Смотритель Маяка

— Несколько дней? А точнее? На смену нелепому приступу радости приходит насторожённость — что у него на уме? Взгляд Шерлока кажется правдивым и чистым, но вдруг это и впрямь только кажется? Джон ничего не знает о нём. — Два дня. Может быть, три. Хочу осмотреться. Красивое место. Море, скалы… Он точно темнит! Джон может спокойно поспорить на сотню фунтов, что Шерлоку Холмсу безразличны красоты природы, тем более что берег ими не отличается: ни ярких красок, ни живописных пейзажей. Особенно в дождливые дни. Да и Маяк он осмотрел до последней трещинки в отштукатуренных стенах. Для чего ему понадобились эти несколько дней? Но Джон решает оставить подозрения при себе (вряд ли к нему пожаловал серийный убийца, истребляющий смотрителей маяков) и просто говорит: — Ладно. Только не путайся под ногами, я этого не люблю. — Не буду. Выпьем чаю? Простое предложение, но оно ставит Джона в тупик. Чем угощать постояльца? Хватит ли хлеба хотя бы для сэндвича с сыром? И остался ли сыр? Несмотря на подчёркнутое равнодушие к процессу пищеварения, завтракал Шерлок активно, от Джона не отставал. Да и сейчас, судя по голодному блеску в глазах, рассчитывает не только на чай. — Выпьем. А потом я поеду в посёлок — пополнить запасы, иначе ужинать нам придётся воспоминаниями о завтраке. — Отлично, — тут же воодушевляется гость, — с удовольствием прокачусь. — И натыкается на вопросительный взгляд. — Разумеется, если это не означает путаться под ногами, — говорит он поспешно. — К тому же я не намерен тебя объедать. И не спорь! — Другие приказания будут? — Джон не сердится (похоже, это вообще не имеет смысла), но всем своим видом показывает, что с ним это не пройдёт: захочет — воспользуется щедростью гостя, а не захочет — пошлёт по известному адресу. Ладно, посмотрим. Он готовит чай, выгребает из холодильника остатки еды, с облегчением отмечая, что для перекуса этого хватит. В окно ему виден Шерлок — тот стоит неподалёку от Маяка, на краю длинного пологого склона, по которому петляет уходящая к морю тропа. Неужто в самом деле любуется скучными скалами? Ненормальный! Дождь сыплется мелкой взвесью, небо плотно забито тучами и ливня можно ожидать в любую минуту. Под этой моросью он продрогнет до самых печёнок: сырость быстро впитывается в одежду, в результате даже трусы становятся влажными. Так и есть — Шерлок ёжится и тоскливо оглядывается на дом. Пора его звать, решает Джон, слушая, как в чайнике зарождается первый шумок. Он громко стучит в окно, и Шерлок опять оборачивается, теперь уже на призывный звук. Джон машет рукой и отходит к плите. Вскоре хлопает дверь, раздаются шаги и шорохи. — Где носки? — слышится недовольный голос. — Твои или мои? — бросает Джон через плечо, разливая по кружкам чай. Шерлок откидывает занавеску и вырастает в проёме. Его волосы взбиты влажными кольцами, щёки порозовели от ветра. Зрелище довольно приятное. — Мои. То есть твои. То есть те, в которых я… Чёрт побери, ты прекрасно меня понял! Где они? — Думаю, где-то в шкафу, — усмехается Джон. — А может быть, под кроватью. Всё зависит от того, как ты поступаешь со своими и не только своими носками. — По-твоему, вся моя жизнь посвящена проблеме носков? Он разворачивается и уходит, снова появляясь — в носках и толстовке Джона. Объёмная кофта с удлинёнными рукавами уютными складками обтекает его фигуру и кургузой не выглядит. — Я замёрз, — поясняет он, под вызывающим тоном пряча смущение. Джон кивает на кружку: — Согревайся. Думаю, тебе не стоит ехать в посёлок. Ты выбрал не самое подходящее время, чтобы полюбоваться морской панорамой. — Это было глупо, — признаётся Шерлок, усаживаясь за стол и зябко потирая ладони. Это означает, что он согласен остаться? Джон не может решить, какой вариант его больше устраивает: ехать в Green bank одному или в сопровождении скептически настроенного пассажира. В конце концов он приходит к выводу, что выбирает возможность подумать — в одиночестве. Пусть сидит дома и греет заледеневшую задницу. В эту минуту Шерлок объявляет своё решение: — И тем не менее я поеду. Если не возражаешь. — Как хочешь. — Джон поднимается, ставя точку в их маленьком споре, и уходит в комнату. Надо переодеться, составить список покупок (список получается длинным, пакетов на пять, не меньше, — Джон привык запасаться впрок), проверить наличность... «Надеюсь, он догадается убрать со стола». Вскоре Шерлок выходит (вода шумела, посуда гремела — стало быть, в кухне порядок), аккуратно зашторивая проём, и комната становится меньше. И… уютнее. — Одолжишь дождевик? Моя куртка промокла насквозь. — Торчал бы подольше на берегу, — говорит Джон, не отрываясь от списка. — Я люблю гулять под дождём. — Романтик? — Прагматик. Звуки дождя помогают аккумулировать умственные способности. Плюс море, его равномерный ритм. Нечасто удаётся заполучить такую двойную удачу. А мне есть над чем поразмыслить сейчас… — О чём это ты? — отвлекается