Ночь, как могила, темна

«Он может меня изнасиловать, а я не могу его изнасиловать, поэтому я должна его любить. По любви не больно». Татьяна Москвина

      Биби ждала, что случившееся возымеет последствия, но ее положение не переменилось. Возможно, лишь потому, что Лодинн и без того не баловал пленницу. Северин, тем временем, вернулся в замок, а Гидеона маг рано утром отослал куда-то, едва остыв от гнева после того, что увидел в каморке между Биби и полукровкой. Фабиоле Лодинн сказал со смехом, что Гидеона она может не ждать. Он прибудет уже только в столицу, когда Биби исполнит распоряжения колдуна относительно короля Фредерика. Забавно, подумала тогда Биби, он считает, что мы любовники или что я действительно питаю к Гидеону страсть.       Мысль эта промчалась в сознании и угасла, как падающая звезда.       На следующий после того день Лодинн снова ввел Биби в кабинет. Ничего не изменилось в этой холодной мрачной комнате с прошлого раза. Все так же опасно потрескивал огонь факелов на стенах, шевеля тени на карте Эльзила и половины Межевых земель. Не исчез и не изменился и гримуар с заклинаниями. Однако на сей раз его помощь почти не понадобилась. Биби упражнялась втайне у себя в комнате, призывая то одну стихию, то другую, и теперь, когда рука Лодинна накрыла ее ладонь, девушка без труда поймала волну магии, словно ухватилась за раскачивающуюся навесу веревку.       — То, что мы делали в прошлый раз — просто разминка, моя милая. — Он тащил ее руку вдоль карты и остановил где-то на краю Эльзила. — Только один пальчик. Достаточно.       Маг стискивал ее руку так, что становилось больно. Не было нужды командовать — Фабиола не вырывалась, да ей бы и не удалось.       — Теперь подумать о дожде?       Колдун осклабился.       — Еще чего! Думай об огне. — Секунду его лицо оставалось спокойно, а потом исказилось в дикой улыбке. — Я послал Северина с посланием от жреца Уризена, то есть, меня, о том, что неверующих поразит кара Высшего. И, благодаря тебе, так и будет! Только представь, те земли, что не покорятся нам, все будут в огне! Месть Высшего! Это вам не занюханная Айне, которую уже не помнит никто, статуи лепят каждый на свой лад.       Он ждал, что она оценит всю красоту его изощренного коварства.       — Вот как ты убеждаешь в правильности своей религии, да? Выдаешь магию за действия Высшего? Которого сам и выдумал?       Лодинн ответил пощечиной. Биби дернулась, испуганная, ее ладонь на карте пошевелилась, невольно желая потереть горящее лицо, но маг только сильнее прижал свою руку поверх, почти расплющивая пальцы девушки о столешницу.       — Как смеешь ты?.. Ты должна быть мне благодарна, что я выбрал тебя. В своем вонючем лесу ты могла бы на всю жизнь остаться одна!       У меня были подруги, подумала Биби, много подруг, и все куда добрее, чем ты. Но она ничего не сказала, только нахмурилась, стискивая зубы так, что челюсть заныла.       — Я сделаю тебя королевой Эльзила и Апима. Разве это не стоит толики уважения и капли терпения?       — В очереди престолонаследия я так далека от трона, как твой замок от замка короля Апима. Не трудись. Женившись на мне, ты ничего не получишь, — кроме строптивой ведьмы, которая изыскивает шанс отплатить тебе за все, додумала Биби.       Лодинн расхохотался, запрокидывая голову, так что стали видны неестественно белые зубы и неприятно красная глотка. Он умел говорить и смеяться так, что это выглядело и звучало красиво. Когда нужно было очаровать, колдун очаровывал. Но Биби оказалась в его власти, и Лодинн не трудился располагать ее к себе. Теперь он чаще пугал, чем старался вызвать ее приязнь.       — Это совсем не проблема. Ты меня устраиваешь, — его шершавые пальцы царапнули ее подбородок, — ведьма, молода и широкобедра, а раз волчица, значит, вынослива. А тут еще и такой приятный бонус, маркиза с правом наследования. А теперь постарайся для меня, малышка.       Он прижал ее палец к карте с такой силой, что он побелел, и выпустил свою магию на волю. Горячая волна текла по его коже, невидимая, но ощутимая, зацепила силу Фабиолы и повлекла ее за собой. Девушка пыталась сопротивляться. Не физически, но перед внутренним взором вместо огня вызывала дождь, безобидный и естественный… Минуту Биби держалась. Но Лодинн погреб ее магию под своей. Только так, в плоскости волшебства, огонь мог заглушить собой воду.       Биби сдалась. И разрыдалась. Она чувствовала, как пламя, питаясь ее колдовством, низвергается на деревушку где-то на другом конце страны.       Лодинн видел слезы девушки, не хуже нее зная, что дело сделано бесповоротно.       Он бросил ее на стол, прямо на карту, и перед глазами Биби оказались Дахнилкан и Апим. Какая ирония, с горечью подумала Биби. Она попробовала воспротивиться, но без особой надежды. Лодинн шлепнул ее, и девушка затихла. В конце концов, она уже почти привыкла.       — Какая ты эгоистичная, — недовольно рыкнул Лодинн, — неужели нельзя немного потерпеть боль и неудобство? В конце концов, я же не убиваю тебя.       До какого-то момента Биби еще помнила, что-то, что с ней произошло — плохо и неправильно.       Но потом забыла.       И не так уж много времени потребовалось ей для этого.       Наутро у Биби оказалась в волосах еще одна алая прядь.       Минул второй месяц лета, настал третий. В общине наверняка отпраздновали день урожая, а Биби не могла даже помолиться Высшей Айне вслух. Только, лежа в постели, перед тем, как заснуть, шевелила беззвучно губами во тьме, моля о милости. Многие девушки в лесу умели говорить с Айне, принимать ненадолго ее высшее сознание в себя, но только не Биби. Она словно оставалась незаметной для Высшей. И чем неотвратимей приближалась дата отправки девушки в Эльзил, тем очевидней это для нее становилось.       Лодинн определил для пленницы роль живого подарка королю Фредерику. Он, маг, именуя себя Первейшим жрецом Высшего Уризена, доказав истинность своей религии, упрочил свое положение и положение небесного патрона в столице. Даже если бы вместо Биби колдун посылал крокодила в женском платье, король Фредерик без возражений открыл бы для презента двери своего гарема.       Биби вспоминала все песни, которые она когда-либо слышала, сказки, которые читала. Во всех них говорилось, что принцесса или, в редких случаях, простая девушка, была прекрасна. И юная Фабиола усвоила, что все приключения, даже страшные, происходят только с красивыми.       В таком случае, оставьте меня, думала она, тупо пялясь в зеркало и находя в отражении недостатки, услужливо перечисленные Лодинном. Если я такая дурнушка, почему это происходит со мной?       Она разделилась на Фабиолу страдающую, Фабиолу-тело, и живущую внутри головы Биби. Биби-мстительницу, Биби-куколку, которая только и ждет удачного момента, чтобы превратиться в бабочку. Ведьма надеялась, что не потеряет внутреннюю себя, выжидая так долго, вынужденная скрывать ненависть во взгляде. От долгого простоя мысли превращались в кристаллы, засоленные слезами, как морем.       У Биби еще оставалась ее волчья форма, свободная и сильная. Но человеческое тело… она ощущала себя нездоровой, сломанной, состарившейся на десять лет за одну ночь. Теперь уже никогда не будет, как прежде, подумала девушка, ох, это даже больше грустно, чем страшно. Все навеки изменилось.       Служанки рассказали Биби о трех типах красоты, но Фабиола не соответствовала ни одному из них. Недостаточно бледная и тонкая для «аристократки», недостаточно мускулистая для «воительницы», недостаточно пышногрудая и крутобедрая для «шлюхи». Она была только «недо-» и ни в чем не «достаточно». И Лодинн вздумал ее менять по своему вкусу.       До этого момента Биби не задумывалась, красивая ли она. Думала, что да, но в общине это было не важно и там были красивы все, кто здоров. Бледность после лихорадки не делает тебя красивой, боль не делает тебя красивой, радость, румянец от солнца и хорошей еды — делает. Лодинн показал ей, что она ошибалась. Бледность и слабость воплощали для него красоту, сила и здоровье — нет. Биби не понимала этого. Он хотел ее потому, что она не походила на его истерзанных голодом и стыдом служанок, потому что он хотел от нее детей, а она всем видом показывала, что фертильна и способна выносить и выкормить немало отпрысков. Как это сочеталось с тем, что он приказал стискивать ее в жесткий корсет и не кормить, чтобы ноги стали тоньше, она не понимала.       Он желал ее силы для своих армий, для своего колдовства, но ее же и боялся.       Биби решила, что он или глуп, или безумен, или все сразу. Может быть, если бы не гейс, она бы победила его. И однажды, подумала она, я его одолею. Я его уничтожу, и дам понять, что всемму виной его собственная неосмотрительность.       К тому времени, когда Фабиола отправилась в Эльзил, в ее волосах оставалось всего несколько розовых прядей. Каждый раз, когда ведьма испытывала боль, почти невыносимую — физическую или моральную, и стыд занимал тут такую же ступень, как и гнев, несколько волосков окрашивались в ярко-алый цвет.       Гидеон к тому моменту не вернулся, как и обещал Лодинн, и Биби тряслась в карете под надзором Северина. Он отпускал сальности, но даже пальцем не коснулся девушки. Биби обратила на это внимание и решила запомнить на будущее. Чем больше она поймет о взаимоотношениях между колдуном и его подручными, тем проще ей будет найти лазейки и рычаги давления, если они понадобятся. А в случае, если она не разовьет свою магию в достаточной мере, чтобы стать достойной противницей, они ей понадобятся совершенно точно.       