, что выполнить оказался не в состоянии — с горечью отвечает он, — сделать правильный выбор. Кажется, Эмма понимает, о чём он. Но она совсем не понимает, почему он ей это говорит. Совершенно не в его правилах изливать душу вчерашнему противнику. Но, может быть, он чувствует, как чувствует и она, что с этого самого метафорического «вчера» уже очень многое изменилось. Они больше не противники, они просто двое людей, волею судьбы оказавшиеся в одной лодке. А может быть (и эта мысль её почему-то расстраивает), он просто слишком слаб, чтобы поддерживать внешнее равнодушие и снова не очень вежливо послать её куда подальше. Эмма достаёт из внутреннего кармана куртки фляжку, которую автоматически прихватила с собой, уходя из участка. Внутри ещё плещется немного жидкости, и, открутив крышку, она делает небольшой глоток, всё ещё устремив взгляд в стену напротив. Алкоголь помогает немного отвлечься от водоворота собственных мыслей. Голд на неё не смотрит — глядя перед собой, он думает о чём-то своём. Молчание снова давит на Эмму, и чтобы как-то разорвать тишину, она неожиданно для самой себя протягивает фляжку Голду. — Хотите? Он поворачивает голову, криво улыбаясь. — Пить из того, к чему прикасались губы грязного пирата? Нет уж, увольте. Его надменный тон раздражает её, и сразу появляется желание как-то уколоть его в ответ. Эмма даже удивляется, какие резкие перепады настроения заставляет её переживать этот человек. — Знаете, к моим губам он тоже прикасался, но тем не менее, вы не побрезговали… — она с мстительным удовольствием отмечает отразившееся на его лице раздражение. Он морщится и перебивает её: — Это не лучшим образом вас характеризует. Нечто подобное она и ожидала услышать. Эмма лишь пожимает плечами, радуясь, что ей тоже удалось подпортить ему настроение. Ответную шпильку она решает проигнорировать, сделав ещё глоток рома. Они снова долго молчат, но Эмма больше не обращает внимания на раздражающее тиканье. Может быть, дело в затуманивающем сознание алкоголе, но её настроение улучшается и появляется оптимистическая мысль, что всё будет хорошо, раз он ещё в состоянии делать язвительные замечания. Голд обрывает очередную затянувшуюся паузу совершенно неожиданным вопросом. — Вы знаете, что я собирался увезти Генри из Сторибрука, когда Снежная Королева наслала проклятие? Звук его голоса снова заставляет Эмму вздрогнуть. Она это знает — Крюк ей всё рассказал. Но она не знает, почему у неё не получается разозлиться. Она молча продолжает сидеть, даже не поворачивая головы. Уголком разума она понимает, что должна быть в ярости. Должна вцепиться ему в лицо и расцарапать до крови за то, что пытался разлучить её с сыном. Но мысли упорно уводят её в другую сторону. Да, её (в который раз за сегодняшний день) снова охватывает злость, но совершенно по другому поводу. Нечаянно подпустив её слишком близко, он снова пытается её оттолкнуть, пытается заставить её уйти, хлопнув дверью и окончательно разорвав всё, что их связывает. Вероятно, проще всего было бы именно так и поступить — оставить его в таком желанном одиночестве, но Эмма упрямо не слушает доводы здравого смысла. Что-то удерживает её от этого поступка и она уверена: что бы он сейчас ни сказал — она останется. В голове мелькает фраза, которую часто повторяет её мать: «герои делают, то что правильно, а не то, что легко». От этой мысли ей почему-то хочется рассмеяться. Да уж, сидеть здесь на полу голдовского магазина и вести с хозяином откровенные беседы — очень героический поступок. Но, тем не менее, именно это кажется правильным. Она молча допивает оставшийся ром и с сожалением смотрит в пустую фляжку. Уголком зрения Эмма замечает, что Голд снова удивлённо на неё смотрит. Наконец, она поворачивается к нему. — Что? — спрашивает она с кривой усмешкой. — Почему вы ещё здесь? — ожидаемый вопрос, на который Эмма сама не знает правильного ответа. Хотя, пожалуй, стоит признаться: она просто не может оставаться в стороне, зная, что ему угрожает смертельная опасность. И не встреть она Голда сегодня по роковой случайности, она всё равно продолжила бы поиски его «долго и счастливо», независимо от того, хочет он её помощи или нет. Это дело в какой-то степени уже стало её