Джон и смотрит непонимающе. — Хороший антураж для мыслительного процесса — вот о чём, — бросает Шерлок нетерпеливо и бормочет себе под нос: — Надеюсь, он понял хотя бы слово. — Хамство твоя вторая натура? — беззлобно ухмыляется Джон. — Уверен, что люди тебя обожают. Поколачивают частенько? — И, не дожидаясь язвительного ответа, продолжает, опуская глаза и добавляя к списку свои любимые творожные палочки: — Ну, а меня, поскольку мне аккумулировать нечего, в дождь всегда клонит ко сну… Готово! Ты едешь? — Естественно. Джон осматривает его с головы до ног и указывает на глухо застёгнутую толстовку: — Прямо так? — Прямо так. Извини, но фрак я не захватил. Что тебя не устраивает? — Меня всё устраивает. Одевайся. Плащ на крючке у двери. — Жду тебя на крыльце. Джон надевает фланелевую рубашку, куртку и мысленно чертыхается, ругая погоду. Куда это годится? Неужели больше не будет солнечных дней? Он убирает список в нагрудный карман, гасит свет и выходит на улицу. Ветрено, сыро… Шерлок стоит, надвинув на глаза капюшон. Услышав, как хлопнула дверь, он не оборачиваясь спускается по ступенькам и шагает к машине. Джон вздыхает: ну и характер. Дорогу размыло. Джон ведёт пикап с черепашьей скоростью, ожидая предсказуемого ворчания. Но Шерлок молчит, нахохлившись и искоса поглядывая в окно. Его настроение под стать дождливому дню, и это немного бесит — сидел бы дома и не давил на психику своей мрачностью. Почему-то это кажется важным, и хотя к разговорам Джон расположен не больше, чем Шерлок, исходящая от него волна неприязни бьёт по нервам. — Кажется, ты хотел полюбоваться природой? — замечает он едко. — Любуйся. — Я любуюсь, — звучит короткий ответ. Ну и хрен с тобой, думает Джон, сворачивая к посёлку. Это странно, но добрались они быстро, даже при таком малоприятном сопровождении, как натянутое молчание. Сегодня в магазине хозяйничает Ханни Марлоу. При виде Джона глаза её загораются радостью — она не ожидала увидеть его так скоро, — но губы всё так же серьёзны. Однако удовольствия она не скрывает, как никогда не скрывает того, что Джон в её жизни занимает особое место. — Мадонна снова больна? — улыбается Джон. — Что на этот раз? Ханни вздыхает: — Почка — правая или левая, я не помню. Возможно, обе. Иногда мне кажется, что их у неё с десяток. — При таком цвете лица ей следовало придумать что-то другое, — усмехается Джон. — Если после шестидесяти я буду выглядеть таким же цветущим, как Соня Уинтер, я завещаю свои почки Институту Френсиса Крика*. Ханни смеётся: — Скажи это ей. — Пусть она услышит это от доктора Болла, не в моих правилах отнимать хлеб у коллег. — Скажи это не как доктор, скажи это как мужчина. Она тут же перестанет болеть, и у меня появится время лишний раз наведаться на Маяк (Ханни никогда не говорит, что приезжает к нему, всегда — на Маяк), этим летом я почти не вижу его… Раздражённый голос нарушает идиллию: — Ты собираешься болтать или делать покупки? Мисс, у вас есть нормальная человеческая еда? Джон быстро оглядывается и снова смотрит на девушку: — Познакомься, Ханни, это… Но Шерлок уже направился вглубь магазина. — Откуда взялось это чучело? Джон сдерживает смешок — слышал бы это Шерлок. Он и впрямь выглядит несуразно в дождевике старого Паттерсона и своих щегольских ботинках. Откинутый капюшон агрессивно топорщится за плечами, волосы беспорядочно вьются. Симпатичное чучело, надо сказать… В груди становится непривычно тепло — как в детстве, когда просыпаешься утром и слышишь запах оладий. Джон удивляется, но потом понимает, что вряд ли это напрямую связано с Шерлоком. Всё проще простого. Одиночество не самая сладкая в мире вещь и даже такому противоречивому существу, как Шерлок Холмс (как он это произнёс? Шерлок Холмс — та-дам!) втайне радуется душа: этим вечером будет с кем перекинуться парой словечек, пусть даже колючих. — Кто он? Твой друг? Знакомый? Откуда вообще он взялся? Почему он с тобой? Джон слегка озадачен. Поток вопросов, шипящий голос и ревнивые нотки — это так не похоже на Ханни. И почему на её лицо набежала тень? — Хотел бы я знать, — усмехается он, чувствуя лёгкое напряжение. — Мы познакомились только вчера… — И запинается, потому что по-настоящему поражён: неужели это было только вчера? — Где? — продолжает допытывать Ханни. — Он пришёл… посмотреть на Маяк… и… — Джон слышит себя как будто со стороны и окончательно утверждается в мысли, что всё это чушь. Легенда, придуманная Шерлоком на ходу. Сюда его привело что-то другое. Но что? — Если честно, я не знаю, — заключает он немного растеряно. — Ты пустил на Маяк чужака? — возмущается девушка. — Это же наш Маяк! Гони его в шею. Джон никогда не видел её сердитой и неожиданно сердится сам. Почему он должен оправдываться, чёрт побери? И в чём? А ещё ему немного обидно за Шерлока. — Это невежливо, разве нет? — холодно завершает он разговор. Но тут же добавляет, теплее и мягче: — Он скоро уедет. — Когда? — Послезавтра. («Интересно, я