Смотритель Маяка

 — Кто этот человек? — Я не знаю. Для меня он загадка. — А по-моему, всё просто…

год первый Весь год Шерлок старается завоевать его дружбу. По мнению Шерлока, «завоевать» не самое подходящее слово, неприятное, как любое проявление агрессии. Почему завоевать, недоумевает он, и как это может быть связано с миролюбивым Кристианом и лучезарными ямочками на его щеках? Однако именно это слово приходит ему на ум всякий раз, когда он делает что-то ради внимания Кристиана, и это озадачивает его. Шерлок упрям, он хочет докопаться до сути, он рассуждает, строит предположения, но в итоге останавливается на том, что ничего не знает о дружбе — возможно, ради неё и правда воюют, так или иначе. (Только не Майкрофт! Сложно представить Майкрофта, прилагающего усилия ради идеи привлечь чьё-то внимание, потому что подобного рода интенция* алогична и в принципе невозможна.) Его старания — лишний труд. Кристиан внимателен к Шерлоку не меньше, чем к Майкрофту, и времени ему посвящает не меньше. Не считая St Paul’s school, разумеется, где они с Майкрофтом вместе с утра и до вечера, и этому Шерлок, стенами своей junior school разделённый с их senior school не хуже железного занавеса, ужасно завидует, ведь они почти неразлучны, как и подобает лучшим друзьям. Зависть свою, как недостойное и жалкое чувство, Шерлок старательно гасит, довольствуясь тем, что имеет: двумя уикендами в месяц. В целом это немало даже для самой хорошей дружбы, визиты Кристиана в их дом можно назвать регулярными, и как раз это слово Шерлоку очень нравится**, оно звучит многообещающе, и что, собственно, могло бы этому помешать? Ничего. Потому что папа и мама приветствуют. Чопорные Мэйси не возражают. Кристиан любит бывать у них. («Он так привязан к нашей семье, — улыбается миссис Холмс, разливая по чашкам чай, — и это так мило. Иногда я кажусь себе матерью трёх сыновей». Шерлок чувствует счастливую дрожь, потому что в голосе миссис Холмс те же самые горделивые нотки, с которыми Майкрофт представлял Кристиана, и это тоже звучит многообещающе. Он начинает мечтать, что однажды случится чудо, чопорные Мэйси уедут куда-нибудь далеко — например, в Антарктиду, развеять скуку, потратить деньги и полюбоваться на императорских пингвинов — и передадут добропорядочным, со всех сторон положительным Холмсам заботу о своём единственном сыне; тогда солнечные уикенды с Кристианом станут для них приятными буднями. Конечно, всё это по-детски смешно — Антарктида, пингвины — и Шерлок понимает, что ведёт себя как инфантильный дурак, но это слишком захватывающие мечты, чтобы от них отказаться.) И главное, Майкрофт выглядит удовлетворённым, а это значит, что удовлетворены все вокруг. Кристиан приезжает в субботу к завтраку — это уже традиция. Немолодой благообразный водитель оставляет его у ворот усадьбы, чинно кивает поджидающим Холмсам, и до блеска надраенный Mercedes-Benz с тихим шорохом отъезжает, чтобы воскресным вечером, ровно в половине седьмого и ни минутой позже забрать Кристиана и увезти его в Лондон. Но это — завтра, а до завтра ещё далеко. Шерлок ликует, хотя и не подаёт виду. Майкрофт сохраняет спокойствие, бессменное, как вечная мерзлота. Папа Холмс потирает руки, предвкушая вечернюю партию в шахматы — тоже традиционную и как правило интересную, потому что юный Кристиан достойный противник. Мама улыбается и напоминает, что завтрак будет готов через четверть часа… Шерлоку хочется, чтобы так было всегда. Чтобы время тянулось медленнее или остановилось совсем. …Они много гуляют. Кристиан не склонен скучать в четырёх стенах, его тянет на волю, в его крови кипит упрямый азарт, заражающий даже флегматичного Майкрофта. Втроём они исколесили окрестности вдоль и поперёк, им знаком каждый кустик в перелесках, каждая петляющая между холмов тропинка. В самую скверную погоду их не удержишь дома, желание свободы (главным образом это желание Кристиана) сильнее дождя или снегопада; впрочем, в такие дни они не покидают пределов сада, а точнее — уютной крытой беседки, спрятанной в самой его глубине, в окружении вязов и диких яблонь. Сад большой и запущенный, но это одна только видимость, результат специфического ухода, потому что миссис Холмс не вдохновляют ровно постриженные кустарники, безупречные газоны и симметричные клумбы, ей нравятся первобытность и буйство, доведенные до совершенства. Эта беседка — просторная, с застекленными окнами, круглым столиком, мягкими креслами и небольшим электрическим очагом — любимое их прибежище, в особенности романтичного Шерлока; сквозь её прозрачные окна сад теряет знакомые очертания, наполняется таинственным шёпотом и птичьими перекликами, и когда вечерами в ней зажигается свет, Шерлоку кажется, что они внутри волшебного шара — неведомые существа, оказавшиеся здесь случайно… Миссис Холмс смотрит встревоженно. Не лучше ли остаться в тепле, занимаясь чем-то