54. Эхо смеха.
25 марта 2016 г. в 13:31
Серый сумрак. Ни теней, ни полутонов. Пепельная муть.
Глуховатый звон-перестук глиняных колокольцев звучит так знакомо...
Шёпот, едва различимое бормотание...
Странный, сухой и жёсткий, стук. Словно кто-то, бесшумно шагая, ударяет деревянным посохом о камни.
Ритмично.
Неумолимо.
Стук приближается, и голос бормочет всё громче, быстрее, отчаяннее, словно хочет заговорить невидимо шагающего, заставить уйти.
Но стук всё ближе, громче.
Бормотание захлёбывается и вдруг — срывается в крик, женский задыхающийся крик-крик-крик! Словно у несчастной перехватывает дыхание, и она может лишь коротко выталкивать эти сдавленные пронзительные вскрики сквозь стиснутое спазмами горло, со всхлипом втягивать немного воздуха — и снова крик-крик-крик!..
Посох стучит всё громче, эхо множит резкий звук, он смешивается, искажается, становится всё более странным, пока, наконец, не превращается в безумный...
...ХОХОТ!
Внезапная тишина...
Шелест,
шелест,
шелест, вызывающий в памяти рассыпающиеся хлопья пепла...
Колокольцы.
Бормотание.
Посох.
Снова громче,
г р о м ч е,
ГРОМЧЕ!
Токк-то-хо-хо-хэ-ха-ха-ха! Токк-то-хо-хо-хэ-ха-ха-ха!
Эхо бьётся в уши, раздирая барабанные перепонки, вонзается в мозг, в спину, пронизывает до пят ужасом и безумием...
Крик!..Долгий, мучительный, до последней капли воздуха в лёгких, до болезненного невыносимого хрипааааааахххххх...
Кимри вскочила, задыхаясь, и несколько секунд невидяще смотрела перед собой, пытаясь понять, где находится. Темнота вокруг стала другой, сгустилась, задышала покоем и жизнью: кто-то сопит во сне, древоточец скрипит в ногах кровати, за окном шелестят на ветру листья. Промокшая от холодного пота рубашка неприятно прилипла к спине, а влажные волосы — к шее и лбу. Кимри закрыла руками залитое потом лицо и нервно всхлипнула, но по-настоящему расплакаться так и не получилось.
Опомнившись, она зажгла свечу, переоделась и села к столу; открыла дневник, но так и не смогла записать ни строчки.
За окном ещё совсем темно. Все спят... А ей после привидевшегося кошмара даже подходить к постели тошно. И в тесной комнатушке тесно и душно. Кимри задула свечу, тихо раздвинула створки ширмы, на цыпочках выбралась из спальни, нерешительно постояв на площадке, спустилась по лестнице вниз и вышла на двор.
Ночной воздух приятно освежил. Откуда-то головокружительно пахнуло сиренью. Кимриэль прошла мимо тренировочных площадок и, выйдя за ворота, привычно свернула к лестнице на раскопки.
Над озером всходил, угрюмо багровея, Массер. Кимри поднялась на площадку у входа, остановилась, глядя на мрачную луну, и не заметила тёмного силуэта, почти слившегося со стеной. Раздавшийся вдруг прямо над головой голос заставил данмерку откровенно шарахнуться, стукнувшись боком о перила.
– Вы-то что здесь делаете?
Тень отделилась от стены, превращаясь в знакомую фигуру ашхана, закутанную в тонкий тёмный плащ. Кимри не нашлась, что ответить, и только в неожиданном ознобе нервно дёрнула плечами. Хотела, было, извиниться, да вовремя вспомнила, что его это раздражает.
– Мне... приснилось... – попыталась она ответить, но тут же поняла, что не может и не хочет облекать в слова то, что увидела, и смолкла, снова передёрнувшись.
Массарапал перевёл взгляд с ученицы обратно на восходящий, понемногу светлеющий Массер. Потом вдруг резко отвёл в сторону руку, откидывая полу плаща, и произнёс со странным выражением:
– Подите сюда...
