Ночь, как могила, темна

А все, чего хотят ведьмы — это покой. Джеральд Гарднер, «Ведовство сегодня»

      В то утро, когда Нед обнаружил, что его брата нет на месте, сперва он подумал, что малыш просто вышел прогуляться и где-то заигрался с птицами или белками. Но Чарльз не позавтракал и не вернулся к обеду — и цунцу забеспокоился. Он не боялся, что Чарльз может потеряться. Мальчонка вырос в лесу, знал его как свои пять пальцев (по сути, у него и не было никакого другого занятия и никаких развлечений, кроме исследования тайных троп и полянок). Следующей мыслью Неда было, что Чарли подвергся нападению какого-нибудь хищника. Это тоже было маловероятно, у животных с маленьким полуцунцу сложились доверительные отношения: белки ели у него с рук, даже волки лежали головой на коленях у мальчика, не причиняя вреда. Хотя Нед не мог поклясться, что-то были настоящие хищники, а не ведьмы-керкеси. И, стоило ему вспомнить ведьм, как у Неда в голове созрел план. К кому ему было обратиться, как не к ним? Он и без того бездействовал дольше, чем нужно. Интуиция звонила во все колокола: брат попал в беду! Но Нед все равно упорно ждал его, гася в себе беспокойство, пока солнце не начало клониться к западу. Да, Чарльз мог заиграться на далекой прогалине, пообедать ягодами с кустов и заснуть на голой земле, но он не заставил бы брата волноваться, единственное существо, которое он любил всем сердцем.       Окончательно приняв решение, Нед встал с лавки, задернул на окне истончившуюся от времени занавеску, и вышел. Дверь запирать не было нужды, он только прижал ее камнем от диких зверей. И направился в глубь леса. Кроме самих ведьм никто не знал, где их шабаш, однако было бы глупо устраивать его у кромки леса, рискуя постоянно попадаться на глаза недружелюбным эльзильцам.       И все же, продираясь через чащу, Нед надеялся, что ему на встречу попадется Чарльз. Может быть, мальчонка сам попал к ведьмам и заигрался с их девочками? Ведь растят они у себя в общине крошек-колдуний.       Но тщетно.       Община ведьм открылась ему, словно через распахнутую дверь: только что Нед брел по густым зарослям, не видя перед собой ничего, кроме стволов деревьев, раскрашенных пятнами солнечного света, и вот, стоило цунцу отвести в сторону ветку, сделать шаг вперед, и он будто бы попал в огромную хижину, стенами которой были дубы, а потолком — сплетенные ветви их крон. В этом пространстве находилось множество разных женщин: людей и линормок, была даже одна полуцунцу с коротенькими непригодными для полета крылышками. Все они занимались своими делами, не обращая внимания, что меж ними затесался гость мужского пола. На ярко освещенном пятачке травы прыгали через веревочку девочки семи-десяти лет. В полумраке дремали старушки, устроив головы на поросших мхом пнях, как на подушках. Куда-то спешили, сновали вперед и назад женщины — помоложе и постарше, совершенно разные, и, в то же время, удивительно похожие одна на другую — как снежинки, если рассматривать их, осевших на рукавице. На несколько мгновений Нед забыл о тревоге, которая гнала его по лесу в поисках этого убежища. Он замер, пораженный, восхищенный — сперва только видом упорядоченности этого человеческого улья, а затем в его разум робко постучалось осознание, что вокруг — одни только женщины. И все они показались Неду удивительно прекрасными.       — Что тебе тут нужно? — Перед цунцу возникла высокая дама, и ее тень закрыла от него весь солнечный свет. Женщина была не просто высокая — рослая даже для мужчины, тонкокостная, но жилистая. Нед не сразу сообразил, что перед ним сама Старейшина общины. В памяти всплыло имя — Антуза. Та ведьмочка, что изредка помогала им с братом, упоминала о ней.       И Антуза полностью соответствовала своему описанию. Величественная. Пышущая силой. Властная. Нед подумал, не нужно ли ему опуститься перед нею на колени — в конце концов, здесь, в лесу, она фактически была королевой. Но стоило его коленям дрогнуть, как Антуза прервала его движение, хлопнув молодого человека рукой по плечу.       — Погоди, я слышала о тебе, — она запнулась, словно хотела сперва сказать «видела» или «вспомнила», — ты тот несчастный цунцу, что поселился в домике, оставленном одной из наших сестер.       — Мой брат пропал, — только и смог выдавить из себя Нед.       Он стоял меж двумя стволами дубов, как в дверном проеме. У него был один путь, если Антуза не позволит ему пройти — назад, и спиной парень чувствовал холод, тогда как в древесном кругу царило тепло.       — Помогите мне, прошу. Я не знаю, где его искать. А вы…       Антуза задумалась на мгновение. Ее тяжелая долгопалая рука все еще лежала на плече гостя, и по тому, как ногти вдавились в его кожу, Нед мог догадываться о том, что старейшина приняла решение.       — Обычно наши отношения с мужчинами ограничены… — она не стала продолжать, только отступила в сторону, — но за тебя еще десять лет назад просила одна из наших сестер, и ты показал себя достойным жителем леса. Проходи.       