***
«Почему запретное всегда добавляет сладости?» Робин Хобб
***
Растрёпанная женщина улыбнулась новорождённому мальчику; её зелёные, будто молодая трава, глаза смотрели с другого лица, пытаясь сфокусироваться на ней. Он был таким крошечным, что неудивительно, ведь он родился на срок раньше положенного. Она боялась, что потеряет его, едва обретя. И вот сейчас волшебница прижимала маленькое тело сына к груди, напевая мелодию, и счастливо улыбалась. Она была так счастлива, что всё вокруг неё словно преображалось, лучась в её материнской радости. Её сын, её первенец, её счастье, её смысл. От того и не услышала женщина шаги, что изучала маленькие пальчики. И только когда тень легла на неё, она вздрогнула. — Пожалуйста, Лорд, — её голос казалось надтреснулся, и всё же ведьма взглянула на своего визави. — Не забирайте его, прошу. Пожалуйста, не отнимайте моего сына у меня. Мужчина склонился над своим ребёнком, мальчик уже спал. Длинные пальцы коснулись нежной щеки младенца, и в груди зародилось тепло. Он знал, что в этом мальчике было его продолжение, в этом мальчике воплощались все его помыслы и жизнь. Он был его полностью и по праву. — Дорогая Лили, он не был никогда твоим, — мягко произнёс темный волшебник, мгновение любуясь своим сыном, прежде чем холодно взглянул на волшебницу. — Белла, — позвал он свою верную последовательницу. Из тени дикой кошкой вышла женщина, чьи глаза с безумным блеском смотрели на младенца в руках девчонки. Лили продолжала обнимать малыша, на что Белла жестоко оскалилась: эта ведьма не имела права касаться даже волоса сына её Господина. — Забери моего сына и возвращайся с ним в поместье, — приказал тот, всё ещё склонившись над мальчиком. Ведьма заплакала и сильнее прижала к себе мальчика, она всегда, с первой недели беременности, боялась именно этого. Эти боль и страх не давали в полной мере насладиться мыслью, что она станет матерью. — Прошу, мой Лорд, не отнимайте его у меня, — слезы лились, повторяя очертания её пухлых щёк. — Он всё, что есть у меня, пожалуйста. Я буду заботиться о нём, буду любить и обожать Вас, только, прошу, не забирайте его у меня. Лили ещё горше заплакала, качая крохотное тело, а Белла, сделавшая шаг к её постели, остановилась, когда её Господин поднял руку, приказывая остаться на месте. Он усмехнулся и сжал руки женщины с такой силой, что к утру остались бы синяки, и всё же даже это не ослабило её хватку. Мужчина зашипел и схватил женщину за рыжие волосы. — Дорогая Лили, ты кажется, забыла для чего ты здесь, — темный маг склонился к мокрому лицу ведьмы. — Ни ты, ни твои обожание и любовь мне никогда не были нужны, а лишь этот ребёнок. Слёзы огромными каплями застыли на ресницах ведьмы, и она произнесла, смирившись: — Тогда прошу Вас, я могу дать ему имя? Тёмный Лорд отпустил волшебницу, и та рухнула на подушки, словно марионетка, которой обрезали нити. Волшебник забрал ребёнка из ослабевших рук ведьмы. Он удивился, почему ребёнок не проснулся от этого шума. Но возможно, родившись раньше срока, он был ещё слишком слаб. — Я даю согласие, — милостиво разрешил ей маг, она зачарованно смотрела на то, как Лорд Волдеморт склонил голову к ребенку и вздохнул его новорожденный запах. — Гарри Джеймс… — Риддл, — усмехнулся мужчина её сентиментальности: она дала его сыну имя своего погибшего мужа. — Гарри Джеймс Риддл, — шёпотом произнесла ведьма. — Посему будет так, — согласился Волдеморт. Раз эта женщина всё же смогла родить ребёнка после двух выкидышей, это то немногое, что он мог ей позволить. Будь волшебница в силах держать глаза открытыми, она бы попыталась запечатлеть в своей памяти, как Лорд Волдеморт передаёт своего сына в руки безумной ведьмы, касаясь в нежном жесте тёмных волос новорождённого. Она бы запомнила, как