Пепел Альд'Руна

      Западные врата Чейдинхола распахнулись перед ними ещё до заката. Стражники подозрительно косились на отчаянно вымазанных грязью путников, но присутствие отряда легионеров не позволило кому-либо усомниться в благонадёжности измученных путешественников. Теперь предстояло решить, как размещаться на постой. Легионеров, как и в любом городе, ожидали бараки местного гарнизона, магам же оставалось искать приюта в тавернах. Но тут вмешался Эно:       – Если позволите... У меня здесь дом. Он небольшой, но место всем найдётся, и я не вижу смысла платить за комнаты в таверне. Только мне нужно сначала пойти и предупредить мать. Вы можете подождать в «Чейдинхольском мосту», – Тарис махнул рукой на таверну справа. – Мариана обходительна и не станет пенять на грязь.       Когда лейтенант Кугарис повёл легионеров к гарнизону, а маги направились к таверне, Эно удержал Кимри за локоть.       – Не составишь мне компанию? – предложил он. – Мне было бы приятно, если бы ты увидела мою маму сейчас, а не когда вокруг будет толпа и суета...       – В хорошем же виде я перед ней предстану, – данмерка развела руками, оглядывая запачканную одежду.       – Можно подумать, я выгляжу лучше, – хмыкнул Тарис. – Это не важно. Пойдём.       Кимри оглянулась, увидела, что Роггвар задержался на пороге таверны и смущённо улыбнулась. Норд понимающе кивнул и махнул рукой:       – Идите уже. Я скажу, что ты с ним.       Данмеры прошли по чистой опрятной улице мимо высоких красивых домов, добрались до ведущего к часовне Аркея моста через реку Корболо и прямо перед ним свернули. Тарис направился к огороженной широкой дороге к замку, но прямо перед оградой повёл Кимри вправо, вдоль всё повышающегося обрывистого берега реки. Здесь, на холме, вдоль стены, отделяющей замковый двор от остального города, ютились скромные деревянные домишки, к последнему из которых и прошагал Тарис.       В одном из окон слабо мерцал свет. Эно постучал. Дверь открыла высокая, очень худая данмерка. Увидев сына она охнула и молча бросилась обнимать его. Кимри осталась стоять в стороне, не зная, куда деться от неловкости. Наконец, хозяйка дома заметила, что Эно пришёл не один.       – Ох, простите мне мою невежливость, – произнесла она неожиданно низким хрипловатым голосом.       – Мама, это Кимриэль, – представил её Тарис.       – О-о, та самая девочка, о которой ты мне писал? Но входите же! И почему ты не предупредил заранее, когда приедешь?       – Так я и сам не знал, что окажусь здесь. На самом деле, мам, у меня к тебе просьба.       Рассказав о происшествии, послужившем причиной их похода, Эно попросил разрешения привести в дом друзей и наставников. Миара Тарис невесело вздохнула:       – Боюсь, наш дом покажется им... неподходящим...       – Они не привередливы, мам.       – Ну, хорошо. Иди за ними, а я пока соберу на стол.       – Позвольте, я помогу вам, – предложила Кимриэль неожиданно для себя.       Эно улыбнулся и бегом умчался за спутниками.       Миара некоторое время разглядывала оставшуюся гостью так пристально, что Кимри снова смутилась. Наконец, данмерка слабо улыбнулась и покачала головой.       – Кажется, мой мальчик рано повзрослел, – произнесла она с горечью и вместе с тем — тепло. – Что ж, здешняя жизнь не особенно милосердна к детям... Там, где я росла, в этом возрасте мы считались ещё совсем несмышлёнышами. Но что это я распричиталась, как нордская старуха? Давай-ка займёмся похлёбкой. Поможешь мне порезать овощи.       