Часовой коллапс

Четыре часа назад.       — Вы — полный идиот, опцион Тавр!       — Так точно, господин трибун!       — Абсолютнейший кретин! Позор военно-космических сил Теллурианского Анклава!       — Так точно, господин трибун!       — Ошибка эволюции, а не гордость военной медицины!       — Так точно, господин трибун!       — Вам всего-то следовало выполнить приказ! Задача для безмозглого раба с Салации, а не для выпускника Унии!       — Виноват, господин трибун, так точно, господин трибун! — в очередной раз чётко отрапортовал молодой парень с густым ежиком смоляных волос и вечно смеющимися тёмными глазами, на плечах которого чернёным серебром сумрачно поблёскивали опционские призмы.        — Вы поставили под угрозу срыва важнейший эксперимент! — Трибун вскочил из-за стола и принялся мерить длинными нервными шагами просторную каюту, оборудованную под личный кабинет. — Как вам взбрело в вашу пустую голову давать «бревну» стабилизаторы?! — Резко остановился у дорогого рабочего стола из чёрного дерева, ножки которого были вырезаны в виде мифических атлантов, и гулко хлопнул ладонями по столешнице. Деревянные исполины вздрогнули и слегка покачнулись, но выстояли. Лишь отчётливо проступили бугры искусственных мышц и исказились гримасами боли и усталости неживые лица. — Вы можете себе вообразить, что произошло бы, раскрой вашу халатность кто-либо другой, хоть тот же примипил Галерий?! Отвечайте!       Опцион вытянулся по стойке смирно и опустил руки строго по швам, как предписывал устав.       — Вероятно, трибунал, — ничего не выражающим голосом ответил он. — Далее — сканирование сознания у пси-аналитиков и последующая принудительная социальная адаптация. В крайнем случае — аннигилляция.       Начальник медслужбы медленно опустился за стол и с болезненной задумчивостью потёр виски. Молодой опцион пристально наблюдал за начальником — предельно внимательно, не упуская из вида ни одной детали, но вместе с тем сохраняя всё то же каменное, непроницаемое выражение лица. Уставом не предусмотрены эмоциональные проявления. Никакие. Старшему по званию ни к чему знать, что его подчинённый никогда не находился под властью наноингибиторов, начисто парализующих свободную волю, чувства и желания.       Опцион Тавр окинул еле заметным, невесомым взглядом рабочий кабинет трибуна. В принципе, ничего примечательного. Обычная здоровенная, как Форум на родном Эгеоне, каюта, выполненная в лучших традициях армейского минимализма и функциональности, однако с налётом антикварной, старосветской роскоши. Всё тот же массивный, но изящный стол с внушительным визором-анализатором, лежавшем у всех на виду лишь для проформы (осторожный трибун Сцеволла предпочитал пользоваться только персональным); узкая плата старенького, но весьма мощного квантового компьютера, плюс раритетный стул на четырёх витых ножках, покрытых сусальным золотом, и с высокой красной спинкой, да шикарный лавернский ковёр с яркими мифическими птицами. Любого другого уже давно бы к мозгоправам за такие вольности. Но Сцеволла — случай особый…       Вообще-то, в распоряжении трибуна было целых три каюты на офицерской палубе — фешенебельных, обустроенных по последнему слову техники. Но большую часть времени они пустовали. Начальник медслужбы предпочитал личный рабочий кабинет, где он и ночевал, и изучал, и проводил диагностику — место позволяло. Кому-то такое положение вещей могло показаться откровенным чудачеством, но опцион Тавр точно знал причину: Сцеволла — опасный и беспринципный фанатик во всём, что касается его любимой генетики, и до икоты боится покидать надолго свои лаборатории. А рабочий кабинет связан с ними прямым телепортом.       Между тем трибун заговорил вновь.       — В этот раз я закрою глаза на подобную преступную халатность, — голос звучал тихо, спокойно, даже доброжелательно. Казалось, мужчина полностью овладел собой, но опцион, слишком хорошо знавший своего начальника, не поверил в столь разительную метаморфозу. — Но лишь в этот раз. Не будь ваши знания так ценны для армии Анклава, я бы немедленно отдал вас под трибунал, как вы и предполагали!       Тавр вновь никак не отреагировал. И дело тут было уже не только в уставе. Да, проявлять хоть какие-то эмоции в присутствии достаточно сильного биопата — верх безрассудства. С другой стороны, опцион прекрасно знал, что, несмотря на непоколебимую веру в науку и умение добиваться результатов во что бы то ни стало, трибун высоко ценил ум — как собственный, так и чужой. И размениваться на самом деле грамотными специалистами не привык.       Но, видимо, Сцеволла решил не ограничиваться только устным разносом. Шаг вперёд — чеканный, чёткий, выверенный. Глаза коротко, угрожающе вспыхнули ядовитым нефритом. Тавр точно знал, что это значит. И поэтому тут же заставил собственный организм продемонстрировать то, что ожидал начальник.       Страх.       