Ошибки юности

Естественно, реакция Сигрид не заставила себя ждать. Он так и знал. Знал, что на самом деле Торин и Бард неспроста затеяли это… Фрейлинство! Барду, видимо, не терпелось укрепить союз традиционным людским способом, а Торин наверняка пришёл к выводу, что человеческая девчонка уж всяко лучше эльфийской. Кили заметил, что всё чаще приходит на стрельбище практически ночью и больше не расстраивается отсутствию на тренировках брата. Да и вообще, он скорее не упражнялся в стрельбе, а всаживал стрелы в собственную злобу. Изрешетив очередную мишень, он в самом деле чувствовал, как становилось легче. Вот и сейчас, после того как они все натянуто посмеялись над его заявлением и дождались Фили, гном практически сбежал к своим соломенным чучелам. — Пускай теперь папе скажет, что за меня её выдать не получится, — буркнул Кили себе под нос и выпустил стрелу точно в голову «врага». — А может даже и Торину. В конце концов, гном совершенно не обязан жениться! Было ужасно обидно ещё и оттого, что Сигрид, между прочим, ему искренне нравилась. Воспитанная отцом едва ли не в бедности, она не только не строила из себя высокородную чванливицу, но вообще чаще вела себя, как мальчишка, что невероятно упрощало для Кили общение с нею. Они вроде как даже подружились, и гном был рад этой дружбе. Теперь же, судя по всему, никакой дружбы не будет. Потому что она, а главное — её отец — рассчитывают на другое. Соломенный противник уже рассыпался от постоянного втыкания и выдирания стрел. Совершенно непонятно, как им удалось уломать Торина! Это Кили тоже возмущало просто до ужаса. Родной дядя решил нарушить все традиции и женить гнома против веления сердца. Неужели же его ненависть к эльфам пересилила даже вечное стремление делать всё «как завещали праотцы»? Кили вдруг промазал и, в сердцах швырнув лук на каменный пол, ещё и плюнул сверху. Больней всего — и корыстных интересов казавшегося ему хорошим человеком Барда, и совершенного вероломства Торина — было то, что любовь, та самая, которая должна приносить в его душу свет, счастье или, на худой конец, благородную грусть, на деле только отравляла злобой и разочарованием. Ведь никто не понимал его, не с кем было поделиться (родной брат, и тот только головой качал), да даже просто признаться в чувствах не было возможности, потому что один Махал знает, что начнётся, если принц Эребора попадётся, решив пробраться в лихолесский дворец. Тьфу! — Гном разве может влюбиться в эльфийку? — будто бы совершенно между прочим спросила Сигрид через пару дней, пока они с Ори освобождали левую часть спальни от всех вещей. Назавтра должны были прийти строители и заняться вырубкой детской. Сначала Ори лишь неопределённо отмахнулась, охнув. Но когда дело было закончено, и они обе сели перекусить, гномка вдруг решила ответить: — Мы все не знаем толком, что на Кили нашло. Среди гномов отродясь не бывало браков с другой расой. Не то чтобы у нас это как-то запрещалось… не приходилось пока запрещать. Эльфы, что женщины, что мужчины — высокие, худощавые, гладколицые… У нас совсем иное понятие красоты. Бывает, кто нет-нет да заглядывается на людских женщин, что попышнее, но чтоб на эльфийку — ни разу не слышала и не читала. — Так может, Кили шутит? — спросила княжна, и эта версия показалась ей убедительной после объяснения Ори. Но вот лицо собеседницы почему-то уверенным не выглядело. — Ну, в общем-то, мы все так и думали, но шутка слишком уж затягивается, и непонятно, где смеяться, — слегка раздражённо отозвалась она. — В конце-концов, Тауриэль применила какую-то магию, чтобы его спасти, кто знает, какие ещё у этой магии последствия. — То есть она его приворожила? — такой вариант был прямо совсем