***
В путешествие в Китай Минсок отправился с лёгким сердцем. Источником всех бед стало его нежелание идти протоптанным маршрутом его предшественников — он проложил новый и, прихватив рюкзак, отправился в путь. Всё началось с неисправности в стареньком автомобиле Минсока, которая дала о себе знать, как только они миновали южную часть Китая. Простонав от безысходности, он оставил позади местного жителя, который жестами объяснил, что сможет починить автомобиль, и сопровождающего, а сам отправился изучать окрестности. Бесконечно простиравшийся лес и озеро неподалёку были настолько прекрасны, что казалось, словно они из другого мира — и в этом заключалось очарование подобных путешествий. Минсок достал телефон и, сделав несколько фотографий, повернул назад. Это произошло именно тогда. Неизвестно откуда послышался жуткий грохот. Описав длинную дугу, прилетевший снаряд стёр с лица земли следы старенького джипа, гида и местного жителя. Одновременно со звуком взрыва Минсок почувствовал глухой удар по затылку. Когда он открыл глаза, то обнаружил себя под кроной огромного дерева. Буйно растущая листва заслоняла солнечный свет, но было всё равно понятно, что сейчас не ночь. Поначалу в голове Минсока было пусто. Он подумал, что, возможно, это лишь сон, поэтому ещё раз закрыл глаза, но когда затылок стало саднить, ему пришлось открыть их снова. Это явно был не сон. Кто-то намеренно оглушил его и бросил посреди леса. В такую правду никак не хотелось верить, поэтому Минсок, воспряв духом, поднялся на ноги. Его будто бы специально бросили не так далеко от дороги, чтобы потом снова перенести куда-то. Решив, что, выбравшись за пределы этого леса, он обязательно встретит кого-нибудь, Минсок крепко сжал кулаки и двинулся вперёд. Весьма скоро он осознал, что его надежды бессмысленны: лес запутывал дорожки, словно живой человек. Он был уверен, что где-то недалеко должны были остаться обломки его машины, но дороги не было, куда бы он ни шёл. Даже после того как Минсок проблуждал несколько часов кряду, зелень листвы неизменно продолжала радовать его, словно не желая отпускать. Минсок был уроженцем города, и для него поиск правильной дороги в девственном лесу был сродни поиску иголки в стоге сена. Он осторожно делал зарубки на огромных часто растущих деревьях густого леса, но, несколько раз покружив в одном месте, бросил всякие попытки выбраться из него. Прошло три дня с тех пор, как закончились те две пачки печенья, что оставались в его маленьком рюкзаке.***
Смогу ли я приспособиться? Минсок задумался. Прошло три дня с тех пор, как он начал пить воду из луж, на которую раньше даже смотреть не хотел, не то что притрагиваться. Молясь о том, чтобы из чащи не вышел какой-нибудь свирепый хищник, он забывался неглубоким сном в комеле* дерева. Ночью лес охватывала такая тишина, словно всё вокруг вымерло. Порой, когда откуда-то издалека доносился шорох или уханье птиц, будучи не в силах совладать со своим страхом, он проваливался в сон, почти теряя сознание. Каждый день Минсок на собственной шкуре испытывал смысл фразы «Я живу просто потому, что не могу умереть», но его всё не покидала надежда, что если бы он не ушел так далеко от того места, где впервые упал, то его родители бы в скором времени узнали о том, что он пропал без вести, и отправили бы за ним поисковый отряд. Она не покидала его ровно до того момента, пока два дня назад не начал лить дождь. Дождь в лесу был ужасен. Струи дождя вдребезги разбивались о листья — капли россыпью брызг создавали подобие густого тумана, и этот дождевой туман заглатывал человека в свои объятия, а потом возвращал, словно тот мог оказаться ядовитым. Минсок сутками дрожал всем телом, промокнув до нитки, из-за того что постоянно попадал под струи дождя, хотя ливень не всегда был сильным. Он попытался построить что-то вроде шатра из беспорядочно накиданных огромных листьев, но дожди были настолько сильными, что тот простоял всего ничего. Кое-как уняв дрожь в теле, Минсок влез в разломленный комель дерева и укрылся там. Однако на