Он медленно, осторожно полз по нервам, неуверенно перебирая крошечными паучьими лапками. Трибун удовлетворённо сузил глаза. Ему достаточно того, что лимбические структуры мозга подчинённого среагировали так, как нужно. Опцион слабо усмехнулся про себя. Трибун просчитался. То, что он принял за страх, таковым не являлось. Хотя, по сути, этого не смог бы сказать никто (возможно, за исключением очень сильного телепата), даже корабельный пси-аналитик (тот ещё маньяк). Он уже, наверное, тысячу раз просканировал сознание Тавра, тысячу раз задал одни и те же идиотские вопросы, пока опцион, по мнению этого недоучки, благополучно и мирно спал, и с чистой совестью счёл все показатели нормальными. Но Тавр знал, где и в чём ошибся пси-аналитик. Знал лучше, чем кто-либо другой. Подобное состояние — вовсе не страх, нет. Предвкушение. Азарт. Приправленные щепоткой ледяной, хорошо управляемой ненависти и хорошо дозированной первозданной хтонической ярости.       — Надеюсь, вы всё поняли, опцион. А теперь возвращайтесь в манипуляционную и возобновите эксперимент, — холодно распорядился трибун, разворачиваясь спиной. Разговор был окончен.       — Есть. — Тавр развернулся на каблуках и шагнул в серебристую пасть телепорта. И, когда прозрачное поле щита почти опустилось, услышал мысли начальника: «Будь ты псиоником, уже сидел бы в кресле адаптации».       Вспышка. Миг между реальностью и вечной пустотой. Упругий чёрный орипласт под ногами. Узкий коридор, исколотый пронзительными раздражающими рубиновыми лучами. Неоновая кровь, разлитая в воздухе, выводила из себя, подогревая мрачную, годами сдерживаемую ярость.       «Сукин сын. — Глухое эхо шагов билось в пространстве рваным пульсом. — Ты представления не имеешь о том, кто я такой и что сделал! — Пристальный, неприятный и безжизненный взгляд биорегистратора хлестнул по глазам холодной лиловой плетью. — А если бы знал, то лично бы расстрелял из табельного плазмера»…       Железная дверь-переборка с жужжащим механическим свистом встала на место. Полыхнуло бледно-голубое пламя силового барьера. Опцион, медленно выдохнув сквозь зубы, закрыл глаза и прислонился к стене. Голова раскалывалась, глаза жгло сухим ядовитым огнём, мысли плавились и растекались. До остервенения хотелось сдохнуть, кого-нибудь прибить, напиться до розовых пульсаров и забыться мертвецким сном. Одновременно. Хорошенько встряхнуть — и залпом.       «Месяц без сна — предел, — со спокойной обречённостью заключил медик. — Ещё один «Мантис» у меня в резерве есть, а дальше»…       — Господин опцион, за время моего дежурства никаких происшествий не случилось. Личный состав занят согласно расписанию. В состоянии «брёвен» изменений не зафиксировано. Дежурный…       «Вольно», — мысленно отмахнулся опцион, ощущая знакомое жжение в браслете-татуировке. Конвертер послушно переводил псионные импульсы в электромагнитные. Уставом не возбранялся постоянный контроль над нанитами подчинённых. А трепаться в таком состоянии совершенно не хотелось. Осталось найти способ избавиться от лишней пары глаз и ушей…       — Что-то не так, господин опцион?       Сон мгновенно испарился, уступив место расчётливому напряжению. Только сейчас опцион осознал: перед ним — совершенно незнакомый боец. «Будь проклята эта усталость», — зло выругался про себя Тавр. Он ведь изучил весь экипаж эннеры и должен был засечь чужака! Но только и это ещё не всё. Парень, осмелившийся подать голос в его присутствии, всего лишь декурион. Младшие по званию не могут вот так запросто обратиться к старшим. Не потому что это не положено уставом — не могут по определению. Только для доклада. Так запрограммированы наниты, которыми нашпигованы тела всех бойцов, исключая псиоников — у них свои методы подчинения и своя иерархия. Но этот… Кто он, чёрт побери, такой?       — Вы прибыли сегодня? — Кем бы ни был этот декурион, лучше усыпить его бдительность, заговорить зубы и параллельно просканировать сознание и изучить биоритмы мозга. Просто для того, чтобы знать, кто он такой, этот малый.       — Вчера вечером, — спокойно уточнил декурион.       — С какого борта?       — Это не имеет значения. Я знаю, что вы пытаетесь связаться с моими нанитами. — Недобро усмехнулся. — Они отключены. Зато ваши… — Глаза незнакомца… зажглись лиловым. Опцион улыбнулся и мысленно хлопнул себя по лбу. Ну конечно! Этот парень — технопат! Обычно их биоритмы ничем не отличаются от биоритмов обычных людей, не обладающих никакими способностями, поэтому их так сложно засечь. Тем временем технопат озадаченно нахмурился. — Ничего не понимаю… У вас… их вообще нет!       Ладонь опасно опустилась на рукоять плазмера. За спиной опциона с тонким пронзительным визгом, срывающимся в ультразвук, активировалась скрытая в стене реанимационная капсула. Пластиковые трубки, подающие питательный раствор, тонкие синтетические волоски датчиков, фиксирующих жизненные функции, и блестящие металлические лапы манипуляторов с длинными иглами на конце, дрогнув, ожили. Чудовищный монстр, порождение теллурианских технологий и мощного технопатического приказа, атаковал. Пластиковые щупальца со свистом рассекли воздух и крепко обвили запястья, лодыжки и шею.       — Кто ты, мать твою, такой? — фамильярно, дерзко бросил декурион.       В ответ Тавр вцепился в незнакомого бойца пристальным, немигающим взглядом. Концентрация, лёгкий нажим, принуждение. Чужое сознание медленно, словно нехотя, начало раскрывать свои тайны.       «Парень оказался не промах», — оценил опцион. Из неполных девятнадцати лет он почти тринадцать сначала успешно скрывался, а потом и вовсе жил под чужим именем — под самым носом у силовых структур. Рискованно. Опасно. По лезвию бритвы. Но за свою недолгую жизнь декурион сделался канатоходцем, виртуозом, что ловко пляшет над бездной.       И как угораздило тебя, Люций Антоний Катилина, вляпаться в такое дерьмо, как армия?       Вспышка.       …— Это был мой «Квантум», господин примипил! — Люций, закованный в семистазис — до пояса, как и положено, — порывисто тряхнул головой, отчего копна волос, выкрашенных в истошно-зелёный, растрепалась и замерла дикой футуристической абстракцией, похожей на взрыв фотонной бомбы. Типичный техно-маньяк… на первый взгляд. — Да, это я его запрограммировал протаранить «Око», но только для того, чтобы помешать террористам внедрить вирусную программу!       Невзрачный, совершенно неприметный мужчина средних лет с примипильскими щитами в петлицах хранил молчание. «Особист», – без труда опознал Тавр. Ну ещё бы! Уничтожение устройства слежения и контроля — серьёзное преступление. В таких случаях задействуют Департамент Внутренней Безопасности.       — Это правда, господин примипил, — безжизненно отозвался сидевший в углу адъютант, по уши скрытый в сфере квантового компьютера. — Кроме исходника, найден также фрагмент вируса. — Сфера зарябила маленькими фейерверками. — Если бы его активировали, последствия были бы катастрофическими.       — Откуда у вас вредоносная программа?       Люций закатил глаза.       — Перехватил! Я же программист! Пусть себе и самоучка, — тихо, словно стесняясь, добавил он. — Структуры охраны правопорядка — в смысле, централизованные, анклавские — тут, в этой дыре, только-только формируются. Их пока мало, и они не успевают следить за всем. К тому же, вирус был написан так, чтобы ваши системы на него не реагировали!       Опцион мысленно цокнул языком. Это же надо — так лихо провести внутреннюю безопасность! Из всего сказанного правдой были только два факта: «Квантум», небольшой межпланетный катер, действительно принадлежал Катилине, и запрограммировал его (вернее, просто приказал протаранить «Око») сам Люций. Всё остальное — ловкий обман, изящная комбинация гениального гроссмейстера. Неудивительно, что ему мало того, что поверили, так ещё и практически мгновенно завербовали, предложив военное училище. А Люцию только это и было надо. Он твёрдо решил уничтожить противника изнутри. И плевать он хотел с орбиты на то, что один в поле не воин…       — Я тебе точно не враг, Люций. — Удерживать нейросвязь становилось всё сложнее; чужой разум дёрнулся разъярённой кошкой, когти-мысли и клыки-воспоминания принялись яростно противиться вторжению. — То, что я телепат, ещё не делает меня дециматором. — Внешнее спокойствие держалось на тоненьком волоске дрессированной воли. Волосок вибрировал и гудел натянутой струной: опцион, сам того не желая, вывел ментальный контакт на опасный форсаж. Ещё немного, и сканирование памяти перерастёт в попытку подчинить, что в данной ситуации определённо прикончит обоих.       «Керкопа лысого ты мне не враг! — полыхнуло в ответ. — Любой из вас, ублюдков, недостоин того, чтобы жить!»       …Небольшая овальная зала, погружённая в мягкий, уютный, убаюкивающий полумрак. Лишь тусклыми разноцветными звёздочками мерцали ночные светильники под потолком и тлели изумрудные угли игровой сферы. Полтора десятка детских кроваток на антигравах медленно скользили в воздухе. Серебристые листья, что медленно вальсировали по глади зачарованного пруда в зеленоватом сиянии газового гиганта за окнами. Воплощённая сказка… Все дети мирно спали. Все, кроме худенького мальчишки, в котором опцион без труда узнал Люция. Он напряжённо и тревожно смотрел то в зеркало, то в окно, за которым бродили ночные тени.       Вспышка.       Образ сменился. Сказка превратилась в кошмар. Сумрак спальни обычного детского сада ощетинился десятком молний-клинков. Десять коротких, профессиональных ударов. Десять оборванных жизней.       Маленький Катилина сидел, вжавшись в спинку кровати, не в силах ни пошевелиться, ни закричать. Теперь он точно знал, как выглядит смерть. Это не скелет с косой, не брутальный мужик в чёрном балахоне. Смерть носит серебристый костюм и полумаску-визор. Смерть не имеет ни лица, ни жалости, ни сострадания…       На соседней кроватке проснулась девочка с двумя густыми чёрными косичками. Сонно протёрла кулачками глаза, подняла голову и удивлённо уставилась на человека с молнией в руке. Что-то осознав, испуганно отшатнулась и… Во мраке вспыхнули два новых солнца.       «Да, мы сбежали, — услышал медик горькие, рваные мысли декуриона. Даже спустя столько времени воспоминания причиняли ему почти физичские страдания. — От ужаса у меня тоже пробудился дар: я смог угнать модуль этих мразей. Смог им управлять. Единственное, чего я тогда понять не смог, — за что?! Только потом я узнал: нокс. Бездушные палачи-псионики. А мы — дети диссидентов»…       Опцион мучительным усилием разорвал ментальный контакт. Он видел более, чем достаточно, чтобы понять: перед ним если не друг, то потенциальный союзник. Убедить его уже не должно составить труда. Память Катилины сама подбросила телепату козырь.       Девочка. Да, Тавр познакомился с ней куда позже. Да, она уже не была маленькой девочкой, а опасным и подготовленным бойцом. Беглой нокс с центурионскими жезлами на погонах. Человеком с исковерканной судьбой. И… героем.       Тренированный разум мгновенно принял верное решение: ослабить контроль и продемонстрировать настоящие эмоции.       — Адрия…       Договорить декурион не позволил. В лоб упёрся ствол табельного плазмера.       — Значит, это ты… — глухо прорычал молодой человек, задыхаясь от злобы. — Ты был там!..       Что ж, дерьмовый сценарий он тоже предусмотрел…       — Нет. Не был. — Слегка дёрнул головой. Форма подчинилась мгновенно: ткань свернулась, обнажая левое плечо. — Адрию я встретил спустя восемь лет в гладиатории на Кето. — На коже проступили чёткие геометрические узоры маскировочной матрицы. Ничего удивительного, что спустя столько лет системы работают с перебоями… — Да, я состоял в рядах нокс, но не тех, о которых ты думаешь…       Кажется, Катилину такой поворот удивил.       — Это… имперская форма нокс? Но… откуда? — Плазмер, дрогнув, опустился. — Её ведь нельзя подделать! Она была уникальной для каждого бойца! И никто, кроме хозяина, не мог ею воспользоваться.       Опцион слабо улыбнулся в знак согласия и кивнул на плечо — мол, смотри. Закрыл глаза. Он и так знал, что там.       Шеврон. Не стандартный шеврон медслужбы — золото и рубины, кровь и пламя. Другой. Чёрный и белый. Противоположности. Аверс и реверс. Поверх — окно с досье. Глаз — чёткий, ясный, кипенно-белый. Ряды казённых строгих букв. Космос. Унифицированное документальное фото. Галактика, над которой раскинулись огромные белые крылья. Вездесущие печати и подписи. Меч, изображённый остриём вверх. Безликие персональные данные. И эмблема, что красноречивее любых слов.       У Люция отвисла челюсть.       — Сверхновую мне на борт! — прошептал он. — Быть не может… — Взгляд прилип к окну с застывшей фамилией на плече. Глаза на мгновение сузились, всматриваясь в зыбкие, дрожащие буквы, но тут же расширились. — Вы… вы… Кир Семпроний Марцелл! Трибун военной разведки!.. Дважды герой империи…       — Давай на «ты», безо всех этих чинов и титулов, — поморщился Кир. — И, чем пороть высокопарную чушь, лучше активируй у себя за спиной медкомплекс и попроси у него мой «Мантис», иначе я такими темпами долго не протяну.       Катилина натянул на лицо вымученную, жутко смущённую улыбку.       — Простите, ваш… — осёкся под колючим взглядом разведчика, — твой «Мантис»… Он кое-кому был срочно нужен. Вот только не смотри на меня так! Сам сейчас всё увидишь.       Нефритовые глаза декуриона вновь превратились в раскалённые аметисты. Непроницаемый силовой барьер изоляционной капсулы дёрнулся возмущённой рябью и испарился. В куполообразной нише, обвитой гирляндами датчиков и пси-блокираторов, спал тот, кого Кир меньше всего ожидал увидеть.       — Вот почему я его не почувствовал, — задумчиво произнёс разведчик, изучая показания датчиков. — Хотя должен был.       — Он ещё в мире А был совсем плох, — словно оправдываясь, развёл руками Катилина. Слова Марцелла он пропустил мимо ушей. — Там за ним две центурии носилось, в зале переброски только чудом нас двоих не повязали.       — Увёл? — Щелчок пальцев, в воздухе возникла сфера контроля.       — Само собой. Он же… скажем, не совсем человек. Семерых на месте положил, остальных увёл, да. Потом вернулся… уже никакой. Я нас сюда и переправил. Оставаться там было бы безумием.       — Систему биосенсоров ты вырубил?       — Я. Заслал через гипертоннель простой, но эффективный вирус — давно у меня в голове крутился, но никак не предоставлялся случай протестировать. Он систему перегрузил, имитируя скачок напряжения, а наши уродцы, похоже, даже разбираться не стали — в этой заднице Вселенной всё работает через пень-колоду.       — Ладно, — Кир с силой сдавил виски; голова уже буквально пылала, — «Мантис» плюс режим восстановления — хорошее решение, но не идеальное. Пора этого товарища вытаскивать, в противном случае он умрёт: наши системы не предназначены для долговременного использования на конвергентах. — Россыпь ярких топазов индикаторов начала медленно гаснуть. — Вся эта умная машинерия не подавляет их псионную активность, а просто не позволяет использовать способности. Он уже восстановился почти полностью, а это значит, что через пару минут мы получим спонтанный выброс энергии такой силы, что он поджарит все системы. Вместе с собой. — Аспидные лоснящиеся ленты блокираторов-датчиков одна за другой скрывались в стене. — А его смерть не входит в мои планы.       