полезным; что за фантазии пропадать часами в беседке, продуваемой всеми ветрами, тем более что «у Шерлока слабое горло»? Шерлок сердится — при чём здесь его горло; как она не понимает самого главного! Это их место, и там, ограниченные пространством в десять шагов, они становятся ближе, там они проводят самые незабываемые часы. Он очень боится, что его перестанут брать, что досадные опасения миссис Холмс пошатнут его положение, и без того неясное… Но Кристиан весело возражает, что Шерлок намного крепче, чем думает миссис Холмс, что в беседке вовсе не холодно, даже наоборот, и она быстро сдаётся; у неё достаточно такта, чтобы не вторгаться на их территорию с запретами и нареканиями. К слову сказать, Шерлок ни разу не заболел, даже когда сырой ветер взметал его кудри, или метель забиралась за воротник. В летнее время беседка не так притягательна и часто пустует. Лето слишком короткое, слишком жаркое, и именно за витым ограждением сада кипит настоящая жизнь. Из юных аристократов они превращаются в обычных мальчишек, их манит широкий простор полей и прохлада реки, на берегу которой они проводят большую часть дня. Миссис Холмс называет эти походы «приключениями Томаса Сойера» и неизменно волнуется. Течение быстрое, немного опасное, вода в реке никогда не бывает по-настоящему тёплой. Но Шерлок плавает хорошо, Кристиан просто отлично, и никто из них не плавает лучше Майкрофта. Когда Майкрофт снимает свои отутюженные одежды и его длинное нескладное тело погружается в воду, он превращается в божество, в духа воды. Шерлок косится в сторону Кристиана, ожидая его реакции — восхищенного возгласа или взгляда. Но Кристиан с громким гиканьем кидается следом, рассекая воду широкими взмахами и подныривая под Майкрофта без всякого восхищения — ему просто весело, просто хорошо, и брызги летят от него во все стороны, такие же весёлые, как его смех, и сверкающие на солнце. Шерлок только вздыхает. Но с другой стороны, было бы странно ждать от Кристиана оваций; к тому же ничто на свете не помешает ему гордиться своим старшим братом. * В начале осени он узнает, что Кристиан играет на скрипке. Майкрофт упоминает об этом вскользь («он довольно талантлив»), как о чём-то общеизвестном — например, о том, что у Кристиана голубые глаза, — и от неожиданности у Шерлока перехватывает дыхание. Непонятно почему, но Кристиан не рассказывал ему о своих музыкальных способностях и никогда их не демонстрировал. — Это начиналось как каторга, — нехотя говорит он, видя, что Шерлок расстроен, — и не превратилось во что-то серьёзное. Всё это так, однако Майкрофт слышал его игру, а значит, Кристиан продолжает играть. Почему только для Майкрофта? Разве они не друзья? Шерлоку горько, но он проглатывает обиду. — Эй, Шерлок, — Кристиан встряхивает его за плечи и заглядывает в глаза, — не дуйся, ладно? Ну правда! Я бы сыграл, честное слово, если бы знал, что тебе понравится. И вообще, я собираюсь всё это бросить. «Мне бы понравилось, — думает Шерлок. И недоумевает: — Почему мне должно не понравиться?» Разумеется, он не станет его упрашивать, не станет клянчить — все эти детские штучки, — но внезапно загорается желанием познакомиться со скрипкой поближе. — Не поздновато-то ли начинать? — хмурится мистер Холмс, удивляясь его неожиданной просьбе. — К тому же хороший инструмент стоит хороших денег. Да и уроки недёшевы… Но Шерлок настойчив. Он готов на любой инструмент, самый скромный, его желание так отчаянно, что в конце концов мистер Холмс уступает, ворча про «очередную блажь». В итоге Шерлок получает приличную скрипку и преподавателя — настоящего итальянца с седеющей шевелюрой и неукротимым темпераментом. Он допускает, что будет счастлив когда-то ещё, но никогда так сильно и так глубоко… год второй Кристиан совершает невозможное — Майкрофт оттаивает. Миссис Холмс не нарадуется: «Кажется, наш старший сын возвращается в мир людей». Мистер Холмс ухмыляется: «Слишком умные люди всегда настораживают не слишком умных и остаются непонятыми. — Он никого не хочет обидеть и уж тем более миссис Холмс, поэтому быстро добавляет: — Надеюсь, милая, мне не надо уточнять, что речь идёт не о тебе». Но поздно, миссис Холмс уже успела обидеться. «Как будто ты никогда не думал, что Майкрофта нам подбросили, — сухо замечает она. — Несмотря на весь свой чрезвычайный ум!» Она поджимает губы, её светлый взгляд темнеет, теряя привычную мягкость. Мистер Холмс от души сожалеет, но разве он в чём-то неправ? Он просто констатировал факт: Майкрофт очень умён и вследствие этого может иметь некоторые особенности. Он гасит конфликт виноватой улыбкой и поцелуем в висок — туда, где волосы его любимой жены пахнут особенно сладко… — Майкрофт задался целью стать сверхчеловеком, — говорит Кристиан, пожимая плечами. — Зачем? В семнадцать лет это нелепо. И утомительно. Он и без того отличный парень. Пусть становится великим, раз