следующий день дождь продолжал идти, не прекратился он и днём после, и Минсок осознал, что может умереть от лихорадки до того, как прибудет спасательный отряд. Последним, что увидел затуманенный из-за высокой температуры взгляд, был самолёт, который сбросил несколько аптечек на парашютах и скрылся из виду. С каждым шагом силы покидали его. Минсок, будучи едва в силах перебирать ногами, осмотрелся. Когда-то новенькие кроссовки теперь проваливались в воду, и с каждым шагом вода и грязь, что просачивались в обувь, хлюпали внутри. Кажется, он шёл в правильном направлении — Минсок попытался ухватить тускнеющие воспоминания. Температура повышалась, зрение подводило его, но казалось, что, к счастью, он нашёл то, что искал. Даже размытым взглядом можно было разобрать парашют, отмеченный красным крестом, который бросался в глаза. Красный Крест. Если бы Минсок был хоть немного в ясном сознании, он бы сразу понял, что находится в секторе, где Красный Крест обеспечивает гуманитарной помощью военных беженцев, а значит, это сектор военных действий. Но Минсок не мог этого осознать хотя бы просто потому, что был охвачен жаром, и единственное, о чем он мог думать, — это то, что нижним краем парашюта можно накрыться или подстелить его под себя. Пожалуйста, пусть в том ящике будет хоть немного еды. Собрав последние силы, Минсок потянулся рукой к ящику, что стоял впереди, но вдруг замер, а затем резко одёрнул руку. Неподалеку стоял светленький парень, одетый в старую футболку. Несмотря на ухудшающееся зрение, Минсок мог разобрать его силуэт. Спокойно раздвинув листву, появившийся из ниоткуда парень быстро перекинул через плечо длинную винтовку и тотчас же поднял ящик. Энергичным, а главное привычным движением он отвязал парашют и слегка приоткрыл ящик, проверяя содержимое. Он вел себя так, словно Минсока и в помине не было. Если Минсок упустит этот ящик, он обречён на голодную смерть. Находясь на распутье между жизнью и смертью, Минсок с трудом раскрыл рот: — Эй, а… Услышав свой настолько надломленный голос, Минсок резко пришёл в себя. Упрекнув себя в том, что как дурак попытался заговорить на корейском, он снова склонил голову и не поверил своим глазам. Светленький парень с безразличным выражением лица изучал его. Можно ли к нему обратиться? Минсок попытался вспомнить несколько слов на английском, но в голове царил хаос, и ничего не вышло. Парень сам уверенно приблизился к колеблющемуся в нерешительности Минсоку. Густая листва расступилась от его движений. Парень был весь в грязи и листьях, он совсем не подходил этому месту, но был красив. «Это ли не лицо ангела, спустившегося с небес, чтобы спасти меня?», — думал про себя Минсок, а парень тем временем, возвышаясь, подошёл к нему вплотную. Первым стряхнув с себя ненужные мысли, Минсок нерешительно предпринял попытку заговорить: — А… Это самое… Can you help… me? Он неуклюже попытался заговорить на английском, но парень сохранял каменное выражение лица. Большие и красивые глаза, утончённые черты — бесцветно-равнодушное лицо юноши не выражало ничего, кроме безразличия. Его облик был так таинственен. В нем уживались две крайности — кротость граничила с великолепием, а раздражительность уживалась с чувствительностью. Немного робея от ауры, которая исходила от юноши, Минсок, указывая на ящик, жестами изобразил приём пищи и сложил руки в мольбе. Однако парень лишь ненадолго прикрыл глаза и не сдвинулся с места. Взгляд Минсока снова упал на винтовку, которая висела на плече юноши. У него больше не было ни сил, ни желания двигаться, а вероятность того, что он сможет отобрать ящик, стремилась к нулю. Минсок стал всерьез задумываться, а не будет ли лучше просто умереть здесь, чем попытаться его отобрать, как вдруг почувствовал, что что-то упёрлось ему в спину. Он вздрогнул от испуга. За мгновение парень снял винтовку с плеча и приставил её к спине Минсока. Бам! Минсок съёжился от болевых ощущений. Юноша пнул Минсока по спине и хладнокровно наблюдал, как тот катается по земле от боли. Мало того что из-за