Какой стыд, подумала Биби, моя мать бежала в общину, чтобы не быть интриганкой, как ее сестры, чтобы и я не выросла такой же, и вот, ирония Высшей, у меня нет иного варианта, если я хочу жить. В том, что перед нею вопрос жизни и смерти, а не жизни хорошей и плохой, Биби не сомневалась. Даже если бы ей предлаголась на выбор прозябание под пятой Лодинна против привольного существования в лесах, она считала, что имеет право бороться. Но ведьма понимала, что Лодинн использует ее как племенную кобылу. Она будет жить, пока не родит сына, а после умрет по одному мановению руки колдуна. Быть может, даже не будь она ведьмой, он ее бы убил.       Экипаж катил по раскисшим от дождя улицам Атепатии, столицы Эльзила. Дорога была вымощена брусчаткой, но это ничуть не спасало положения: камни проваливались под копытами коней, слишком небрежно положенные, чавкала грязь. Биби давно уже не смотрела в окно, расстроенная видами. Тут и там, невзирая на потоки воды с небес, топорщились леса и хребты недоделанных зданий. Торопливо по всей стране возводились храмы во славу Уризена. Лодинн добился того, чего хотел: Эльзил уверовал. Спешно и истово.       Только когда карета шаталась в пути от одного города до другого, Биби смела отдернуть шторку и выглянуть наружу. Ветер еще хранил теплую память по не до конца истлевшему лету, но уже наполнился осенней прохладой. Терпко пахли поля, готовые к жатве. Но и тут, если приглядеться, можно было заметить язвы новой религии. Биби замечала поверженные и разбитые статуи Айне вдоль дорог, срубленные Древа за покореженными оградками — некогда, священные места. Вместо них теперь высились угловатые стелы с изображениями сурового лика. То был Уризен, каждый раз нарисованный на разный лад, но порой Биби казалось, что черты каменного идола чем-то неуловимо напоминают Лодинна.       Но шум и резкие запахи Атепатии не пробуждали в девушке желания выглянуть в окно. Она подозревала и, как потом оказалось, верно, что в столице религиозная истерия достигла небывалого размаха. И без того суровый край, Эльзил в считаные дни совершенно дико ожесточился. Проезжая по центральной площади, Биби слышала голос уличного проповедника: тот говорил о том, как праведно будет сжигать ведьм.       Все эти неприятные впечатления и тяготы дороги утомили Фабиолу, так что во дворец она вступила бледной и вялой. Со стороны это могло показаться покорностью.       Северин вел девушку за руку, стискивая ее пальцы до боли, но Биби едва чувствовала его прикосновения. Дворец никакого впечатления после замка в скале на нее не произвел. Сиял он ярче, но по размерам значительно уступал жилищу Лодинна. Так же и король Фредерик показался Биби ничтожным в сравнении с колдуном. Корона и мантия на нем выглядели богато, но капризное лицо и немощное от старости и излишеств тело не внушали ни трепета, ни уважения. Биби даже забыла присесть в реверансе, пока Северин не тряхнул ее за локоть.       — Это подарок от Жреца? — Король встретил гостей в своих покоях, возлежа на софе, но встал, чтобы рассмотреть девушку поближе. — Недурна и необычна, но среди моих наложниц есть много лучше нее…       Напудренные пальцы правителя скользнули по подбородку Биби, как любил делать Лодинн, но затем спустились ниже, к груди, и девушка от неожиданности отпрянула, не успев скрыть отвращения.       — Что ж, волосы, по крайней мере, заслуживают внимания…       — Поверьте, такой, как она у Вас никогда не было и не будет. Она — маркиза из Апима с претензией на трон, — щебетал Северин, — Его Благость сеньор Лодинн отправил к Вам лучшее, что имеет. Меня и эту девушку. Я стою сотню воинов, она — сотню простых женщин.       Фредерик пожевал губами в сомнении.       — Да, может быть… Она девственна?       — Ручаюсь, — ответил Северин, расплываясь в невольной улыбке. — ну, а от Вас требуется лишь поручиться в ответ, что ежели у Вас не будет сына до дня кончины, Вы препоручаете управление государством моему господину.       Биби слушала мужчин молча, но внутренне поражалась наивности обоих, а заодно — Лодинна. Неужто он думает, что король действительно издаст подобный указ? А если так, то неужто Фредерик такой бездарный правитель, что готов оставить трон на неизвестного проходимца? Неужто колдовство Лодинна так испугало эльзильского монарха, что он предпочтет удовлетвориться подарком — любым, на который расщедрится маг, — и покориться его воле?       А то ты сделала не так же, подсказал внутренний голос, когда Биби и Северин покидали покои короля. Лодинн испугал тебя болью и смертью — и какой-то город, на который он не без твоей помощи наслал огонь с неба, тоже.       Но Биби теперь понимала, что на самом деле колдун не предоставляет выбора для жертвы. Только для себя самого: получит он желаемое перед тем, как убьет, или нет.