уж так ему хочется, но потом, когда-нибудь, а пока он просто Майкрофт — мой друг. — А я? — Шерлок не может сдержаться, чтобы не выпалить это, хотя секунду назад хотел сказать совершенно другое — что-то о Майкрофте, что-то хорошее, но уже забыл что, так ошеломила его собственная бестактная выходка. Вопросы дружбы не из тех, которые могли бы по-настоящему его волновать, и самодостаточность для Шерлока не просто понятие; он не гонится за водоворотом лиц, голосов и мнений, именуемым социумом, при этом мирно сосуществуя с товарищами по школе и не чураясь общения с ними. (Майкрофт насмешливо называет это хамелеонством и мимикрией, зная, как мало Шерлок нуждается в обществе сверстников.) Но вопрос дружбы с Кристианом Мэйси — нечто иное, Шерлок трепещет, думая об этом, и очень боится показаться навязчивым. — И ты. Конечно, и ты! — говорит Кристиан с окрыляющей серьёзностью, нисколько не удивляясь. — Ты друг, только… — Только я ещё маленький. — Маленький? Ну уж нет! — фыркает Кристиан, но по-доброму — впрочем, как и всегда; одно из замечательных его качеств, по мнению Шерлока, это полное отсутствие жестокосердия и зазнайства. — Ты уж точно не маленький, Шерлок, во всяком случае, своими мозгами. Ты друг, — помолчав, повторяет он, — но… Я бы сказал, друг номер два. Не возражаешь? Ещё бы Шерлок возражал, когда так просто и буднично сбылась его самая главная в жизни мечта. Позже, став взрослее и рациональнее, закрыв своё сердце для лишних эмоций и анализируя случившееся с ним с позиции опыта, Шерлок придёт к заключению, что переоценил важность Кристиана в собственной жизни. (Хотя он допускает, что это боль, на тот момент непереносимая, выжгла в нём всё, что когда-то вызывало счастливые мурашки по коже.) Но сейчас это очень важно. И бесценно. год третий Этот год насыщен событиями. Конечно, если задуматься, не такие уж это события, просто приятные вещи, но для Шерлока, для его внутренней вселенной это достаточно яркие вспышки — рождение микромиров, в каждом из которых он по-своему счастлив, даже когда немного грустит. Событие номер один. Шерлока наконец-то постригли, избавив от раздражающе живописных кудрей. С короткой стрижкой он выглядит намного взрослее и чувствует себя соответственно. Он чаще, чем надо, подходит к зеркалу, проводит ладонью по непривычно жёстким вискам и затылку и улыбается. Ему нравится собственное отражение, пусть он и считает себя неказистым, угловатым и не в меру худым. Но он достаточно прочитал о подростковом уродстве, чтобы расстраиваться на этот счёт. В супергерои Шерлок не метит, а всё остальное у него не хуже, чем у других, в его окружении есть и не такие красавцы. — Шерлок, тебя не узнать! — восклицает Кристиан, увидев его с новой причёской. — Но, если честно, мне немножко жаль твои симпатичные завитушки. Завитушки! Шерлоку досадно, что Кристиан обращается с ним как с ребёнком, и он вызывающе вздёргивает подбородок. Какими бы симпатичными они ни были, думает он, с ними покончено навсегда, и миссис Холмс придётся с этим мириться. — Мне уже не десять лет, — говорит он резко, и у него замирает сердце — его тон может показаться Кристиану обидным… Но Кристиан беззаботно улыбается и двумя руками взбивает свои густые волнистые волосы: — Мне, между прочим, тоже. Находившийся при этом Майкрофт неопределённо хмыкает, и это единственная его реакция. Событие номер два. Шерлок сдаёт экзамен по французскому языку. Экзаменатор наистрожайший из всех возможных — миссис Холмс, знающая в совершенстве три языка и не доверяющая ни одному репетитору в мире. Она занимается с сыновьями сама, и даже Майкрофт не смеет перечить ей. Шерлок сдаёт экзамен блестяще, его произношение почти безупречно (миссис Холмс приложит немало усилий, за неполных два месяца искоренив это возмутительное «почти»), он читает «Заворожённых» Рембо с таким чувством, что миссис Холмс лезет в карман за платочком. Но самым значимым становится кое-что другое. Узнав об успехах Шерлока, Кристиан обращается с просьбой подтянуть его «отстойное r». Его французский хорош на уровне разговорного и к чему-то большему Кристиан не стремится, к тому же он не в восторге от французских поэтов; но произношение — это серьёзно. Не то чтобы ему не хотелось отставать от идеального Майкрофта с его идеальным r, конечно же, дело не в этом. Просто «или говорить правильно, или не говорить вообще», так он считает. От радости Шерлок сам не свой. Ему не верится, что он может быть чем-то полезен Кристиану Мэйси, которому вот-вот исполнится девятнадцать, который полноценно готов к Оксфорду со всеми его рейтингами и традициями и одной ногой уже там (стоит ли говорить, что Майкрофт конечно же составит ему компанию), который, по словам мистера Холмса, «далеко пойдёт» и который со своей слегка намечающейся щетиной и небрежно зачёсанной челкой напоминает кинозвезду. Но это правда. Со стороны они