Кимри, не успев задуматься, покорно шагнула к нему. Ашхан обнял данмерку, окутав плащом. С полминуты она стояла, стиснув руки на груди, ошеломлённая и растерянная, боясь пошевелиться. А потом весь ужас пережитого дикого сна вдруг нахлынул на неё с новой силой. И как же оказалось хорошо, что он настиг её не в одиночестве! Кимри всхлипнула, неловко прижалась к горячему боку эшлендера, обхватила его руками и беззвучно заплакала... Усталость, отчаяние, острая жалость к себе охватили её. Зачем на неё свалилось всё это? Странное, необъяснимое, страшное. Все эти кошмарные истории про Красный Год, это горе и ужас, эти дикие сны...
Массарапал молча обнимал её. А когда Кимри, выплакавшись, притихла, вдруг сказал:
– Спасибо.
Она, всё ещё не расцепив рук, пробормотала смущённо:
– За что?
– За то, что нашли в себе силы перестать бояться меня.
Кимриэль удивлённо подняла голову, снизу вверх вглядываясь в его лицо, но привычка скрывать эмоции всё ещё не изменила ашхану, разве что губы едва заметно нервно кривились.
– Я вполне сознаю, какое впечатление произвожу на окружающих, – продолжил он. – И по большей части меня это устраивает. Но...
Массарапал вдруг посмотрел прямо ей в лицо и — улыбнулся. Улыбка вышла печальной, но глаза потеплели, и всё лицо изменилось до неузнаваемости.
– ...но сейчас я вдруг понял, как давно не был ни к кому добр. И никому не позволял быть добрым ко мне. И как мне этого не хватало...
Он произнёс это почти шёпотом, непривычно мягко, без обычной резкости, и Кимриэль вдруг узнала это щемящее чувство, пронзившее её до глубины души. Это — тень того Массарапала, каким он мог бы быть, если бы... Если бы только!.. Кимри судорожно вдохнула и, снова уткнувшись лицом в рубашку ашхана, крепко-крепко стиснула его руками, не особо задумываясь, как он это истолкует. Массарапал вздохнул, прижал её к себе и ненадолго закрыл глаза. Потом мягко отстранил и, держа за плечи, сказал:
– Мне жаль, что боги втянули тебя в свои игры... Завтра я, конечно, буду делать вид, что этого разговора никогда не было, – ашхан иронически усмехнулся, – но главное, что тебе нужно запомнить: я постараюсь оказать тебе любую помощь, какая только понадобится. Поняла?
Кимри молча кивнула, вглядываясь в его лицо и стараясь как можно лучше запомнить, но не его слова, а всё ещё не угасшее тёплое выражение смягчившихся черт. Запомнить, чтобы знать, ради чего собирается продолжать идти по выпавшему ей странному и порой откровенно страшному пути.
– Хорошо, – кивнул Массарапал, отпуская ученицу и окончательно становясь прежним собой, мрачным и всегда слегка раздражённым. – А теперь — марш отсюда. Не хватало только идиотских сплетен на пустом месте...
Кимри не сразу сообразила, что он имеет в виду, а когда до неё дошло — вспыхнула, почти скатилась с лестницы и рванула прочь, правда, не в форт, а к развалинам дозорной башни у озера, где и просидела до рассвета.
Заниматься акробатикой после столь странного утра сил не было вовсе, так что Кимриэль, ловко избежав встречи с Роггваром, первой оказалась в столовой: за столами было ещё пусто, а повара заканчивали готовку. Кимри просидела так с полчаса, бездумно глядя в окно. Вместе с первыми учениками появилась Лилисса и, непривычно молчаливо, села рядом. Данмерка некоторое время рассматривала унылую мордашку рыжей, потом вздохнула и велела:
– Ну, рассказывай.