буду его вспоминать?») И потом, его прислал ко мне Финч, так что по сути это не мой гость. — Но живёт у тебя, — упрямо хмурится Ханни. — И ты на него смотришь… Эй, мистер, что вы там роетесь? — кричит она, выходя из-за кассы и оставляя Джона ещё более озадаченным. Что значит смотришь? Он видит, как Шерлок небрежно отмахивается от Ханни и следует дальше, придирчиво изучая полки; видит, как та поправляет потревоженный им товар, не отходя от него ни на шаг. Да, он всё это видит. Он на всё это смотрит. Он смотрит на Шерлока. И что в этом такого? Странная пелена проплывает перед глазами, и Джон тревожно вскидывает голову — неужели он подхватил простуду, лежа на полу и кутаясь в тонкий плед? И не пора ли встряхнуться, занявшись тем, ради чего они оказались в посёлке в такую сырость? Он быстро подходит к Ханни и достаёт из кармана список: — Поможешь со всем этим справиться? Одному мне никак. — А он? — кивает Ханни на Шерлока, но взгляд её заметно светлеет. — Он это он, а ты это ты, — произносит Джон очень серьёзно, тем самым разрушая последний барьер. Вдвоём они быстро наполняют тележку, Ханни укладывает покупки, плотно закрывает пакеты, отсчитывает сдачу (Джон протестует, что в данном случае бесполезно), и всё это с азартным блеском в глазах. Шерлок прохаживается вдоль полок, что-то достаёт, чем-то шуршит и вскоре появляется с охапкой упаковок и банок. — Я нашёл недурной кофе, — заявляет он так, будто обнаружил новую пирамиду Хеопса. — Здесь можно купить турку или хотя бы кофейник? — Неожиданно он улыбается — лучезарно, открыто — и доверительно склоняется к Ханни: — Где вы прячете свои сокровища, прекрасная леди? — Подружка? — спрашивает он Джона на выходе. — Симпатичная. — Не говори ерунду, — фыркает Джон. — Ханни ещё ребёнок. Взгляни на меня — я вообще похож на чьего-то дружка? Шерлок смотрит на него какое-то время и, не ответив, шагает вперёд. Они обедают в пабе. Сегодня у Дэвиса тыквенный суп на курином бульоне, картофель под сырной корочкой и ревеневый пирог. Для немногочисленных дневных посетителей (жители общины традиционно обедают дома, но бывают и исключения, ради которых хозяин и старается от души) Дэвис готовит сам. Шерлок уплетает за обе щёки, что по мнению Джона дороже любой похвалы. Он и сам отдаёт должное горячему супу, наслаждаясь согревающей сытостью. И картофель, и сладкий пирог — всё исключительно вкусно. Джон поднимает вверх большой палец и слышит довольное кряканье Дэвиса. — Может быть, свежего пива, джентльмены? — Его внушительная фигура вырастает возле стола. — Конечно, в такую мерзкую гадость лучше всего потягивать грог, но всё же… Джон открывает рот для ответа, но Шерлок опережает его: — Нет. Мы едем домой. Скоро начнётся дождь. — И продолжает с той же улыбкой, которой так легко обезоружил строгую Ханни: — Вам надо в Лондон, мистер Дэвис, шефом в самый изысканный ресторан. Сколько с нас? Он решил очаровать весь посёлок, думает Джон, наблюдая, как густо краснеет хозяин паба, как пышет довольством его щекастая физиономия, и с каким уважением он смотрит на щедрые чаевые. В машине он протягивает Шерлоку деньги: — Держи. — Не стоит, — говорит Шерлок. — Могу я тебя угостить? — Не можешь. — Джон понимает, что излишне категоричен, но это сильнее его — ему не нравится быть в долгу. — Не обижайся, но нет. Ты мой гость. — Ладно, — Шерлок резко выхватывает купюру и отворачивается к окну. Всё-таки обиделся. Но ничего не поделаешь, приятель, у Джона Уотсона свои принципы… Ещё нет четырёх, но берег погружается в сумрак, тучи нависают свинцовым куполом. Джон думает о том, что неплохо передохнуть, а ещё лучше вздремнуть хотя бы часик. Судя по тому, что творится на небесах, работа с пристройкой отпадает сама собой. Он прибавляет газу — не хотелось бы выгружаться под ливнем. Часть покупок придётся отнести в дровяной сарай, там оборудованы закрытые полки для консервных банок, пакетов с крупой, сахаром, макаронами и чечевицей. На ужин можно приготовить тушёное мясо и картофельное пюре. Он широко зевает и трясёт головой. Очень хочется спать. Визит Шерлока нарушил его привычный режим. — Ты всегда запасаешься, как бурундук? — доносится сбоку. — Ага, — с готовностью отзывается Джон. Если сейчас он начнёт язвить, будет уже не до сна. Но разговор не клеится, потому что Шерлока тоже сморило. Он ёрзает на сидении, отгоняя налетающий сон, открывает и закрывает окно, впуская прохладу. — Что заставляет людей носить такие ужасные вещи? — наконец произносит он, дёргая себя за рукав. — В этом плаще я чувствую себя как в саркофаге! Прекрасно, думает Джон. Минута ворчливого монолога, и сна ни в одном глазу. А там и до дома недалеко. Грозная туча оказалась обманкой. Пошумев и посверкав, она так и не разразилась дождём, как видно, накапливая силы для настоящей бури. Джон решает продолжить работу в душе. Час да мой, говорит он себе, переодеваясь в старые джинсы и кофту и предоставляя Шерлоку