представляют гротескную пару: Кристиан, полных шести футов роста, с прекрасно развитой мускулатурой, послушный, словно ягнёнок, и сосредоточенный, строгий Шерлок с длинными, как циркуль, ногами и тонкой мальчишечьей шеей. Только Шерлок об этом не думает, он слишком поглощён своей новой ролью и доверием Кристиана. год четвертый Шерлок заметно вытянулся, но тощим не выглядит. Скорее худощавым. Скорее изящным. Он позволяет своим кудрям отрасти, но не до той нелепо-слащавой длины, что делала его похожим на куклу. Теперь его волосы лишь слегка прикрывают уши, оставляя открытыми мочки, и ненавязчиво спадают на шею и лоб; стоит признать, это смотрится довольно приятно, и Шерлок считает, что глупо отказывать себе в возможности стать чуть-чуть привлекательнее. Разумеется, он не стремится кому-то понравиться, на чувственные аспекты его интересы распространяются слабо, в рамках минимизации (физически он уже познал все интимные прелести полового созревания, и на его взгляд, это гадко, неопрятно и невыносимо стыдно), но с точки зрения эстетики — почему нет? Тот же Кристиан никогда не упустит возможности подчеркнуть своё обаяние — от выбора одежды до аромата. К тому времени Шерлок знает о Кристиане достаточно. У него не очень ровные зубы, хотя его улыбка от этого не страдает. Большие руки, красивая форма ногтей (в семнадцать он сильно ударился и с ногтя большого пальца долго не сходило чёрное пятнышко). На подбородке аккуратный, еле заметный шрам (пятилетним мальчиком Кристиан свалился с качелей). Начальная стадия плоскостопия, но это никак не сказывается на походке. У него доброе сердце. Мягкий характер. Он отходчив (однажды они с Майкрофтом умудрились поссориться, объектом дискуссии выбрав что-то занудно-политическое, Кристиан вспылил, хлопнул дверью, но вернулся через десять минут, своим улыбчивым голосом разрушив гнетущее молчание братьев) и не злопамятен. Он почти никогда не врёт, за исключением невинных несостыковок, на которых время от времени ловит его наблюдательный Шерлок и которые считает простительной слабостью. Он тактичен и вежлив не напоказ. Он заботлив. Он замечательный — от начала и до конца. …Событие этого года едва ли не важнее всех остальных, во всяком случае, в категории «этого просто не может быть» оно стоит особняком. Шерлок оказался талантливым музыкантом. Сам он считает, что это результат его упорства и трудолюбия, но совершенно иного мнения об этом маэстро Леони. — Mamma Mia! Этот красавчик — secondo Nicolo! — восклицает он на смеси итальянского и английского. — Вы должны отдать его в консерваторию, мистер Холмс, — требует он. — Senz'altro! Непременно! Скрипка любит этого юношу. Шерлоку льстит восхищение педагога, но он не намерен посвящать музыке всего себя, в мире достаточно увлекательных, интересных вещей (логика и химия, в частности), чтобы ограничиться пюпитром и нотами. Тем не менее скрипка преподносит ему фантастический сюрприз: неожиданно Кристиан предлагает сыграть дуэтом, не жалея времени, которое мог бы потратить на что-то более стоящее, чем разучивание «Маленькой ночной серенады» на пару с Шерлоком (тогда это и началось, впоследствии приходит к выводу Шерлок; хотя, возможно, намного раньше). — Bella coppia! Прекрасный дуэт! — радуется маэстро, по большей части восхищаясь виртуозностью своего alunno, но отдавая должное артистичности Кристиана и его отточенной технике. Внешне сдержанный, внутренне Шерлок скачет до потолка. Они с Кристианом bella coppia! Шерлоку почти четырнадцать, и Кристиан Мэйси воспринимает его всерьёз. Жизнь не может быть лучше. Но к концу четвертого года всё начинает меняться, сначала неуловимо, потом — тяжело и необратимо. Словно откуда-то принесло густую мрачную тучу и она нависла над Шерлоком, и давит, и не хочет покинуть небо над его головой, ещё недавно полное солнца и звёзд. Год пятый. Майкрофт и Кристиан — студенты Оксфорда, однако не считают это сенсацией, просто всё идёт так, как надо, так, как должно быть, и это буквально написано на их лицах. Их дружба становится крепче, возможно, она сохранится на долгие годы, возможно, на всю жизнь (Шерлок не сомневается, что на всю). Глядя на них, можно подумать, что они знакомы с пелёнок, настолько их вкусы тождественны. Оба предпочитают рано ложиться и вставать с петухами, когда зарождающийся день ещё так молод и чист (в отличие от Шерлока, который любит тайно полуночничать, за что ему нередко влетает от миссис Холмс); оба предпочитают регби и равнодушны к футболу; оба увлекаются скачками и оба не слишком азартно; обоим по вкусу авангардисты и итальянский артхаус… Но несмотря на это, Шерлок мог бы сказать не задумываясь — и эти мысли его огорчают, потому что так думать неправильно и нечестно по отношению к старшему брату, — что они с Кристианом больше подходят друг другу… Наверное, причиной тому сам Майкрофт, который хоть и позволил стенкам