Катилина с сомнением покачал головой. Это не укрылось от разведчика.       — В чём дело?       — Ну, убивать его точно не надо. Он — мужик правильный, но уж больно горячий. Боюсь, как только придёт в себя, то, вместо того, чтобы всё выяснить, сразу даст в морду! Может, стоит его малость ограничить?       — Хорошо ещё, если просто в морду. Как бы ему не взбрело на ум копаться в наших головах. При таком раскладе мы с тобой мертвецам позавидуем. — Свет в капсуле погас. Теперь оставалось только ждать. — А ограничивать его — себе дороже: он вновь почувствует себя пленником и при первом удобном случае нас пристрелит. Или мозги свернёт набекрень. Наша смерть, как ты, думаю, догадался, в мои планы тоже не входит.       Люций негромко присвистнул.       — Я, конечно, догадывался, что он — тот ещё монстр, но чтобы настолько…       — Не вздумай его в глаза монстром называть, — предостерёг Катилину разведчик.       — «Он» в курсе, — саркастично усмехнулся незнакомый хриплый баритон, — и про «монстра», и про «конвергента» с доброй сотней эпитетов в придачу. — Бывший узник капсулы стоял в нише, скрестив руки на груди и не открывая глаз. Похоже, он давно пришёл в себя и какое-то время просто слушал и наблюдал. — А вот о тебе я не знаю ни черта. — Губы изогнулись в нехорошей ухмылке. — Пока не знаю.       Из серого привычного полумрака капсулы глянула страшная, космическая тьма. Кир заметил, как в ужасе отпрянул Катилина. Что и говорить, глаза конвергента — штука не для слабонервных. Сам же разведчик не спешил отводить взгляд. Он в такие «гляделки» мог играть сколь угодно долго даже с Таем — прекрасно подготовленным и обученным рыцарем пустоты. В сознание скользнули раскалённые пики пси-матрицы или, как говорят тер’сарцы, сети. Чудовищное по силе оружие. Значит, не в морду, как полагал Люций. Сразу по башке. Пока, конечно, сеть балансирует на ментальном экране, но надолго ли? Если Маар — а именно так, насколько помнил Кир, зовут конвергента — овладел в полной мере матрицей, то любые попытки обмануть или сопротивляться накроются чёрной дырой.       — Не опускаешь глаз? Весело, — сдержанно похвалил конвергент. — Ты либо храбрец, либо псих. Либо и то, и другое. То, что Катилина не прикончил тебя на месте, вселяет определённый оптимизм. — Пугающие тёмные глаза сузились. Но это не было неодобрением или подозрительностью. Скорее, интересом. — «Жуков» нет, тоже хорошо. — Похоже, под «жуками» имелись в виду наноингибиторы. Отличное название. Нужно взять на вооружение. — Просто лейтенант медслужбы? — по-своему интерпретировал текущее звание разведчика Маар. Холодно улыбнулся. — Вздор. — Пики сжались и усилили нажим. В голове будто вспыхнула гиперновая. — Будь ты обычным, твоё тело бы кишело «жуками», а я не увидел ни одного. Это раз. Два — ты бы не смог ничего противопоставить чуваку, способному уболтать компьютер, — дёрнул головой в сторону Люция. — Он прихлопнул бы тебя, как таракана!       — Маар, хватит! — вмешался, наконец, Катилина. — Не будь варваром! Он не в том состоянии…       — Заткнись, Люк, — жёстко оборвал конвергент. Сеть превратилась в чёрную дыру, затягивая в себя фрагменты-пылинки рассыпавшейся ментальной маскировки, сверкающие ниточки мыслей… — Будь я проклят! — Ужасающая хватка сети разжалась. — Ты был тем самым учёным, который меня изменил!       — Да, я.       Слабая улыбка. Фаталистичное равнодушное бесстрашие. За двадцать лет в разведке — сначала имперской, затем — так называемого «Сопротивления» — привыкаешь к ледяному присутствию смерти за спиной… Сейчас конвергент вновь вцепится в сознание и пустит по визжащим от напряжения и усталости нервам заряд раскалённой плазмы… Вряд ли Маар, узнав правду, скажет…       — Спасибо. — Словно сквозь туман — густой и плотный, как вата, — проступили очертания ладони… протянутой для рукопожатия. — Думал, убью? — Похоже, без маскирующего экрана читать чужое сознание для этого парня — плёвое дело. — Ну, если бы я тебя встретил месяц назад, то непременно оставил бы тебе на вечную память автограф — от уха до брюха. Сейчас я понимаю: мне дико повезло. С прежними способностями я не продержался бы и суток. А так…       Реальность внезапно дёрнулась, поплыла перед глазами и растворилась в непроглядной черноте. Полтора часа назад.       — Маар, ты что наделал, придурок! — шёпот, как залп нейтронного расщепителя — сухой, колючий и до звона в ушах ясный. — Ты его чуть не убил!       Убил? Ну уж нет, это вряд ли. Правда, такие перемены, кроме как чудесными, и не назовёшь: усталость испарилась, головная боль отступила. Сознание прояснилось, от критического псионного истощения не осталось и следа. Даже щиты на месте. Мёртвые не чувствуют себя настолько хорошо — они вообще ничего не чувствуют.       