Новый ученик Акацуки

Я так долго брожу в кромешной тьме, что ноги начинают подгибаться от усталости. Сколько я тут? И, что гораздо важнее, где «тут»? Эта темнота давит на сознание, пугает неизвестностью, но я продолжаю беспрепятственно двигаться дальше. От шагов не слышно привычного шороха, крики не уходят эхом вглубь пространства, но ощущение чужого присутствия, чужого пристального взгляда так и снует под кожей, отдаваясь мурашками. И вдруг я слышу тяжелый протяжный выдох, наполненный разочарованием. Я улавливал слабые нотки неоправданных надежд в дыхании сенсея Какаши достаточное количество раз, чтобы сейчас принять это за простую нехватку воздуха. Некто, наблюдающий за мной из пустоты, явно ждал большего. Словно в подтверждение этих мыслей передо мной открывается огромный глаз. Опутавшая белок сетка мелких сосудов тянется к ярко-красной радужке, обрамляющей вытянутый зрачок зверя. Мой взгляд ловко скользнул ниже и, минуя ярко-рыжую шерсть, остановился на массивных клыках, теснящих жуткую пасть. Того и гляди перекусит на две части! Хищник не моргает, только выжидающе глядит на меня на расстоянии вытянутой руки. Холод, исходящий от лиса, пробирает до костей, и я поспешно обхватываю себя за плечи, стараясь сохранить остатки тепла. В глазах демона мелькает презрительная насмешка, и он начинает издавать тихий вибрирующий звук, быстро переходящий в полноценное рычание голодного зверя. Оно становится таким громким, что мне приходится закрыть ладонями уши и присесть ниже к земле. Резко все стихло. Ощущение тяжести собственного тела начало приводить меня в чувство, несмотря на то, что голова разрывается от только что нахлынувшей звуковой атаки Девятихвостого. Едва двинув пальцами, чувствую шероховатость ткани, на которой лежу, и мягкость подстилки. С трудом сгибаю ноги в коленях и неуверенно поднимаю ладонь к лицу. Меня словно били несколько часов подряд, иначе как объяснить телесную слабость? Непослушные пальцы тут же натыкаются на тряпку, скрывающую лицо. Что это? Зачем это? Откинув ненужный предмет, открываю глаза. Все закружилось как в водовороте, и я начинаю проваливаться в дремоту. Но видеть озлобленного Лиса совсем не хочется, и, собрав остатки сил, я сажусь на кровать, по-прежнему не размыкая глаз. Босые ступни противно кусает холод, едва ли я касаюсь пола. Шум в голове постепенно стихает, проясняя последние события, насыщенность которых заставляет нервно сглотнуть. Если все верно, то почему я очнулся не на дне озера, а в затхлом помещении? И как я мог очнуться после такой взбучки?! Паника медленно, но верно начинает расцветать в груди. Итак, что я имею? Неизвестно как оставшееся в действующем состоянии тело, которое кто-то заботливо достал из болота и перенес в подземелье (судя по спертому воздуху, это именно оно), атрофированное зрение и ненавидящий меня Биджу. Расклад совсем не радует, но я хотя бы жив. Поднимаю ладони и ощупываю лицо. Горячее, больно притронуться. Видно, Саске хорошо постарался, в очередной раз отточив на нем удары. Наверняка все в порезах и синяках! Кое-где кожа потрескалась, губы сухие и шершавые. Вспомнив о решающем ранении, тут же опускаюсь ладонями к туловищу и нащупываю повязку, очевидно закрывающую рану. Как я выжил? Явно же не лис меня лечил все это время! Кроме того, на мне чужая одежда, пусть на несколько размеров больше, зато мягкая и теплая. Вторая волна паники вынуждает меня вновь попытаться открыть глаза. Подгоняемое адреналином сердце разгоняет кровь по телу, становится жарко. Давай, Наруто, ты должен уносить ноги отсюда! Слегка приоткрыв веки, прислушиваюсь к ощущениям. Голова не пошла кругом, гул в ней не становится громче — хороший знак. Вот теперь можно оценить размеры катастрофы воочию, так сказать. Чувства не подвели, я явно в пещере без намека на окна и свежий воздух. Но странно то, что этот грот выглядит вполне уютным и обжитым: чистое белье на кровати, деревянная тумбочка рядом, в одном из четырех углов виднеется вешалка для одежды, а в противоположном углу комнаты умывальник и маленькое зеркало над ним. Напротив кровати довольно массивная деревянная дверь, рядом с которой задорно плясало пламя факела — единственный источник света. Должно быть, он куда эффективнее той крошечной свечи в моей каморке, если его свет так ярко освещает даже самые темные уголки пространства. Плюнув на слабость, поднимаюсь на ноги и аккуратно ступаю по холодному камню в сторону зеркала. Запертый в каменном гробу, чудом избежавший смерти, но все еще беспокоящийся о внешности. Как показала практика, самоирония — лучшее средство пережить ежедневные тягости. Кое-как доковыляв до осколка в стене (иначе никак не назвать это мизерное зеркальце), я едва ли не падаю от внезапности. В скупом отражении на меня глядит опухшее блондинистое лицо в царапинах и кровоподтеках с огромными сиреневыми глазами. Очередная волна липкого страха захлестывает по