лихорадки и боли Минсоку казалось, что он теряет сознание, от усилившегося напряжения он вообще не мог прийти в себя. От понимания того, что, допустив малейший промах, он действительно может здесь умереть, волосы встали дыбом. Они немного покружили по лесу — было сложно догадаться, в какой конкретно части леса находится заброшенное здание, в которое юноша привёл Минсока. Это было старое цементное строение небольших размеров, которое пару десятков лет назад, вероятно, использовалось в качестве бункера. Всё время, пока они шли, дуло было приставлено к спине Минсока, и теперь она нещадно ныла. Юноша, не проронив ни единого слова, просто указывал направление, стуча дулом по спине пленника. Если ткнёт в правую сторону спины — значит, нужно повернуть направо, в левую — значит, налево. Если не хочешь умереть — двигайся вперёд. Безмолвная прохлада давила на него, и Минсок, словно зачарованный, шёл, шатаясь из стороны в сторону. Упав на пол, Минсок съёжился и застонал, а юноша подошёл к нему и присел рядом. В следующее мгновение он грубо перевернул Минсока и расстегнул ширинку на его штанах. Тонкие белоснежные пальцы двигались неторопливо. Снять промокшие насквозь штаны и футболку оказалось непростым делом, и юноша ругался на непонятном языке, попутно продолжая попытки стянуть одежду. Минсок отстранённо наблюдал за юношей, даже не пытаясь дать отпор, но как только его штаны оказались спущены до колен, по спине пробежал холодок осознания. Это было чистой воды изнасилование. Минсок даже подумать не мог, что кто-то может поступить так по отношению к нему. Осознав ситуацию, Минсок изо всех сил стал отодвигаться. С нечеловеческой силой он стал упираться ему в плечи, но тот даже не шелохнулся. Минсок взглянул в глаза парня и стал умолять: — По-пожалуйста… спасите. Не надо. Ответа не последовало. — Пожалуйста, не делай… те… этого… Пожалуйста, ладно?.. Последние слова сопровождались всхлипами. Сохраняя бесстрастное выражение лица, юноша в одно мгновение опрокинул побледневшего от ужаса Минсока. Вмиг приспустив бельё, юноша оседлал опрокинутую наземь жертву. Было уже не до содранных ледяным цементом коленей, когда юноша грубо вошёл в него. Ослабевшее тело пронзила неистовая боль, Минсок охнул и, сделав глубокий вдох, задёргался. Всё произошло буквально за мгновение. Как только сопротивление Минсока немного ослабло, юноша перевел дух и стал в него толкаться. Минсок завопил что есть мочи, когда почувствовал невообразимую боль, пронзившую его тело: — АЙ! А! Не… не надо! Прекрати! Тот хранил молчание. — Прекрати, больной извращенец, прекрати сейчас же! Пре-прекрати!.. Толком не соображая, что говорит, он кричал изо всех сил. Растерянность и отчаяние слились в единое целое. Юноша, словно ничего не слыша, лишь схватился за затылок сопротивляющегося Минсока и прижал его голову к полу. Тело Минсока поддавалось быстрому темпу, который он задавал. Щека, кожа на которой была исцарапана о холодный цементный пол, намокла от слёз. Вспышка ноющей головной боли стала ярче, затмив всё остальное, он абстрагировался, словно наблюдая за всем этим со стороны, и лишь звяканье бляшки от ремня на штанах насильника где-то на внутренней стороне бедра проникало в абстрагировавшееся сознание. Умереть — это всё, чего он теперь желал. До затуманенного сознания донёсся стон, который насильник издал, стиснув зубы.***
Кап-кап-кап. Послышался стук падающих капель дождя. Огромные, они падали одна за другой, рисуя круги на лужах. Немного погодя Минсок услышал, как дождь с силой обрушился на лес, и изо всех сил зажмурил глаза. Сырой незнакомый потолок и холодный серый пол были не слишком примечательны. Где я? Минсок медленно прикрыл веки, а затем снова распахнул глаза. Ужасная боль в щеке и пояснице понемногу возрождали в памяти события прошедшей ночи. Минсок прикусил нижнюю губу и, стараясь не смотреть вниз, натянул на себя отсыревшие штаны. Место на затылке, на которое давил насильник, адски горело и ныло. Пытаясь сдержать подступившие слёзы, он с трудом поднялся и увидел перед собой два