Уходи...

Дальше все было, как в тумане. Джон вывел Айзека, поддерживая того, чтобы парень не завалился и усадил его в машину Мэри, а после, растирая ладонями сведенное судорогой лицо, бросив жене, что должен вернуться в притон, чтобы помочь другу, нетвердо ступая, направился обратно. — Дорогой, что происходит? — крикнула Мэри ему в спину, высунувшись из окна машины. — Шерлок… я объясню позже, — только и смог ответить Джон, не оборачиваясь, — Не волнуйся и поезжай. Он поднимался тем же маршрутом, вот только в этот раз никто не преградил ему дорогу, все еще поскуливающий торчок не решился больше трогать Уотсона. Вот и славно, вот и молодец… Джон, бегом поднимаясь по вонючей лестнице, был уверен в том, что если бы парень сунулся к нему сейчас, то одним растяжением он не отделался бы. Шерлок лежал в той же позе, в которой Джон его оставил. Уотсон снова присел рядом, на корточки, и не глядя на обескровленное, посеревшее лицо, поймал пальцами тонкое запястье, вслушиваясь в пульс. Слабый и нестройный… Что же ты делаешь, Шерлок?! Зачем? Шерлок сидел в кресле, давно, с того самого момента, как впервые укололся, уступая тоске и внутреннему, раздирающему его желанию забыться… Всегда здесь. Всегда в гостиной на Бейкер-стрит. Всегда напротив сидящего в своем кресле Джона. Уотсон, не спуская с раздираемого невыносимой и столь человеческой болью гения, усмехался… Всегда… — Почему ты делаешь это? — выдохнул Шерлок, невольно поджимая губы и не спуская взгляда со своего проклятия. — Зачем? — Просто мне любопытно, — в Уотсоне, сидящем напротив было так мало от того Джона, который счастливо жил со своей женой в реальности и совершенно позабыл дорогу на Бейкер-стрит. Этот был моложе, откровенно сексуальнее и обладал качеством, которое было совершенно не свойственно реальному Джону, но с избытком имелось у Джима Мориарти — жестокостью. — Как долго ты сможешь продержаться, чтобы быть рядом со мной? Насколько тебя хватит, Шерлок? Ммм? — Джон не спуская с Холмса горящего взгляда, выскользнул из своего кресла и навис над детективом. — Ты не он… — Но для тебя ведь нет разницы? Верно? — синие глаза смеялись, а твердые, такие знакомые пальцы, уже гладили бледную скулу Шерлока. — Тебе совершенно все равно, кто будет втрахивать тебя в это кресло. Нет. Прости. Поправочка — ты предпочтешь меня. Ведь ему начхать на тебя, Шерррррлок. — Убирайся… — смог выдавить из себя Шерлок, невольно потянувшись за лаской и ненавидя себя за это, — мне одинаково не нужен как он, так и ты… — Врешь! — тихо рассмеялся Джон, склонившись к самому уху Шерлока, почти касаясь его губами. — Если бы тебе было не нужно, ты не стал бы травить себя героином. Я нужен тебе… — острые зубы чувствительно прикусили мочку уха, заставляя Холмса задрожать от разгорающегося внутри возбуждения, смешанного с унижением. Думать о том, что он извивается и стонет под ласками собственного воображения, было унизительно. Но остановиться сил не было. Джон целовал его шею. Жестко. Тот Уотсон, что возникал рядом, появлялся из навеянного героином угара, всегда был жестким. Шерлоку это нравилось. Нравилось то, что в поцелуях не было нежности и они порою граничили с укусами, нравилось как Джон, рывком разворачивал его и понуждал, упершись грудью о подлокотник, развратно прогибаясь в пояснице, спускать брюки, белье, а потом без долгих нежностей брал его, жестко вбиваясь, так что ныла грудь, вжимаемая в кресло. И все же… — Убирайся прочь… Что это чувство самосохранения или нежелание обманываться досмерти? Несмотря ни на что, Шерлок знал, что рядом с ним не Джон… Тот никогда не стал бы, вот так… Не стал бы никак. Джон любил Мэри… Но разве дело только в сексе? Шерлок со стоном отстранил от себя чужие губы. Довольно! — Вон из моей головы! Мне это сейчас не нужно. Джон снова рассмеялся и, опустившись на колени, ловким безукоризненным движением расстегнул молнию брюк Шерлока, извлекая полувосставший член и обхватил его губами, приласкал языком головку, а потом, позволил ему проскользнуть в глубину, до самого горла. Упоительно и пошло, привычно лишая возможности свободно вздохнуть. Шерлока затрясло, и все же он нашел в себе силы, хрипло выдавить: — Мне это сейчас не нужно, — но срываясь в пучину оргазма, и признавая свое поражение, осознавая свою немощность перед лицом фантомного доктора, которого он сам себе же и выдумал, Холмс, проклиная себя за слабость смог лишь умоляюще добавить:  — Я не могу больше… Пощади, Джон… Джон сидел рядом. Держал Шерлока за руку, вглядываясь в осунувшееся, сделавшееся почти страшным лицо друга. Тот иногда постанывал и дрожал, стискивал зубы, словно в полузабытьи бился с чем-то ужасным. Глядеть на такого Шерлока было больно. Но Уотсон не отводил взгляда, заставляя себя смотреть. «Это твоих рук дело… Знал же о его наклонностях, нужно было быть рядом, хотя бы звонить иногда, интересоваться как дела» — Джон кусал губы, поглаживая горячее запястье детектива. В вонючей клоаке сгущались сумерки. Сколько он так просидел? Мэри, наверное, волнуется… Джон выключил телефон, когда вернулся. Вызывать скорую и отвезти Холмса в клинику он не мог — это огласка. Сообщить Майкрофту еще успеет. Оставалось только сидеть, касаясь руки друга и ждать, когда тот придет в себя. И бояться, что когда гений очнется, он повторит все сказанное, но уже сознательно. Прогонит. Велит убираться? Джон стиснул зубы и шумно выдохнул, решая для себя, что не двинется с места, даже если Шерлок опять велит ему убираться. Пусть. Теперь Джон не совершит ошибки, не оставит Холмса одного, и более того, докопается до сути сказанного другом. Узнает, что означало это — «Прочь из моей головы» и тем более это «Пощади, Джон…» А после… Что будет после, Джон еще не знал. — Ты, главное, выбирайся из своих лабиринтов, Шерлок, — Джон произнес это вслух, но очень тихо, так что его слышала только смыкавшаяся вокруг тьма, — и мы вместе придумаем, что делать дальше.