правдоподобным. Действительно, эльфы — загадочные и могущественные существа, наверняка ворожить у них выходит лучше, чем получалось у Сигрид с подружками на Чернолунную ночь. Ори меж тем даже хихикнула. — Не думаю, что она это нарочно. Вряд ли подданной Трандуила, да ещё начальнице стражи, нужен вечно волочащийся за нею гномий принц. Разве что… Сигрид вдруг аж подскочила от внезапного осознания, и тревога в глазах Ори подсказала, что та думает об этом же: — Им нужен лазутчик! — выпалили они хором. Фили ругался, на чём свет стоит, когда услышал догадки жены. С одной стороны, думать так значило подвергать сомнению верность брата, а он совсем недавно за подобное ударил безоружную юную девушку. С другой — его давно уже мучил вопрос, с какой это радости лихолесская эльфийка решила поделиться с каким-то там раненым гномом своим бессмертием — именно так Оин объяснял суть проведённого ею ритуала. Оставалось только незаметно следить за Кили и иногда, может, что-то осторожно спрашивать. Наказав Ори и в особенности Сигрид поменьше об этом думать, не напоминать брату и ни в коем случае не говорить никому, тем более старшим, Фили решил сам разобраться с сердечными делами брата. Случай представился на следующий же день, когда после завтрака Торин отправил их вдвоём в Дейл. Нужно было обсудить пару вопросов с Бардом и прикинуть, сколько присылать каменщиков (и камня) для восстановления городских стен. Всю дорогу туда Кили шутил и болтал обо всём подряд, не давая и слова вставить. И, положа руку на сердце, Фили был даже рад, потому что понятия не имел, как завести разговор о Тауриэль. Кроме тех кратких обсуждений неразделённых чувств Ори, они никогда не говорили всерьёз о женщинах, о любви, вообще о будущем в этом разрезе. Кили до сих пор казался ему сущим ребёнком… Да он и себя до недавнего времени не считал сильно взрослым. Одно дело мечами махать, и совсем другое — строить семью. День шёл своим чередом, они обсудили с Бардом те мелочи, о которых просил Торин, и теперь владыка Дейла вёл их вдоль стены вокруг города, объясняя и, если требовалось, показывая, где необходим ремонт. Стены были, надо признать, сложены на совесть: от времени обвалилось очень мало, в основном зияли дыры, пробитые Смаугом. — Как там Сигрид, не скучает? Она в прошлый раз была сама не своя, — вдруг спросил Бард, пока они проходили полностью уцелевший участок. — Я её попросил помогать моей жене, — поспешил ответить Фили, пока брат что-нибудь не ляпнул о причине мрачного настроения княжны в тот день. — Ори сейчас на сносях, ей тяжело делать по дому всё, что обычно. Ваша дочь составляет ей прекрасную компанию, мы все и особенно я — очень благодарны ей и вам. К удивлению Фили Бард едва его слушал, вместо этого пристально глядя на младшего принца. Но Кили вообще витал непонятно где и в основном смотрел то на стену, то куда-то в небо. — Я слышал, вы женились не так давно, — всё же поддержал беседу Бард, продолжая при этом следить за Кили. — Да, мы провели обряд перед самой битвой, — кивнул Фили. — Не очень торжественно вышло. — Торин тоже поспешил жениться сразу, как смог провозгласить себя королём… — продолжал мужчина, и Фили начал догадываться, что вся эта беседа не такая уж и светская. — Это было их личное решение с леди Фьон. Вернуть Эребор, и потом только связать жизни. Бард довольно хмыкнул, как бы молча одобряя выбор узбада. Однако тут же вернулся к созерцанию совершенно не слушавшего их Кили: — Остался, получается, только… — А я не женюсь, — неожиданно перебил тот, с вызовом уставившись на Барда. — Люблю не ту, кого мне сватают, да и сочетаться браком не с гномкой у нас нельзя. Фили толком не успел удивиться тому факту, что брат даже с малознакомым