своей эксклюзивной раковины слегка истончиться и стать прозрачнее (ради Кристиана, исключительно ради него), но по-прежнему остаётся особенным, единственным в своём роде — настолько, что сложно подобрать ему пару. Шерлок смотрит на них, сидящих рядом, о чём-то беседующих, иногда спокойно и неторопливо, иногда взволнованно и запальчиво, улыбающихся и довольных или задумчивых и молчаливых, и его не покидает странное ощущение фотошопа — как будто половинки двух совершенно разных фотографий соединили, отретушировали и заставили жить как единое целое. Только с некоторых пор всё это уже не имеет значения — все эти мысленные сравнения, вызывающие чувство неловкости с горьким привкусом вероломства, — потому что неизвестно почему Кристиан от него отстранился. Со стороны всё выглядит как и прежде, Кристиан приветлив, улыбчив и вежлив, как истинный джентльмен. Но он не остается с Шерлоком один на один, не смотрит ему в лицо — открыто и прямо, как это было когда-то, не подтрунивает над ним с братской нежностью, не обнимает за плечи… Как будто ему неприятно, как будто присутствие Шерлока его тяготит. Эти мелочи почти невидимы глазу, даже дьявольски проницательный Майкрофт не замечает каких-либо перемен, как не замечают их мистер и миссис Холмс. Разве что славные уикенды с Кристианом стали редки, но это как раз объяснимо — жизнь студентов Оксфорда разительно изменилась, и оба они покинули свои уютно нагретые детские. Только Шерлока не обманешь поверхностным глянцем. Он всё видит, всё замечает. К тому же вычислить это несложно. На тот момент он всерьёз увлекся чудесной наукой дедукцией, заполонившей его внутреннюю вселенную безграничным океаном познания. Он зачитывается Эдгаром По, не уставая восхищаться Огюстом Дюпеном, этим великолепным, непостижимым затворником и интеллектуалом, которому подвластна любая загадка. Он увлечённо штудирует Декарта и Бэкона, и ему нисколько не скучно в мире сложных речевых оборотов и малопонятных терминов — напротив, этот мир ему близок и до странности узнаваем. Одним словом, он быстро приходит к ужасному выводу: Кристиан не собирается с ним дружить, по какой-то неясной причине (неясной пока, потому что Шерлок даёт себе клятву выяснить) больше не желая видеть Шерлока рядом. В хаосе крушения надежд Шерлок совершенно растерян. Меньше всего он хотел бы стать для Кристиана обузой, и поэтому тоже отстраняется, замыкаясь в себе, переживая свою нежданную беду со всей остротой. Но несмотря на хроническую тревогу, он уравновешен и невозмутим, словно ничего особенного не происходит — никакой чрезвычайной ситуации, никакого воя сирен. Он уже слишком взрослый, чтобы распускать слюни. * Двадцатилетие Майкрофта празднуют пышно, как и подобает праздновать первый значимый юбилей. Майкрофт ожидаемо протестует, настаивая на скромном семейном празднике с участием Кристиана, но миссис Холмс непреклонна. Более того, она возмущена поразительной твердолобостью старшего сына. За кого он их принимает?! Разумеется, праздник будет семейным, она и не собиралась приглашать на ужин Её Величество и Их Высочеств. Но как не пригласить… Она начинает перечислять, и Майкрофт устало машет рукой: делайте, что хотите. Миссис Холмс раздражённо машет в ответ. Что за несносный характер! У неё и без того голова идёт кругом, надо позаботиться о массе важных вещей: список гостей… заказ блюд (что-то будут готовить на её кухне, что-то привезут из лучших лондонских ресторанов)… кондитер, тот самый, совершенно невероятный, который приготовил восхитительный торт на их с папой годовщину, ах, вдруг она не сохранила его телефон, это будет катастрофой… скатерти… столовые приборы, которых, слава богу, в избытке… музыка… оформление… «боже, Майкрофт, ты уже такой взрослый, поверить не могу, как быстро летит время, и вообще, двадцать пять человек — это не вавилонское столпотворение, потерпишь». Майкрофт кривится и красноречиво молчит — выражает своё недовольство. Шерлок, наоборот, с нетерпением ждёт торжества. Во-первых, будет Кристиан, и появится возможность понаблюдать за ним, оставаясь почти незамеченным. В толпе родни и университетских приятелей Майкрофта — или, скорее, приятелей Кристиана, которых Майкрофт снисходительно принял и с которыми наладил контакт — это будет нетрудно. Во-вторых, Шерлок ничего не имеет против юбилеев, громкой музыки и сказочно вкусных тортов. Его хандра слишком затянулась, странное охлаждение Кристиана слишком сильно довлеет над его жизнью — словно тягучий кошмар, из которого очень хочется выбраться. Вечеринка удаётся на славу: мило, непринуждённо, весело. Гости смеются, танцуют, с удовольствием пьют и едят. Мистер Холмс в ударе, он сыплет остротами и тонкими шутками, красиво ухаживает за дамами. Миссис Холмс восхитительна как никогда, ее роскошные волосы отливают бесовской медью, выразительное лицо алеет девичьим румянцем, и можно подумать, что