Беллатриса исчезает за закрывающейся дверью, забирая её смысл, её надежду, её жизнь. Вдруг стало слишком тихо, и Лили вновь оросила слезами своё лицо. Она знала, не могла не предполагать, чем всё для неё закончится, как только родится ребёнок Тёмного Лорда. И всё же ведьма была счастлива, что вновь окажется в объятиях своего мужа. — Авада Кедавра, — нарушил тишину властный голос, и зелёный луч сорвался с палочки волшебника, ударив в грудь женщину, подарившая ему дитя, но так и не познавшая радости материнства. Когда Лорд минутами позже Беллы вернулся в поместье, его встретил плач младенца. Женщина, словно увидев диковинную зверушку, держала ребёнка едва ли не на вытянутых руках. Вокруг неё копошилась домовик, предлагая бутылочку со смесью. — Белла, отдай ребёнка мне, — приказал волшебник, и с облегчённым вздохом ведьма передала ему сына. Он требовательно протянул свободную руку, и домовик тут же передала ему бутылочку. И только когда младенец схватил соску губами, маг обратился к женщине. — Кажется, бремя материнства не для всех женщин, — усмехнулся Лорд. Белла пристыженно опустили глаза, но мысленно согласилась с Господином: она поклялась себе, что ни за что на свете не возжелает стать матерью. — Однако тебе нужно найти квалифицированную няню для моего сына. Я не смогу быть с ним ежечасно, но он мой сын, а значит будет жить в любви и достатке. Волдеморт никогда не думал, что однажды захочет познать азы отцовства, но смотря на своих последователей, на детей последователей, и как эти дети обзаводились своим потомством, он ощущал пустоту внутри. Лорд никогда не хотел семью, не мог помыслить, что однажды он захочет ощутить вес новорождённого дитя на своих руках. Однако он никогда не стремился к узам брака: делить с кем-то постель, дом, власть? Потому он стал искать женщину лишь для того, чтобы та родила ему первенца, того, кто будет его продолжением, его смыслом, его жизнью. Полностью его по праву. Лили Поттер отлично подходила на эту роль, её магия была достаточно сильна для грязнокровки, и свежая кровь, не обременённая вековым кровосмешением, подарила бы ему могущественного наследника. Однако женщина была счастлива в браке с Джеймсом Поттером. И потому мужчине пришлось покинуть этот мир слишком скоропостижно. Волшебник вновь склонился над младенцем и вздохнул его запах, и пустота в сердце Тёмного Лорда заполнялась любовью с каждым вздохом. Белла едва ли могла дышать, смотря, как её жестокий и властолюбивый Господин прижимал к себе маленькое существо, словно в этом ребёнке заключался весь его мир, и от того он преисполнился смыслом. — Я сделаю всё возможное, чтобы найти лучшую няню для Вашего сына, Господин, — она склонилась перед ним, целовала его мантию и клялась в верности ему и юному Господину. Отныне в её безумной и наполненной чужими страданиями жизни появился ещё один смысл: ещё крошечный, но уже имеющий над ней безграничную власть, Гарри Джеймс Риддл.***
Гарри Джеймс Риддл рос, купаясь в отцовской любви, но был воспитан в строгих нравах и традициях чистокровных семей. И уже в пять лет у него случился первый стихийный выброс магии, чем был горд его отец. — Надо же, ты ещё совсем малыш, — говорил тогда мужчина, обнимая ребёнка, — но твоя магия разрушила половину комнаты, — усмехаясь, закончил он. И вместо наказания за разрушенную комнату, Лорд устроил ему праздник, приглашая всех аристократов магической Англии. Все гости кланялись его отцу, поздравляли с такими выдающимися способностями, ожидая от самого Гарри великих свершений в будущем, таких же великих, как и его отец. Папа всегда был на его стороне, поддерживал все его интересы, залечивал царапины на коленях, читал волшебные сказки перед сном и целовал в лоб прежде, чем уйти. В дни, когда на улице стояла ужасная