Polyrhythm

Ртуть. Hg. От древне-греческого вода+серебро. Это единственный на планете металл, который при нормальных условиях существует в жидком состоянии. Пары его ядовиты. Ванда завороженно смотрит за перекатывающимися шариками ртути в запаянной колбе, пластичные, круглые капли, матово-серебристого цвета, с легкостью разбегаются по стеклу, будто живые, а затем собираются в одну сверкающую под лампой лужицу. Они на уроке химии, а она никак не может сосредоточиться. Все мысли ее заняты тонкой узкой колбой, в которой находится вещество настолько красивое, насколько смертельно-опасное для жизни. Ванда поднимает глаза и находит Пьетро, он на другой половине класса, за своим столом, колдует над раствором, сосредоточенно покусывая губу и черкая какие-то заметки в своем конспекте. Еще бы, ртуть ему совершенно неинтересна. Как только он чувствует, что на него смотрят, тут же поднимает голову и улыбается сестре краешками губ. Всего на секунду и почти незаметно, но этого достаточно, как если бы он оказался рядом, а его губы прикоснулись к ее лбу. Затем снова погружается с головой в лабораторную, быстрыми и точными движениями отмеряя необходимое количество жидкостей, которые требуется смешать. — До конца лабораторной еще полчаса. Поторопитесь. Уэспер, не взорвите класс вместе с бурой жижей, которую вы намешали. На вашем месте больше бы я туда ничего не добавляла, а то еще действительно взлетим, — слышится тревожный голос учительницы. — Я бы отсела подальше, — тыкает она пальцем в двух ближайших к несчастному Уэсперу учеников. — Никогда не знаешь. Ванда теряет интерес к происходящему за спиной, возвращаясь к своей колбе. Ртуть и в самом деле похожа на Пьетро. И даже не скоростью, с которой скользит по стеклянной дорожке, оставляя за собой крохотные капельки, ни на мгновение на остающиеся на месте, они скользят за основным потоком, он вбирает и поглощает их бесследно. Пластичностью. Ванда вспоминает, как он в один момент может обнять ее, будто погружая в свои объятия, обволакивая и окружая теплым щитом. Из них двоих только она умеет проникать в чужие разумы, в его также, хоть и старается не вламываться без предупреждения, но в такие моменты Ванда понимает, что это она теряется в нем. Ее отвлекает жужжание лежащего рядом с книгой телефона. На экране светится одно входящее сообщение. «Piet: Видела бы ты себя со стороны, выглядишь замечательно. Хотя нет, жутко!!!» — читает она сообщение от Пьетро. Ванда поднимает лицо. Пьетро сидит к ней вполоборота, одна рука подпирает подбородок и утыкается локтем в столешницу, будто ему скучно, другая с неестественной скоростью порхает по клавишам мобильного. «Wanda: С чего вдруг?» — она недоумевающе смотрит на свой стол, затем оглядывает себя, но вроде все в порядке. «Piet: Ты так смотришь на эту колбу, как будто влюблена. Мне начинать ревновать?» — он морщится и закусывает губу снова, все еще уставившись в телефон, слишком сосредоточенный и серьезный для такого несерьезного разговора. Ванда читает и перечитывает слова заново, пытается мысленно дотронуться до брата, но тот как будто нарочно избегает смотреть ей в глаза. Отлично. Просто отлично. «Wanda: То есть ты хочешь сказать, что тебя не волнуют другие парни вокруг меня. А колба?!!! ORLY?» Вместо ответа приходит один смайлик. Piet:) Пьетро все еще продолжает что-то набирать, и Ванда окончательно забивает на собственную лабораторную, но, прикрывшись учебником как щитом для верности, продолжает посматривать то на брата, то на экран. «Piet: Ну я хотя бы могу отвадить от тебя парней. Легко. Совсем легко. Но не…» Он набирает и стирает слова, набирает и удаляет снова, все больше сжимая губы и морща лоб, хмурится и начинает снова печатать. Затем выдыхает, горбясь на своем стуле, и бросает телефон на стол, поднимая глаза. Он смотрит на нее с таким выражением, что Ванде становится больно. Буквально физически, потому что в груди заканчивается воздух, и она совершенно забывает, как дышать, все, что остается — это его взгляд. В нем столько скорби и страдания, что хочется подбежать к нему, послав к черту людей, находящихся в этом кабинете, наплевав на правила приличия, запустить пальцы в его растрепанные волосы, обнимая за голову, и бесконечно долго шептать ему на ухо, что она его любит. Ей проще. Ей намного проще. Она всегда может дотронуться до его мыслей, пробраться в самую глубину эмоций и узнать то, что Пьетро и так отдает ей. Ртуть. Бесконечно-переменчивая и неуловимая, распадающаяся на сотни мелких капель, чтобы через мгновение слиться воедино, пластичная и все же это металл, достаточно многосложный, чтобы существовать на грани двух состояний, разрушительный и ядовитый, но при этом все же завораживающе-прекрасный. «Wanda: Уже слишком поздно, Пьет.» — она набирает слова даже не глядя, все еще сцепившись взглядом с братом, через весь кабинет, столы с ретортами и колбами и спины других учеников. Пьетро быстро моргает, и Ванда не сомневается, что за то мгновение, пока ее сердце пропускает один удар, его же заходится от сотни. Какой же он иногда мнительный. Шшш, мой брат, тише, моя любовь, — она почти напевает, забираясь к нему в мысли со всей нежностью и спокойствием, которое только может найти. - Мне кажется, я уже слишком отравлена тобой, что попытаться дышать отдельно. Скользящая по длинной стеклянной пробирке ртуть собирается из крохотных капелек, поблескивая под светом лампы, сжимается в плотный шарик, матовый, гладкий и обманчиво-спокойный, и Ванде безумно хочется окунуть в нее пальцы, а затем облизнуть их, пробуя на вкус. Так она и сделает, как только доберется до Пьетро. Хорошо, что до конца урока осталось совсем чуть-чуть.