Ночь, как могила, темна

Не следует думать, что жестокость существует только в грубом и корявом обличье; не менее часто она встречается среди утонченных и образованных людей. Если в людях грубых она проявляется главным образом в нечувствительности к чужим страданиям, то в утонченно-образованном облике она принимает вид страсти, поддаваясь которой человек испытывает невыразимое наслаждение. Сабин Бэринг-Гулд, «Книга оборотней»

      Нед, измученный болью и страхом, продремал на столе до утра, хотя его сон больше был похож на лихорадочное беспамятство. Молодому цунцу казалось, что он чутко, как собака, слушает даже сквозь дымку сновидения и готов в любой момент пробудиться. Только действительно вернувшись к бодрствованию, он понял, какая-то была наивная иллюзия — плод усталости, разумеется. Биби тоже не отдохнула и проснулась с головной болью. Нед невольно разозлился на нее, с трудом вернув самообладание: без нее было бы легче, без нее я бы не провел такую ужасную ночь, подумал он, и тотчас напомнил себе о реальном положении вещей — без нее он бы все еще бестолково метался по лесу в бесплодных поисках. Фабиола попала в просак и он ее не остановил — что ж, она бескорыстно согласилась рискнуть ради него, у него не было права упрекать ее, даже если б ее наивность привела к настоящей беде.       В конце концов, виновата их общая наивность.       — Идем, — хрипло сказал он, подавая ей руку.       Биби проигнорировала протянутую ладонь и встала сама, хоть и покачиваясь. Хмурый Джо не окликнул их, когда они выходили из «Сени Древа», гости, начавшие набиваться на постоялый двор, даже не повернули к двери голов. Наемников, что приставали к Биби вечером, видно нигде не было.       Нед и Фабиола брели по улочкам города, не имея никакой конкретной цели. Они просто перемещались с места на место, чтобы не привлекать ненужного внимания. Биби потеряла след, и единственным сопособом вернуть его было снова обратиться в волчицу. Но как сделать это прямо в городе, полном недружелюбных эльзильцев?       — Нужно попросить помощи у жриц Древа.       Биби это казалось очевидным, но они с Недом еще помнили, как их высмеяли на постоялом дворе. Что значило заявление, что в Айне больше не верят в Эльзиле? Нед знал, что в каждом селе или городе есть святилище. Обычно оно было заметно издалека, построенное вокруг самого большого и старого дерева. Но в Зэрэте дома стояли на высоком фундаменте и, как цунцу ни задирал голову, ничего, кроме бесконечных этажей и неба, не увидел. Вот теперь мне бы пригодились крылья, с тоской подумал он. Хлопали во дворах простыни, растянутые на веревках, из окон высовывались занавески и трепетали на ветру, словно хотели улететь из домов. Неду в этих звуках слышался шорох крыльев, и тоска захлестнула его с головой. Возможность полета он потерял навсегда. Однако брата — еще нет. Биби ласково держала его за руку и мягко увлекала за собой — это немного успокаивало. Путники искали святилища, потому что ничего иного им не оставалось.       Через несколько утомительных на жаре часов Нед и Биби все-таки нашли святилище. О том, что это именно оно, молодые люди догадались не сразу. Больше всего огороженная ржавым забором местность походила на заброшенный сад. Корявые сучья неухоженных деревьев тянулись через погнутые прутья, будто пальцы мертвецов. Из глубины зарослей пахло затхлой влажной землей. Никакого Святого Древа над скрюченными яблонями и грушами не виднелось.       Биби осторожно приблизилась к забору, стараясь не испачкаться о ржавчину и не оцарапаться, и попробовала вглядеться во тьму под сенью спутанных, как шерсть бродячей собаки, зеленых крон. Пожалуй, волчьими глазами она бы и рассмотрела что-то, но человеческими видела лишь мрак.       — Ничего не понимаю. Может быть, мы ошиблись, это не святилище? — пробормотал Нед.       — Это оно. — Из мглы вынырнуло смуглое лицо, и Биби с Недом от неожиданности отпрянули.       