Вот только чудо здесь едва ли имело место. Скорее, один довольно дорогой, редкий, но крайне действенный препарат…       — Убьёшь его, как же! — огрызнулся другой голос, тоже шёпотом. — Он, судя по всему, живее всех живых: сердце работает, как часы, пульс семьдесят восемь, мозг… я, конечно, не врач, но, похоже, тоже в норме… Погоди… — конвергент замолчал; в сознании вновь появилась огненная канитель сети. — Я не слышу его мыслей!       — Дубина! — тут же набросился на Маара Катилина. Противно — на грани восприятия — заверещала квантовая сфера контроля. — Если ты его в «овоща» превратил, я тебе задницу на уши натяну!       Кир мысленно покачал головой. Кажется, пришло время вмешаться, иначе эти горячие головы разнесут лабораторию ко всем чертям.       — Я не «овощ», а ментальный мимикрид, — решительно прервал назревающую перепалку разведчик и открыл глаза.       На расстоянии метра в кресле-антиграве парил Катилина с активной мерцающей сферой контроля. От неожиданности декурион едва не спикировал на пол, но, удержав равновесие, перевёл на старшего товарища ошалевший взгляд. А затем триумфально вскинул руки и прошептал:       — Получилось!       Маар, неподвижно застывший у стены воплощённым напряжением, медленно выдохнул и сполз на пол. Стремительно, одним движением. Словно кукловод перерезал ниточки марионетки.       — Я думал, что в самом деле тебе мозги поджарил, — виновато понурил голову и вдруг спросил: — Ментальный мимикрид — это как?       Именно спросил, вербально, без сети. Хотя её фантом до сих пор болезненно обжигал разум.       — Способность маскировать собственные мысли за экраном, на который можно нанести всё, что угодно. От элементарной замены некоторых деталей личной жизни до новой биографии. Именно из-за этой способности ты и не услышал моих мыслей: экран восстановился, а новую информацию я на него не успел записать, — осторожно поднялся с кушетки, внутренне готовый бороться и с тошнотой, и с головокружением. Но тело слушалось идеально. Значит… — Ты мне лучше вот что скажи: откуда вы взяли «Реанимацию»?       Маар пожал плечами.       — Ты об этом? — В воздух взвился серебристый конус пустого инъектора. — Я стянул из лаборатории в Чернолюте, где меня держали. Сам разобраться во всей этой медицинской дребедени не смог, но Люк быстро сообразил, что и к чему.       — Кстати, почему Люк?       — Даже не спрашивай, — замотал головой Катилина. — Это какая-то дикая производная от Люция…       Но Кир уже не слушал. Он решил «выяснить» всё у конвергента напрямую.       Странно. Сознание Маара оказалось открытым. Настежь. Да, его способности стремительно росли по экспоненте, но все они относились к атакующему типу. При всей своей силе этот парень был совершенно беззащитным. Не боялся вторжения? Был уверен, что скрутит в бараний рог любого, кто посягнёт на его внутреннюю свободу? Нет. Не то! Не так! Маар, похоже, попросту не замечает того, что в его разуме хозяйничает чужак! Он не ощущает столь ничтожного воздействия! «Низкая сензитивность является отличительной чертой псиоников с индексом свыше девяноста пяти по шкале Лукана», — память как нельзя кстати выбросила цитату из «Основ псионной безопасности». Всё верно. Чем сильнее псионик, тем он менее чувствителен.       «Мошка», — с тусклой иронией подумал Кир. Мошка на тяжёлой броне боевого модуля «Полифем». Комета, по собственной дурости или по прихоти законов физики влетевшая в корону гипергиганта. Любой теллурианский псионик для него — такая вот мошка. Любой противник — маленькая глупая комета…       «Радуйся, — ехидно усмехнулась совесть. — Сам ведь таким его сделал. Сам оставил лишь сорок два процента человеческих генов». «Я и радуюсь, — устало согласился Марцелл. — До звёзд в глазах радуюсь. Сверхновых».       Нужная информация нашлась практически сразу в виде ряда странных, вытянутых, эклектичных образов. Вполне современные звездолёты с абсолютно безумной, алогичной системой управления. Оружие, которое едва ли когда-нибудь смогло бы стрелять, и люди, вооружённые похожими на пси-клинки сияющими мечами. Лёгкий нажим. Образы оказались пластичными, дрожащими, даже зыбкими, как раскалённый душный воздух Хайдоры. Расстройство психики? Нет. Причина оказалась простой. Но от осознания этой простоты хотелось схватиться за голову и завыть — протяжно и надрывно. Сознание конвергента буквально варилось в обжигающей, неистовой ярости. Разведчик осторожно потянулся к источнику. Если не он сам, то кто мог довести в общем и в целом рассудительного парня до кипения?       