Новый ученик Акацуки

Леденящий ветер бьет в лицо и проникает под одежду, настойчиво касаясь ребер холодными пальцами. Небо надежно укрылось свинцовыми тучами, словно не желая видеть кошмар, творящийся на бренной земле. Вспышка молнии на секунду озарила разрушенную деревню, за ней последовал оглушающий раскат грома. Недолгое затишье тут же разомкнулась грохотом разорвавшихся снарядов, цепью брошенных вдоль центральной улицы. Яркое зарево взрывов осветило сумерки жутким блеском, отчего Коноха еще больше стала походить на гигантский факел. Одинокая фигура недвижимо стоит на Скале Хокаге. Ветер нещадно развивает полы черного плаща, стараясь ненароком сорвать одеяние. Безразличие, смешанное с толикой брезгливости, выраженной в слегка приподнятой верхней губе, то и дело мелькает на молодом лице. Он наклоняет голову чуть вправо, отчего взлохмаченные ветром белокурые локоны прикрывают лоб и располосованные щеки, и скрещивает руки на груди. Вдоль улиц вырисовывается вереница искалеченных тел. Кто-то встретил кончину под стенами рухнувшего жилища, не успев выбраться из теплой постели; на кого-то упал снаряд, разорвав тело в клочья; кто-то лишился жизни метким ударом в висок или горло. Все же некоторые, например перепачканная кровью девушка с нежно-розовыми спутанными волосами, из последних сил пытается помочь тем, у кого еще есть мизерные шансы пережить кровопролитную ночь. Цепкий взор завороженно преследует молодую девушку. Она задыхается и громко кашляет, расцарапанной рукой прикрывая лицо в надежде хоть как-то укрыться от едкого дыма, окутавшего деревню. Слабое зеленое свечение возникает под ладонями куноичи, когда она достигает очередного раненого, нелепо раскинувшего конечности в ожидании скорой гибели. Чакра на исходе, и медик это понимает. Непокорность в крови девчонки не позволит ей опустить руки — она скорее оторвет от себя последние крохи, чем допустит смерть пациента. Ленивый жест руки провоцирует еще один взрыв, и Резиденция Хокаге вспыхивает подобно тонкой спичке, унося с собой секреты запретных техник, что древними свитками хранились в стенах величественного особняка. Когда последние крики стихли, и начавшийся дождь спешно принялся тушить пожарище, в которое превратилась Коноха, таинственная фигура молнией метнулась в центр катастрофы. Дождевые капли омывают уставшее лицо, блаженно подставленное к небу. Он закидывает сцепленные в замок руки за голову и глумливо осматривает каждое из пяти каменных лиц. Пустые глазницы Хокаге тоскливо взирают на руины некогда могущественного Листа, и будто само небо внемлет их скорби, разразившись очередным рокотом. — Мне жаль, папа, — сорвавшиеся с губ слова тонут в дожде, — жаль твоего растоптанного величия. В ладони возник озорной голубой огонек и, завертевшись волчком, стремительно начал увеличиваться в размерах. Парень поднимает руку над головой, сдерживая рвущуюся мощь и, сверкнув окольцованным ирисом глаз, безжалостно запускает гигантскую сферу в гордую Скалу. Резко распахнув глаза, вскакиваю с кровати. Тело бьет крупной дрожью, когда я оттягиваю насквозь пропитанную потом рубашку, неприятно липнувшую к спине. На языке горечь, а в голове полный бардак. Крошечная зеркальная гладь покорно отражает лихорадочно блестящие глаза. Запустив пальцы в белобрысую шевелюру, судорожно цепляюсь за осколки ускользающего сна. Мне, как крайне редко видевшему сны человеку, непривычно и оттого еще более тревожно наблюдать подобные выходки подсознания. Вопросы вихрем забивают голову — только успевай выбирать! Действительно ли разбита Коноха? Где все это время находилась Пятая? Выжила ли Сакура? Вижу ли я будущее? Почему парень назвал Скалу «отцом», если парень — я? Шумно втянув воздух, сажусь на край кровати и, уронив голову на ладони, вновь погружаюсь в подробности необычного сновидения. К кому из четырех (минус Пятая, ибо понятие «папа» совсем уж не вяжется с образом суровой женщины) обращался человек? Припомнив годы жизни каждого лидера Скрытого Листа, добавив к ним пугающее внешнее сходство, которого я почему-то не замечал ранее, мозг тут же выдает ответ. Так неужели я назвал отцом Четвертого? Ухмылка растянула губы от осознания искусности подсознания. Надо же так умело впихнуть все в один красочный мираж! Неужели мое существование в Конохе было бы столь ничтожным, будь моим отцом сам Минато? Смешно поверить в такую нелепость! Тем не менее, какое-то подозрительное