Когда пришли все остальные, и без того небольшой домишко показался совсем крохотным и тесным. Особенно, когда вошли Массарапал и Мастер Элидор, отличавшиеся немалым ростом. Но ни наставник, ни ашхан, ни, тем более, Роггвар с Лилиссой не выказали ни малейшего недовольства бедностью этого приюта. Напротив, каждый поспешил предложить помощь в обустройстве ночлега, чтобы хозяйке не пришлось сбиваться с ног в одиночку. Роггвар вызвался наполнить большую бочку на заднем дворике, чтобы все могли выкупаться. Воду грели здесь же, на костре, в объёмистом котле, за которым Лилиссе пришлось сбегать на конюшни, к оставленным там телегам. Мастер Элидор тем временем выложил перед Миарой приличный запас провизии, заметив на её протесты:       – Не думаете же вы, что мы позволим себе до такой степени стеснять вас! А вот это, – он протянул пучок свежих листьев, – я бы попросил вас добавить в похлёбку: мы сегодня преодолели весьма непростой путь и основательно вымокли, так что не хотелось бы, чтобы кто-то заболел. А кроме того, у этой травы прекрасный запах и приятная кислинка.       Эно и Мастер Аши-Иддан тем временем обустраивали спальные места. Нарезая сыр и хлеб, Кимри поглядывала на то, как дружно и слаженно всё делается, и ей вдруг стало так уютно, словно это не привал в начале долгого пути, а возвращение домой... Когда все по очереди вымылись в крохотной купаленке на заднем дворе и, с наслаждением переодевшись в чистое, наконец, собрались вокруг небольшого стола, теснясь локтями, Кимри поймала взгляд Миары, слегка ошеломлённый, но просветлевший, словно с удивлением вспоминавший, как это — чувствовать радость.       Это был бы лучший ужин в жизни, если бы только не странный эпизод, которого, кажется, никто не заметил. Получив тарелку с похлёбкой, Кимриэль взяла краюшку хлеба — и застыла: ей вдруг показалось, что она держит в руках кусок спрессованного пепла, который вот-вот рассыпется под пальцами... Данмерка вздрогнула и оглянулась вокруг, чувствуя, как ледяная волна ужаса сковывает спину: лица сидящих вокруг друзей словно подёрнуло осыпающейся пепельной дымкой, твердеющей на глазах, грозя превратить всех в статуи безумного «сада»... Кимри с трудом вдохнула, но не успела издать ни звука: мир вокруг снова стал обыкновенным, лица — живыми и весёлыми, а пепел в руках — самым обычным хлебом... Восстановив дыхание, она уткнулась в тарелку, решив, что просто отчаянно вымоталась...       Жилую комнату разделяла на две неравные части ширма, в каждой получившейся комнате стояло по одной кровати. Ту, что в большей части, отдали Мастеру Элидору. Массарапал устроился там же, заняв спальник в дальнем углу. Кимри думала, что разделит меньшую комнату с Лилиссой, но рыжая упрыгала туда, где уже расположились наставники, и, проигнорировав косой взгляд ашхана, захватила спальник возле места Роггвара. Хозяйка дома постелила себе в кухне: чтобы встать, как привыкла, рано утром и приготовить завтрак, никому не мешая. Так что Эно пришлось устраиваться на спальнике подле доставшейся Кимри кровати.       – Кажется, мы ошарашили твою маму, – проговорила Ким.       Тарис улыбнулся:       – Это ничего. Она радуется, я вижу.       – А ты не заметил...       Кимри осеклась на полуслове, и Эно переспросил:       – Не заметил — что?       Она помотала головой:       – Да нет... ерунда, я просто устала. Давай спать.       Минут пять они лежали молча, слушая, как Лилисса шепчется с Роггваром. Кимри беспокойно ворочалась, потом придвинулась к самому краю кровати, выпростала руку из-под покрывала и потянулась к руке Эно.       – Можно я...       Он сжал её ладонь в своих и прошептал:       – Всё хорошо, yi sul, я рядом. Спи.       Проснулась Кимри в тишине и одиночестве. Остальные уже давно встали. Из кухни слышались приглушённые голоса Эно и Миары. Спустив ноги на пол, Кимриэль почувствовала, что, хоть и выспалась — всё тело немилосердно ломит. Не без усилий переодевшись, она выбралась в кухню, едва сдерживаясь, чтобы не охать на каждом шагу. Встретив её взгляд, Тарис сочувственно улыбнулся:       – Кажется, я знаю, что тебе нужно.       – Боюсь, сегодня мне понадобится не десять, а все сто отрезов шёлка, – попыталась пошутить данмерка и осеклась, встретив болезненно вспыхнувший взгляд Миары.       – Как давно я не слышала этого... – проговорила она сорвавшимся голосом, опускаясь на стул.       – Простите, – пробормотала Кимри смущённо.       – Ничего, – покачал головой Эно, – ты иди на задний двор, я сейчас.       Он подошёл к матери и мягко положил ладони ей на виски, что-то тихо говоря на ухо. Миара кивала, крепко зажмурившись и прижав ладони к рукам сына.       – Я помню, помню... я обещала... – послышалось Кимри, когда она выходила.       Прикрывая дверь, она уже почти отвернулась, когда мир перед глазами опять подёрнулся серым туманом. Деревянные косяки и стены дома почернели, превратившись в обугленные обломки, ещё мерцающие кое-где багровыми отсветами. Кимри шарахнулась от тлеющей двери, оступилась и упала... в траву. Дом снова стал обычным, серым от времени, а не от пепла, строением.       Данмерка поспешно поднялась, чтобы Эно не застал её в столь странном положении, и попыталась осмыслить, что произошло вчера и теперь, но не пришла ни к чему определённому. Это не было похоже ни на сон, ни на нечаянный прыжок в другой план. Это вообще ни на что не было похоже: наваждение длиной в несколько секунд... Может быть, отголоски тех безумных двух недель, когда она каждую ночь бродила по пустошам в поисках заблудившихся душ? Хоть она и перестала туда ходить, ей всё ещё тяжело думать, насколько невыносима каждая секунда там, а она могла бы избавить хоть кого-то от этого кошмара, и — вынуждена ждать и оставить ждать их... Но она-то — здесь, в, может быть, не самом благополучном, но знакомом и понятном мире, где ей не грозит каждую секунду рехнуться и превратиться в вопящий и бормочущий комок безумия... А они — остались там... И вот это — невыносимо.       Эно вышел из дома и, как обычно, мягко улыбнулся ей, но Кимри заметила грусть и тревогу в глазах.       – Прости, пожалуйста. Я потревожила её воспоминания...       – Перестань, yi sul. Это не твоя вина. Её часто вот так задевают самые простые вещи: увидеть цветы, которые дарил ей отец, услышать аромат его любимого блюда, заметить в чьей-то одежде его излюбленную ткань, — тысяча вещей живёт в её памяти. Никогда не угадаешь, какая твоя фраза вызовет на поверхность очередное воспоминание. Это тяжело, но — ты не виновата.       Кимри задумалась, припоминая, как рассматривала оборванные нити, связывавшие брата-норда с теми, кого он потерял.       – Она, как Роггвар, который не желает отпустить душу своей сестры... Мы должны отпускать ушедших. Так устроено. А если упорствуем — то начинаем страдать и болеть... Жаль, я пока не умею помочь, не знаю — как...       – Думаю, дело в том, что мы так и не выяснили наверняка, что случилось с отцом. Он просто уехал — и не вернулся.       Кимриэль взглянула на Тариса, выискивая ту самую ниточку, и покачала головой:       – Но он, правда...       Эно кивнул спокойно:       – Я понимаю. Прошло достаточно времени, чтобы в этом увериться и примириться. Но не для неё... Иногда мне кажется, что, даже если бы мы похоронили его своими руками — она всё равно чувствовала бы себя так же. Для неё вся жизнь была в нём, она ради него отказалась от всего, что ей было привычно, и теперь ей кажется, если она отпустит его, то умрёт сама... Но больше всего я страшусь, что это не ей кажется, а так и есть...       – О таком я не думала... Не знаю.       – Ладно, – Эно улыбнулся и потянул Кимри на лужайку возле самой замковой стены. – Пойдём заниматься, пока ты опять не углубилась в какие-нибудь изыскания и не рухнула без сил.       Сегодня упражнения дались Кимриэль тяжело: тело жаловалось и молило о покое. Но Кимри упрямо проделала весь комплекс, зная, что без него вовсе ляжет и ещё неделю не сдвинется с места, хоть убей.       Завтракали они вдвоём: Роггвар чуть свет утащил Лилиссу в Бойцовскую гильдию, наставники отправились к магам и по магазинам, легионеры, очевидно, занимались розысками с помощью чейдинхольских стражников.       