Белая Роза

      Держалась я уже неделю. Мужественно. Любой бы позавидовал моему терпению. Напору. И целеустремленности.       Да кого я обманываю?       Я устала! Дико!       Спать по пять часов в сутки, а остальные проводить на ногах — ни капли не улыбалось.       Утро как начиналось с будильника в виде, хоть и симпатичного, Коразона, так им же и заканчивался день. Не думала, что он такой любитель поесть. Остальные на кухню только во время приема пищи наведывались, не считая Детки и, порой, Буйвола, которых я корыстно использовала как помощников.       За это время я успела обойти весь городок, сгоняв с детьми за покупками, на щедро выделенные нам деньги. Также купила немного одежды и средства для личной гигиены, чтобы ни у кого больше не занимать.       День выдался довольно жаркий, и я время от времени, ненароком, охлаждала кожу, улыбаясь от блаженства. Иметь персональный холодильник оказалось практично и здорово. А еще это отличный светильник! Пока по подвалу лазила, руками все и освещала.       Уф!       Устало выдохнула, скинув мусор в пустую бочку на улице, и присела на табуретку, отдохнуть. Ноги ныли, поэтому я принялась массировать мышцы, слегка морщась. Даже на тренировках так не изматывала себя. Всех ужином накормила, убралась, и теперь сидела и провожала солнце. По сути, я вообще почти не покидала пределы кухни, не считая двух прогулок до города. Времени на общение и участие в общественной жизни семьи Донкихот не оставалось. Так что, что творилось у пиратов я толком не знала, да и Детка не рассказывала почти ничего — она сама не понимала во взрослых делах. Ребенку всего восемь лет. А Буйвол не особо любил со мной поболтать.       Громкий шум заставил вздрогнуть, вырывая из неги, словно груду кирпичей уронили и стеклами посыпали. Я подскочила, ища источник грохота, и наткнулась взглядом на соседнее здание, от которого поднимался столб пыли.       А я-то еще гадала, с чего тут все как руины выглядит…       И ни минуты не мешкая, бросилась туда. На центральной площадке под навесом никого и ничего не было, даже на ужине не вся семья присутствовала, а я и не любопытствовала, ведь легко было догадаться, что могли уйти по своим пиратским делам. Как уже выяснилось, им всем понравились мои кулинарные старания. Или страдания…       Вбежав в помещение, я оценила ситуацию за пару секунд, тут же с яростью уставившись на медленно загорающегося Коразона, который сидел на мансарде верхнего этажа и подкуривал сигарету, заодно и поджигая себя. Окно выбито. Присутствующие при этой сцене Тревор и Диаманте никак не отреагировали на подобное издевательство и спокойно наблюдали, привыкшие, что младший братишка их босса «ненавидит» детей. Детка и Буйвол же вывалились на половину в окно и кричали.       — Ай! Он умер!!!       — Он упал на груду металла!! — вторил парнишка.       Я же закипала. Точнее, охлаждалась, ощущая, как руки заледенели. Дышать стало тяжело, и воздух с хрипом вырывался из грудной клетки.       Я помню этот момент. Очень хорошо помню…       — Какого хрена… ты творишь? — прорычала, смотря на спину Коразона.       После чего рванула на мансарду и опустила холодную руку на горящую шубу.       Мужчина дернулся, хмуро разглядывая меня, а после чего убрал сигарету и выпрямился. Огонь на шубе стал затихать, а я ощущала страх маленьких теплых лепестков.       — Чтобы больше не видела подобного… — сощурила глаза и подскочила к мальчишке, который сидел и пытался стереть с лица кровь, с дикой яростью взирая на своего врага номер один.       Даже высота с балкона не остановила меня, когда прыгнула вниз, помочь. Я абсолютно не почувствовала падения, как ударилась ногами об железяки, и даже не покачнулась, когда выпрямилась. Негодование так переполняло меня, что эти мелочи казались смешными и пустыми.       