Фантом сети вновь дал о себе знать — изогнулся, полоснул по щитам огненной чешуёй. Так быть не должно, ведь фантом — лишь резонанс, результат длительного и сложного взаимодействия. Но никак не самостоятельный процесс. Индивидуальный след? Возможно…       Образ-источник являл собой жерло вулкана. Он клокотал, расползался, горел, приобретая демонические, почти потусторонние черты. Но всё равно оставался узнаваемым. Кир почувствовал, что ярость передалась и ему. Руки помимо воли сжались в кулаки. Он узнал того, кого Маар на самом деле хотел убить. Единственного из многих. Марк Коммодус. Стопроцентный маньяк и… вчерашний «овощ». Когда-то Адрия обмолвилась, что должна была децимировать его. Та ещё процедура. Нокс-дециматор «выжигает» до девяноста процентов сознания, уничтожает личность, память и опыт, сохраняя лишь необходимый минимум для поддержания жизнедеятельности и выполнения простейшей работы. Участь куда хуже смерти. Но в последний момент её отозвали. Ри не знала, почему именно, но предполагала, что вмешались высокопоставленные родственники Коммодуса.       Как бы то ни было, он жив… И, что бы он там ни натворил, Маар твёрдо намерен его уничтожить. Разведчик только ухмыльнулся. У него самого к этому выродку с примипильскими погонами имеется солидный счёт. Так что конвергенту придётся подвинуться. В очередь, парень.       …Следующий образ Кир зацепил случайно. Он собирался вообще оставить разум Маара в покое. Всё решило одно неточное направление силы, один неучтённый вектор. «Отставить, курсант! Вы как дикарь в рубке боевого звездолёта!» — громыхнул в недрах памяти зычный бас трибуна Катона — одного из немногих в те времена специалистов по пси-подготовке. Дикарь. Да, наверное, именно Катона нужно благодарить за столь оригинальный оперативный псевдоним. И теперь дикарь столкнулся… с богиней. Назвать её как-то иначе не повернулся бы язык. Это, по большому счёту, был уже не образ, а виртуальная копия, созданная гением. Живой человек, но вознесённый на пьедестал. Абсолют, сохранённый в сознании со спокойствием и педантичностью хайдорского монаха, окружённый искристым ореолом страсти и нежности, но воспринимаемый с трепетным удивлением и восхищением. Конвергент не допускал даже возможности оскорбить эту связь — пусть даже мысленно — пошлой бижутерией сентиментальных банальностей. Такое отношение Кир встречал только у сквилоссцев относительно науки, которую представители этой расы обожествляли. Её Божественная Милость Наука — ни больше, ни меньше. А уж в отношении женщины… это казалось невозможным. И даже то, что она оказалась в лапах Коммодуса, никак не повлияло на отношение к ней. Прав был Катилина. Маар — правильный мужик. Этой девушке — Захарре — колоссально, неимоверно повезло. Ради неё готовы свернуть горы, пройти пешком целую Вселенную, убить и умереть. Без колебаний.       Фантом, дёрнувшись, вспыхнул и низко зарычал. Вновь появилось ощущение раскалённых тисков, которые палач только что вытащил из огня. Сознание будто сжалось до размеров кипящей сингулярности.       — Насмотрелся? — сквозь низкий демонический рёв донёсся ледяной голос Маара. — А теперь катись вон из моей головы!       Мощный, как цунами, удар. Голова загудела соборным колоколом, перед глазами взвился рой мелких огненных мух. Но и это не помогло. Пылающая хватка сети не ослабла ни на йоту. Чудовищный рёв расслоился, превращаясь в многоголосый хор. Мысли! Только теперь Кир понял: то, что он принимал за фантом, было самой сетью! Конвергент всё время держал её активной!       — Отключайся! — опомнившись, скомандовал Марцелл. — Сейчас же!       — Чего? — не понял Маар.       — Отрубай свою сеть к чёртовой матери!       — Сеть? — парень удивлённо вскинул брови. — А, ты про телепатию? — обескураженно повёл плечами. — Хотел бы я знать, как это сделать…       Кир только отмахнулся, мысленно проклял всех телепатов-неучей и послал их до ближайшей чёрной дыры. Всех и сразу. Сияющая сфера контроля — звезда в миниатюре. Пара коротких команд. Звезда зарябила, превращаясь в туманность.       — Скольких ты держал в матрице?       — Не уверен… Но, по-моему… всех, что есть на борту… — осёкся; по лаборатории пронёсся ледяной смерч ужаса. — Господи… Неужели я тебя выдал?!       — Понятия не имею. И выяснять точно не собираюсь.       — Охренеть! — пришёл в себя Люций. — Чувак, ну ты и…       — Знаю. Монстр. Конвергент… Да, кстати, а почему не гибрид? Я так и не понял…       — Ты что — совсем идиот? — замахал руками Катилина. — Гибрид — страшное оскорбление!       — Заткнулись оба! — Вольный трёп сейчас был явно лишним. — Катилина, сможешь отсюда подготовить гипертоннель?       — Легко! Только свистни — я мигом!       — Маар, шестерых сразу в зал перехода перенесёшь?       — Скорее всего. Но откуда шестеро-то?       С лёгким свистом ушла в сторону фальш-стена, за которой обнаружились четыре стазисных тест-камеры. Люди. С застывшими восковыми лицами. Тестовые объекты. Или «брёвна», как их принято называть у военных медиков Анклава. Страшное название, полностью нивелирующее любую мораль и научную этику.       Люди. Женщина без возраста с уродливым шрамом на щеке. Мужчина лет сорока с непроницаемым лицом и благородным серебром седины у висков. Две девушки…       — Нерейва? — Маар уже просочился внутрь и теперь с удивлением смотрел на пленницу первой камеры. — Что с ней?       — Ничего. Просто в отключке.       Но конвергент уже не слушал. Он остановился у третьей камеры. На губах застыл пугающий волчий оскал.       — А на неё я бы не стал тратить время и силы, — презрительно бросил он. — Для этой предавать, хитрить и пресмыкаться так же естественно, как и дышать.       У запястья вспыхнул длинный луч пси-клинка.       — Стоять! — Конвергент дёрнулся и застыл. Однако. Простой биопатический корсет оказался эффективной штукой. — Не нужно изображать из себя господа бога. Ты ей не судья.       С этими словами Кир щёлкнул по еле заметному выступу на виске. Нужно осторожно прервать модификацию единственной, кого уже «погнали по этапу». Внучку этой самой Нерейвы.       Перед глазами мгновенно раскинулась аспидно-чёрная паутина. Ещё мгновение — и паутина застыла, превратившись в визор.       — Ни фига себе! — услышал он восхищённый возглас Люция. — Вот это штука!       «Это точно. Как-нибудь потом объясню, откуда она».       Визор, еле слышно пискнув, покорно активировал внутренний дисплей и мгновенно запустил многослойное изображение. Отлично. Так можно наблюдать за несколькими коридорами одновременно. Машинально проверил персональную связь. Пусто. Входящих сообщений нет. Кир тускло усмехнулся. И на что он надеялся? В этой заднице Вселенной они совершенно одни. Никакие сигналы сюда не доходят, даже начальство вынуждено действовать вслепую, полагаясь исключительно на полученные ранее указания вкупе с собственным опытом.       Бывший трибун уже собирался вернуть прибор в режим наблюдения, но внезапно монитор визора дрогнул, зарябил и вспыхнул карминно-алым. Разведчик, мысленно выругавшись, успел лишь пообещать себе надрать Таю его гениальную технопатическую задницу за то, что технику не протестировал, как вдруг на экране зажглось сообщение. Одно единственное слово.       «Periculum!»       — Что за чертовщина? — вполголоса проворчал Марцелл, дважды щёлкнув по выступу на виске.       Если они выберутся отсюда живыми, то чёртову Таю придётся многое объяснить. Например, отчего визор произвольно воспроизводит фрагменты старых сообщений.       Экран мгновенно погас, но тут же вновь засветился тусклой бирюзой. Через долю секунды чётко проступил интерфейс, очертания лаборатории и коридоров — лазурные на тёмно-синем. Как будто бы всё в порядке. Кир вновь было вернулся к работе, как вдруг экран опять зажёгся алым.       «Слушай меня внимательно! Вы под колпаком! Зал перекрыт батальоном псиоников — вас за минуту постелят рожами в пол. Единственный вариант — отключить энергоконтур и улетать!» — гласило сообщение.       Почти здесь и сейчас.       — Тревога! Чрезвычайная ситуация в первом ходовом отсеке! Обнаружена утечка антиматерии! — прогремело по внутренней связи.       — Вот ведь придурок, — прошипел Люций, втискиваясь в лётную броню. — Можно было просто перегрузить систему! Это вырубило бы и внешний контур, и вспомогательные системы, вроде эмиттеров и бортовых орудий! У нас всего пять минут! — Нырнул в кресло пилота. Перед глазами, весело сверкая звёздами-огоньками, раскинулась панель управления. — А на научной биреме, у которой только малый субсвет, мы далеко не улетим! Бабахнет — и мы трупы!       — Я бы на месте Маара поступил так же, — ровным тоном откликнулся Кир. За его спиной расплавленным золотом горели барьеры бортовых стазис-камер. — Взрывом зацепит соседнюю эннеру. Сразу минус почти десять тысяч врагов. Хороший расклад. И, если подумать, пять минут — куча времени.       — Да уж… куча! — фыркнул Катилина. — Ладно, попробую выжать из этой лоханки всё по максимуму, — кисло усмехнулся. — Жаль только, что ещё два корабля успели смыться в нуль-разлом!       Зло и хрипло заворчали маневровые ионные двигатели. Впереди медленно распахивались стальные челюсти ангара.       — Три… два… один… Поехали!       Бирема, вынырнув из ангара, провалилась в бесконечную изначальную пустоту. Борт эннеры стремительно уносился вверх. «Падаем!» — паниковали глаза. «Ничуть, — бесцветно парировал скептик-разум. — Гасители инерции в норме, подача энергии тоже».       Весело взвизгнули субсветовые. Корабль встрепенулся, словно пробудившись от долгого сна, и рванулся вперёд на головокружительной скорости.       — Хорошо идём! — азартно крикнул Люций. — Есть шанс, что нас не размажет в лепёшку!       «Тоже мне, оптимист», — ворчливо подумал Кир, машинально покосившись на огромную панель обзора. За кормой биремы пылал, переливаясь всеми оттенками золота, гигантский огненный шар. Он стремительно расширялся. Воздушный шарик в руках ребёнка-исполина.       На панели уже были отчётливо видны высокие башни древнего замка, узкие стрельчатые окна, почерневшая от времени крыша, тёмно-зелёное лесное море с зеркалом озера … В этот момент пламенный смерч подхватил бирему, завертел волчком и с размаху швырнул вперёд.       Надрывно заскулили, болезненно закашлялись и заглохли двигатели, с потолка хлынул водопад огненных колючих искр, рубка озарилась мрачным багрянцем аварийных систем, панель контроля, мигнув, отключилась.       Научное судно, лишившись управления, ушло в вертикальный штопор.       — Твою ж центурию… — прохрипел Катилина.