человеком считал нужным поделиться своей сердечной бедой. Впрочем, поведение Барда было ещё непонятнее: — Только тронь мою дочь, и нашему союзу конец, — прохрипел он, нависая над Кили. — Хватает же совести пользоваться её доверчивостью после всего, что она сделала для тебя! — Как можно торговать собственным ребёнком, будто украшением?! — возмущался тот, пытаясь перекричать Барда. Затем оба с искренним непониманием уставились друг на друга. — Можно узнать, что, собственно, происходит? — устало спросил Фили, предчувствия множество извинений и, возможно, нагоняй от Торина. Кили уже в который раз слышал за спиной смешки брата. Назад ехали молча, потому что устали и потому что язык и так отваливался после всех извинений и всяческих уверений Барда в том, что Сигрид совершенно ничего не грозит в Эреборе, никто её не тронет и пальцем, а если тронет, то он, Кили, лично отделает наглеца так, что не узнает родная мать. Фили опять невежливо хрюкнул. — Да ну будет уже ржать! — не выдержал Кили. — Будто бы так уж невозможно, чтобы люди хотели скрепить союз браком! — Он и сам хорош, — отозвался Фили. — Можно подумать, кто из гномов взглянет на такую невзрачную девчонку. — В смысле? Сигрид же красивая, — удивился Кили, чуть осаживая своего пони, чтоб поравняться с братом. — По людским меркам — наверняка, но нам-то… Фили осёкся, но брату было этого достаточно, чтобы уловить мысль. — Ну давай, давай, скажи, что я не гном, — буркнул он. — Думаешь, я сам себя не спрашивал, что со мной не так? Да может, это Махал надо мной, уродом гладколицым, сжалился. На меня ж всё равно ни одна гномка в жизни не посмотрит. — Кили, мы раз сто это обсуждали, — брат закатил глаза. — Борода — дело наживное, рано тебе бить тревогу… — Да мне восемьдесят скоро! — он аж подпрыгнул в седле. — Надо мной дети смеются! И взрослые гномы смеялись бы, не будь я принцем. Фили, видимо, не нашёлся, что ответить, так что какое-то время они ехали в тишине. Над Эребором начали зажигаться первые звёзды, и Кили смотрел на них, гадая, видит ли сейчас Тауриэль эту россыпь небесных алмазов. Быть может, стоит на страже и любуется их извечным сиянием. — Скажи, ты же не любишь ту эльфийку на самом деле? — раздался голос Фили. — Люблю, — выдохнул Кили, оторвав взгляд от звёздного неба. — Рад бы не любить, но увы. И её зовут Тауриэль. Фили ещё какое-то время не отвечал, а потом вдруг выдал: — Сдаётся мне, ты просто мало что смыслишь в любви. Внутри всё вмиг вскипело, и гном почувствовал, как краснеют уши. — Ты-то больно много смыслишь, мистер «женюсь-перед-смертью-из-жалости», — огрызнулся он. Ори ему нравилась, но он прекрасно помнил, что представляли из себя их отношения до внезапной свадьбы. — Кили, лучше тебе взять назад эти слова. Ты понятия не имеешь, что я чувствую к Ори, — медленно и холодно откликнулся брат. — Так просвети меня! Ты же ни разу не говорил! Может, начну что-то «в любви смыслить»! За этими перепалками ни сам принц, ни его старший брат совершенно не заметили, как оказались у самых врат Эребора. Живо умолкнув, они спешились, отдали пони страже и вошли в гору. К их удивлению практически на пороге их ждал Торин. Или не ждал, а просто отдавал приказы дозорным. — А Фили, Кили. Вернулись, наконец? — хмуро бросил дядя, заметив их. — Да, Торин. Всё прошло хорошо, насчёт каменщиков я завтра тебе сообщу, очень устали за день, — Фили, похоже, хотел продолжить их беседу, ну или просто спешил к жене. — Завтра будет не до того, — король нахмурился ещё больше. — Нам решил нанести визит владыка Трандуил, чтоб его подняло и прихлопнуло. Сердце у Кили так и ухнуло, и он будто ощутил чудесный запах влажной листвы и жасмина. Неужели завтра он наконец с нею увидится?