Антуза махнула рукой, указывая гостю на центр древестенного круга, и там молодой человек увидел обложенный камнями костерок. Старейшина подвела цунцу к нему, нажала ему на плечи, побуждая сесть, и знаками пригласила нескольких ведьм присоединиться к ним. У костра в круг уселись: старуха с распущенными седыми волосами и длинным носом — несмотря на то, что она до последней буквы походила на типичное описание злой сказочной колдуньи, Нед нашел ее совсем не страшной, а даже располагающей и милой; молоденькая ведьмочка лет одиннадцати, крутившаяся как юла, будто села на камушек; две девушки среднего возраста, похожие друг на друга, как две капли воды, и, наконец, очевидно беременная женщина, которой до материнства осталось меньше двух месяцев. На Неда все они посмотрели со сдержанным любопытством, но Антуза не стала представлять его или объяснять ситуацию. Она бросила в огонь какие-то травки, сгоревшие в мгновение ока с приторно-резким запахом, и протянула соседкам руки. Ведьмы принялись соединять ладони. Нед тоже потянулся к ним, но женщины проигнорировали его, молодой человек только почувствовал, как переплелись за его спиной, задев крыло, чьи-то пальцы. И стоило кругу замкнуться, как лица присутствующих женщин в миг озарились пониманием.       — В лесу твоего брата нет. — Сказала Антуза.       — Он умер? — Спросил Нед так спешно, что дрожь в его голосе не успела стать очевидной.       — Нет, я бы почувствовала, — ответила беременная ведьма, — он просто покинул его переделы. Я, на самом деле, чувствую его, только слабо.       Как это возможно, подумал Нед, ведь они ничего не знают о моем брате? На мгновение он подумал, что ведьмы водят его за нос, но зачем бы им было впускать его, сажать у костра, чтобы потом лгать в глаза? Ведь, в отличие от деревенских знахарок, денег они с него, вроде бы, брать не собирались. Да и не в их это традициях. В любом случае, у него не было и медяка. В те редкие разы, когда Нед выбирался по осени в Эльзил на ярмарку, пряча крыло под плащом, он обменивал шкуры белок на хлеб и сапоги для брата. Денег он и в руках, считай, не держал дольше нескольких мгновений.       — Что ж, это не беда, во всяком случае, не такая, как смерть, — Антуза тряхнула руками, разрывая круг. Как только она прекратила наспоро сделанный ритуал, самая младшая ведьма тотчас вскочила и вприпрыжку унеслась к ровесницам, — если кто-нибудь пойдет с тобой, особенно, если это будет керкеси, то вы легко найдете мальчика по запаху. Но я не могу приказать никому из моих сестер помочь тебе. Только если кто-нибудь из них захочет…       У Неда перехватило дыхание. Все оказалось напрасно! Он бежал за единственной помощью, на которую мог рассчитывать, и как только убедился, что Чарльз действительно в беде, ему отказывают в содействии.       — Но… но… Вы не можете что-то наколдовать прямо отсюда?       Антуза грустно усмехнулась.       — У меня целый ковен ведьм, многие из них стары, больше пяти — на сносях. Ты думаешь, я рискну ими всеми ради чего-либо меньшего, чем война или просьба Высшей Айне? Чтобы вернуть твоего брата колдовством, понадобится сила всех нас. Я не могу на это пойти.       Старейшина встала, и Неду показалось, что она оборвала себя на полуслове, чтобы не напоминать ему, что он — чужак. Она не могла ему помочь, но сочувствовала в его беде. Молодой цунцу понимал, что ему нужно тоже встать и отправляться восвояси, но от досады и разочарования он обессилел. Нед просто сидел, подвернув под себя одну ногу, пялился в огонь и ни о чем не думал, опустошенный. Думать было попросту страшно. Его жизнь и так имела смысл вот уже долгие годы в одном лишь Чарльзе, а теперь лишилась и его.       Следующие слова Антузы донеслись до Неда издалека, словно он снова парил над землей, а она говорила с ним, стоя внизу.       — Я прекрасно понимаю, почему ты так думаешь. Многие наши сестры уходили и не возвращались затем в общину. И больше половины — не потому, что счастливо выходили замуж, приноравливаясь к жизни в деревне, а оттого, что оказывались мертвы. Да, сама вижу, молодой, к тому же, цунцу, а они все красавчики, — да она вообще не с ним говорила! Нед обернулся.       — Я вовсе… мне просто хочется ему помочь.       Рядом с Антузой стояла молодая невысокая ведьмочка. Волосы у нее были неестественного нежно-розового цвета. Нед подавил желание подойти и потрогать их — должно быть, они мягкие, как облака, подумал он. Глаза у девушки были светло-лиловые, таких он тоже прежде не видел. Однако лицо у нее было простое, непримечательное, без этих ярких красок, словно украденных у рассвета и размазанных по лицу, девушка казалась бы не красивей измотанной деревенской прачки.       — Ну что ж, иди. Я буду молиться за тебя Айне.       Сказав это, Антуза даже не оглянулась на Неда. А вот девушка с розовыми волосами смотрела на него во все глаза. Сочувственно, но не влюбленно. Когда цунцу поднялся на ноги и протянул руку доброволице, она крепко пожала ее и улыбнулась, скрепляя их негласный договор.       — Прощайте. И спасибо за помощь, — сказал Нед, чувствуя кожей, что теперь вся община желает, чтобы он ушел. Он заручился поддержкой, на которую только мог рассчитывать, и ему было нечего больше делать в убежище ведьм.       Уже у самого выхода меж дубами Антуза привлекла девушку с розовыми волосами к себе и по-матерински поцеловала в лоб.       — И запомни, — шепнула старейшина на ухо ей, — никто из них тебе не друг.