всё это пиршество цветов и красок устроено ради неё. Всё было не зря, думает она, горделиво поглядывая вокруг и стараясь не упустить ни одной мелочи, все её каторжные труды. Майкрофт откровенно доволен, он улыбается так много и с таким удовольствием, что это выглядит противоестественным. И только Шерлок, вопреки ожиданиям, не получает от праздника ничего. Ему невесело и тревожно. Его сердце то замирает, то пускается вскачь. Чувство неприкаянности так огромно, что распирает грудь. И хочется плакать. И хочется спрятаться от всех этих искрящихся радостью глаз и улыбок. Но он не может позволить себе уйти, хотя его отсутствие вряд ли кто-то заметит, разве что Майкрофт. Ради него он и остаётся, и мучается, и страдает от своей абсолютной ненужности. «Собирался шпионить за Кристианом? Придурок, кретин, мальчишка! Что может быть глупее твоих стратегических планов? Только ты сам! Что ты хотел увидеть? Какой получить ответ? Вот он, твой Кристиан, весь вечер на расстоянии вытянутой руки, но что нового ты узнал? Кроме того, что он классно танцует и чхать на тебя хотел. Он вырос из дружбы с тобой, а ты до дружбы с ним не дорос — вот и весь ответ». И всё же загадка остаётся загадкой, за всем этим кроется что-то ещё, и Шерлоку очень хочется разобраться, поэтому он смотрит, смотрит на Кристиана — как ему кажется, незаметно… Однако Кристиан замечает — и его идиотскую слежку, и его настырный, изучающий взгляд. Март выдался тёплым. Дожди пролили в начале месяца, смыв остатки и без того скудного снега, следом за тем солнце расщедрилось и подсушило дорожки, вытянуло из земли молодую травку, устлав лужайку перед домом нежной девственной зеленью, наполнило сад свежими ароматами. Но вечерняя промозглость не располагает к прогулкам. Разгорячённые гости ненадолго выходят на широкое крытое крыльцо — освежиться, выкурить сигарету, поболтать, — и, поёживаясь, спешат вернуться в дом, к теплу, музыке и кулинарным изыскам миссис Холмс. — Пройдемся до нашей беседки? — слышит Шерлок и, вздрогнув, вытягивается как струна, и оборачивается на голос. За спиной у него стоит Кристиан, улыбаясь той самой улыбкой, делавшей его таким близким, таким простым. — Не боишься замёрзнуть? — Нет. Шерлок и сам не понимает, отчего так жутко волнуется — до дрожи в руках. Он почти напуган. Это же Кристиан, он знает его целую вечность, он разучивал с ним приёмы рукопашного боя, решал судоку на время, плавал наперегонки… Да, сейчас между ними не всё понятно, образовался какой-то чёрный разлом и утянул за собой былую лёгкость; но вот он, тот самый момент, о котором Шерлок думал не переставая, — пусть ошеломляюще неожиданно, но настал. Видно, Кристиану и самому не нравится такое положение дел, и он решил поговорить по душам. Потому что Шерлок ему по-своему дорог, потому что он ему хоть немножко, но друг, и в действительности всё может разрешиться легко, став наконец-то понятным и неопасным. Шерлок берёт себя в руки, понемногу успокаивается, и вскоре даже молчание между ними не кажется ему тягостным. Они достаточно взрослые люди, чтобы трещать без умолку, вот придут в беседку, там и поговорят. Но до беседки они не доходят. Разрывая молчание, Кристиан произносит нечто настолько странное, что Шерлок не понимает вопроса, и тупо молчит, и хлопает глазами совсем по-детски, хотя и вытянулся за эту зиму изрядно — ещё каких-нибудь пару дюймов, и он сравняется с Майкрофтом. — Что? — переспрашивает он, останавливаясь и глядя на Кристиана. — Я не… — Что ты не? Ни хрена не понимаешь, да? — цедит Кристиан сквозь зубы. Он неузнаваем сейчас: смотрит с прищуром, взгляд хищный, ноздри трепещут, словно чуют добычу, и это так дико, что Шерлок невольно отступает назад — от этого чужого лица, от этого взгляда, налитого кровью. Напился он, что ли, запоздало думает Шерлок. — Окей, ладно, я повторю. Хочешь дотронуться до меня? В голове у Шерлока гулко звенит, слабая мысль пытается прорваться сквозь этот звон: одно только «что? что? что?» и ни слова больше. — Что? — повторяет он и пытается улыбнуться. Господи, до чего же унизительна эта попытка и эта улыбка — какая-то рабски-скулящая, виноватая, жалкая! Мощный кулак врезается в его грудь, выбивая весь воздух. — Пошёл на хер! Вон. Пошёл. От меня. Ты достал меня, чёртов щенок! Смотришь. Изучаешь. Вычисляешь. Гений дедукции! Ну-ка, скажи, какого размера мой член? Думаешь, я такой же педик, как ты? Думаешь, я позволю какому-то сраному сосунку залезть мне в штаны? — Его голос срывается, глаза заливает маслянистая влага. — Только попробуй ко мне приблизиться! Шок начисто отшибает у Шерлока способность соображать. То, что он слышит сейчас, невозможно. Это из области сумасшествия, где люди втыкают в землю ножи и вилки, уверенные, что сажают цветы, где вместо голосов — скрежетание, а вместо улыбок — слюнявый, гнилой оскал. Какая-то злая ошибка. Сбой в системе. Майкрофт бы