самому разбираться с досугом. В конце концов, он не приглашал его в гости и развлекать не обязан. Хотел Маяк — вот он, Маяк. Осматривай, изучай. Можешь снова побегать по винтовушке. Но Шерлок не пошёл на Маяк. Понаблюдав за Джоном с крыльца, он спустился во двор, а потом куда-то исчез, Джон так и не заметил куда. Час затягивается на целых три, до тех пор, пока ветер не налетает резким порывом, взметая груду опилок. Джон рассеянно смотрит вокруг — чёрт возьми, он словно выпал из времени. На небе страшная чернота — того и гляди придавит к земле. Море охвачено крупной дрожью. Как же он не заметил? И где его гость? Он складывает инструмент, бросая тревожные взгляды то на тропинку, то на балкон Маяка. Сгребает в кучу опилки и собирает в пакет, решая, что в тщательной уборке необходимости нет, остатки всё равно развеет по ветру. Да и беспокойство гонит на берег — взглянуть, не разгуливает ли Шерлок у самой воды. На всякий случай он громко кричит: — Эй, где ты там? На берегу никого, не считая нескольких чаек. Отряхиваясь на ходу, он спешит к Маяку. — Шерлок, ау! Башня гордо молчит. Подниматься наверх не имеет смысла — вряд ли Шерлок войдёт в маячную комнату без него, рискуя нарваться на серьёзную взбучку. Где его черти носят?! Того и гляди начнётся гроза. Джон быстро шагает к дому, почти бежит. Шерлок в доме. Он мирно дремлет, свернувшись калачиком на кровати, и Джон чувствует себя идиотом. С чего вдруг он так переполошился? Сердце продолжает стучать, но уже не так сильно. Джон подходит к шкафу — надо переодеться, надо заняться ужином. С мясом он опоздал, придётся отложить его на обед, но картофель с беконом тоже неплохо звучит. И маринованные патиссоны. И мягкий творожный сыр с чесноком. Нормально. — Ты закончил? Который час? — слышит он и выглядывает из-за распахнутой створки. Шерлок зевает, ероша свои херувимские кудри. Это выглядит… мило. — Я хотел предложить тебе помощь, но решил, что могу получить молотком по лбу — кажется, это то, что ты называешь путаться под ногами, да? — Да, — улыбается Джон, — как-то так. Но с ужином помоги. Причину своей нахлынувшей паники он так и не понимает. — У тебя седые виски, — говорит Шерлок за ужином. — Война или что-то другое? Вопрос не из тех, что ставят в тупик или заставляют краснеть, испытывая неловкость. В нём нет ничего необычного. Но спина каменеет, и кожу стягивает озноб. Джон ощущает свою седину на физическом уровне, как что-то давящее, тяжёлое, и с трудом удерживается от желания провести ладонью по волосам. Он медлит с ответом, подкладывая на обе тарелки картофель. Его голос звучит отстранённо, но достаточно мирно: — Это имеет значение? — Нет. Просто спросил. Поколебавшись секунду, Джон говорит, направив на Шерлока испытующий взгляд: — Я бы тоже хотел спросить, для чего ты сюда приехал, но не спрашиваю. Шерлок невозмутимо пожимает плечами: — По-моему, я чётко сформулировал цель своего визита. — Да, достаточно чётко. Ты сказал, что интересуешься маяками. Но я не маяк. Договорились? Шерлок снова пожимает плечами — ни да ни нет. Но Джону плевать, в любом случае давать интервью о причинах своей седины он не намерен. — Вот и отлично. Ешь. Я приготовлю чай, а потом мы поделим обязанности: ты прибираешься в кухне, а я иду на Маяк. — Я с тобой. Джон коротко усмехается — вполне предсказуемо. Ладно уж, пусть идёт. Но произносит совсем другое: — Звучит неправильно, Шерлок. «Можно с тобой?» или «Разреши увидеть, как ты это делаешь, как поворачиваешь чёртову ручку»… Что-то в этом роде, окей? — Мне не интересно увидеть, как ты поворачиваешь чёртову ручку, мне интересно увидеть, как загорится маяк! — Шерлок строптиво встряхивает кудрями. — Но так уж и быть — разреши, пожалуйста. — Разрешаю. А с ним забавно бодаться, думает Джон, машинально убирая со стола остатки картофеля. Ближе к ночи небо хлынуло ливнем, который быстро утих, сменившись занудной моросью. Несмотря на усталость, ночью он плохо спит. Вздрагивает и просыпается от звуков и шорохов, даже привычных. Ветер пробежался по крыше, треснули угольки, в окно ударили капли дождя — Джон улавливает это сквозь сон и тут же открывает глаза. На полу слишком жёстко, усталое тело протестующе ноет. По низу тянет сыростью, и он накрывается с головой, хотя не чувствует холода, потому что протопил комнату до пота в подмышках. Шерлок спит очень тихо, не сопит, не ворочается, не скрипит пружинами, но Джон всё равно его слышит. Засыпает он перед самым восходом, и звонок будильника кажется ему трубным гласом. На Маяк он еле плетётся. — Прости, дружище, — Джон поглаживает металлические перила, вздрагивая как от прикосновения к жгучему льду, — я сегодня не в форме. Через четверть часа он возвращается в дом, падает на постель и зарывается в плед. И наконец засыпает по-настоящему, так крепко, что не слышит ничего: ни того, как Шерлок поднялся, ни того, как умылся, оделся и сварил себе кофе. * Он открывает глаза и