Ошибки юности

Повозку, которую отец снарядил, чтобы отвезти её назад в Эребор, в очередной раз подбросило на камнях так, что аж зубы друг о друга стукнулись. Пустошь обещала ещё долго оставаться неприятным местом для поездок. — Ори без тебя совсем нас загоняла, представляешь? — в который раз попытался завести беседу Кили. — М-м. Сигрид понимала, что он лишь пытается её подбодрить, но сил подыгрывать совсем не было. Хотя некрасиво выходило, конечно: он даже вызвался вместе с ней трястись в повозке, оставив своего пони в Эсгароте, а она сидела теперь ни живая, ни мёртвая, и только мычала в ответ. — Слушай… Я, конечно, в сердечных делах дока, каких поискать, да ты и сама знаешь… — наконец не выдержал Кили. — Но мне вот в тот раз очень помогло выговориться, правда… Может, и тебе молчать не стоит? Сигрид тяжело вздохнула. Пожалуй, он был прав, да и возница сидел далеко, вряд ли мог их услышать. — Ты мне тогда сказал, вы, гномы, можете полюбить только единожды, так что, наверное, тебе непонятна будет наша традиция, но у людей, увы, не всегда брак заключается по любви, — начала она осторожно, упорно разглядывая свои ногти. — Особенно, если люди эти состоятельные или из знатного рода. Ну вот, папе предложили отличную торговую договорённость с Дорвинионом, но… Но при условии, что он выдаст меня за… За сына главы их торговой гильдии, — убито закончила она. Кили молчал очень долго. — Знаешь, я одно время думал, что Бард договорился с дядей и хочет выдать тебя за меня, — вдруг пробурчал он такое, чего Сигрид никак не могла ожидать. — Ну, Барду-то ясно, зачем это, а дяде — чтоб я забыл про Тауриэль… Мы ещё очень смешно накричали друг на друга потом, Фили сначала чуть со стыда не помер, а потом — со смеху. Бард, видишь, наоборот, считал, что это я к тебе клинья подбиваю. Это Сигрид как раз знала, но решила не прерывать. — В общем, я в тот день уверился, что он с тобой так не поступит никогда. Не отдаст, как вещь, ради мирного договора или торговых союзов… — Папа не хотел! — вступилась Сигрид. Уж она прекрасно знала, как отец обожал их всех и как желал им счастья. — Но без Дорвиниона у нас ничего не останется, оттуда все товары везут, оттуда вино для владыки Трандуила! — Этому не помешает немного протрезветь, уж поверь! — упрямо огрызнулся Кили, но потом смягчился. — Знаю я, что Бард не нарочно. Но это же кошмар какой-то… — Да так уж сразу и кошмар, будет тебе, — отмахнулась Сигрид. — Парень состоятельный, будет вести здесь все торговые дела, значит, образованный, уж как пить дать, и манеры наверняка достойные. Глядишь, и слюбится… Она вдруг заметила, что глаза уже совершенно застило слезами, и подняла взгляд на Кили, будто тот чем-то мог помочь. В следующий миг она очутилась в объятиях гнома. Кили осторожно поглаживал рыдающую девушку по волосам и не понимал, чего ему больше хотелось в тот момент: наорать на Барда, отделать проклятого дорвинионского купца или спрятать Сигрид под землёй так, чтоб никто никогда не нашёл. Он обязан был что-то придумать, но времени на это оставалось лишь до зимы, когда должна была родить Ори. Прежде он, хоть и рад был то и дело валять дурака с княжной, в общем-то, ждал, когда она уедет. Век людей недолог, и Кили упорно казалось, что Сигрид тратит под горой драгоценные юные годы. Но если юные годы должны были кончиться вот так: слезами, неизбежной обидой на отца и свадьбой с незнакомцем… Да лучше пусть остаётся в Эреборе навсегда! — Сигрид… А ты в лодках разбираешься? — спросил он, не успев даже мгновение поразмыслить над своей идеей. Она смогла лишь промычать что-то утвердительное в его залитый слезами плащ. — А поможешь нам отстроить гавань? Сигрид резко отстранилась и осоловело уставилась на него заплаканными глазами. *** — И речи быть не может! — обеспокоенно вскричал Торин и аж руками взмахнул. — Я не доверю такое трудоёмкое дело… — Женщине? — мрачно спросила Сигрид. — Ребёнку! — возмутился он. — Дядя, ну почему не попробовать? Даже если Сигрид знает только название одного какого-нибудь каната, это уже больше, чем знают все гномы вместе взятые! — протестовал Кили. — А я уверен, что она знает больше. Сигрид и правда знала гораздо больше. Всё паруса, канаты и снасти. Даже у настоящих больших кораблей, каких отродясь на их озере не бывало. В детстве она мечтала, что когда-нибудь увидит то самое море, о котором столько рассказано, написано и спето. Всё, что ей доведётся увидеть теперь — это бельё, сковородки и метла в доме навязанного ей мужа. Удивительно, но она никогда прежде не переживала о будущем и уж тем более не тяготилась домашними хлопотами. Ей искренне нравилось делать жизнь