непогода, гремел гром и комната наполнялась светом молний, он сбегал в комнату отца и юркой змейкой залезал под одеяло, прижимаясь спиной к родителю. Тот во сне обнимал сына, окутывая своим теплом и даря спокойный сон. Он никогда не прогонял Гарри, и даже когда он стал старше и собирался поступить в Хогвартс, и спать с отцом, хоть он и испугался грома или ему приснился страшный сон, стало уже непозволительно и стыдно, тот ни словом, ни жестом не упрекал сына. И когда юному Риддлу пришло время покинуть свой дом ради поступления в Хогвартс, он проплакал всю ночь перед отбытием, прижимаясь к своему отцу. Лорд утешал отпрыска и обещал ему писать каждую неделю, чтобы одиночество и разлука так сильно не тяготили сына. В ту ночь никто не смог уснуть.***
На платформе 9 ¾ было невообразимо тихо, ведь пришёл один из самых могущественных волшебников этого мира, имеющий власть едва ли ни во всей Западной Европе, чтобы проводить своего сына. Все смотрели на юного Гарри, ожидая увидеть едва ли не божественный свет вокруг него, но были удивлены, увидев обыкновенного мальчика, каких сотни. Однако всё же предусмотрительно опасались. Последователи Лорда, которые также пришли проводить своих отпрысков в школу, кланялись обоим и выказывали должное уважение. Гарри был уже знаком с некоторыми детьми, и в особенности с Драко Малфоем. И потому Риддл немного расслабил плечи и улыбнулся другу: всё же он не будет так одинок, но это не значило и то, что не будет скучать по отцу. — А вдруг я не попаду в Слизерин? — единственное, что действительно волновало Гарри, это то, что он не сможет оправдать надежды отца. — Каждый факультет чем-то славится, Гарри, — улыбнулся Лорд своему ребёнку. — Не могу сказать, что это меня не опечалит, но я не вправе требовать от тебя слишком многого, чтобы ты соответствовал какому-то идеалу. Ты мой сын, и это ничто не изменит. Гарри улыбнулся папе и упал в его объятия, Лорд редко позволял себе обнимать сына на людях, но всё же они смогут увидеться не раньше рождественских каникул, и потому тёмный волшебник позволил и себе, и сыну эту вольность. Уже в поезде юный и полный решимости волшебник махал и улыбался отцу. Он был рад, что тот смог найти время, чтобы проводить его на поезд, зная, как ему тяжело так надолго расстаться с ним. В паре отъезжающего поезда Лорд исчез. Когда купе стало заполняться сыновьями и дочерями последователей Лорда, Гарри улыбнулся каждому, отвечая приветствием, которому его учил преподаватель по этикету и традициям чистокровных семей. А после они расслабились и начали болтать о квиддиче, о том, что их ждёт в школе. И каждый хвастал, сколько его предков учились на том или ином факультете, страшась своего поступления не на тот факультет и не оправдать надежды своих родителей. Гарри, несмотря на заверения своего отца, так же боялся не поступить на Слизерин, а угодить в Гриффиндор, или того хуже, Хаффлпафф. Но он каждый раз одёргивал себя, понимая насколько беспочвенны его сомнения. Папа примет, даже если его распределят в Хаффлпафф, это единственная истина для него, словно аксиома этого мира. А потому переживать не о чем. Так дорога продолжилась в приятной болтовне будущих учеников школы чародейства и волшебства Хогвартс. И уже скоро они стояли перед огромным количеством учеников и преподавателей, словно неоперившиеся воробушки, пугливо жавшиеся друг к другу маленькой группой. Дети, названные в алфавитном порядке, садились на трёхногий табурет, и ветхая шляпа закрыла им глаза, выкрикивая тот или иной факультет. — Риддл, Гарри, — стоило произнести Минерве МакГонагалл знаменитую фамилию будущего ученика школы, все защебетали в унисон. — Неужели он сын того самого? — Я слышала, что он поступит именно в этом году, но не думала, что он