Polyrhythm

— У меня для тебя подарок, — однажды вваливается домой и прямо с порога кричит Пьетро. Голос у него до того счастливый и громкий, что Ванда даже высовывается из-за косяка открытой двери, свешиваясь на своем стуле. Со стороны кажется, что она вот-вот упадет вместе со своим стулом. Но это же Ванда. Она и в воздухе может левитировать вместе со стулом, полом и всем домом. Понятное дело, что она это не делает, чтобы не привлекать внимания соседей. Хотя ей такая возможность кажется даже забавной. — Что? — спрашивает она и устало жмурится, хлопая глазами, отодвигаясь от высокой горы учебников, за которыми прячется даже ноутбук. В то время, пока Пьетро где-то себе гуляет, она делает домашние задания по школе. За двоих. — Это сюрприз, но думаю, тебе он понравится, — подмигивает ей Пьетро и принимается раздеваться. Зимнее пальто, шапка, шарф и перчатки летят в одну сторону, сам же он — в другую, к сестре. Пьетро гладит ее по щекам, лбу совершенно замерзшими пальцами, как будто не может успокоиться, добравшись до самого дорогого и важного на свете, целует в волосы и с совершенно счастливым видом устраивается на подлокотнике стула, обнимая сестру. Его ледяные руки быстро лезут к ней под майку, но только чтобы согреться. — Черт, они не сгибаются, — жалуется Пьетро. — Представляешь, я даже не могу тебя защекотать. Ванда только охает от ощущения холода по спине и ребрам, но на Пьетро вообще невозможно обижаться. — Дай мне десять минут, чтобы отогреться, и идем, — Он шепчет ей на ухо, прижимая к себе. Ощущения ее теплого тела в руках — это самое прекрасное, что есть в его жизни. Через десять минут, ладно, пятнадцать — он просто не может оторваться от сестры — они стоят в холле перед дверью, Пьетро становится на колени и принимается зашнуровывать ее ботинки, потом поднимается и заматывает на шее Ванды свой шарф. Шарф такой большой, что ему приходится обмотать его три раза, и все равно концы свисают до колен девушки. — А ты пойдешь без шарфа? — насмешливо смотрит на брата Ванда из-под мехового капюшона. — Даже и не надейся, что я буду за тобой ухаживать, если заболеешь. — Сейчас она такая милая, в красной куртке с большущим капюшоном, обрамленным мехом, уже раскрасневшаяся от тепла, когда отнимает ото рта шарф, которым замотал ее Пьетро, чтобы ее было слышно. Пьетро понимает, что не может удержаться и хватает сестру в охапку, неся на улицу: — Могу поспорить, что тебе бы этого очень хотелось, сестренка. Представь, я, голый и в твоей постели. Ванда шутливо колотит его в плечо, потом поднимает голову и изумленно вздыхает, открыв рот. Она так засиделась за учебниками, что не заметила кое-что прекрасное. С неба валит снег, большущими хлопьями, оседает на волосах Пьетро, снега так много, что все кругом кажется накрытым громадным белым покрывалом. Для декабря это очень необычно. Но безумно красиво. — Я же говорил, тебе понравится, — ставит ее на ноги Пьетро и еще раз заботливо поправляет шарф. Не дай бог его любимая сестренка заболеет. — Мне кажется, я сейчас тебя поцелую, — ошеломленно оглядывается по сторонам Ванда. В свете фонарей белые хлопья кажутся похожими на рой снежных пчел, танцующих хороводом, все стало совершенно-нереальным, сказочным. — Не здесь, Ванда, — шутливо грозит ей пальцем брат. — Что подумают соседи?! — и берет за руку, — Пойдем, это еще не все. В конце концов, через полчаса, заполненных снежками, дурачеством и целыми двумя разами, когда Ванда сумела повалить Пьетро в сугроб, они оказываются на открытом катке. Пьетро быстро шнурует свои коньки и затем принимается за коньки Ванды. Ловкими и привычными движениями он завязывает бантики, хлопает сестру по коленке и тащит за собой на лед. Мимо них пролетают люди, смеющиеся, раскрасневшиеся от бега. — Осторожно!!! — чуть не врезается в зазевавшуюся Ванду какой-то парень, но ее вовремя успевает оттянуть в сторону Пьетро. — Извини, — машет парень. — У твоего парня замечательная реакция, — он показывает большие пальцы одобряюще и уезжает, а Ванда хихикает: — Ага. У меня просто замечательный парень, — и тянется поцеловать Пьетро, выходит не очень, на коньках на цыпочки не поднимешься, а еще настырный шарф лезет в рот, но в конце концов, Пьетро понимает, чего от него хотят, и наклоняется к сестре, они целуются посреди катка, в самом центре, кругом слышится хруст и шипение коньков по льду, смех и громкая музыка, с неба валит снег, застревая в разноцветных волосах брата, превращая все кругом в волшебство. — Тебе стоит целовать меня почаще, — Ванда стряхивает снег с волос Пьетро, взъерошивая челку. — Ты ведь знаешь, как мне это нравится, любовь моя. Им не нужно притворяться или прятаться. Они смеются, держась за руки. Пьетро учит Ванду кататься задом наперед, и когда он берет ее за талию и тянет за собой, никто даже не смотрит на них. Пьетро исчезает на мгновение, возвращаясь уже со стаканом горячего сладкого кофе, и Ванда аккуратно пьет, хотя все равно обжигает язык. Она хаотично машет руками, открыв рот и делая забавное выражение, а Пьетро смеется над ней. А потом он целует ее. И еще. И еще. Он останавливается на каждом круге, чтобы поцеловать. Ему все равно, если они кому-то мешают. На самом деле они и не мешают. Для остальных они двое — просто еще одна влюбленная парочка. Люди объезжают их, смеясь и громко разговаривая, люди выписывают сложные фигуры на льду под звуки музыки, люди танцуют и флиртуют. Когда Ванда наконец устает, она ведь куда слабее своего брата, Пьетро усаживает ее на бортик, окружающий каток, и она сидит болтая ногами как маленький ребенок, счастливая, растрепанная, капюшон давно свалился с головы, и в волосах снег, а сам он стоит рядом, положив голову ей на плечо, и следит за ее взглядом. Она такая теплая, мягкая и уютная, что ему хочется прямо тут и уснуть, уткнувшись в ее куртку. Можно даже стоя. Ванда счастливо вздыхает: — Спасибо за подарок, Пьет. Ну и как я могу отплатить за него? Пьетро точно знает, как она может отплатить. И еще двадцать вариантов. Все они заставляют его улыбаться: — Мы что-нибудь подберем, обещаю, — он подмигивает ей. — Так, как насчет еще горячего крепкого сладкого кофе? Ванда притворяется, что задумалась, а потом улыбается, заправляя волосы за ухо, и кивает: — И не забудь к нему десяток поцелуев. Или даже два.