отца проще, нравилось заботиться о брате, о сестре, о людях, гномах и эльфах в лазарете, да даже об Ори сейчас — нравилось, она не чувствовала себя прислугой. Она была рада и благодарна, что оказалась полезной, внесла вклад — в счастье семьи, в излечение воинов, в союз с царством гномов. Но теперь, когда предметом грядущих забот представлялся совершенный незнакомец, привычные дела становились каким-то камнем на груди. Она, конечно, сказала Кили, что «слюбится», но сама верила в это слабо. Сын главы торговой гильдии наверняка с малых лет купался в деньгах и был, скорее всего, невероятно избалованным и незрелым. Она навидалась таких. И отец навидался. Дети вельмож Бургомистра были сплошь несносными и задристыми гадёнышами. Но ведь и это тоже должно было стать её вкладом! Причём самым важным — вкладом в благополучие Дэйла, её города, княжной которого она являлась. Отец всегда говорил, что они в ответе за благополучие народа Дейла. Даже когда вся их семья жила в бедности и забвении. Почему же тогда ей так сложно принять свою судьбу, совершенно обычную для всякой княжны или принцессы? Спор Кили с дядей то и дело вырывал её из раздумий, но чем он кончится, было понятно и так, поэтому Сигрид не очень следила за ходом конфликта и уж точно не собиралась в него встревать. Да и всё равно, даже если случится чудо, и король позволит ей хотя бы помогать со строительством гавани, помолвка от этого никуда не денется. — Сигрид этим заниматься не будет, и точка! — Торин грохнул руками по столу, подводя под препирательствами черту. Кили только рассерженно сверкнул в ответ глазами и, схватив Сигрид под локоть, вылетел за дверь, волоча виновницу их с дядей разногласия за собой. — Вот же осёл старый, как упрётся — хоть кол на голове теши! — бухтел Кили, всё сильнее сжимая руку девушки. В конце концов она не выдержала и вскрикнула. — Ой, прости! Так рассердился на этого… — Кили! — с укором остановила его Сигрид. Торин бывал раздражающе упрям, но он, во-первых, оставался его дядей и королём, а во-вторых, был, в общем-то, прав. Она могла сколько угодно читать книги о кораблях и с малолетства наблюдать за каждым движением отца, но самостоятельно наладить новый водный путь… Невыполнимо. — Что «Кили»?! Как будто он не заслужил! — не утихал принц. — Ой, нет, Сигрид ещё ребёнок! Он мне так же говорил, когда я в Поход попросился. Фили, говорит, возьму, а ты, мол, дома сиди! И никак не уймётся ведь! Делай, что я говорю, думай, как я велю, люби, кого я позволю… Сигрид вдруг поняла, что Кили вовсе не за неё злится. Он злится за себя, и весь этот праведный гнев на самом деле опять сводится к Тауриэль. По правде, она уже свыклась с мыслью, что её первая любовь — как чаще всего и бывает — затея совершенно безнадёжная, но сейчас почему-то стало по-настоящему обидно и больно. Больно, что Кили так горячо спорил с Торином, а сам при этом тоже видел в ней только маленькую девочку. Что вся его доброта, все знаки внимания ничего такого не значили, но сердце всё равно каждый раз замирало. И что сейчас он воспользовался ею как предлогом, просто чтоб высказать дяде, что о нём думает. Наверное, горечи добавляло проклятое сватовство, будь оно неладно, и сил терпеть попросту не осталось: — А ты и есть ребёнок, раз тебе аж понадобились я и эта дурацкая гавань, чтобы всего-навсего выпустить пар в его присутствии. Он же твой дядя, Кили… Можно было и прямо сказать ему про Тауриэль, — отчеканила она и, не прощаясь, отправилась к себе, в горницу Дис. Оскорбится — и ладно. Ей теперь даже лучше будет вовсе его не видеть… Дис какое-то время охала и причитала, узнав о сватовстве, даже обняла свою подопечную в порыве чувств. Но та, хоть и понимала, что гномья принцесса искренне желает ей счастья, не могла избавиться от ощущения, что и здесь она лишь какая-то обидная замена Кили. Ведь Дис не могла прямо посочувствовать сыну в его сердечной беде, а сочувствие копилось и требовало выхода. Но весь запал обиды уже ушёл на Кили, да к тому же, срываться на собственной госпоже было бы невероятной глупостью, так что Сигрид покивала, поблагодарила за такое участие и, сославшись на усталость, сбежала в свою комнатушку. Уж там-то можно было вдоволь поплакать и пожалеть себя. Дис, конечно, и через дверь было бы всё слышно, но уж такта гномьей принцессе хватало, когда требовалось: врываться в чужую опочивальню с утешениями она бы точно не стала. Только почему-то вместо того, чтоб рухнуть на кровать и залить слезами подушку, Сигрид уселась за крохотный стол в углу, разожгла свечку поярче, достала пергамент и уголёк… И сосредоточенно набросала очертания большого грузового корабля.