На них смотрела молодая девушка, одетая как жрица, но наряд был очевидно мал ей, короткие рукава нелепо торчали, словно крылышки, над плечами. Не будь незнакомка такой худенькой и тонкокостной, проймы врезались бы ей в подмышки.       — Проходите, — девушка отворила калитку и приглашающе махнула рукой. — У нас теперь посетителей почти не бывает, с тех самых пор, как в стране воцарился новый культ Уризена. Древо вне закона, во всем Эльзиле — мы последнее святилище.       Нед недоверчиво хмыкнул.       — И ты вот так просто разрешишь нам войти?       — Само собой. Не знаю, кто ты, но рядом с тобой стоит лесная ведьма, а ей я доверяю.       Цунцу и Биби протолкнулись в ржавые врата под холодный потолок из живых ветвей.       — Так очевидно, что я ведьма? — Озадаченно спросила Фабиола. Она вспомнила, что произошло минувшим вечером, как к ней отнеслись окружающие… Они тоже знали, кто она такая?       — Ну еще бы. Розовые волосы, босые ноги. Эльзилки так не ходят, а уж платьев, открывающих лодыжки, не наденут в жизни.       Биби спохватилась и начала объяснять, что одежду им пришлось позаимствовать у жителей Зэрэты. Жрица успокоила гостью, что нет нужды беспокоиться, хозяевам одежды они отнесут деньги, оставшиеся от пожертвований, только пусть Биби получше объяснит, в каком доме они взяли платье и рубаху. Шедший позади девушек Нед слушал вполуха. Он сомневался, что жрица действительно выполнит обещание, если все обстоит так, как ему кажется — культ Древа в немилости. Явно последнее пожертвование было совершено годы назад, теперь бы жрицам и жрецам прожить на те крохи, что, вероятно, остались…       И только тут Нед понял, что его так смущало последние несколько минут. Биби говорила с шипящим акцентом, хоть это легко объяснялось — в круг ведьм женщины приходили со всех концов континента, в том числе, из Дахнилкана и царства оборотней, Апима. Раз уж Фабиола — керкеси, должно быть, родилась она в Апиме. Или ее мать происходит оттуда. Но теперь Нед заметил еще кое-что. Биби разговаривала на правильном литературном языке — и это несмотря на акцент! И жизнь в лесу! Тогда как жрица Древа предпочитала местный жаргон.       Нед чувствовал, что обязан спросить.       — Фабиола, — он побоялся назвать ее «Биби», — скажи… ты правда настоящая маркиза?       Ведьма обернулась к нему и промолчала. Ни движением плеч, ни мимикой, ни даже взглядом она не дала Неду понять, прав он или ошибся.       Внутри святилища Биби мгновенно почувствовала прилив сил, словно оказалась дома. Она сказала, что у Неда повреждена спина, и попросила жриц (их оказалось пять, и еще двое жрецов) посмотреть рану. Старушка, очевидно, бывшая Верховная жрица, принесла пахучую мазь, две молодые девушки притащили ткань для перевязки. Рана не нагноилась и быстро затягивалась — как у всех цунцу, но Нед все равно кусал рукав, чтобы не вопить, пока его лопатку намазывали лекарством. А старуха и смуглая привратница тем временем рассказывали, как так вышло, что культ Древа попал под запрет.       Оказалось, что лет восемь назад в столице объявился проповедник, который рассказал о том, что ему во сне явился Высший, именующийся Уризеном* и дал возможность творить чудеса, недоступные никакому магу. Король Фредерик Первый принял странника к себе на службу и провел множество реформ под его началом. Во-первых, уничтожил все Святилища Древа — приказал спилить деревья, разогнал жриц и жрецов… Во-вторых, объявил магию вне закона — любую, не считая необъяснимых благ, что идет от Истинного Высшего Уризена.       — Мы собираемся здесь, рискуя своими жизнями, — кивнула старуха, когда привратница запнулась, повествуя о жестоких преобразованиях.       — Айне объявлена демоницей. И вам, лесным ведьмам, больше не доверяют. Слухи растут, как грибы после дождя, уже в страхе насочиняли того, будто бы вы из леса насылаете на города хворь.       