пакета. Это была часть гуманитарной помощи из ящика. Минсок дрожащими руками схватил их. Они были оставлены словно чаевые, и с трудом сдерживаемые слёзы всё же брызнули из глаз. Каждое движение, словно удар, вызывало боль. Казалось, даже шуршащие в руках пакеты сочувствовали ему. Как же так получилось? А… Этот ублюдок… Ублюдок, больной, ненормальный, Минсок беспрестанно извергал проклятия. Решил использовать меня, как шлюху, блядский выродок. Плача, он крепко держал алюминиевые пакеты в руках. Мучимый лихорадкой на протяжении нескольких дней, Минсок дошёл до крайней степени напряжения и сейчас не мог восстановить силы. Пальцы его дрожали. Но ему нужно было выжить. Мысль о том, что он должен найти способ съесть хоть что-нибудь, выжить и вернуться в Корею, полностью завладела его рассудком. В руки вернулись силы, и пакеты в руках лопнули. Хрустящие хлебцы превратились в кашу. Минсок некоторое время смотрел на еду, что валялась на грязном полу, а затем дрожащими руками стал собирать хлебцы и запихивать их в рот. В следующее мгновение кто-то перехватил его запястье. Минсок поднял испуганный взгляд. Это был тот парень. Минсок побледнел от страха и попытался вырваться из захвата, но несмотря на хрупкое телосложение физическая сила юноши была просто поразительна. Он смотрел на Минсока с бесстрастным выражением лица, которое невозможно было прочесть, а затем небрежно завёл ему руку за спину и пнул, ставя на колени. Ноги подкосились, и Минсок, не успев ничего сообразить, издал душераздирающий вопль: — Отпусти! Больно!!! Юноша ещё раз пнул стоящего на коленях Минсока. Рука, которую всё ещё держал парень, задрожала от боли. Тело Минсока, обливающегося слезами, забила крупная дрожь. Зачем он пришел? Зачем он снова пришел?! Почувствовав, что тело Минсока начала бить крупная дрожь, юноша ещё сильнее стиснул его руку. Он ведь не собирается делать то же, что и вчера? Минсок едва не свихнулся от ужаса и смятения. И вдруг он почувствовал слишком резкую боль в руке. Он стоял в неестественной позе, верхняя часть его туловища была наклонена вперёд, в то время как парень, державший его, как ни в чём ни бывало отступил назад. В правой руке у него был зажат большой шприц. Минсок с испугом и замешательством смотрел на него. — Что… Что это? Что это, вон то… Юноша закатил глаза и стал шарить в кармане штанов. Минсок не знал, что ему вкололи, но интуиция подсказывала, что ничего хорошего. И даже если это был просто эффект плацебо*, напряжение по всему телу стало спадать. Несмотря на умеренное сердцебиение, как ни парадоксально, казалось, кровь стала циркулировать быстрее. Он почувствовал, как мышцы приходят в расслабленное состояние, а сознание абстрагируется. Силуэт парня перед глазами стал быстро мутнеть. Он не знал точно, был ли это наркотик, но использовать наркотик для изнасилования — он действительно больной, этот извращенец… Минсок из последних сил посмотрел на юношу и потерял сознание. Тот глянул на обмякшего Минсока и завернул шприц в полотенце. Позади парня, который занимался тем, что разбирал вещи, появился человеческий силуэт: — Кто это? Парень склонил голову и обернулся. На губах заиграла лёгкая улыбка: — Лэй. Тот помолчал, а затем сказал: — Ты не меняешься, Лухан. В сказанном не было иронии. От спокойного тона Лэя лицо Лухана слегка прояснилось, но оно не выражало ни безразличия, ни задумчивости, ни радости. Лухан, словно любуясь, сказал: — Если в таком состоянии он будет есть хлебцы, то скоро нам придётся убирать ещё один труп. — Ты хочешь забрать его? В прямоте Лэя было какое-то своё очарование. Даже по прошествии времени Лухан не нашёлся, что ответить. Впрочем, Лэй и не требовал — лишь тихо стал разводить огонь возле стены. Остальное время они оба провели в безмолвии. Тишину наполнял звук непрекращающегося дождя. *Ко́мель — толстая часть ствола дерева непосредственно над корнем и корневищем. **Эффект плацебо — внешне положительный лечебный эффект, который связан с авторитетом врачей, с авторитетом лекарств и степенью самовнушения пациента.