точно понял и объяснил ему, что происходит. И поэтому он лепечет: — Где Майкрофт? В ответ на это Кристиан едва не рычит и снова толкает его — на этот раз с такой силой, что Шерлок падает навзничь, врезаясь лопатками в лютый холод гравиевой дорожки. — Майкрофт?! Не был бы ты братом Майкрофта… Короче, увижу близко — убью. Он уходит так быстро, словно его и не было, а Шерлок продолжает лежать на спине, оглушённый несправедливостью и обидой. До него наконец-то доходит, что Кристиан обвинил его в домогательстве… * Это случилось давно, много воды утекло с тех пор, и Шерлоку уже не пятнадцать. Он не помнит, как вернулся тогда домой, едва не заблудившись в саду, в котором с детства играл и который считал продолжением дома; не помнит, как прошёл в свою комнату. Да это уже и не важно. Важно то, какие выводы он сделал потом, когда ошеломление отступило, и он начал думать нормально, а не как пришибленный псих с провалами в памяти. Дружба — это опасно, это то, от чего ломит грудь и леденеет спина, и во имя собственной безопасности у него никогда не будет друзей. Никогда. Ни одного. С дружбой покончено, он уже не верит, что она существует, отношения Кристиана и Майкрофта — ложь. Просто Кристиану что-то надо от Майкрофта, а Майкрофту — от Кристиана. Взаимовыгодный контракт, на котором крепится их союз. Качественно исполненная мистификация, в чём-то удобная для обеих сторон. В целом, насколько он знает брата, эта мысль не лишена основания. Такое притворство мерзко. Мерзкомерзкомерзко! Он повторяет это снова и снова, про себя и иногда вслух, в своей комнате, низким шипящим голосом, полным гнева и отвращения. Он надеется, что в будущем не будет так очаровательно простодушен, или, говоря проще, не будет таким болваном. Тем не менее травма слишком сильна. Он всё время один. Он закрывается наглухо — ото всех. И ему плохо, несмотря на всю его желчь и презрительный взгляд на проблему. Ведь всё, что Шерлок успел понять, лишь короткая ниточка из огромного фейкового клубка, а он хочет понять до конца. На это уходит год — год мучительных поисков истины. Раз за разом Шерлок заводит беспорядочные социальные связи, чтобы изучить ситуацию изнутри, разгадать все загадки, а затем поставить жирную точку и жить спокойно, вне сферы глупой человеческой близости, наносящей такие кровавые раны. Уже сейчас он интересен и ярок; он личность, он выбивается из стандартов, он «странная штучка», и возле него всегда копошатся приятели, которых он не отталкивает, — напротив, подпускает их ближе, чем может выдержать, мрачно наблюдая, что из этого выйдет. Но ответ не приходит, и слово «дружба» не раскрывает свои секреты. Шерлок сходит с ума от бессилия, так и не поняв ничего, путаясь в своих сомнениях, как в липких паучьих сетях, и обрастая комплексами. Когда море его тоски выходит из берегов, когда вокруг так пусто, что, с виду оставаясь бесстрастным, в душе он едва не рыдает, вновь и вновь вспоминая свою обиду и свою ужасающую наивность, Майкрофт произносит то, что в последствие станет для Шерлока пусть не девизом, но по крайней мере ключом ко многим проблемам. — Послушай, Шерлок. Что бы ни случилось — а я знаю, что что-то случилось, что-то плохое, и мне очень жаль, — верь в себя. Просто верь. Докажи, не кому-то, а самому себе, что ты не мокрица, которую легко раздавить. Эти простые слова его отрезвляют — как будто внезапно и резко проясняется в голове, и Шерлок смотрит на всё другими глазами. Довольно бессмысленных разбирательств, он больше не хочет искать ответы, ему надоело. В конце концов, даже в хаосе существует порядок, и ответы придут к нему сами — неожиданно, но в самый нужный момент. Надо только набраться терпения и подождать, не растрачивая время впустую. Шерлок вычёркивает из жизни всё, что связано с Кристианом, — даже то, что приносило тепло и радость. Всегда приходится чем-то жертвовать, для Шерлока это уже не открытие, и он подходит к этому жёстко, без жалких ностальгических сантиментов. Он помнит о Кристиане, несомненно, как помнят о сложном переломе руки — торчащие кости, слёзы из глаз, неизвестность… Его рука почти зажила, кости срослись, хотя и не сразу. Но время необходимо для любой трансформации, Шерлок, всерьёз увлеченный химией, хорошо это понимает. Как и то, что в результате длительного химического процесса исходное вещество превращается в абсолютно другое. Вот и он уже не тот Шерлок, который со смехотворной настойчивостью искал свой Грааль, а нашёл только глиняные черепки. Каким же надо быть недалёким, чтобы в его горячей тяге, в его преклонении и уважении углядеть пошлое желание трахнуться. Кристиан Мэйси не достоин того, чтобы думать о нём. Вычёркиваем. Разрубив свой гордиев узел, он погружается в мир науки — понятный для него и простой, в отличие от мира людей. Занимается самосовершенствованием: дыхательная гимнастика, медитация, йога. Ему нравится