бессмысленно таращится в потолок, не сразу соображая, где он и что происходит. Потом переводит взгляд на будильник и в ужасе вскакивает — всклокоченный, с безумным испуганным взглядом. Маяк! Он проспал! Он забыл! Он… — Ты похож на сбежавшего психа. Особенно в этой пижаме. Джон оборачивается на голос, и память к нему возвращается. Уф! Ну конечно! С Маяком всё в полном порядке. — Чёрт. Одиннадцать! Давно я так крепко не спал. — Он протирает глаза. — Что на улице? — Догадайся, — Шерлок стоит в дверном проёме, прижимая к груди раскрытую книгу, которую, как видно, читал, уединившись на кухне. — У вас всегда такая погода? — Не всегда. А может быть, и всегда… Ведь это только его второе лето на берегу. Он трясёт головой, прогоняя остатки сна. — Ты завтракал? — Кофе было достаточно. Но от сэндвича не откажусь. — Я тоже не откажусь и надеюсь, что у тебя это хорошо получается, — говорит Джон, удивлённо глядя на груду из пледа и одеяла, в которой ему так сладко спалось. Шерлок накрыл его одеялом? Хм… — Приготовь, пока я сбегаю в душ. Можешь поджарить яичницу. И уйди с дороги, иначе я намочу штаны. Душ вызывает в нём чувство абсолютной гармонии. Словно так и задуман мир: берег, море, дождь и человек, смывающий с себя сонную негу. Ничего больше. Джон жмурится в окружении белёсого пара и думает, как будет здорово, когда он наконец-то покончит с пристройкой. Тело благодарно раскрывается навстречу горячему водопаду, впитывая чистоту каждой порой. Джон намыливается плавно, старательно, с досадой вспоминая, что вчера не удосужился смыть с себя древесную пыль — усталость сразила его наповал. Ладно, бывает, утешается он, подставляя лицо под воду. Если бы не было Шерлока, он побежал бы в дом прямо так, нагишом, — свободный и мокрый. По телу проходит лёгкая судорога. Всё, хватит. Он выключает воду, растирается полотенцем, надевает плавки, спортивные брюки и майку и устремляется в дом под урчащие позывные желудка. Из кухни доносится запах поджаренной ветчины, смешанный с ароматами кофе. Вкусно, по-домашнему. Со странной смесью облегчения и беспокойства Джон вешает полотенце возле печи и проходит к столу. — Всё, что нас окружает, состоит из деталей, — говорит Шерлок, запивая чаем кусок хлеба с маслом. — Мир покрыт сетью из мелочей, каждая из них важна и может многое рассказать. Вот ты, например… — Ну? — Джон напрягается. Он не хочет говорить о себе. — Левша, но нож держишь правой рукой. Режешь хлеб, мажешь его маслом… Почему? Об этом стоит подумать. — Тоже мне, загадка! Вопрос удобства, всего лишь, так что не трать впустую энергию. И вообще я амбидекстр. — Возможно, дело в этом. Но, возможно, и нет… Ещё. Ты никогда не садишься на корточки перед печью — всегда встаёшь на колени. Священнодействуешь? Или это поза мольбы? Тянешься к теплу, и тебе его не хватает? Мелочь, но если вникнуть в каждую из таких мелочей, вся твоя жизнь окажется прямо тут. — Он раскрывает ладонь, протягивая её Джону. — Ерунда какая-то. — Джон смотрит в центр ладони, и она сжимается в горсть, будто захватывая невидимую добычу. — А ещё мне не хотелось бы, чтобы ты препарировал мою жизнь, как лягушку. Шерлок замолкает, но ненадолго: — Всё-таки, Джон, почему ты здесь? Противник урбанизации, а заодно и цивилизации? Твоя жизнь почти первобытна. — Ну и что? — В принципе, ничего. Но время быстро проходит… — Время быстро проходит, если его торопить. А я никуда не спешу. Живу и живу. Мне нравится. — Но почему тебе это нравится? Всё это? Шерлок обводит кухню глазами: поцарапанный холодильник, который Джон так и не удосужился заменить, видавшая виды плита, чистый, но затёртый линолеум. Лишь подтянутые кверху жалюзи выглядят реалистично в этом немного фэнтезийном мирке. «Да он просто чемпион по неприятным вопросам!» — И почему ты один? — Потому что у меня никого… — Ответ вырывается быстрее, чем Джон успевает подумать, и его жестокость пугает. Никого? Разве? Как он мог такое сказать?! Как повернулся его язык?! Но он заканчивает в пику болезненному уколу в сердце: — ... нет. Почему он произнёс это так просто? Учитывая, что не собирался отвечать вообще. Первая мысль всегда самая верная. Получается, у него в самом деле нет никого. Он один. Но ведь это неправда! — Так не бывает. У всех кто-то есть. — Взгляд Шерлока неподвижен и холоден… Нет. Не так. Он полон ледяного презрения. И хотя это длится мгновение, Джон замечает и вздрагивает. Но отвечает спокойно: — Разумеется. У меня есть Маяк. Чем думаешь заняться сегодня? — меняет он тему. — Не знаю. «Вот и я не знаю, — думает он, тоскливо глядя на мокрые стёкла. Ему очень хочется уточнить: — Для чего ты здесь? И за что меня презираешь?» Но Шерлок уже выходит из-за стола. Джон отгоняет неприятную мысль и принимается за посуду. Заодно и мясом займусь, думает он. Да и в дровнике надо прибраться, сложить раскатившиеся поленья, вымести мусор, настрогать для растопки лучину… Всегда найдётся работа, даже в нескончаемый