Пепел Альд'Руна

      Кимри лежала в палатке, кутаясь в меховое одеяло поверх всей тёплой одежды, с которой так и не решилась расстаться. После бесконечного ночного перехода через заснеженный перевал, обдуваемый всеми ледяным ветрами разом, данмерке казалось, что она больше никогда в жизни не согреется. Не помогло ни сидение у костра, ни горячая похлёбка. Холод поселился глубоко внутри, в самых костях, и не желал покидать измученного тела.       Страшно хотелось спать, но Лилисса рядом возилась и вертелась с боку на бок, наконец, выползла из спальника и выбралась из палатки. Через плохо закрытый вход тут же потянуло ледяным сквозняком...       Наверное, Кимри всё-таки задремала, потому что голоса у входа заставили её вздрогнуть.       – Тише, Лис! Разбудишь... – Эно говорил практически шёпотом, но Кимриэль узнала его. – Ты понимаешь, что опять ставишь меня в неловкое положение?       – О-о! Да ради Девяти и всех богов Тамриэля! – рыжая нетерпеливо притопнула ногой. – Можно подумать, и так никто не знает!       Тарис, похоже, рассердился и тоже заговорил громче:       – Нет, Лис, никто — ничего — не знает. Все только горазды распускать неуместные слухи. Ты не видела, к чему это приводит? Или, в самом деле, считаешь, что ахинея, которую нёс Олквар о «попрании некоторыми морального облика учеников синода», имеет реальные основания?!       – И'ффре, я считаю, этот сухарь просто завидует, что мы молоды и полны жизни! И что не его сухариное дело — совать нос в чужие отношения!       Эно глубоко вздохнул, в его голосе ещё явственнее зазвучало с трудом сдерживаемое раздражение:       – Лис, ты можешь хоть раз — для разнообразия — предположить, что оказалась не права? Можешь ты, наконец, допустить, что это — особенности нашего народа? Что мы, к примеру, по данмерским понятиям очень молоды, понимаешь? Очень. То, что ты — все вы — полагаете очевидным, для нас сейчас не важно и не нужно! Мы никуда не торопимся, у нас сотни лет впереди на то, чтобы насладиться всем — в своё время. Ни я, ни Ким не испытываем радости от того, что нас постоянно подталкивают.       Босмерка шумно выдохнула, и Кимри живо представила, как рыжая закатывает глаза.       – И'ффре, да никого не волнует, в одном спальнике вы ночуете или в разных!..       Слушать всё это больше не было сил. Кимриэль приподнялась на локте и позвала:       – Эно? Пожалуйста, пусть будет, как она хочет.       Рыжая радостно пискнула:       – И-и! Спасибо!       Босмерка одним движением выдернула из палатки свой спальник, и через секунду её топоток улетел прочь, но Тарис всё оставался снаружи.       – Эно, – снова позвала Кимри. – Ты же не будешь спать на улице? Там холодно.       Данмер вздохнул, втащил-таки внутрь свой спальник и уселся на него, так и не развернув.       – Эту сцену наблюдали учителя и все легионеры, – пробормотал он сквозь зубы. – Теперь они будут думать...       – Они уже думали, – покривилась Кимри устало. – Какая разница?       Тарис вздохнул.       – Ну, да, пожалуй... Но всё равно бесит.       – Пожалуйста, закрой вход. Я никак не могу согреться...       – Да, прости...       Эно крепко зашнуровал полы палатки и забрался в спальник. Уже почти засыпая, Кимри почувствовала, что он всё смотрит на неё, не отводя взгляда. Хотела было спросить, в чём дело, но только улыбнулась и провалилась в сон.       Ей снилось странное: она то снова ехала верхом, то видела себя в Синоде за учёбой, то в столовой с друзьями, то опять в походе, возле костра, – но каждая из этих обыденных сцен оканчивалась вдруг какой-нибудь несуразностью. Стол в её комнате вдруг превратился в огромного пса, заметался по тесной комнатке и выпрыгнул в окно, почему-то не разбив стекла. Вместо тарелок на столе в столовой перед археологами оказались лопаточные кости какого-то огромного существа вроде огра, и никто, кроме Кимри, не удивился этому и даже будто бы не заметил. Лошадь, на которой она ехала по заснеженной дороге, обратилась огромной сырной головой, вывернулась из-под данмерки, покатилась, набирая скорость и подпрыгивая, с горы и ухнула в пропасть. Всё это бесчинство сопровождал навязчивый мотивчик, пиликающий то ли на флейте, то ли на детской свистульке. Кимриэль несколько раз просыпалась, окидывала взглядом полумрак палатки и не могла отделаться от ощущения, что это она сейчас как раз заснула, и нужно непременно проснуться. Закрыв глаза, данмерка снова оказывалась во власти череды несуразностей, которые под утро становились всё неприятнее: выдвинуть ящик письменного стола и обнаружить там мигающие глаза безо всего остального, полагающегося живому существу, было совсем не смешно...       