Спасительница

Оказавшись на улице, Эмма вспоминает, что оставила машину на парковке участка. Значит, до места работы придётся добираться пешком. Впрочем, она не возражает — свежий после дождя воздух поможет прояснить мысли и, может, даже припомнить некоторые забытые моменты вчерашней ночи. Ей бы очень хотелось заполнить пробелы в памяти — от мысли, что она уснула в присутствии Голда становится как-то совсем неуютно. А если учесть, что единственный, кто может рассказать, что произошло потом — сам Голд, то следующая их встреча обещает быть очень неловкой. По крайней мере, для Эммы. Но это будет позже — для начала неплохо бы выпить кофе, а уж потом планировать сегодняшний день. Когда за завтраком Дэвид и Мэри Маргарет спросили её, когда она вернулась домой и как ей удалось неслышно проскользнуть в свою комнату, она даже не сообразила, что им ответить. Поэтому, чтобы избежать дальнейших неловких расспросов, Эмма поспешно выскочила из квартиры, сославшись на срочные дела в участке. Наверняка скоро Дэвид раскусит эту её маленькую ложь, но она разберётся с этим позже. Сейчас же ей совсем не хочется придумывать оправдания. Не говорить же им, в самом деле, что ночь она провела с Голдом. Гораздо интереснее разобраться, как же (и когда, в самом деле) она оказалась дома и что значит этот странный «подарок» от Голда в её руке. Постояв немного во дворе, Эмма сворачивает в сторону закусочной «У Бабушки». После кружки крепкого кофе и думается легче. Благо, закусочная уже открыта — даже несмотря на то, что до начала обычного рабочего дня ещё целый час. Но, как ни странно, Эмма не встречает никого из знакомых. То ли все разом решили поспать подольше, то ли сейчас ещё более ранняя пора, чем она думала. Но Бабушка, как обычно, приветливо подаёт ей заказанный кофе и желает приятного дня. Эмма улыбается в ответ и снова выходит на улицу, неспешно направляется в сторону участка, попивая кофе. После нескольких глотков её настроение действительно улучшается, хотя окружающая обстановка этому не очень способствует: слабые солнечные лучи, пробивающиеся сквозь всё ещё густые тучи, почти не несут в себе тепла, а на мокром асфальте то и дело попадаются лужи. Но, несмотря на утренний холод и сырость, Эмма шагает медленно, не особо смотря по сторонам — эту дорогу она всё равно помнит наизусть и может пройти от дома к участку даже с закрытыми глазами. Сейчас её мысли заняты совершенно другим: когда, наконец, туман от лёгкого похмелья в голове рассеялся, сознание постепенно заполнили вопросы, на которые ей очень хотелось бы получить ответ. Она ведь даже не спросила Голда, что он делал ночью в своей лавке. Вряд ли конечно, задав такой вопрос, она получила бы от него правдивый ответ, но выяснить, в чём же дело, всё равно не помешало бы. Это всё очень подозрительно — и наверняка значит, что Голд замышляет что-то без её ведома. А если так, то в их так называемом «альянсе» серьёзные проблемы с честностью. Ей до смерти надоели все эти тайны и недосказанности, и если уж они теперь заодно — не помешало бы это изменить. Хотя… о чём это она? Голд без своих интриг — это уже и не Голд вовсе, а так… ещё один гном. «Интересно», — мелькает у неё странная мысль, — «а каким было бы имя на его кирке?» Наверное, что-то вроде Хитрюги… Или, может быть, Всезнайки. Удивительно, что у человека, который вроде как специализируется на именах, у самого нет имени. (Если, конечно, отбросить в сторону эту труднопроизносимую абракадабру родом из Зачарованного Леса). Размышляя об этом, Эмма снова оказывается у антикварной лавки. Как и вчера, она останавливается и смотрит на входную дверь. Тяжёлая табличка всё ещё гласит, что лавка закрыта, но Эмма не может удержаться от того, чтобы повернуть ручку. К её удивлению, дверь снова оказывается незапертой, и тут же над головой раздаётся всё тот же раздражающий перезвон колокольчика. Эмма тихо бормочет проклятие себе под нос. Она точно не знает, зачем открыла дверь и зачем вошла. Хорошо, если внутри окажется всего лишь Белль — тогда, может быть, ей даже удастся что-то выяснить, но как себя вести, если это снова будет Голд? Не то чтобы Эмма не собиралась всё равно его сегодня найти, но к этому она сначала хотела морально подготовиться и, для начала, окончательно протрезветь. А сейчас… что на неё нашло? — Эмма? Неожиданный звук собственного имени в этой лавке снова инстинктивно заставляет её вздрогнуть, хотя на этот раз произносит его вовсе не Голд. Подавив вздох облегчения, Эмма с удивлением узнаёт голос Киллиана — он стоит у прилавка, опираясь крюком на деревянную столешницу, а