Биби расстоенно покачала головой. Если она виновна уже тем, что она ведьма, что же будет, если простой люд Зэрэты узнает, что она, ко всему прочему, оборотница? Но ей необходимо снова найти след Чарльза! Фабиола рассказала в ответ свою историю — точнее, их общую с Недом, короткую и печальную историю. Жрецы и жрицы посовещались несколько минут и сошлись на мысли, что нельзя не помочь бедным странникам. Быстро придумали план: окружить превращенную в волчицу Биби кольцом и шагать так, чтобы ее лапки нельзя было рассмотреть за мельтешением множества ног. У восьми человек это вполне могло получиться.       Нед отдыхал с перебинтованной спиной полтора часа, а затем, поев, сказал, что достаточно окреп. Верховная так не считала, но цунцу рвался на поиски. Как только он переставал страдать от голода и усталости, страх в его голове начинал бить мощным гейзером и звать в путь.       Фабиола доверила ему и теперь нести ее платье. Она снова перетекла из тела в тело легко, словно прыгнула с правой ноги на левую. Только что была девушкой, и вот стала волчицей. Нед всегда думал, что керкеси обращаются в муках, однако когда он потом спросил об этом у Биби, она ответила, что это вопрос таланта и везения. Кому-то выпадает умение легких родов, кому-то — дар биться с противником, а ей повезло на безболезненное обращение.       Нед думал, что им придется рыскать по всему городу, как они с утра бродили в поисках Святилища, но Биби в волчьей форме, казалось, знала путь так твердо, будто шла по карте. Ее влажный нос нетерпеливо тыкался ему под колено, направляя. Каково же было удивление Неда, когда оказалось, что они просто-напросто вернулись под выгоревшую вывеску «Сени Древа». Биби встала позади него человеческой девушкой, сдернула с плеча цунцу свое платье и шепнула ему в ухо:       — Это требует размышления.       — Это требует объяснения, — в тон ей ответит Нед.       Колдун стоял на вершине одной из башен, обозревая свои будущие владения. Нет, он не мог объять взглядом их все, но мог вообразить — до самого края мира. Пока еще ему принадлежит лишь этот замок, вырастающий из скалы, словно ребра трупа, взрезавшие истлевшую кожу, да несколько десятков слуг — большая часть из них плохо обучены и туповаты. Но вскоре у него будет кровь полуцунцу, а это — залог успеха. Лодинн прикрыл глаза, мечтая. Голова его, овеваемая ветром, ощутила вес воображаемой короны. Эльзил склонится перед ним, а после — и Бралентия, и Апим, и Мелуккад, а там и парящий над землей островок людей-птиц. Лесных ведьм он всех истребит и поставит вне закона, незачем бабам жить в лесу и заниматься какими-то неведомыми бабьими делами, пусть лучше рожают сыновей и шьют мужьям рубашки. В конце концов, в Эльзиле, вроде бы, нехватка и того, и другого. А культ Уризена укрепит его власть…       Колдун открыл глаза как раз в тот момент, когда в клубах пыли у подножия скалы стали различимы Гидеон и Северин, двое его лучших подручных. Обоим он мог доверять как самому себе, и к тому, и к другому он знал подход, обоих привязал к себе сильнее, чем могло бы заклинание или горы золота. Именно им он поручил поймать для него маленького полуцыпленка, как про себя колдун называл мальчишку, которого видел в волшебный кристалл.       Лодинн спустился в зал, в котором обыкновенно принимал гостей. Он любил золото и шелк, поэтому даже несмотря на то, что большинство комнат уходили глубоко в скалу и не имели окон, колдун позаботился о том, чтобы все они поражали своим убранством, а множество факелов освещали каждый уголок как можно лучше. Десятки служанок ежедневно убирались, вычищая пыль и сор из всех щелей (они делали это тем усерднее, что каждой то тут, то там чудились копошащиеся в грязи черви, стоило только взглянуть не прямо, а краем глаза). Знал бы Лодинн, во что превратится его прекрасный замок через семь сотен лет, когда он вернется в него! Страшно представить, но отчасти и смешно.       Однако каким бы могущественным магом Лодинн ни был, свое будущее он не умел прозревать. Благослови небо его такой способностью, всей этой истории не случилось бы.       — Все как Вы просили, господин, — первым в зал вошел Гидеон. Другим своим слугам Лодинн не позволял говорить прежде, чем он даст им слово, но для двух наемников эти правила не действовали.       Гидеон преклонялся то ли перед магическим умением хозяина, то ли перед его жаждой власти и насилия, но в его стопроцентной преданности Лодинн не сомневался. Не нужно было заглядывать в голову этого полукровки при помощи колдовства, чтобы понять, что он готов унизиться перед своим покровителем ради его одобрения. Причины такого раболепия в сильном и грубом создании маг не понимал, но предпочитал пользоваться им сполна, пока мог.       Второй же из убийственного дуэта, Северин, являлся личностью попроще. Его интересовали деньги, власть, и, по мелочи — еда, вино, женщины. Он был не так уж глуп от природы, даже умел читать и кое-что смыслил в тактике, но жадность Северина превосходила все границы. Жадность и страх обеспечивали власть над ним, а самомнение Северина не давало ему догадаться, как его используют.       Северин вошел вслед за Гидеоном, неся на плече трепыхающийся мешок.       — Все в лучшем виде, господин.       Северин развязал веревку на мешке и вытряхнул содержимое — маленького Чарльза — на пол. Полуцунцу упал, больно ударившись о мраморные плиты, но даже не вскрикнул, скованный страхом, только тихо напряженно дышал. Красота одеяния Лодинна и величественная осанка не могли его обмануть. Мальчик всем нутром чувствовал, что перед ним чистое зло.       — Прекрасно, просто прекрасно! — колдун хлопнул в ладоши, рассматривая белоснежные крохотные крылья на спине мальчика. — Я бы предпочел девочку, но придется приноровиться к тебе, юноша.       Лодинн нагнулся и хотел взять Чарльза за подбородок, но одно только прикосновение к коже малыша обожгло его больнее, чем пламя. Колдун отнял руку, втягивая воздух через зубы.       — Та магия, что я почувствовал в нем, не подходит! Это не волшебство в полном смысле слова, это связь с духами, власть над ними.       Маг прижал занывшие пальцы к груди почти трогательным движением. Прямые брови его сдвинулись к переносице, алая сияющая мантия, словно состоящая из живой ткани, подвластной настроению владельца, потемнела до черного цвета. Лодинн размышлял. И больше всего его расстраивала мысль о том, что он просчитался. Такое случалось редко, но когда происходило, удручало мага на долгие дни.       Однако Северин, тупой в том, что касается чувств, нечуткий, не видел, что настроение хозяина изменилось. Он наклонился и взъерошил каштановые волосы приподнявшегося на четвереньки Чарльза.       — Что ж, наверное, надо было прихватить с собой ведьмочку с розовыми волосами, которую мы щупали в таверне… Как там ее?       — Ведьму? — напряженно переспросил Лодинн.       — Нет, таверну… как ведьму звали, мы и не спросили. Милашка, конечно, она была, но нас совсем не имя ее привлекало…       Колдун широкими шагами направился к Северину, перешагнув через Чарльза, будто тот был котом, подвернувшимся под ноги. Колдун схватил наемника за шею и притянул к себе, вглядываясь в глаза. Он мог видеть через зеркала и волшебные шары, но и глаза вполне подходили, чтобы поискать образ в чужой памяти. От страха Северин задергался, а глаза его невольно только еще больше распахнулись, помогая магу видеть смутную розовую тень…       — Она не просто ведьма, — сказал Гидеон и задумчиво потер шрамы на шее, — она ко всему прочему керкеси, оборотница. И апимская маркиза.       Лодинн разжал руку, и Северин рухнул на колени, кашляя. Пользуясь тем, что на него перестали обращать внимание, Чарльз отполз под ближайший стол.       — Маркиза? Ты уверен?       — Можете посмотреть и в моих глазах тоже.       Маг задумался на минуту.       — Нужно навести справки… Что ж, если она ведьма и керкеси, этого и без того более, чем достаточно. Но если она еще и благородных кровей, я возьму ее в жены.