спорт, и он изучает технику боевых искусств, начиная с самых азов, но мало-помалу продвигаясь вперёд — с прицелом на совершенство. Помимо всего прочего его увлечённость дедукцией потихоньку перерастает в призвание — в Дело Жизни. Как и всё судьбоносное, это происходит случайно. Не имея цели быть причисленным к когорте великих сыщиков (самонадеянно и смешно!), однако всерьёз интересуясь криминалистикой и продолжая боготворить Дюпена, Шерлок неожиданно для себя решает проблему старинной приятельницы миссис Холмс, и это глубоко поражает его. По мнению Шерлока, ответ очевиден, а сам вопрос не претендует на статус неразрешимого. Тем не менее он достаточно неприятен, чтобы перевернуть жизнь миссис Оливер с ног на голову. Задействована полиция, даже Майкрофт обеспокоен, а это уже говорит о многом… И тут на сцену выходит он. Раскрывающий дело шутя, не прилагая особых усилий — да что там, вообще не прилагая усилий. Недоумевающий, из-за чего, собственно, весь сыр-бор, и почему для них это так сложно. Блистательный. Хладнокровный. Насмешливый. Острый на язык. Неподступный. Шерлок Холмс. Тогда он впервые знакомится с Грегори Лестрейдом, симпатичным инспектором Скотланд-ярда, смотревшим на него раскрыв рот и впоследствии поколебавшим его уверенность в том, что понятие «дружба» так же спорно и так же неопределенно, как и понятие «бог». *** Шерлоку восемнадцать. Кристиан Мэйси уезжает в Швейцарию, с памятного юбилея не появившись в доме Холмсов ни разу. Миссис Холмс заметно огорчена, что старые добрые времена уже не вернуть, но принимает это безропотно — что поделаешь, дети выросли… *** Шерлоку двадцать один. Кристиан Мэйси возвращается в Лондон, и Майкрофт с довольным видом упоминает об этом за ужином. Миссис и мистер Холмс расспрашивают о нём с большим воодушевлением. Миссис Холмс хотела бы устроить обед по такому случаю, «это было бы так мило — посидеть за семейным столом, вспомнить ваши проказы, ведь Кристиан мне почти как сын». Майкрофт закатывает глаза: «Мама, я тебя умоляю, какие проказы?» Шерлок слушает вполуха. Интересно, думает он, Майкрофт хоть раз задавался вопросом, почему всё так? Почему Кристиан обходит их дом стороной, почему оставил Шерлока за бортом? Хотя вряд ли когда-нибудь Майкрофт делал ставки на них с Кристианом как на лучших друзей… *** Шерлоку двадцать три. Он живет в Лондоне, на съёмной квартире; он начинающий детектив, и на его счету уже четыре раскрытых дела. Это происходит так. Однажды инспектор Лестрейд звонит ему и «по старой памяти» предлагает кое в чём разобраться. Шерлок звонку удивляется. Он так и видит, как инспектор краснеет, как с досадой дёргает себя за ухо, потому что обратился за помощью к дилетанту, к мальчишке, у которого молоко на губах не обсохло, и это задевает его профессиональную гордость; но дело очень уж заковыристое, на карту поставлена жизнь, и чем чёрт не шутит… Уже потом, как человек прямой и бесхитростный, Лестрейд скажет, что Шерлок один стоит пяти его лучших спецов, что это стало понятно ему ещё тогда — когда он прямо под носом у Скотланд-Ярда вычислил аферюгу Оливера, задурившего голову своей несчастной доверчивой тётушке и обокравшего её не на одну тысячу фунтов. В это же время Майкрофт приносит известие, что Кристиан Мэйси женился, при этом скривившись как от зубной боли. Самое время думать о перспективах, делать карьеру, чем сам он и занят весьма успешно, и все эти обывательские радости просто не умещаются в его голове. Но — каждому своё... *** Шерлоку двадцать четыре. Майкрофт сообщает, и снова за ужином, что Кристиан стал «счастливым отцом» — сарказм в его голосе странным образом переплетается с гордостью, но это же Майкрофт, в нём легко переплетётся всё, что угодно. Миссис Холмс хлопает в ладоши, и повторяет «о боже, боже, боже», и хватается за сердце; Шерлоку непонятно, чему она рада, ведь Кристиан так и не соизволил почтить их своим присутствием… * Наступает весна, а с ней и второй значимый юбилей Майкрофта Холмса, который снова празднуется в поместье, с ещё большим размахом, потому что тридцать лет это не просто юбилей — это первый итог, и их старшему сыну есть чем гордиться; а ещё потому, что миссис Холмс слегка заскучала без пышных торжеств. И никаких ресторанов, категорично заявляет она. Пусть в этот раз будет больше гостей, а дом их остался прежним, и он не резиновый, но разве это так важно, боже ты мой? Такие даты отмечаются только дома, в родных стенах, которые, как известно, помогают не только в горестях… Она снова составляет список гостей, сосредоточенно покусывая изящный золотой карандаш. Шерлок знает, что лучшему другу Майкрофта не отвертеться, поэтому встреча их неизбежна. Только ему это давно уже неинтересно. Кто такой Кристиан Мэйси в его нынешней, такой увлекательной жизни? Малоприятный эпизод из прошлого. Обрывочное воспоминание чего-то липкого, как подтаявший леденец.