другой рукой перебирает страницы какой-то книги. Его поза нарочито небрежна, от чего у Эммы появляется ощущение, что что-то здесь нечисто. Оно и неудивительно — Крюка нельзя назвать завсегдатаем этого места. Насколько Эмма помнит, он бывал здесь только тогда, когда возникала серьёзная необходимость. Что же привело его сюда сегодня да ещё в такую рань? — Что ты здесь делаешь? — синхронно спрашивают они друг у друга. Губы Киллиана расползаются в едва заметной улыбке, а Эмма устремляет на него подозрительный взгляд. — Я зашёл вернуть Белль книгу, — говорит он тоже небрежно, показывая на небольшой томик в руках, — было незаперто. Наверное, она куда-то вышла, и я решил подождать — Может быть, ей показалось, но в его голосе слишком много оправдывающихся ноток, и это только настораживает Эмму ещё больше. И она никогда не видела, чтобы Крюк читал книги. Тем более по ночам. Она подходит ближе, и её взгляд непроизвольно притягивается к стене за левым прилавком, будто она ожидает, что там остались следы их с Голдом ночного пребывания. Но паркетный пол выглядит как обычно — нет никаких признаков, что ночью здесь был кто-то непрошеный, даже кочерга — её вчерашнее несостоявшееся оружие — снова красуется в своей подставке у двери. — В такую рань? — спрашивает Эмма, возвращаясь в реальность. Обернувшись, Крюк с интересом прослеживает её взгляд, но ничего не говорит по этому поводу. — Мне не спалось, — отвечает он, повернувшись обратно к ней после небольшой паузы. Отчего-то ему неловко в её присутствии — Эмма это чувствует, но ничего не понимает. Причины своей растерянности ей ясны, но почему растерян он? И почему у неё такое чувство, будто от неё хотят побыстрее избавиться? — Не знала, что вы с Белль так подружились, — рассеянно говорит Эмма, снова глядя мимо него. Она задумчивым взглядом обводит комнату, пытаясь понять, что же в этой лавке могло понадобиться Голду поздно вечером. Киллиан как-то криво улыбается и разводит руками. Несколько секунд длится неловкая пауза, во время которой Эмма снова невидящим взглядом смотрит через его плечо в стену за левым прилавком. Она хочет уйти, отчего-то его присутствие давит на неё, мешая сосредоточится. Да и Киллиан какой-то совсем не такой, как обычно. Либо причина его прихода сюда была не такой безобидной, как он говорит, либо… На секунду в её сознании мелькает шальная мысль, что это и не Киллиан вовсе, а снова замаскированный Голд. Но она тут же гонит эту мысль прочь. Это уже похоже на паранойю. Ну почему во всём, что с ней происходит в последние дни обязательно должен быть замешан Голд? Разве у неё нет собственной жизни? Почему она не может думать ни о чем другом? — М… Свон? — отчего-то он обращается к ней как-то неуверенно, и она встречает его обеспокоенный взгляд. — С тобой всё в порядке? — Ну вот, опять… стоило сомнению поселиться в её мозгу — оно тут же развилось в навязчивую идею. Это уже совсем не смешно. — Всё отлично, — Эмма наконец-то отвлекается от созерцания стены и вскидывает голову, отбросив волосы за спину. — Я зайду позже, — ей нужно выбраться на свежий воздух и попытаться всё-таки отвлечься. Так ведь и с ума сойти недолго. Она поворачивается, чтобы уйти, но голос Крюка её останавливает. — Это всё из-за Крокодила, да? Эмма замирает и поворачивает голову. — Что? — После того случая у Колодца желаний ты… изменилась, — он колеблется, прежде чем произнести последнее слово. Затем отводит взгляд, будто стесняясь своего вопроса. Эмма не хочет отвечать. Разве он сам не понимает? Сейчас не время и не место для этого разговора, который, всё же, должен когда-нибудь состояться. Если тайны и недосказанности Голда так раздражают её, то каково сейчас Киллиану? Но в этот самый момент она даже не уверена, что её собеседник — действительно Киллиан. У неё появляется необъяснимое логикой желание докопаться до истины. Потому что в её жизни в последнее время стало слишком много непонятного, и во всём этом окружающем безумии ей нужна уверенность хоть в чём-то. Ей нужно снова научиться доверять своим ощущениям, потому что если не доверять самой себе — то как же поверить кому-нибудь другому? Раньше она всегда могла точно определить, когда ей лгут, а сейчас такое ощущение, будто она решает задачку о рыцарях и лжецах*, и до правильного ответа — всего лишь один вопрос. Который она никак не может сформулировать, потому что слишком устала думать о том, где правда, а где ложь. Крюк молча ждёт её ответа, глядя в противоположную стену. А ей прилив адреналина, или, может быть, остатки вчерашнего рома в крови, подбрасывает простую, но гениальную