Темный аркан

7 лет спустя Кирэн Он зашел в свой кабинет перед тем, как поехать домой. Было поздно, и он едва успевал на ужин — проклятые темные балаболы способны любой вопрос обсуждать с такой страстью, как будто дело касалось репутации их собственных папочек. Кирэн накинул пальто и посмотрел в зеркало — и отражение порадовало его идеально сидящим костюмом, тщательной небрежностью в прическе, модным узлом галстука и самодовольной улыбкой. Он потянулся за услужливо собранным секретарем портфелем, и его взгляд скользнул по столу — одинокий планшет со светящимся синим логотипом (надкушенный череп) и несколько фотографий. И Кирэн провел по фотографиям кончиками пальцев, поправляя их расположение на невидимые доли миллиметров. Вот Инуи с двумя пушистыми выводками, у которых еще даже не прорезались глаза. Своих двух хаоситов Кирэн назвал Даэргоном и Орэсом, но темные их переименовали в Даэргончика и Орэсси. Инуи ласково улыбался на снимке, и Кирэн помнил, что в постели он был таким же — ласковым, легким и трепетным — как летний ветерок. Впрочем, это не значит, что в их отношениях не было перчинки: Инуи нравились и легкие укусы, и слабые шлепки, и прочие занятные, но почти невинные игры. Кто любил жесткий секс, так это Инссар. На сделанной профессионалом фотографии он был похож на рекламную картинку семейного счастья — на фоне тающих в нежной дымке гор, рядом с подпрыгнувшими и замершими в воздухе смеющимися детьми. Но Кирэн знал, как непокорен и капризен был Инссар, и как заводили его грубость и доминирование. И часто, заламывая ему руки за спину и утыкая лицом в пол, он видел на его очаровательных ягодицах розовеющие следы шлепков и красные полоски — знак того, что о пристрастиях Инссара было известно не ему одному. Самое трогательное при этом было то, что, оказываясь сверху, и Инуи, и Инссар были неизменно нежны и ласковы. Фрерса Кирэн сфотографировал сам — в тот момент, когда тот, отправившись в семейный поход, делал на привале наброски. Рядом с ним бесились его дети, а Фрерс, обернувшись, прикрывал блокнот рукой. Как будто никто не знает его страшную тайну — o секретных папках с рисунками семьи. Если бы он не скрывал этого, Кирэн бы с большим удовольствием вставил в рамки его портреты вместо фотографий. Но с Фрерсом все всегда было сложно и непредсказуемо, и таким же был и секс с ним — пьянящий коктейль охоты и соблазнения. Независимо от того, кто оказывался сверху в конце этой охоты. Секс с ним мог быть разным — и доверительно-простым, и искушенным в ласках, единственное, что Фрерс не терпел — даже намека на насилие, мгновенно превращаясь в злобную ледяную статую. Сэйти была сфотографирована в кабине флаера — она смеялась и приветственно махала Кирэну рукой. И она была единственным человеком, с кем, как когда-то с братьями по Ордену, можно было не сдерживать магию во время занятий любовью. Секс с ней мог быть сводящими с ума объятиями стихий, когда любовная магия Пламени переплеталась с вездесущими щупальцами Тьмы, а вокруг завывал ветер; мог стать яростной борьбой, когда эти щупальца проникали в его тело насквозь, лаская за гранью боли, а Пламя пронзало ее тело и выжигало изнутри, превращая наслаждение в муку. В такие минуты и часы Кирэн помнил, что когда-то она была владычицей одного из самых могущественных родов Тьмы, и знал, что такой ее не видел никто, даже Инссар, так успешно соблазнявший ее на "сессии с порочкой" и так коварно демонстрирующий их последствия исключительно ему. Кирэн был не только самым сильным из всех мужей Сэйти, но и вообще полагал себя сильнее ее. Несмотря на дракона. Конечно, с ним можно было не сдерживаться. Кирэн посмотрел на дверь, почувствовав приближение секретаря. Разумеется, тот сунул нос в кабинет и подпрыгнул, внезапно обнаружив человека в призрачном сиянии планшета. — Ох, вы тут, господин мэр! — пролепетал он, пожирая взглядом взбугрившиеся брюки Кирэна. Кирэн усилием воли заставил опасть свой член, излишне возбудившийся при мыслях о семье. — Уже ухожу, — сказал он. — До завтра, Кирсси. На здании управления светились буквы: "Мэрия Далекой Тулы". Вокруг были изображены жирные летающие гугрыниксы — эмблемы города. Сэйти Она поднялась по грохнувшемуся с лязгом трапу и похлопала флаер по морде. Новую партию доставили в питомник только вчера, и это были первые не спортивные и не военные экземпляры, а пассажирские. Мечты