Кимри проснулась на рассвете с криком и с полминуты билась в спальном мешке, не соображая, где она и почему не может нормально двигаться. Проснувшийся Эно распутал шнуровку, и только освободив руки и увидев перед собой лицо Тариса, Кимриэль, наконец, опомнилась и сообразила, на каком свете находится. Она уткнулась в плечо Эно и долго сидела так, вдыхая тот самый запах, что однажды поразил её до глубины души — горьковато-тёплый, полынный, запах другого... но — уже удивительно родной... Смущение, как ни странно, окончательно вернуло ей ясность мысли.       Выбравшись из палатки, Кимри увидела, что большая часть путешественников ещё спит. Бодрствовали только двое часовых, обходивших лагерь кругом, и ашхан у едва тлеющего костра. Эно, подхватив пару котелков, отправился за водой к роднику, образовавшему озерцо шагах в ста от лагеря вниз по склону. Кимриэль свернула свой спальник, вытащила из палатки и уселась на него чуть поодаль от Массарапала.       Эшлендер что-то методично вытачивал из куска дерева и выглядел неважно. Приглядевшись, данмерка заметила, что он очень медленно вдыхает и выдыхает, бледные губы его крепко стиснуты, а глаза – ашхан недовольно покосился на Кимри – болезненно поблёскивают. И она вдруг поняла, что нельзя больше держать его в неведении, тем паче, что более удобного случая может и не случиться в ближайшее время. Пару минут Кимриэль решалась, бездумно подбрасывая в костёр мелкие щепки. Наконец, глубоко вдохнув, произнесла:       – Я должна вам кое-что сказать.       Массарапал отложил дерево и нож, показывая, что готов слушать. Кимри, ещё пару раз вдохнув, сцепила руки и продолжила:       – Мастер Элидор рассказал мне о том, как лечил вас — давно, когда вы познакомились. И о той, что вы потеряли в Красный Год. О той, чьё имя назвала мне Азура. Я знаю, вы считаете, что она погибла. Но вы должны знать — это не совсем так.       Ашхан медленно выпрямился, бледнея, стиснул челюсти и едва выговорил:       – Что... вы... сейчас сказали?       – Вы помните, как я рассказала вам и наставнику, что узнала о связях с ушедшими в Эфириус? И как Мастер Элидор заставил меня коснуться...       – Да, я помню, – перебил Массарапал резко.       – Вы... вы помните, что увидели тогда? – ашхан побледнел ещё сильнее и резко кивнул. – Ваша связь с ней не прервалась, потому, что вы изо всех сил противились этому. И то, что вы чувствуете — это не только ваши чувства, но и её. Понимаете, она находится не в этой реальности, а в той, что создал Шигорат на месте Альд'Руна, и связь должна была оборваться. Но вы не позволили. И она — тоже. И поэтому она жива. Она сопротивляется. И я...       Кимри вдруг поняла, что по её щекам льются слёзы, нервно всхлипнула, но заставила себя говорить дальше, сбиваясь и задыхаясь:       – Там, перед перевалом, в святилище Азуры, я поняла окончательно, что представляет из себя то жуткое место... И я не имею права ничего обещать... Потому что, если честно, я совершенно не представляю, что делать, я в ужасе... Азура требует от меня чего-то такого, что я и помыслить себе не могу... Но я всё равно буду пытаться, потому что...       – Достаточно, – прервал её ашхан и поднялся, едва заметно пошатнувшись. – Я вынужден оставить вас.       Массрапал сделал несколько шагов в сторону, но Кимри вскочила, догнала его и схватила за руку, умоляюще заглядывая в нервно подёргивающееся лицо:       – Не уходите! Вам нельзя быть одному, пожалуйста... пожалуйста, найдите Эно – он ушёл вниз, к роднику. В Чейдинхоле он рассказал мне об одном открытии в школе восстановления, пожалуйста, подите и спросите его об этом. Он поймёт. Я прошу вас! Выслушайте его и постарайтесь сделать то, о чём он расскажет. Вы должны. Для неё, понимаете...       Эшлендер, перекосившись, почти оскалившись, яростно выдернул руку, оттолкнул Кимри, отвернулся и, тяжело ступая, пошёл прочь. Но — к её облегчению — в сторону родника. Кимриэль увидела, как он подошёл к возвращающемуся Эно, схватил за плечо и потащил прочь от лагеря, не обратив внимания на то, что Тарис от неожиданности выронил котелки — они покатились вниз по склону, гремя и проливая воду...       Кимри показалось, что прошло несколько часов. Она сидела перед костром, смотрела, как осыпается пепел с углей, и не могла думать вообще ни о чём.       