Умереть было бы проще....

— Ногу сюда, Елена! — выкрикнул мне в самое лицо Клаус, и в следующую же секунду я полетела на пол, больно ударяясь затылком, — Иначе, раз — и ты вновь мертва, девочка! У меня болели даже корни волос, но все что мне оставалось, нелепо раскорячившись подняться с колен на ноги. В ушах звенело и их попеременно закладывало, к горлу подступал горький ком тошноты, но я точно понимала необходимость тренировок. — Еще раз! Это не меньше чем приказ, потому я боязливо отскакиваю в сторону и заношу руку для удара. Все происходит, как в замедленной съемке, вначале мой нелепый выпад, а потом почти стертый в пространстве удар Клауса и я вновь падаю навзничь. Искры разбегаются перед глазами, заставляя на несколько секунд зажмуриться и перестать дышать, болезненно сотрясая легкие. — Уже лучше. Я не понимаю, что именно он хвалит, но скептически поджав губы, пытаюсь встать вновь. В упорстве мне не занимать, я умею цепляться за жизнь. — Ты же понимаешь всю нелепость того, что я могу себя защитить перед этими тварями? В глазах не капли понимания, мужчина протягивает мне руку и рывком поднимает меня над полом. Сустав на руке болит, но это лишь часть общей муки моего тела, а потому я попросту решаю не обращать на это внимания. Трясущимися руками заправляю, выбившиеся пряди волос за уши, несколько раз сглатывая, и вновь становлюсь в стойку. — Елена, ты ведь была вампиром, вспомни, как это было! Слово вампир — болью взрывается в сердце. Я не хочу этого вспоминать, я не хочу в очередной раз раздумывать над тем, стоило ли мне становиться вновь человеком отказываясь от Дэймона и всех тех сил, что могли быть полезны. Чего нам обоим это стоило? — Никогда не видела, чтобы здесь, — я обвела руками тренажерный зал на цокольном этаже дома, — занималась Хоуп. У гибрида аж мускулы на лице задергались. — Я хотел бы подарить ей нормальную жизнь, если ты понимаешь, о чем я, Елена. И да, я как никто другой понимала. Мне было страшно от одной мысли, что если бы у меня были дети, они пережили хотя бы часть того, что пережила в свое время я. — Ее мать, Хэйли? Что с ней стало? Я понимала, что это не мое дело, но вопрос мучил меня уже давно, часто я видела, как Хоуп замыкается в себе и переноситься мыслями куда-то далеко отсюда. В эти моменты она так напоминала мне меня саму в те моменты, когда Елена Гилберт с дневником на коленях и чашкой чая уносилась прочь от этого мира. От этих людей. — Давай не будем об этом, — Клаус отошел на шаг, чтобы вновь сделать выпад в мою сторону. Я понимала, что он сдерживается, вот только не понимала, почему? Точно помню, каким жестоким он всегда был, какое физическое удовольствие ему доставляла чужая боль, и вот теперь он берег мой покой. Почему? Только ради Бонни? — Мне жаль, — почему-то понадобилось сказать именно это, — если это причиняет боль тебе и Хоуп, мне действительно жаль. Девочка прожила на этой земле гораздо больше, чем я, но весь ее образ говорил о том, что малышка нуждается в защите. Или просто нерастраченные чувства заботы у меня в душе хотели перенестись хоть на кого-то. — Она ее почти не знала. Я вспомнила Изабель. Мою настоящую мать по крови, какой же далекой от меня была эта женщина и как сильно я хотела вычеркнуть ее образ из своей памяти. У меня была одна настоящая мать — Миранда Гилберт и кого-то более заботливого, чем эта женщина я не встречала никогда. — Думаю, — пришлось перевести дух, — Хоуп одиноко. Клаус согласно кивает головой и более чем аккуратно делает мне подножку, но даже так я лечу вниз головой и больно ударяюсь затылком об пол. Я предлагала постелить здесь маты, но аргумент гибрида был более чем прозрачен — когда меня захотят убить по настоящему я должна быть готова даже вопреки боли защитить саму себя. — Поднимайся. Я отмахиваюсь от протянутой мне руки и, перекатываясь на бок, пытаюсь подняться самостоятельно. За шиворот меня ставят на ноги и отходят в сторону. Иногда у меня складывается впечатление, что прикосновения ко мне его обжигают. — Елена, так дело не пойдет, соберись! Легко сказать — соберись, когда твои ушибы исцеляются быстрее, чем гематомы успевают подняться на твоем теле. А вот когда из тебя дух вышибают, уже больнее. — С твоим появлением в этом доме Хоуп ожила. Ведьма Беннет была права, ты нам поможешь и в этом. Против воли мое лицо расплылось в улыбке. Я была впервые за последние шестьдесят лет по-настоящему счастлива. Знаете почему? Я была все еще кому-то нужна. На этой планете больше не осталось тех, для кого моя жизнь что-то да значила, и теперь будучи нужной, маленькой девочке, я дорожила этим. — У тебя замечательная дочь. — Знаю.