стольких людей сбывались! Пройдет еще несколько лет, и любой человек сможет преодолевать пространство с быстротой, доступной ранее лишь благородным. Нет, конечно, воздушные пути никогда не сравнятся по быстроте с путями Темного мира, но все же два дня на самолете с пересадкой — и две недели на поезде. Есть разница! Во флаеры уже были вживлены модули темного Воздуха, произведенные на их детище, Тульском Воздушно-Машинном Заводе, но теперь полуживые механизмы следовало научить ими пользоваться. И не было для этого места лучше, чем питомник рядом с Плато Ветров, местом силы темного Воздуха. Семь лет назад они здесь задержались, и на Плато Ветров стихийно образовалась летная станция. И Сэйти тогда предложила мужьям — не построить ли здесь летний дом, а Фрерс сказал, что всю жизнь обожал горы. И скоро, благодаря предприимчивости Инссара и Кирэна, из любительской мастерской, где они с друзьями тюнинговали и испытывали планеры и флаеры, вырос летный питомник и завод по производству воздушных модулей. А Далекая Тула из дикого захолустья превратилась в успешно развивающийся городок. О прошлой жизни, похожей ныне на обрывки сна, лишь одну вещь она помнила четко: никогда у нее не было счастья в семье, а власть, казавшаяся поначалу восхитительным призом, обернулась долгими годами пустоты. Неизвестно за что, но в новой жизни боги одарили ее сторицей и любовью в семье, и любимым делом. Инуи Он раскинул руки, прислушиваясь к песне Воздуха. Ловушки ветров шевелили лапами и раздували когда-то безвольно опавшие паруса. Снова ожили ветряные мельницы и загудели проводники стихии. Плато Ветров больше не стояло призраком былого, страшным кошмаром памяти. И Инуи счастливо улыбался: новая, пусть темная, со зловещими механизмами и загадочными копошениями, но это была жизнь. Место силы магов Воздуха больше не было мертво, а Инуи уже семь лет как знал, что снова может летать — с тех пор, как обрел любящую семью и род. Инссар Он пригубил вино, благосклонно выслушивая комплименты отца Тионы. — Конечно, — улыбался тот, — в Туле невозможно сравниться по блеску с высокими домами столицы, но эта очаровательная прелесть провинциальности... — Ах, Ланс, — Инссар снисходительно улыбнулся и положил руку ему на плечо, доверительно заглядывая в глаза, — что может быть лучше зрелища бурно развивающегося города. Эта юность, этот успех, в который наша семья и наш род вложили так много! Поистине, сие зрелище заставляет мое сердце исполняться чуть ли не отцовской гордостью. Это все равно, как если бы боги благословили вас вторым выводком. Окружающие смотрели на него — на хозяина этого приема — с восхищением, а отец Тионы зло щурился, понимая, что проигрывает на чужом поле. Инссар на мгновение задумался, размышляя о возможности потоптаться по гаденышу побольнее. Он еще не забыл подлый, публичный и позорный розыгрыш с подарком, подмененным на хвост, который ему устроила когда-то завистливая компания этого самого гаденыша... Впрочем, нет, таких людей надо держать поближе, в качестве якобы друзей. Инссар нашел глазами Сэйти и Кирэна и, наполнившись эмпатической поддержкой старших супругов, приступил к своему гамбиту. Право слово, эти тонкие интриги приносят удовольствие лишь немногим меньшее, чем общение с настоящими друзьями. Разумеется, когда ведут к успеху. Только сегодня родной папочка Инссара спрашивал его: "Я вижу, ты добился многого, сынок. Ты счастлив?". И Инссар искренне ему ответил: "Для счастья у меня есть все, о чем я не только мечтал, но даже и не смел мечтать". Ведь у него росли прекрасные, сильные дети, девочка и два мальчика, у него была добрая жена, и сильный старший муж, и ласковый младший... И даже Фрерс перестал его изводить и злонравничать и, с явным удовольствием приняв роль любимого мужа, стал Инссару верным братом, на которого всегда можно положиться, и которому всегда приятно прийти на помощь. А недавно в их семье родилось два новых выводка. Инссар обожал выводки. Фрерс Фрерс вернулся домой раньше всех: график свободного художника позволял ему работать, когда и где он хочет. Когда-то он с несколькими низкородными приятелями развлекался тем, что делал эскизы для тюнинга любительских планеров и флаеров — и, совсем неожиданно, из этого выросла небольшая студия промышленного дизайна. Старшие дети еще носились по улицам. В этом году они пошли в школу и получили право гулять