Рыжая шмыгнула, опустив голову пониже, помолчала ещё немного и, наконец, выпалила:
– Ким, ну поговори с ним, пожалуйста! Ну я уже не могу так, он всё время меня избегает, разговаривать не хочет, объяснять ничего не хочет! Вообще, делает вид, будто и не было ничего! Чурбан еловый!
Босмерка всхлипнула и разревелась, уронив голову на сложенные руки.
– Азура-Мать... – вздохнула Кимри виновато. – Прости, я должна была раньше заметить...
Лилисса возмущённо вскинулась, рассерженно утираясь:
– Да ничего ты не должна! Как будто тебе дел мало, кроме как наши страсти-мордасти разгребать. Просто я... – рыжая, похоже, смутилась, но закончила фразу, – ...я не знаю уже, как к нему пробиться. А тебя он вроде слушает... И'ффре, ну вот я не понимаю вообще — почему?! Если я его обидела, мог бы и сказать!
Кимриэль покачала головой:
– Лис, не в этом дело. Он просто решил, что теперь быть возле него опасно. Из-за берсерка. Помнишь, как тебя осколками поранило, когда он, не глядя, по стенке шарахнул? Он потом чуть не рехнулся из-за этого...
Рыжая ошалело вытаращила глаза:
– Да ладно! Что, правда? Из-за этого?!! Вот ума сундук — ключи пропали!
Кимри развела руками и поднялась:
– Пойду, скажу ему, какой он балда.
– Нет, стой! Он же, наверное, тренируется, как всегда? Я сама! Ключей ему сейчас пропишу!
И босмерку как ветром сдуло, только рыжие космы взметнулись.
– Куда это рыжая так понессслась? – удивился подошедший Ма'Даро, которого Лис даже не заметила.
Кимри невольно улыбнулась:
– Да... решила Роггвару ключей прописать...
– Аа... – глубокомысленно протянул хаджит, понимающе кивнув. – Прридёт вессь нараспашшку? Ждём-ждём... А ты чего бледнее Печали Шандаррра*? Опять заболела?
Данмерка вздохнула:
– Нет. Просто дурно спала...
Ма'Даро посмотрел на неё, ожидая, не последует ли продолжение, но Кимри молчала. Хаджит досадливо вздёрнул хвост и уложил его себе на колени.
– Шшто-то я всё большше чувствую себя не у дел, – пробормотал он словно бы сам себе.
– Почему?
Кот передёрнулся, шерсть на загривке поднялась и улеглась обратно.
– Потому шшто. Вссем нашлось занятие, интересс, цель. А я сижжу – не прришей Дро-м'Атра хвосст...
– А как же «Лампы-Близнецы»?
– Н-ну... да, – без особой уверенности протянул хаджит. – Только не понятно, с какого месста за это брраться...
– Ничего, скоро Мастер Аши-Иддан выздоровеет, и посоветуешься с ним.
– Пожжалуй. Спасибо. Пойду потренируюсь перед лекциями... С прроклятыми искрами одни проблемы: летят, куда попало, шшерсть после них дыбом и вссякая дррянь липнет...
Кимри сочувственно погладила уходящего хаджита по рукаву и улыбнулась подошедшему Эно. За прошедшие два дня они почти не общались, разве что, пока придумывали заклинание вместе с Роггваром, и данмерка призналась себе, что успела соскучиться по разговорам наедине.
– Доброе утро. Смотри! – Тарис положил на стол перед Кимри знакомый растрёпанный дневник Селлуса Гравиуса. – Встретил Мастера Аши-Иддана, и он отдал, чтобы мы всё расшифровали!
– Здорово! – искренне обрадовалась Кимриэль.
Однако лицо Эно в этот момент вдруг вытянулось и так сильно побледнело, что она поспешила обернуться. Непостижимо! В столовую вошёл... Аранлор!!!
Примечания:
*Печаль Шандара (Джоун, Секунда) — вторая, белая луна в Тамриэле.