такой… обычный. — Это его сын? Действительно? Гарри обнял себя за плечи, но, как говорил самый могущественный волшебник из всех, которых он знал, он не обязан соответствовать требованиям этого общества. И выпрямившись, он направился к табуретку. — СЛИЗЕРИН! — едва коснувшись головы Гарри, выкрикнула Распределительная Шляпа, ни на мгновение не сомневаясь в своём решении. Слизеринцы встретили сына Тёмного Лорда возбуждённым шёпотом и радостными хлопками. Конечно, куда ещё он мог поступить, если не на факультет своего предка, одного из основателей школы? Куда он мог поступить, если его отец был одним из лучших представителей этого факультета и воспитавший его в традициях этого Дома? Теперь Гарри окончательно убедился в правоте родителя: не важно, какой факультет станет для него домом на ближайшие семь лет, он останется сыном своего отца! И это ничто не сможет изменить.***
По привычке Том Марволо Риддл вошёл в спальню сына и удивлённо замер. Она оказалась пугающе пустой: он и не думал, что будет так тяжело расставаться со своим чадом. Тёмный волшебник подошёл к кровати Гарри и взял с тумбы любимую книгу мальчика. Мужчина провёл пальцами по золотым буквам на обложке, без какой-либо причины. И почему он отмёл идею о домашнем обучении? Чем оно так плохо? Гарри был бы с ним, и Том укладывал бы его каждую ночь, читая книгу, сколько бы лет ему ни было. Лорд улыбнулся своим мыслям и действительно отмахнулся от этой нелепой идеи. Его сыну нужно общение не только с ним, но и со сверстниками, учиться не только факультативам, но и самостоятельности. Осознавать ошибки от собственных принятых решений и превозмогать над собой, чтобы иметь мужество признать их и исправить, этому Том, конечно, смог бы научить сына, но так тот никогда не покинет его и останется под крылом своего отца. А Лорд Волдеморт не хотел этого для своего сына. И в конце концов они расстаются не на всю жизнь. Он усмехнулся и преисполненный решимостью покинул комнату, оставляя книгу на том же месте. Ему уже доложили, что Гарри поступил на Слизерин, чему вновь улыбнулся он. — Твои переживания были напрасны, Гарри, — Лорд забрал с собой в спальню несколько новых законопроектов, чтобы поработать перед сном.***
Гарри уже был в том возрасте, когда все вокруг влюблялись и делали ради этого слепого чувства глупости, но сам он никогда не ощущал потребности любить кого. Может, он ненормальный? Однажды он спросил об этом отца, и тот ответил: — Гарри, я тоже никогда не любил кого-то, — улыбнулся волшебник. — Естественно, кроме тебя. — Даже маму? — они редко говорили об этой женщине, потому что ему хватало и любви отца, но иногда, смотря на своих школьных товарищей, чьи матери обнимали и целовали их на платформе перед отбытием в школу, в нём посыпались чувства неполноценности и обиды. — Даже маму, — мрачно ответил Том и вернул своё внимание бумагам. Однако, нахмурив брови, продолжил: — Ты нормальный, Гарри. И если все твои сверстники влюбляются, а ты ни к кому не чувствуешь подобного, не нужно себя упрекать и искать причины этому. Ты должен наслаждаться жизнью. Гарри улыбнулся и обнял отца. — И всё же я люблю тебя, папа. — Я тебя тоже, Гарри. И всё же, всё же иногда он чувствовал себя ненормальным, когда Драко обсуждал с ним, какие у Астории глаза голубые-голубые, а когда смеялась, у неё появлялись очаровательные ямочки на щеках. Гарри думал, что упускал что-то в своей жизни, однако как бы он не стремился ощутить хоть к кому-то симпатию, но не мог даже представить что-то подобное. Но это не значило, что ему никто не признавался в своей влюблённости: спустя время он из нескладного и совершенно обыкновенного мальчишки превратился в истинного красавца, каким был его отец в свои школьные годы, с колдовскими зелёными глазами, и даже его не