самую макушку, когда, оттянув дрожащими пальцами кожу вокруг глаз, я начинаю всматриваться в эти круги. В детстве я любил выходить на улицу после дождя и бегать по лужам. В очередной раз, распугав всех прохожих своим чумазым лицом, я присел у края дороги и от скуки стал бросать камешки в огромную лужу. Так вот, круги на грязной воде, исходящие из самого центра, в точности повторяют рисунок, красующийся на глазном яблоке. Отшатнувшись от зеркала и громко дыша, опускаю взгляд на ладони. Дыхание сбивается пуще прежнего, но я продолжаю изучать смутное мелькание, тут же переходящее в четкое изображение: сосуды, движение крови, мышцы и связки, кости и потоки чакры, опутывающие нервные окончания пальцев. Словно ожила картинка, схематично нарисованная учителем на доске во время очередного занятия. Что-то горячее и мерзкое потекло по щекам и закапало с подбородка, предотвращая полную потерю самообладания от вида содержания собственных ладошек. В нос ударил стойкий запах железа, и жжение усилилось, вынуждая меня поспешно дойти и упасть на кровать. Обшарив ладонями всю поверхность постели, поднимаю повязку и накрываю лицо, неловко растирая кровь по щекам. Так некстати проснувшееся отчаяние мерзким шепотком из глубины души науськивает о том, что точка невозврата достигнута. Очевидно, я не могу заявиться в деревню в таком виде. Меня и без того не особо жалуют! Скрестив руки на груди, я нахмурился. Что же это получается? Учиха не только избил меня до полусмерти, выкинув в озеро, но и стал причиной пробуждения этого? Конечно, я не дурак и знаю обо всех этих легендарных додзюцу, аномальных глазах с кучей всяких крутых умений, но причем тут я? Клан Учиха и клан Хьюга наживаются на этом из века в век, но никак ни Узумаки Наруто — никому не нужный обладатель комнатного демона. Пытаясь отвлечься от тяжелых мыслей и нарастающего раздражения, развязываю бинт на туловище и ощупываю продолговатый рубец. Совсем не больно, хотя для восстановления после такого ранения нужно много времени. Либо я лежу несколько недель, либо кто-то действительно заботится о моем состоянии. Память услужливо подбрасывает рыжую фигуру, которую я видел на озере. Довольно милосердно помогать немощным, но с какой целью? Неужели он не знает о том, кто я? Тихие шаги за дверью эхом отразились в голове и, замерев на месте, слышу скрип открывшейся двери. По комнате пробежался шорох одежды, затем раздался звяканье старой вешалки. Кто-то не спеша двинулся в другую сторону, и тишина нарушается журчанием воды. Хмыкнув, неизвестный вышел из комнаты, не потрудившись прикрыть за собой дверь. Изо всех сил сдерживая рвущиеся наружу сердце, рвано выдыхаю и приподнимаю с лица пропитавшуюся кровью тряпку. Игнорируя покалывание в затылке от чрезмерного напряжения новообретенных глаз, мельком бросаю взгляд туда, где отирался некто. Глаз тут же цепляется за чертов плащ в красное облако, и сердце с утроенной силой возобновляет попытки покинуть грудную клетку. Быстрые шаги по коридору раздались вновь, но уже двое незнакомцев спешно направляются в мою сторону. Вернув повязку на место, вытягиваю руки и замираю в ожидании. Люди вошли, и теплые руки тут же коснулись лица, убирая грязную тряпку. Вторая пара ладоней, по ощущениям больше и холоднее, принялась аккуратно вытирать запекшуюся кровь с пальцев. Едва уловимый запах муската коснулся носа, и я с удовольствием втянул в легкие больше положенного. Любопытство затмевает разум хлеще страха. Будь что будет! Поднимаю веки и вижу стоящего на коленях рыжего парня, с серьезным видом занимающегося моими руками. Громадное количество пирсинга — он буквально усыпан им — тут же бросается в глаза. Даже руки проколоты! Неужели ему так нравится? Темная одежда создает резкий контраст с его мертвенно-бледной кожей. И это совсем не удивительно, не сбрасывая со счетов его обитание в пещере. В другой части комнаты замечаю стоящую боком ко мне стройную девушку с короткими синими волосами. С беспристрастным выражением лица она стирает бинты, ловко отжимая воду. На ней свободная одежда, создающая еще большее ощущение хрупкости женской фигуры. Но отчего-то мне думается, что боевая подруга рыжего явно не промах. Кто из простых смертных смог бы выжить бок о бок с преступником из Акацуки? Мое внимание вновь плавно перетекает к парню. Беззаконник, который так тщательно хлопочет надо мной, совсем не вызывает того отвращения, о котором нам пророчили в академии. Что-то неуловимое во внешности незнакомца (может его правильный нос и плотно сжатые тонкие губы или же взлохмаченные волосы цвета яркого пламени на фоне снежной кожи), вопреки всем словам учителей, приковывает взгляд. Ощутив изучающий взгляд, молодой человек поднял голову, посмотрел на меня и окликнул девушку. Незнакомка тут же оказалась за его спиной, но я даже не взглянул на нее, потому что снова увидел круги на воде; потому что его глаза такие же, как мои.