После завтрака Эно повёл Кимри посмотреть город. Сад во дворе замка показался им порядком запущенным, впрочем, в его дикости было своё очарование. Потом вернулись к речке, перешли по северному мосту в храмовый район, заглянули в часовню Аркея, в этот час совсем пустую. Тарис без раздумий провёл Кимриэль вниз, в комнаты служителей. Там они отыскали Кинтера, первого учителя Эно. Угрюмого вида редгард одарил ученика неожиданно тёплой и искренней улыбкой, напоил гостей чаем и долго расспрашивал Тариса об учёбе в Синоде.       После часовни Эно показал Кимри площадь перед гильдиями, потом привёл в глухой угол возле Бойцовской гильдии и показал стену и балкон второго этажа, по которым в детстве забирался на крышу.       В торговом районе их застиг ливень, и данмеры бегом добежали до книжногой магазина. Донуса, которого Эно тоже хотел повидать, не оказалось. Их встретил помощник, тощий подросток, едва ли старше того, каким Тарис начинал тут работать. Мальчишка проводил их в кабинет хозяина и убежал обратно к прилавку.       Кимри опустилась на стул у камина и с облегчением вытянула гудящие ноги. Эно смущённо вздохнул:       – Прости, я тебя загонял.       – Ничего, сад на острове стоил этого, – улыбнулась данмерка. – Даже, если мои ноги со мной не согласны.       Тарис сел перед ней прямо на пол.       – Ты позволишь?       Он снял с ног Кимри ботинки, заявив в ответ на смущённый протест:       – Я же лекарь, забыла? У тебя икры каменные, ещё немного, и наживёшь судороги. И я знаю, как это больно. Нужно было раньше сказать.       Кимри поморщилась и признала:       – Ну... да. Но гордость же...       Эно понимающе улыбнулся, но тут же посерьёзнел, осторожно и сосредоточенно разминая болезненные мышцы.       – Знаешь, – задумчиво проговорил он через некоторое время, – пока я помогал наставнице в лазарете, я много раз наблюдал за тем, как пациенты справляются с болью. А после размышлял над собственными ощущениями. И пришёл к любопытному заключению. Мы страдаем оттого, что не желаем согласиться с болью.       – Но это же естественно.       – Да, поначалу я тоже так думал, – кивнул Тарис. – Но почему при одной и той же болезни или травме, один человек едва ощущает боль, а другой — готов плакать и стонать? Или, например, помнишь, когда мы были в форте с некромантами, Роггвара не на шутку ожгло молнией, но он совершенно ничего не чувствовал. А Лис распороли плечо кинжалом, и она не кричала и не плакала, как можно было бы ожидать. Я однажды видел, как плачет от похожей раны курьер, нарвавшийся на бандита — взрослый сильный мужчина.       – Ну, Роггвар ведь воин, – заметила Кимри. – Он с детства себя к этому готовил.       – Вот! – воскликнул Тарис. – Именно: он готов к боли! Он знает, что раны в бою неизбежны, и заранее мысленно с этим согласен! Понимаешь?       – Не очень, – покачала головой Кимриэль.       – Хорошо, ещё пример. Мастер Дэннилвен рассказывала, ей встречались очень тяжело больные пациенты, которые отказывались от обезболивающих и успокаивающих снадобий. Хотя при их болезни в большинстве случаев без таких зелий совершенно невыносимо. Наставница описывала этих пациентов как исключительно мужественных, сильных духом, сумевших принять неизлечимость своей болезни и решивших жить полноценно, несмотря ни на что, покуда не придёт срок. И я увидел сходство: они приняли свою болезнь, согласились с ней. И теперь мне кажется, именно это принесло им облегчение.       – Это... довольно странная идея.       – А хочешь эксперимент? – улыбнулся Эно.       – Ну... давай.       – Скажи мне сейчас, что у тебя болит.       Кимри скептически склонила голову на бок:       – Ну, это очевидно — ноги.       – А точнее?       Данмерка недовольно вздохнула и пожала плечами:       – Куда уж точнее?       – А теперь постарайся прислушаться и почувствовать подробно: где болит больше, где меньше, какая это боль — острая или тупая, или это чувство скованности, или жжения? Сосредоточься, разбери ощущения на части. Найди источник каждого.       Кимри послушно прикрыла глаза, и Эно несколько минут наблюдал за изменяющимся выражением её лица. Наконец, данмерка удивлённо открыла глаза:       – Это... странно. Пока я рассматривала ощущения, боль как будто взялась прятаться от меня, и мне пришлось буквально гоняться за ней! И теперь это только тяжесть и жжение в икрах, но намного слабее, чем было... Как так?       Эно довольно улыбнулся:       – Кажется, я сделал открытие. Смотри, пока ты изучала свои ощущения — ты перестала им противиться. Твой ум прекратил тратить силы на страдание по поводу них. Что мы обычно думаем, когда что-то болит? «Не хочу! почему? за что? пусть это прекратится!» И к боли тела мы прибавляем боль чувств. И чувствуем две боли сразу! А испытывая больше боли — больше противимся, тело отвечает на это спазмами, усиливая ощущения, увеличивая размеры источника боли...       – Надо же...       – Вспомни, что ты ответила, когда я первый раз спросил, где болит?       – Правда, мне казалось, что болит всё-всё...       – Это замкнутый круг. Но если перестать противиться — его можно разорвать.       Кимри покачала головой в изумлении:       – Какую удивительную вещь ты обнаружил.       Эно покривился с некоторым сомнением и опасением:       – Ну, я ещё не успел поделиться этими идеями с наставницей. Но намерен продолжать наблюдения. И буду рад, если ты мне поможешь, рассказывая о своих ощущениях.       – Хорошо. Пока Тарис надевал ей ботинки, Кимриэль, не замечая этого, в раздумьях смотрела на пламя в очаге. Она вспомнила, какое неистовое страдание пережила, самовольно ворвавшись в ощущения ашхана. И сейчас, осмысляя услышанное, подумала: ведь способ, которым Массарапал справляется со своим страданием – это непрерывная, ежесекундная борьба. А что, если...       Её размышления прервал голос вернувшегося Донуса Дарвела. Эно устремился ему навстречу с такой искренней радостью, какой Кимри, пожалуй, ещё не видела в его лице. Донус стиснул данмера в объятиях, приговаривая:       – Сынок, как же я рад тебя видеть!       И тут что-то обожгло Кимри ногу. Она обернулась и увидела, что подол её робы справа охвачен огнём! Данмерка вскочила с криком, опрокинув стул, шарахнулась от камина и попыталась руками сбить пламя.       – Ким, ты что?       Она изумлённо обернулась и увидела, что Тарис и Дарвел, не двинувшись с места, ошарашенно смотрят на неё. Кимри опустила глаза — и не увидела ничего... Пламени словно и не было. Подол робы слегка забрызган грязью после прогулки под дождём, но и только — ни сажи, ни обугленных дыр, ни следа.       – Ким...       Эно спешно шагнул к покачнувшейся данмерке, удерживая под локоть.       – Прости... – выдохнула она, прикрывая лицо дрожащей рукой. – Мне показалось, одежда загорелась... я испугалась... Простите...       – Милая, ты сидела в двух шагах от камина, – удивлённо заметил Дарвел.       – Ничего, Донус, – обернулся к нему Эно. – Ты бы знал, как мы вчера вымотались: за день дошли от Синода досюда. Ещё и лейтенант повёл нас короткой дорогой, и пришлось в дождь по грязи затаскивать повозки на холм и спускать практически на руках. Последний раз я так убивался, когда вздумал поработать в графском замке. Представь, каково ей пришлось... Иди сюда, Ким, сядь подальше от огня. Тарис заботливо подвёл Кимри к столу и перенёс туда её стул.       Они засиделись у Донуса до вечера. Кимриэль всё больше молчала, слушая, как Эно и его бывший хозяин перебирают общие воспоминания, делятся новостями, обсуждают отделение Алинора и прочие события в Сиродииле.       Уже поздно вечером, когда все снова собрались в доме Миары и, поужинав, разбрелись по спальным местам, Эно осторожно спросил Кимри о случившемся, но она лишь неловко отшутилась.