сомнение оседает на подкорке мозга от понимания того, что в каждой шутке есть доля истины, а в каждом сне есть доля яви. Не в силах более бороться с размышлениями, покидаю стены комнаты. Прикрыв за собой дверь, я оказываюсь в длинном каменном коридоре. На стене около каждой двери, очевидно скрывающих комнаты членов банды, горит факел, в свете которого мне, как новоиспеченному обладателю крутейшего додзюцу, нет особой нужды. Без приключений добираюсь до лестницы, что в конце коридора, и уже не так прытко ступаю босыми ногами по ступеням. Поднявшись, щурю глаза от долгожданного солнечного света, пробивающегося сквозь единственное маленькое оконце. Быстро минуя всю домашнюю утварь, которой заставлена уютно обжитая просторная комната, молнией несусь к единственной цели. Едва не вырвав дверь вместе с петлями, оказываюсь на улице, и время останавливается. Зеленое море захлестывает с головой. Насыщенность цветов почти болезненна, но я упрямо продолжаю впитывать вид дикой природы. Никогда прежде в Конохе или около нее я не видел настолько густых лесных дебрей. Запахи чащобы тут же смешались воедино, заряжая жаждой жизни не слабее той, что я ощущал, будучи погребенным под толщами воды. Солнце лукаво поглядывает свысока, пробираясь сквозь заросли зелени, надежно скрывающей вход в пещеру, а босые ноги приятно щекочет нежная трава. Идиллию нарушает появившееся назойливое ощущение, ранее мне неизвестное. Предчувствие чего-то, что случится с минуты на минуту, напрягает и заставляет сжать ладони в кулаки. Выставляю левую ногу вперед, готовясь отразить невидимую напасть, почти кожей ощущаемую на расстоянии нескольких десятков метров. Лихорадочные удары сердца эхом отдаются в голове, спутывая и тревожные ощущения. На меня надвигается нечто чужеродное, наполненное опасной силой, отчего неуклюже прикрывающие корпус руки покрылись мурашками. — Что ты здесь делаешь? — раздается голос, и, заметив его обладателя, судорожно выдыхаю. По телу тут же разлилась слабость, вызванная незапланированным всплеском адреналина. Его запасов в крови теперь уж точно хватит на пару дней! — Мне нужно было проветриться. — Отчего-то мне кажется, что ты пытаешься трусливо сбежать, — грубо замечает парень, не отрывая насмешливых сиреневых глаз. — Мы же договаривались! Так с какой стати мне бежать? — вскипаю в ответ на подобный выпад Пейна. Парень неотрывно наблюдает, будто решая что-то для себя. Столкновение одинаковых как две капли воды додзюцу — снова эта безмолвная борьба за первенство. Скрещиваю руки на груди, пытаясь с одной стороны, не поддаться его провокациям, с другой — защититься от вновь появившегося призрачного ощущения чужого присутствия в своей голове. Мягкой поступью он подходит ближе и останавливается на расстоянии вытянутой руки. Между нами значительная разница в росте, из-за чего я вынужден задрать голову, не прерывая наши гляделки. — Не покидай убежища в одиночку, — безразлично говорит парень, — для твоей же безопасности. Небрежно отодвинув меня, Пейн заходит в помещение, не закрывая за собой двери. Понимаю намек и покорно следую за ним, подавляя нарастающую внутри волну недовольства: неужели я не могу постоять сам за себя? В конце концов, так было всю жизнь, и никто упорно не набивался мне в няньки. Но ведь и его можно понять, ведь упустив «ценный груз» в первый же день, да еще и так нелепо, опасная и грозная организация матерых преступников рискует быть высмеянной целым миром. Дело даже не столько в репутации, сколько в «ценности» моей персоны. Стоя в ожидании дальнейших указаний, мне так и хочется узнать, где же все остальные. Почему я проснулся в пещере без единой души? Опять же, не слишком ли рискованно оставлять пленника одного при открытых выходах? Пейн сидит во главе большого деревянного стола, занимающего добрую половину комнаты, и внимательно смотрит на меня. Он облачен в стандартную форму организации, значит, решал какие-то «криминальные» делишки, на которых монолитом стоит банда. Сцепленные в замок бледные руки с аккуратными алыми ногтями вытянуты перед ним, позволяя мне бесстыдно рассматривать массивное фиолетовое кольцо на большом пальце. Интересно, очередная отличительная черта группировки или он так любит ухаживать за собой? Я бы не сказал, что молодой человек похож на модника. — Ты чувствовал меня, не так ли? — по интонации Пейна нетрудно понять, что он уже знает ответ. От него то и дело