собственным, а он — её подопечным. А она не привыкла бросать дела на полпути. Именно поэтому она всё ещё здесь. Да, именно поэтому. — Не старайтесь, Голд, — отвечает она как можно более равнодушно, — я всё равно никуда не уйду. На его лице отражается почти детское непонимание. Такого выражения она у него ещё не наблюдала. — Почему? — кажется, он усиленно пытается понять то, чего не понимает до конца даже она сама. Вместо ответа она неопределённо пожимает плечами. — Я не совершу одну и ту же ошибку дважды. В конце концов, это не только ваша проблема. Голд какое-то время задумчиво наблюдает за ней, затем отворачивается и снова смотрит прямо перед собой. Несколько долгих минут он молчит. — Ну да, конечно, — внезапно говорит он со злой иронией. — Сторибрук, — последнее слово он произносит с крайним раздражением, граничащим с ненавистью. Эмма не понимает, чем вызвана очередная смена настроения. — Но вы всё равно ничем помочь не смогли, так что… Эмма непонимающе смотрит на него. — А Генри говорит, что помочь могу только я, — она опускает взгляд в пустую фляжку, снова жалея, что спасительно-отвлекающая жидкость закончилась. Голд грустно улыбается. — В этом нет ничего удивительного. Это же Генри. Ваш сын в вас верит. — Знаете, в вас он тоже верит, — вырывается у неё прежде, чем она успевает обдумать ответ, — между прочим, вы ему тоже не чужой, и он тоже переживает, — У Голда такой вид, будто она дала ему пощёчину, но Эмма продолжает, не обращая на это внимания. Снова поднявшаяся в ней злость, подкреплённая выпитым алкоголем, придаёт ей смелости высказать ему в лицо всё, что она думает. — Так что перестаньте вести себя как придурок и признайте, что со мной у вас гораздо больше шансов найти выход, чем без меня. Позвольте семье вам помочь, — до неё едва доходит что к «семье» Голда она только что причислила и себя, но в пылу она не обращает на это внимания, — не разочаровывайте Нила, — это запрещённый приём, и Эмма снова понимает это с опозданием. Но если так она достучится до Голда… что ж, иногда нужны кардинальные меры. — Он тоже в вас верил, — едва слышно добавляет она и замолкает. Вид Голда заставляет её неловко отвернуться. Он выглядит как-то… растерянно. Эмме хочется, чтобы он накричал на неё, сказал хоть что-нибудь, но он молчит. А она не знает, куда деть собственные глаза, поэтому просто закрывает их. Просидев так несколько минут под убаюкивающие звуки дождя и так и не дождавшись от Голда какого-либо ответа, Эмма засыпает.

***

Проснувшись на следующее утро, Эмма с трудом открывает глаза. Какое-то время она не может понять, где находится. На ней всё ещё вчерашняя одежда и почему-то ужасно ноет шея. Спустя несколько секунд она осознаёт, что окружающая обстановка — ни что иное, как её собственная комната. Но… как она здесь оказалась? Она совсем не помнит, как выходила из лавки и как заходила в квартиру. Это всё очень подозрительно — неужели она выпила столько, что забыла события прошлого вечера? Но это не может быть правдой — ещё никогда алкоголь так на неё не действовал. Да и ром — не такой уж крепкий напиток. Что за чертовщина? Эмма трясёт головой, пытаясь прояснить мысли, но у неё ничего не получается. Сознание упорно отказывается принимать реальность. А что, если всё произошедшее в лавке Голда ей всего лишь приснилось? Эта мысль кажется ей совершенно сумасшедшей, но она не может отбросить её в сторону. С каждой секундой она всё больше склонна поверить, что так и есть — уж слишком сюрреалистическим кажется их разговор при свете дня. Чтобы немного привести себя в чувство, Эмма поднимает руку, чтобы растереть ноющую шею, но тут же что-то острое впивается в её ладонь. Она подносит руку к самим глазам, всматриваясь в то, что там лежит. Старинный перстень с большим синим камнем. И хоть раньше она никогда не видела этот предмет вблизи, у неё нет никаких сомнений, кому он принадлежит. Она совершенно не понимает, почему перстень оказался у неё в руке, но это даёт ответ сразу на два вопроса. Нет, она не сошла с ума. И да, она всё-таки достучалась до Голда. Эмма не может сдержать победную улыбку, и встаёт с кровати, чтобы привести себя в порядок. Теперь снова всё вернулось на свои места, а значит, день предстоит насыщенный.