дождь. Заправив мясо овощами и специями, он добавляет воды, включает медленный огонь и выходит из кухни. Шерлок читает, вытянувшись на кровати, и в сторону Джона не смотрит. — Я ухожу. — Далеко? — Не очень. Следи за мясом. Время летит незаметно. В сарае Джон зависает надолго — и то правда, давно он не наводил здесь порядок. Да и покупки вчера выгрузил кое-как, неопрятной грудой свалив на полках. Он сосредоточенно перебирает пакеты — не отсырели бы. Ровными рядами расставляет стеклянные банки, жестянки с консервами, бутылки с растительным маслом. Дрова уложены. Лучины столько, что хватит до нового года. Он смотрит на часы: ого, без четверти три! И вспоминает о мясе, надеясь, что Шерлок не заснул под шорох дождя. В доме тихо, и восхитительно пахнет. Шерлок что-то печатает в телефоне. Хорошая техника, невольно завидует Джон, глядя, как ловко летают пальцы по сенсорному экрану, мне бы такой… — Ужасная связь, — раздражённо фыркает Шерлок. — Как ты обходишься без интернета? В любой пещере он есть. — Обхожусь, как видишь. Зачем он мне? «…Чтобы читать о войне? Или о том, какие успехи делает в мире моды подающий надежды модельер Гарри Уотсон?» К мясу он отваривает макароны, режет хлеб, достаёт масло, остатки патиссонов и приглашает Шерлока. Неприятных вопросов не следует, и обед поглощается в полном молчании, не считая одного «вкусно» и двух «передай, пожалуйста, хлеб». Это угнетает и почему-то вызывает чувство вины. Джон не понимает, в чём именно виноват, и от этого начинает злиться, и тоже молчит. Но похоже, Шерлоку это до лампочки, он вгрызается в хлеб, хрустит патиссонами, вытирает салфеткой руки и губы, и взгляд его выражает только гастрономический интерес. Как видно, дежурные вопросы к Смотрителю Маяка исчерпаны, а тушёное мясо в густом морковно-томатном соусе вопросов не вызывает. Ну и чудесно. После обеда Джон поднимается на Маяк. Он соскучился по комнате под облаками и звёздами, где провёл столько приятных часов. Зажечь настольную лампу, раскрыть книгу, включить электрический чайник и сидеть там до самого ужина, слушая рокот моря. Подальше от недовольного, молчаливого Шерлока и его странного взгляда, запечатлевшегося у Джона на коже. Через два часа открывается дверь и в неё просовывается голова — зачитавшись, Джон не услышал шагов. — Дождь закончился, представляешь? Не хочешь постоять на балконе? Взгляд просительный, от былой холодности не осталось следа. Ладно. Джон поднимается и выключает настольную лампу. В любом случае он засиделся, устали спина и плечи, да и ноги заледенели. Теперь он вернётся сюда только в половине десятого — проверить приборы (он уже разбирается в них не хуже Дона и Зака) и повернуть «чёртову ручку». Тучи и впрямь поредели и есть вероятность, что к ночи покажутся звёзды. Ветер пронизывающий. Шерлок кутается в «саркофаг», а Джону кроме куртки закутаться не во что, поэтому созерцание моря и неба не доставляет ему удовольствия. Но постоять и помолчать рядом с Шерлоком совсем неплохо. — Красиво, — произносит Шерлок спустя какое-то время. — Ты часто сюда выходишь? Только с Ханни, думает Джон. — Нет. Не люблю море. — В самом деле? — удивлённо поворачивается Шерлок. — Я думал, наоборот… — Он с досадой ударяет по перилам балкона и говорит что-то не очень понятное: — Слишком много ошибок. Уходим отсюда. Кто из нас двоих провалил тест, снова думает Джон, я или он? Ужином они занимаются вместе. Готовят на скорую руку омлет с овощами, греют остатки мяса. Шерлок полон энтузиазма и кружится около Джона, хватаясь то за одно, то за другое. — Я всё время голодный, — смущённо улыбается он. — Здесь удивительный воздух, хочется есть, спать и совершенно не хочется думать. Неделя в подобном режиме, и я не застегну пояс на брюках. Ты живёшь здесь… Как давно ты здесь, Джон? — Полтора года. — Ты живёшь в этом воздухе полтора года и должен быть круглым, как бочонок. — Он толкает Джона плечом и подмигивает: — В чём секрет такого стройного тела? Джон растерян и не знает, что отвечать. Слишком неожиданно Шерлок проявил дружелюбие. — Ну, ты тоже… — Продолжать про стройное тело не хочется, и Джон мнётся, подбирая слова. — … Довольно худощав, — заканчивает он свой неуклюжий комплимент. В действительности он считает Шерлока и стройным, и гибким, и, несмотря на кудри и капризный рисунок рта, не лишённым мужественной привлекательности. Но не говорить же об этом вслух. — Ты всегда такой бука? — спрашивает Шерлок за ужином. — Хмуришься, недовольно молчишь? Ещё лучше! Как будто это Джон недавно играл в молчанку и упражнялся в презрительных взглядах. — Я не хмурюсь. Я… — Тогда улыбнись. — Шерлок ловко жонглирует хлебными шариками, поочерёдно забрасывая их в рот. — У тебя потрясающая улыбка, ты знаешь об этом? — Да, мне уже говорили. Улыбнись, Уотсон. За твою улыбку можно душу продать. — Кто? — Неважно. — Ревнивая крошка из магазина? — Нет, один… человек. — Что за человек? — не унимается Шерлок, наклоняясь