самостоятельно, без гувернеров, чем теперь от души и пользовались. На круглом столике в гостиной лежал яркий журнал, и Фрерс случайным взглядом выхватил пару фраз в заголовках: "Хаос и Пламя" и "Тиони тир Ллоссарх". Это был тульский еженедельник, на одну половину состоящий из перепечатки материалов больших изданий, а на вторую — из местных сплетен и квази-сенсаций. Фрерс просмотрел колонку, посвященную Тиони — тот рассуждал о модных трендах, прочитал, невольно смущаясь, дурацкую статью о том, как соблазнять детей Бездны, а потом углубился в фоторепортаж под названием "Ужасы Великого Каньона Эсхаты". Как ни странно, зловещие кадры и воспоминания пробудили в нем вдохновение, и он поднялся в студию. И очнулся от работы через несколько часов, ощутив дома присутствие Кирэна и Терриончика. Он спустился до половины лестницы и остановился, любуясь детьми Бездны, мужем и сыном. — И тут мне Даэргон и Террион Соррейхс говорят: это наша башня! А я им: забываетесь? С кем разговариваете, твари? А они — сам ты тварь! А Дейрон такой: сейчас я из вас таких тварей понаделаю, родной папочка не узнает! Гугрыниксов! Ну, в общем, мы все подрались, — заключил Терриончик и гордо покрутил головой, демонстрируя синяк на пол-лица. Терриончик два раза в неделю ходил в храмовую школу, куда собирались дети-хаоситы со всей области для занятий практическим Хаосом (время от времени туда ходил преподавать и Кирэн). И самым частым именем в школе было, конечно, Терриончик, а все дети пламенных носили светлые имена. — Красавец! — Кирэн хлопнул Терриончика по спине. Терриончик пошатнулся, но устоял. А потом увидел Фрерса и просиял, превращаясь из великого воина в семилетнего малыша: — Папочка! Фрерс наклонился, и подбежавший Терриончик поцеловал его в щеку. Он был такой маленький, и его разбитое личико отзывалось в сердце Фрерса болью. — А где все? — спросил Терриончик. — Должно быть, играют у реки, — улыбнулся Фрерс. — Пойду за ними! — Зайди на кухню перекусить! — обеспокоенно крикнул Фрерс ему вслед. На мгновение установилась тишина, и Фрерс замер под взглядом Кирэна. А потом, словно сбросив морок, подошел к нему и позволил себя обнять. — Ты сегодня рано, — сказал Фрерс. Неукротимая пламенная жажда власти заставила Кирэна стать тульским мэром, и он часто возвращался поздно. — У тебя руки в туши, — после долгого молчания ответил Кирэн и перевернул его ладонь. — Да, я работал, — прошептал Фрерс и вздрогнул, когда Кирэн вдруг оказался за его спиной. — Повернись и без причины разорви стальную нить. До назначенной кончины нам уже не разлюбить, — прошептал Кирэн ему на ухо, и по телу Фрерса плеснуло жаром, он неловко дернулся, разворачиваясь, и сбил плечом крошечную полочку. По полу поскакали хрустальные шарики, и веером разлетелись карты. — Что же предвещают нам руны, — сказал Кирэн, выловив одну карту из воздуха. — Десятка занзасхов! Много любви, не так ли? — Прямо сейчас? — попытался пошутить Фрерс, но вышло как-то... От многозначительной ситуации его избавили вернувшиеся дети, и Фрерс испытал облегчение и сожаление одновременно. Впрочем, будоражащие чувства отступили, как только он обнял и поцеловал сначала Ршесси, бандитски сверкающую зелеными глазами, а потом и остальных малышей. А вечером он нарисовал на карте с десяткой занзасхов выводки Кирэна и Инуи — у них как раз прорезались глазки. И перед сном зашел в кабинет и достал самые давние свои рисунки — те, на которых был только его собственный выводок, планеры и воспоминания о Сэйти. Сколько забытой боли несли в себе эти листы! Сейчас Фрерс почти не помнил тех чувств, тогдашние боль и отчаяние превратились в его памяти в ожидание чуда. Он с улыбкой обвел пальцем фигурку Сэйти на планере и вложил карту Кирэна в прозрачный кармашек на обложке папки. — О, Фрерс, — Сэйти с любопытством посмотрела на папку, — что ты мне принес? — Вот, — Фрерс сел на кровать и положил папку на колени. — Помнишь, ты все хотела узнать, что я прячу? Это просто рисунки... тебя. И детей. И Кирэна с Инуи. И даже немножко Инссара. Но здесь их нет, здесь просто планеры, дети и ты. Когда тебя еще не было. Сэйти медленно листала папку, разглядывая старые, неловкие рисунки. А потом подняла голову и обняла Фрерса, прижимаясь лицом к его шее: — Я всегда знала, что смогла вернуться только потому, что ты ждал... и рисовал меня. — Я тоже верил в это, — прошептал Фрерс. КОНЕЦ