идею. Если это Киллиан — он даже не увидит её смятения, а она завтра же запишется на курсы психотерапии к доктору Хопперу. Ну, а если нет… Значит, сегодня в Сторибруке станет на одного мистера Голда меньше, потому что она за себя не ручается. И он сам напросился — лучше было отпустить её, когда была такая возможность. Эмма снова подходит ближе и становится напротив Крюка. Действовать нужно осторожно — достаточно того, что вчера она своими необдуманными словами напугала Генри. Не хватало ещё и перед Киллианом (если это всё-таки он) выставить себя сумасшедшей. Поэтому она берёт его за руку и смотрит прямо в глаза, пытаясь уловить малейшее изменение их выражения. — Я понимаю, что ты за меня волнуешься, но уверяю тебя — для этого нет причин. Давай поговорим вечером? Дождавшись его кивка, Эмма тянется за коротким поцелуем. В этом нет ничего необычного — они почти всегда здороваются или прощаются таким образом. И едва их губы соприкасаются, она получает свой ответ. Может быть, с Голдом она «целовалась» лишь однажды, но зато она с уверенностью может сказать, что стоящий перед ней человек — не Киллиан Джонс. А раз так — то остался всего один вариант. Эмма тут же отстраняется, медленно поднимая на не-Крюка обвиняющий палец и удивляясь, что она всё ещё так спокойна. Первое, что она ощутила — это облегчение от того, что и на этот раз интуиция её не подвела. Ей даже немного смешно: её «эксперимент» в отличие от голдовского оказался удачным. Хотя его результаты вряд ли обрадовали кого-нибудь из них. Кажется, Голд понял, что его раскусили — она видит это по его лицу, хотя и не может точно сказать, что значит его выражение. Но едва она успевает об этом подумать и открыть рот, чтобы высказать всё, что думает о происходящем, снова раздаётся перезвон над входной дверью. Они почти автоматически отшатываются друг от друга, как застуканные ревнивым мужем любовники. Эмма оборачивается и встречает смущённый взгляд Дэвида. Замечательно, только неверно истолкованных ситуаций ей и не хватало. — Эмма, Крюк… не ожидал вас здесь встретить, — говорит Дэвид после минутной заминки. Эмма всегда ценила в отце его тактичность — вот и сейчас он решил никак не комментировать и без того неловкий момент. — Я ищу Белль, — добавляет он почти извиняющимся тоном. Эмме хочется истерически рассмеяться, но она изо всех сил держит себя в руках. Её воображение в красках рисует всю абсурдность ситуации, зайди в лавку Белль вместо Дэвида. «Крюк» тем временем отчаянно пытается сделать вид, что он часть интерьера. Что ж, даже без Белль ситуация нарисовалась довольно комичная. Прямо сценка из дешёвой пьесы. И ей было бы смешно, если бы не было так грустно. — Зачем? — спрашивает Эмма, чтобы привнести во всё происходящее хоть немного здравого смысла. — Хотел попросить её посидеть с Нилом. Мы с Мэри Маргарет собираемся на пикник. — Постой… Сегодня, что, суббота?! Теперь понятно, почему «У Бабушки» (да и во всём городе, собственно говоря) было так безлюдно. — Ну да, — отвечает Дэвид с понимающей улыбкой, которая только расстраивает её ещё больше. — Мы же договаривались, что с Нилом посижу я. — Да, но ты так быстро сегодня убежала, что мы решили, у тебя что-то случилось. Так что… Эмма бросает обвинительный взгляд на лже-Киллиана. Снова из-за него она забыла о собственной семье. А ведь в присутствии Дэвида она даже не может на него накричать! Голд смотрит на неё в ответ неожиданно извиняющимся взглядом. И, может быть, её это немного смягчило бы, если бы он не сказал: — Мне нужно возвращаться на корабль. Я зайду позже. Он стремительно отходит к боковой двери, в то время как Эмму сковывает оцепенение. Она не понимает, что ей делать и на кого смотреть. Её мысли мечутся подобно тараканам, разбегающимся от резкого света. Дэвид наблюдает за происходящим с растерянным видом, а Голд снова исчезает, оставляя её один на один с кучей вопросов без ответов. В конце концов, это просто несправедливо. Они так не договаривались! — Стой! — кричит она ему во след, но он не останавливается. — Прости, Свон — тихо произносит напоследок Голд голосом Киллиана, прежде чем окончательно скрыться за дверью. Не обращая внимания на ничего не понимающего Дэвида, Эмма бросается за ним, но когда она оказывается на улице, его уже нигде не видно. Всё, что ей удаётся — это от чрезмерной прыти пролить на себя остывший кофе, который она всё ещё непонятно каким образом держала в руках. — Проклятие! — не сдержавшись выкрикивает она, в негодовании притопнув ногой. Когда они найдут способ остановить проклятие, она прикончит Голда собственными руками.