вперёд и буквально впиваясь взглядом в его лицо. Джон добавляет голосу твёрдости: — Я же сказал — неважно. — Хорошо, хорошо, не буду путаться под ногами. И всё-таки улыбнись. Совершенно непредсказуем, размышляет Джон после ужина, занимаясь уборкой и краем уха прислушиваясь, как Шерлок собирается в душ. Не слишком ли резкий переход от гнетущей замкнутости к панибратству? Заглядывает в глаза, подмигивает, подталкивает плечом… Ещё бы обниматься полез! Должно быть, это очень трудно — жить с таким человеком бок о бок, приноравливаясь к его настроениям и желанием. Сколько терпения понадобится, чтобы… Стоп, Уотсон! Стоп, стоп, стоп. Наверное, ты забыл — тебе оно не понадобится. День-другой, и Шерлок уедет в свой таинственный мир, бурлящий событиями, наполненный новыми встречами. Что ему до забытого богом Смотрителя? В лучшем случае через неделю он забудет и тебя, и твою первобытную жизнь. Так что расслабься, все эти сложности не про тебя. — Я ушёл! Громкий голос выводит его из транса, Джон опускает жалюзи на окошке и тушит свет. Из душа Шерлок возвращается взбудораженным и сияющим. — Я оказался неправ — в этом действительно что-то есть! — восклицает он, восторженно улыбаясь. — Твой душ под открытым небом великолепен! Джон поневоле отвечает улыбкой. — Надеюсь, ты не извёл всю воду до капли, — говорит он, приглушая звук телевизора. — Я старался. Вокруг его талии обёрнуто полотенце, и это нормально — после купания вернуться в одном полотенце, когда наконец-то закончился дождь, когда ветер приятно обдувает разгорячённую кожу, когда в доме двое мужчин и глупо стесняться. Но Джон отворачивается и уходит на кухню — не исключено, что в любую секунду Шерлок предстанет перед ним с голой задницей, роясь в сумке в поисках чистых трусов. В этом тоже ничего сверхъестественного, опять-таки потому, что в доме двое мужчин и глупо стесняться, но есть одно осложнение: Джон не просто мужчина, он мужчина… спавший с другим мужчиной, и это было очень давно, и оставило след не только в его душе… Сегодня, будто впервые, он замечает, как тесен его курятник. Слишком мало места, слишком ограничено жизненное пространство. Близость Шерлока напрягает: он проходит мимо, задевая рукой, наклоняется низко, смотрит долго. Для него это ничего не значит. Он смотрит, потому что ему любопытно, он близко, потому что в доме не развернуться. Но Джону неловко. Его тело откликается беспокойством, вне зависимости от того, нравится это ему или нет. Он ошеломлён неожиданным всплеском чувственности. Достаточно было проявить немного участия, и реакция последовала незамедлительно: как круги на воде. И, бога ради, дело снова не в Шерлоке. Дело в том, что Джон не настолько стар, чтобы бесповоротно обледенеть изнутри. Застегнув рубашку под самое горло, он входит в комнату, надеясь, что Шерлок достаточно одет для того, чтобы ситуация перестала быть раздражающей. В том, что он видит, нет и намёка на эротизм. Набросив на мокрую голову полотенце, Шерлок сидит за столом, уткнувшись взглядом в экран телефона. Как медитирующий бедуин, он сосредоточен и отрешён. Джону немного смешно. И немного грустно. Но напряжение отпускает. Всё это глупости, облегчённо думает он. Четверть десятого, пора на Маяк, оттуда прямиком в душ и — спать, оставив все странности этому дню… Ночью он просыпается возбуждённым, и, запустив руку под плед, накрывает ладонью пах. Ох… Он резко сжимает член. Сознание ещё окутано дрёмой, ресницы сонно трепещут, но сладкие токи уже несутся по бёдрам. А потом его обжигает ужас, и сон улетучивается, и распахнутые глаза невидяще сверлят густую тьму. Он спятил?! Какого хрена он вытворяет — прямо сейчас?! Выдернув руку, Джон забрасывает её за голову и снова закрывает глаза. Что на него нашло, господи… Голос со всеми оттенками ярости бьёт его прямо под дых: — Чем занимаешься? Сердце взрывается стуком. Возникшее молчание почти смертельно. Джон давится мутью, подступившей к самому горлу, и кое-как размыкает челюсти: — Сплю. — В таком случае, не возись. Он лежит неподвижно, глотая собственное дыхание. Как он мог? Оглаживать себя в двух шагах от… Боги, о чём только он думал?! Неужели так захотелось? Захотелось, отчаянно кричит его тело, так сильно, что в паху рвануло огнём! Пройтись по давно забытому кругу и в одной из самых кипящих точек кончить, вскидываясь навстречу руке и вытягивая из члена каплю за каплей. И бесполезно делать вид, что это не так. О, Джон! Кого ты решил обмануть, изображая святошу? Господь хорошо изучил все твои грязные сны… * Шерлок в кухне. Он встречает Джона внимательным взглядом, и тот не знает, куда ему деться, где укрыться от этого взгляда. И от стыда. — Кофе? Запах кофе вызывает лёгкую тошноту, и Джон отрицательно машет головой. Он выпьет сладкого чаю и постарается как-нибудь пережить своё унижение. — Наверное, я должен перед тобой извиниться. Джон сжимается, как щенок в ожидании сапога. Вот сейчас в его рёбра