Подхватила ребенка, вес которого и вовсе не ощутила, проигнорировав возмущенный писк, и потащила его в свое логово. Раздались маленькие торопливые шаги, и вскоре нас нагнала Детка, с беспокойством заглядывая мне в лицо, а потом на руки.       Когда я опустила на них взгляд, то чуть не выронила итак изрядно сопротивляющегося мальчика.       Они мало того, что были белее снега, так еще и чешуйчатыми, с длинными острыми ногтями.       Мамочки… кем я стала?..       С таким потерянным выражением я добрела до кухни, стискивая мальчишку в руках, как игрушку. Удивляюсь, как еще не задушила.       — Отпусти… — пыхтел он. — Сумасшедшая! Отпусти меня!!       Пытался даже покусать, только чешуя оказалась крепче детских зубов.       Я остановилась у бочки, наполненной холодной водой, и вздохнула. Подхватила ребенка одной рукой, второй стащила с него меховую пятнистую шапку, набрасывая себе на голову, и с эффектом неожиданности окунула мальчика по плечи головой вперед.       Досчитала до трех и вынула. Ло с хрипом втянул воздух и закашлял. Как только пришел в себя, забил ногами в воздухе, пальцами пытаясь убрать мои руки, которые я крепко сжимала на его талии.       — Больная?! Ты в своем уме?! — орал он.       — Тц, когда истерить прекратишь?       — Отпусти меня!!!       — Задержи дыхание.       — Чт?..       Я снова окунула его. Вытащила и повернула к себе.       — Ну?       — Верни шапку, — посмотрел из-под бровей.       — Никуда не денется, — разглядывала его.       Лоб разбит, кровь смешивалась с водой, но до сих пор шла. Появляющиеся синяки и шишки. Руки в ссадинах. А в серых глазах читалась то боль, то растерянность, то ненависть, с которой он прожигал меня.       — Успокоился? — спросила с участием и мягко улыбнулась.       — Я и был спокоен, — пробормотал.       — Ну-ну, своим истерическим визгом, наверное, до города докричался, — усмехнулась и прошла в кухню, где достала кусок чистой тряпки и приложила ко лбу. Кровь хоть шла не сильно, но мешала.       Детка за всем этим наблюдала с широко открытыми глазами. Руки стали возвращаться в исходное состояние. Сначала исчезли чешуйки, втянувшись в кожу, а после поменялся цвет на нормальный.       Что же это за фрукт?..       Натекло за нами изрядно, отчего девочка бросилась к швабре, пытаясь навести порядок. Я же ногой отодвинула табуретку от стола к мойке и поставила на нее мальчишку, довольно разминая руки. Хоть он и был худ и легок, но таскать эту юлу то еще дело. Потянулась к пуговицам на его рубашке, а Ло лишь отшатнулся, вжавшись в металлическую стенку и смотря на меня дикими глазами.       Фыркнула:       — Она мокрая и грязная, да и абсолютно бесполезная.       — По твоей вине она мокрая!       — А грязная по твоей? — усмехнулась. — Тогда сам снимай и повесь на край, я простирну, а после подыщем тебе чего приличного. Сам умоешься? Надо будет раны обработать.       — Справлюсь, — буркнул и стянул рубашку, после потянулся к крану, но на полпути сморщился и ухватился за плечо.       — Что такое? — покосилась на него.       — Ничего, — отвернулся и уже другой рукой открыл кран.       — Смею тебя заверить, я упрямей тебя, — закатила глаза и села рядом на второй табурет. — Дай руку.       Ло сощурился.       — Поверь, вправить смогу нормально, хоть и больно будет. Хотя, куда уже больше после того полета…       Он нехотя повиновался и спустя секунду после резкого движения взвыл, хватаясь за край мойки. Я погладила его по спутавшимся и мокрым волосам и поднялась.       — Теперь обмойся, а я пока едой займусь.       Решила для начала ему дать жидкого, после нескольких дней голодания будет трудновато усвоить тяжелую пищу, поэтому в ход пошел оставшийся с обеда супчик. Поставила кастрюльку на огонь, краем глаза наблюдая, как мальчишка сначала вымыл с мылом руки, а потом принялся за лицо, шипя от боли.       — После ужина свожу в баню, чтобы хорошенько отмылся, — добавила, гипнотизируя взглядом кастрюлю.       — Я все! — довольно отозвалась девочка, которая до этого активно работала шваброй.       — Молодец, — улыбнулась ей, отчего она засветилась от радости, после я достала с верхней полки печенье и сунула ей две штуки, которые сама и испекла, с шоколадом. — Теперь беги, отдыхай. Завтра с утра буду ждать. Я пригляжу за мальчиком.       Детка кивнула и выскочила во двор, закрыв за собой дверь. Ло потянулся к чистому полотенцу, которое висело на стене.       — Я закончил. Шапку верни, — раздалось за спиной.       Хм-м, а она мне нравится. Может, не отдавать?..       Коварную мысль пришлось прогнать:       — Куда ты на мокрую голову-то наденешь ее? Ничего с шапкой не случится.       Сама драгоценность Ло на мне!..       Налила в глубокую тарелку до краев суп и поставила на стол, после добавила приборы и корзинку с хлебом, которая осталась проигнорирована. Мальчик уселся и активно заработал ложкой. Я со вздохом устроилась рядом, наблюдая за ним.       Похоже, придется просить надбавку за то, что нянчусь с детьми. Вот кто? Кто просил меня во все это ввязываться? Реагировала бы на мелочь как Коразон, отпугивая нелюдимостью. Но мне надо было их всех собрать, приручить, прикормить и обнимать, обнимать, обнимать. А если сбегут, то догнать и продолжить.       Просто у меня у самой было четыре младших сестры, о которых я всю жизнь заботилась и одаривала теплом и любовью. Хоть из всех девочек только одна мне отвечала взаимностью, а остальные плевались, кривились и визжали на мои проявления тепла и любви.       Я скучаю по ним…       Растеклась по столу от печальных воспоминаний и тяжело вздохнула. Ло приподнялся и перегнулся через тарелку, хватая шапку и кладя ее рядом с собой. Я снова вздохнула, косо и обиженно посмотрев на ребенка, который подавился от такого взгляда.       — Меня зовут Роза, — улыбнулась ему, не поднимая голову от стола.       — Трафальгар Ло.       — И что такой замечательный ребенок тут забыл?       Он разом помрачнел и опустил ложку, прекратив выгребать остатки еды. Быстро разобрался-то. Хорошо, хоть не торопился.       — Я собираюсь убить как можно больше людей, — его взгляд потемнел.       Я протянула руку и положила ему на голову, потрепав волосы. Ло раздраженно скинул кисть и поморщился. Хех. Смешной.       — Видимо, тебе сделали очень больно.       — Да что ты знаешь о боли! — он подскочил, сжав кулаки и вперив в меня гневный взгляд.       — Верно. Ничего не знаю, — покачала головой и подхватила посуду, чтобы убрать в мойку.       — Ты издеваешься?!       — Ни капли, — улыбнулась и принялась намывать тарелку. — Я всю жизнь прожила как принцесса, в окружении четырех младших сестер, судьба которых мне сейчас неизвестна. И единственную боль, которую я терпела, это после травм от поединков. Когда была моложе, любила драться, — пожала плечами и убрала чистую посуду в шкаф.       Упоминание о сестрах, что-то изменило в его взгляде. Тоска и ужас. Страх одиночества.       Хотелось бросить все, подойти и обнять. Забрать себе все эти воспоминания и сделать ребенка счастливым.       — Ты больше не один.       Ло вздрогнул.       — Ты всегда можешь обратиться ко мне. Я открыта для тебя.       Растерянность. Он не верил мне.       Забавный.       — Ладно. Мыться идешь?..              Кто бы мог подумать, что я буду сидеть и мазать йодом разодранную коленку мужчине своей мечты, которому всего десять лет?.. А когда он подрастет, я стану уже старой и никому не нужной, если, конечно, задержусь здесь на такой срок.       