веет холодной уверенностью, отчего, находясь рядом с парнем, чувствуешь себя старше своих лет. Не успев открыть рта для ответа, я вновь наполняюсь ощущением чужого приближения. Нахмурившись, кошусь на собеседника, чьи тонкие губы тронула усмешка. Плащ мягко шуршит, когда он поднимает руку и указывает ей на дверь, призывая меня отойти в сторону. Резко отшатываюсь и улавливаю шаги, хозяин которых явно не в духе. Через секунду дверь открывается с таким грохотом, что я невольно подскакиваю на месте. Высокий парень вихрем вносится в помещение, раздраженно бросая огромную красную косу с тремя лезвиями у входа. На нем небезызвестный плащ, застегнутый лишь наполовину, отчего весь мир может спокойно взирать на мышцы пресса, мягко перекатывающиеся под светлой кожей незнакомца. На груди болтается серебряная подвеска в виде пойманного в кольцо треугольника. — Как же я ненавижу этого грешного! — буквально взревел парень, яростно сверкая малиновыми глазами, — очередной совместный заход, и я вырву ему кишки, клянусь Джашином! Недовольно засопев, он взъерошил свои прилизанные пепельные волосы, становясь похожим на обиженного взъерошенного мальчишку. Оранжевое кольцо на указательном пальце совсем не вяжется с зелеными ногтями, да и в целом, глядя на этого парня, создается ощущение, что он и есть сама сущность мирового несоответствия, роковое нарушение вселенского баланса. Он только что повысил голос (пусть и в порыве гнева) на лидера банды, да и загадочному «грешному» явно не повезло стать причиной ярости нервного создания. Наконец, молодой человек замечает меня, неловко переступающего с ноги на ногу около Пейна. Рубиновый глаз загорается, он скрещивает руки перед собой, прикрывая массивную грудную клетку. — Где остальные? — спрашивает Пейн, изящно касаясь переносицы кончиками пальцев. — Я им не нянька, дорогу знают, — бросает незнакомец, не отрывая от меня взгляда, в котором черти устроили погром, — и какими судьбами такую красотку занесло в нашу дыру? Сальная ухмылочка мерзавца едва ли не вышибла землю из-под ног. Грудь тут же наполняется праведным огнем, ладони сжимаются в кулаки, а тело напрягается в предвкушении назревающей драки. Как он смеет смеяться надо мной? В моей жизни и без него хватало унижений, так неужели и сейчас я вынужден терпеть подобное отношение! Нет, только не от этого подлеца! — Как ты смеешь?! — не узнаю свой голос, дрожащий от нетерпения и раздражения. Чужие губы плавно растягиваются в довольной улыбке обожравшегося сметаной кота, что дразнит еще больше. Если Девятихвостый так же реагирует на каждого человека, то надо отдать ему должное за стальное терпение. — Не кипятись, малыш, — он примирительно поднимает ладони, заметив мой порыв наброситься с кулаками, — меня зовут Хидан, и, насколько я понимаю, теперь мы будем жить одной большой дружной семьей. Его явно веселит обстановка, он буквально купается в моем гневе. Каков негодяй! Всего одно слово, один изгиб рта, и я теряюсь в пелене озлобленности. Кровь пульсирует в голове, отчего мне кажется, что черепушка сейчас лопнет. — А парень с характером, — уверенно заявляет Хидан, переводя взгляд на рыжего тихоню, — мы обязательно подружимся. — Мы с Наруто отправляемся на тренировку, — подает голос Пейн, игнорируя наглое высказывание. Он встает с места и, не обратив на меня внимания, выходит на улицу. Переведя взгляд на Хидана, получаю очередную насмешку глаз цвета малины. Его пальцы неспешно обводят закрепленную на шее пластину протектора с перечёркнутой эмблемой Деревни Скрытых Горячих источников. Демонстративно хмыкнув, ускоряю шаг вслед уходящему Пейну, без труда нагоняя его. — Что за тип? — сердито спрашиваю я, не в силах соблюдать приличия или хотя бы сохранять хладнокровие. Как вообще можно быть спокойным, когда рядом с тобой живет нечто подобное?! — Хидан, — лишь коротко отзывается парень, мягко ступая по траве, — он уважает лишь своего Бога, поэтому привыкай к подобным нападкам. Неугодные ему давно лишились сердец. Почему-то я сомневаюсь, что под «лишением сердец» он подразумевает безответную девчачью любовь к статному бандиту. Неужели этот чокнутый настолько силен, что даже носитель риннегана не рискует преподать ему пару уроков хороших манер? Или он такой ценный участник этого маленького криминального мира, что они готовы мириться с детскими выходками? И что еще за «Бог» такой, который усмиряет жгучий характер преступника?