Polyrhythm

Она просыпается в одиночестве. На самом деле это бывает не так уж и часто. Вся прелесть жизни только вдвоем, без родителей, так это то, что они могут делить один дом, одну спальню, одну постель, в конце концов. И никто не посчитает это ненормальным. Какое-то время Ванда лежит в кровати, вытянувшись во всю длину, чувствуя себя морской звездой, выброшенной на берег, затем потягивается, заводя руки за голову, и смотрит в потолок. Туда, где под легким ветерком еле колышутся на тонких нитках разноцветные амулеты. Такие плела ее мать. Такие теперь плетет Ванда. Издалека они похожи на бабочек, нервно порхающие под потолком, связанные в одну паутину, сходящуюся в центре. Все всегда сходится, все всегда стремится к центру, думает Ванда и трет заспанные глаза, затем встает. Ей даже не нужно прислушиваться, чтобы понять, что Пьетро нет в доме. Обычно он громко хлопает дверьми, смеется, все, чтобы не дать ей хотя бы минуты спокойствия. В этом весь Пьетро. Там, где она — само воплощение тишины и сосредоточенности, Пьетро больше всего напоминает бурю, ураган, который разогнался настолько, что уже сам не в состоянии контролировать себя. Или не хочет делать этого. Ванда наливает себе стакан воды и выпивает залпом, глядя на записку на холодильнике, под магнитом. Ушел на пробежку. Вернусь через пару часов. Не скучай. Пьет. PS. Скажи, если что понадобится. Отлично, пока Пьетро нет, самое время тоже слегка подразмять свои мышцы. Но если в случае с ее братом важен бег, то Ванда занимается совсем другим. Она ополаскивает стакан и ставит вверх дном, удовлетворенно глядя, как стекают по внутренней поверхности крупные капли, и поднимается вверх, на второй этаж, там садится прямо на пол в середине спальни и закрывает глаза. Она сидит неподвижно, вдыхая и выдыхая через рот, сосредотачиваясь на шорохе скользящих под потолком амулетов. Все всегда сходится в центре, думает она, и под закрытыми веками вспыхивает изображение круга на воде, который сжимается, как будто время обратилось вспять, и из него поднимается капля. Ее окутывает еле заметное в солнечном свете красноватое сияние, оно колышется над кожей как длинные нити морских водорослей под прибоем. Но Ванда уже не здесь. Она чувствует солнечный свет на лице, оказываясь в залитом светом парке, на середине беговой дорожки, она чувствует, как ровно и мерно ходят под кожей мускулы, не ее, сильные и напряженные, они ноют от долгой и быстрой пробежки, она чувствует биение сердца, ускоренное в несколько десятков раз, щекочущие шею мокрые пряди волос, ощущение вспотевшей на спине майке, прилипшей к коже. Она вдыхает запах Пьетро, усиленный от продолжительной тренировки, его она ни с чем не спутает, так пахнут железные кольца на ее руках, даже когда их снимешь, или когда только-только открываешь бутылочку медицинского спирта — мертвая вода, резкая, сильная. Такой запах разливается в воздухе после грозы, озоновый, свежий и неестественно-быстрый. Так пахнут подошвы кроссовок, когда бежишь что есть силы по расплавленному июлем асфальту беговой дорожки в парке, как бежит она сейчас, обгоняя ветер. Ванда наслаждается телом Пьетро, его силой и скоростью, сейчас она не больше чем клетка крови в его кровеносной системе, проносящаяся по артериям близко к громадному пульсирующему сердцу. Если есть что-то более прекрасное, чем чувство единства со своим близнецом, привязанным к тебе с самого рождения, находящимся всегда в зоне комфорта, под самой кожей, близко к сердцу, тогда она не знает, что это может быть. Пьетро поворачивает голову, и вместе с ним поворачивается Ванда, она чувствует, как горят подошвы ступней от долгого бега, как наливаются тяжестью мускулы, как дыхание постепенно становится прерывистым, и словно приходит в чувство. Затем начинает медленно массировать невидимыми пальцами узлы мускулов, где чувствует его боль, она открывает рот и дышит вместе с ним, захватывая столько кислорода, чтобы наполнить его легкие, и постепенно ему\ей становится легче, боль затихает, в боку перестает колоть, а сердце снова стучит ровно, хоть и очень быстро. — Решила подкрасться незаметно? — она слышит смеющийся голос Пьетро. Она в его голове, и он знает об этом. Пьетро переходит на нормальный человеческий бег, затем останавливается посередине парка, нагнувшись и упираясь ладонями в колени, чтобы восстановить дыхание. — Йеп, думала, немного помощи не повредит, — Ванда смотрит на ее\не ее руки, обхватившие колени, и это ее завораживает. Не так часто Пьетро разрешает ей заглядывать не только в его разум, но и в его тело. Поэтому она не может удержаться, чтобы не сжать пальцы, чувствуя под ними плотную мягкую ткань, движение суставов и пульсацию в подушечках. — Ты же меня младше, о какой помощи ты говоришь? — слегка задыхаясь, говорит Пьетро. — Скорее, это я тебе помогаю. Концентрация и все дела. Хэй, Ванда, — он знает, что она внутри него, он знает, что она видит и слышит, чувствует то же, что и он, поэтому закрывает глаза и резко выпрямляется, затем разворачивается, позволяя себе и своему разуму кружить ее, будто подхватив на руки. Он ускоряет биение сердца и резко вдыхает ртом кислород, зная, что это опьянит не только его, а затем открывает глаза. — Смотри. Это больше походит на чудо. Ванда замирает вместе с братом под льющимся с неба солнечным светом, ее будто обволакивает тепло, задерживаясь на лице и плечах невидимыми поцелуями, она видит яркую резкую зелень листвы и слышит ее шум, шелест сливается с биением ее\его сердца. Она стоит, завороженная, задыхаясь от восторга. — Моя Ванда. — произносит Пьетро вслух с нежностью. — Смотри. И она смотрит, запутавшись в его теле как в нитках амулетов, потерявшись среди переплетения артерий и венок, держась невидимыми пальцами за его руку. Как в детстве. Как всегда. Вот что такое быть близнецом. Они стоят держась за руки, высокий и взъерошенный парень в насквозь мокрой от пота майке, в одиночестве застывший посреди беговой дорожки в парке, и невидимая тень его сестры, и смотрят, улыбаясь. Самим себе и друг другу. — Так, -первым отмирает Пьетро. — Что у нас на обед, я просто умираю от голода. — Я что-нибудь придумаю, — отзывается в его голове Ванда. — Отличная пробежка, Пьет. — она скользит невидимыми пальцами по его шее, лаская. — И да, захвати мороженое по дороге обратно. — Легко, — он склоняет голову набок, словно чувствуя прикосновение ее макушки к своей щеке и наслаждаясь неслышным запахом ее волос. А затем срывается на бег. Вот что такое быть близнецами.