После того, как я провела час на лавке около бани, вглядываясь в небо и прислушиваясь к звукам ночи, Ло выбрался, завернутый в мягкое полотенце по самый нос, и одарил меня недовольным взглядом из-за того, что потребовала у него всю одежду для стирки, исключая трусы — тут мне пришлось смириться и дождаться завтра, когда и займусь поиском новых вещей. Отвела мальчишку назад на кухню и усадила на табуретку, приготовив все для обработки ссадин. Он был весь покрыт ими. Я только вздыхала и затирала ранки под тихое шипение и ворчание.       Но перед этим процессом был небольшой спор по поводу, кто будет проводить обработку. Его недовольные протесты с «я — сам!» были задавлены моим упрямством.       Ло был мил. Чертовски мил.       — Все, — я поднялась с колен, убирая баночку и ватку в коробку, где хранилось все по мелочи из лекарств и средств первой помощи. — Пойдем тебя спать укладывать? Пока у меня поспишь, а завтра уже разберемся и с одеждой, и со спальным местом.       Мальчишка отрубился быстро на моем матраце, а мне вот где теперь спать…       Когда я вышла на кухню, к двенадцати часам, на посту уже сидел Коразон. Он жевал яблоко, стащенное с фруктовой вазочки на столе. Теперь она у меня всегда стояла и пополнялась, ведь дети, да и Росинант, любили из нее таскать плоды. Чистая белая скатерть. Везде уют, чтобы радовать глаза. Не знаю, как их, но мои точно.       Я смерила мужчину мрачным взглядом, который он проигнорировал. Как, впрочем, и всегда.       Хотелось подойти и высказать ему все о его методах развала команды Донкихот, в которых страдают невинные дети. К черту взрослых, пусть по раз двадцать в день избивает, но мелочь-то зачем ломать? Им всем итак за жизнь досталось. Одна я тут, наверное, ходила не ущербная и не обделенная. Я буквально выросла на шелках, и мое очередное «хочу» исполнялось по щелчку, по одному лишь зову. Может, и не знаю о жизни столько, сколько они все, но одно точно уяснила — дети зависят от нас, и они беззащитны. Это мое мнение, мои мысли.       Как только он доел яблоко, оставив от него хвостик, вынул из кармана смятую бумажку, где было написано очередное «Извини».       — Одними извинениями ты не сменишь гнев на милость у этого ребенка, — сказала, стоя напротив него. — Что бы не вело твою «ненависть», но ты должен с ним помириться.       Коразон лениво скосил на меня взгляд, намекая, что мои попытки напрасны, большего не дождешься, женщина.       Захотелось его стукнуть. Взять и ударить в челюсть, отчего я даже сжала кулак, сведя брови. Скольких сил мне пришлось потратить, чтобы спокойно выдохнуть воздух и успокоиться. Забить на него. Не ломать канон еще больше.       Ладно, мне еще надо вещи Ло простирнуть, чем и занялась. Вскоре рубашка и шорты висели на створке окна.       Я села за стол, удобно устроив голову на столешнице на руках, и прикрыла глаза.       Надо хотя бы немного отдохнуть, а потом можно проснуться и замесить тесто… испечь пирогов и порадовать себя и команду.       Проснулась я от холодных прикосновений.       В кухне было темно, только лунный свет освещал помещение и рядом стоящего бледного Ло, укутанного в покрывало. Я с вопросом посмотрела на него, ощутив на плечах тяжесть, к которой коснулась. Мягкие теплые перья. Шуба Коразона?       Хм…       — Посидишь со мной? — тихо спросил ребенок, в голосе которого явственно читалась надежда.       — Конечно, — зевнула и улыбнулась, поднимаясь со стула.       Тело занемело от одного положения.       Снова уложив Ло, я села рядом, поперек матраца, накинув на себя шубу Росинанта, которую нагло стащила с собой. А нечего было ее оставлять где попало. Теперь она моя.       Просидела я так менее пяти минут, после чего мальчишка подхватил подушку и положил мне на колени, чем порядком удивил. Схватил за руку… и не отпускал ее всю ночь.       Как-то быстро я его приручила. Росинанту понадобилось около года на это.       — Спокойной ночи, — прошептала, поглаживая по голове.