впечатается пинок, и он отлетит к стене, жалко перебирая лапками. «Чёрт возьми, Шерлок! Ты настолько циничен, что готов продолжать мой ночной кошмар? Мою бессонницу? Мой стыд и моё отчаяние?» Джон не знает, как быть. Он определённо не готов к разговору, и уж тем более не готов принимать извинения. Стараясь не поддаваться дрожи, он холодно отвечает: — Всё нормально. Но ничего нормального нет, это же ясно. Он провёл худшую в своей жизни ночь, хотя после Гарри и Джейсона в это трудно поверить. Два часа он лежал на жёсткой постели и боялся пошевелиться, боялся даже дышать, а потом поднялся и сбежал на Маяк, где оставался до половины девятого, неловко прикорнув за столом. Он уходил из дома как вор — крадучись, едва не ползком, и ненавидел себя за это. — Не могу с тобой согласиться. Прерванная мастурбация — наверное, это не очень приятно. Вот теперь Джон дрожит не скрываясь. — Какого, блять, чёрта… — Это мерзко, на самом деле, — продолжает гость как ни в чём не бывало, развернувшись на табурете, любовно сколоченном и отшлифованном Джоном всего лишь месяц назад. — Копаться в своих штанах, не думая, насколько это оскорбительно для других. Лично я не нахожу удовольствия в том, чтобы кто-то пыхтел и сопел, занимаясь онанизмом в двух шагах от меня. Конечно, есть такие беззастенчивые индивиды, которые столь примитивны, что не считают зазорным прилюдно удовлетворять свои нужды. Сегодня ты при мне мастурбируешь, завтра начнёшь… — Собирайся. — Что? — Жду тебя в машине. — Джон удивляется собственной выдержке — желание орать и крушить всё вокруг костром полыхает в его груди. — Ты меня выгоняешь? Ответом служит свинцовый немигающий взгляд. — Как скажешь. — Шерлок глотает кофе и ухмыляется: — С удовольствием оставлю тебя один на один с фаллическим символом, навевающим такие фантазии. К тому же мне до смерти здесь надоело. Ноги трясутся в коленях и заплетаются. Его походка наверняка нелепа. Хочется садануть дверью, но допустить этого нельзя. Пусть не думает, что всё это Джона хоть как-то задело. На самом деле это выворачивает его наизнанку. Он заводит мотор и ждёт. В дороге они молчат. Разочарованию нет предела. Какой обман! Ворчливый, саркастичный, недовольный, насмешливый, улыбающийся и дружелюбный, любопытный и проницательный — всё это вовсе не Шерлок. Вцепившись в ручки дорожной сумки, рядом сидит человек, которого Джон не знает. И не желает знать. Путь не близкий, но Джон переносит его легче, чем думал. Шерлок кажется далёким и почти нереальным. Очередное приключение, закончившееся неудачно. Внутри назревает истерический смех. Может быть, Кто-то Там проклял его причиндалы? Почему его член всё время попадает в истории? Может быть, ему была уготована карьера монаха, а он, не подозревая того, нарушил Высшие Планы, и теперь каждое его возбуждение кончается крахом? Джон кусает губы, его горло дрожит. Это невыносимо смешно. Умытый дождями вокзал сохнет под ярким солнцем. Чистое небо, ватные шарики облаков — маленькие, аккуратные. Денёк будет загляденье. — Итак, Джон Уотсон, какой мы делаем вывод? У тебя всё хорошо? Он стоит на обочине — высокий, надменный в своём идеальном костюме, с сумкой через плечо и курткой, зажатой в правой руке. Далёкий и нереальный. — Да. Я в порядке. Уёбывай. Джон отъезжает, выруливая на дорогу, ведущую к центру. В Городе у него найдутся дела. Да и позавтракать не мешает. На повороте он не выдерживает и оглядывается. Шерлок шагает к вокзалу — деловито, размашисто, — и на Джона налетает шквал безудержной ярости. Он так разъярён, что готов повернуть назад и наброситься на него с кулаками. Разорвать. Выпотрошить красивое тело и посмотреть — что там, внутри? Что заставило Шерлока Холмса растоптать человека, пустившего его в свой дом и не сделавшего ему ничего плохого? Ханни права: надо было сразу гнать его в шею. Он несётся домой, выжимая из дряхлого пикапчика всё, на что тот способен. Позавтракать в Городе? Там, где разгуливает заклятый враг? На хуй! Он подавится даже глотком воды. Ненависть душит. Сука, сука! Как он его разделал! Дрочка это нехорошо? Да неужели? Да неужели?! Что в этом нехорошего, мать твою, если мужику только тридцать, и он совершенно один? Обиднее всего, что он давно забыл, каково это — ублажать себя по ночам. Шееерлок — тьфу, блять! Джон притормаживает, борясь с приступом тошноты. А потом вываливается из кабины и блюёт, подвывая от омерзения. В доме пусто и чисто — он не оставил следов своих торопливых сборов. Стулья задвинуты, занавеска в кухню задёрнута, коврик мирно дремлет возле кровати. Джон ни о чём не думает. Зажигает конфорку и ставит чайник. Переодевается. Раздувает угли в печи и, подложив поленьев, запирает железную дверцу. Скоро солнце войдет в полную силу, прогреет дом, выгонит сырость, и станет совсем тепло. И тихо. Как прежде. Наконец-то уехал. Джон усмехается — единственный корабль, причаливший к этому берегу… *Биомедицинский институт в Лондоне