Наконец, вернулся Эно — один. Данмерка вскочила навстречу, и он поспешил успокоить:       – Всё хорошо, yi sul. Ты правильно сделала, что уговорила его. Он, конечно, язвил и спорил, – Тарис усмехнулся, – но согласился попробовать.       – Получилось?       – Н-ну... во всяком случае, он поверил, что это не пустая идея. И согласился попробовать снова. Но что вообще случилось? Он так вцепился в меня — до сих пор плечо саднит.       Кимри обессиленно опустилась на свой спальник.       – Помнишь, я рассказывала о Манираи? Я сказала ему...       – Ясно...       Эно помолчал, нахмурившись и о чём-то размышляя, потом потянул Кимри за рукав:       – Пойдём-ка найдём котелки и всё-таки принесём воды. Смотри, Вита проснулась, пора готовить завтрак.       Ашхан вернулся, когда лагерь уже почти снялся. Сегодня лейтенант никого не торопил. Планировалось добраться до сигнальной башни Стендарра часах в четырёх пути и заночевать там, а на следующий день выйти поутру и достичь Рифтена.       До башни дошли за пару часов до заката. Сегодняшний переход был бы настоящим отдыхом: краткий, да и для ночёвки не нужно было ставить палатки, – если бы только к вечеру Массарапал не слёг в жестоком жару. Услышав, что Кимриэль рассказала ашхану о судьбе Манираи, Мастер Элидор сначала рассердился на ученицу за несвоевременную выходку. Данмерка и сама перепугалась и кругом себя винила, но за неё вступился Эно. Услышав о его идеях, альтмер долго размышлял, затем велел ученикам лечить ашхана, пока тот не придёт в сознание, а сам сел готовить зелье.       Массарапал очнулся спустя три четверти часа. Проглотив лекарство Элидора, ашхан некоторое время лежал, закрыв глаза, и Кимри решила, что он уснул. Но Массарапал пошевелился, коротко взглянул на данмерку и пробормотал:       – Juohn...       – Что? – переспросила Кимри, не разобрав.       – Он говорит — спасибо, – перевёл Эно.       Мастер Элидор сварливо фыркнул:       – Интересно вы мыслите! Там, где вам помогли — молчали, а где доставили неудобств — благодарите!       – Вы не понимаете, Элидор, – с усилием выговорил эшлендер. – Я теперь ясно сознаю, что происходило со мной все эти годы. Каждый сон, каждое видение обрело чёткий смысл.       – Это прекрасно, – покачал головой альтмер, – но завтра нам продолжать поход, а вы лежите в постели!       – Я поднимусь, – отрезал Массарапал.       Немного помолчав, ашхан добавил:       – И вот что. Должен вас предупредить заранее: как только мы отыщем Ма'Даро, я немедленно отправлюсь в Морровинд.       Кимри ахнула, а Мастер Элидор сокрушённо покачал головой:       – Один? Да вы с ума сошли!       Массарапал усмехнулся:       – Для вас это новость? Я рехнулся семнадцать лет назад, и с тех пор никогда ещё не ощущал себя более в здравом уме, чем теперь.       Чувствуя, как горят от прилившей крови щёки, Кимри всё-таки выговорила то, что не могла не сказать:       – Ма'Даро может отправиться домой под охраной лейтенанта Кугариса. А я пойду с вами.       – Кимри! – воскликнул наставник в изумлении.       Но она перебила, в отчаянии повысив голос:       – Вы же знаете, что я и так должна!       – И я, конечно, – кивнул Эно.       – Так, вот что я вам скажу, – поднял руку Мастер Элидор. – Давайте обсудим это позже. Ещё неизвестно, куда заведёт нас этот поход и что с нами станется. Решать не время.       Ашхан пожал плечами, показывая, что он своего решения не изменит в любом случае. Кимри же не стала спорить из уважения к наставнику.       Наутро Мастер Аши-Иддан, действительно, чувствовал себя вполне сносно. Спустившись по извилистой тропе от сигнальной башни к подножию гор, караван оказался на мощёной дороге, ведущей прямо в столицу холда Рифт. Здесь, внизу, стало ощутимо теплее. Вдоль дороги по правую руку простирался редкий, но вполне настоящий лес из осин и скайримских златолистных берёз.       – Кто бы знал, как я соскучился по этим рощам, – признался Роггвар, подъехав к Кимри. – Представляешь, они такие круглый год!       Вид, и в самом деле, был прекрасен: жёлтая резная листва сияла на фоне пронзительно чистого голубого неба, прозрачный воздух позволял видеть далеко окрест. Холодный ветер приносил непривычные запахи: незнакомых трав из леса, снега с гор, воды от реки, обрушивавшейся тонким изящным водопадом со скал слева, и чего-то ещё неуловимого, что для Кимри казалось запахом чужой страны, а для Роггвара, наверное — духом родины... Он то молча жмурился, подставляя лицо солнцу, то жадно впивался взглядом в каждое белоствольное дерево, в каждую кочку, поросшую удивительно густым мхом и папоротниками. И даже Лилисса не могла сейчас оторвать норда от созерцания.