укротимые ни одной расчёской волосы делали его просто трогательным и очаровательным подростком пятнадцати лет. И девушки, и юноши проявляли к нему знаки внимания, признавались, что его глаза едва ли не пленили их, а сам Гарри лишь мог мысленно пожать плечами и ответить воздыхателю на сомнительный комплимент, не выходя за рамки приличия. За своими размышлениями он не заметил, как нахмурил брови, и синие глаза напротив едва заметно наполнились печалью и пониманием. Корвус Блэк, сын Регулуса Блэка, одного из последователей его отца, несмотря на то, что поступил на Слизерин, был скромен и необщителен. И потому Гарри был уверен, что парень не преследовал какие-либо цели, чтобы получить расположение Тёмного Лорда. Риддл снова взглянул на юношу: хоть тот и учился на курс младше него, всё же был выше, однако излишне худощав. И, возможно, воспевания Драко о своей будущей невесте или его собственные размышления о своей ненормальности и неспособности любить, он ответил согласием на свидание в ближайшие выходные возле Чёрного озера. Наблюдая, как синие глаза юноши наполняются радостью, а губы складываются в улыбку, сам Гарри не чувствовал ровным счётом ничего.***
— Мне стало известно, что ты и Корвус Блэк были на нескольких свиданиях, — как-то во время каникул за обедом начал отец. — Нашёл ответ на мучивший тебя вопрос? Гарри знал, что его родителю известны каждый его шаг и решение, которые он примет, и в отличие от своих сверстников был совсем не против этого. Так казалось, что отец рядом и интересуется его личной жизнью в школе. И чувство одиночества уходило на время. — Нет, — хмуро ответил подросток. — Я подумал, что это чувство ко мне придёт в процессе, но совсем ничего не испытываю к нему. И мне жаль Блэка, после каникул я с ним расстанусь. Не вижу смысла дальше продолжать эти отношения. Отец отложил столовые приборы и взглянул на сына, ощущая в груди тревогу. — Гарри, я тебе говорил и снова повторюсь, совсем неважно, что чувствуют другие, — коснувшись для привлечения внимания его руки, Лорд улыбнулся. — Важнее, что чувствуешь ты. От прикосновения поползли мурашки, и Гарри вспомнил, что говорил кто-то из гриффиндорцев: — А когда она взяла меня за руку, это было похоже на табун мурашек. Словно это… — он пытался вспомнить похожее слово. — Словно ток под кожей! Подросток, не показывая своего удивления, посмотрел на отца. Тот вернулся к газете, отпивая чёрный чай. Но Гарри смотрел на правильные черты лица своего родного человека, на изгибы губ, на высокий лоб и хмурые брови (ему явно не понравились сегодняшние новости). Он знал этого человека всю жизнь, тот был рядом, особенно в самые ужасные моменты его подростковой жизни, никогда не предавал его доверия и придавал сил, чтобы подняться. Отец всегда защищал его интересы и побуждал на открытия новых перспектив. Он был и остаётся самым верным ему человеком. — Папа… — Что, сын? — Я люблю тебя, — впервые в жизни Гарри вкладывал в свои слова совершенно иной смысл. И он и предположить не мог, что одни и те же слова могут отличаться и цветом, и формой, и вкусом. Раньше любовь к отцу была чем-то цветков льна, домашним и уютным. Сейчас же она ощущалась, как белый жасмин: совсем неземная и хрупкая. — Я тебя тоже люблю, Гарри, — ответил Лорд, складывая газету и откладывая её на край стола. — Чем ты, помимо уроков, хотел бы заняться? Может он действительно ненормальный? Этой ночью юноша проснулся от своих сновидений, но они отличались от тех, что снились ему раньше: когда он был совсем маленьким, во сне он воплощал сказки, которые ему читал папа, а чуть позже снился полёт и ветер, что трепал его волосы, словно дразня. Сейчас же Риддл в поту проснулся от увиденного, а после застонал, ощутив мокрое бельё. Он кончил! Кончил от того, что отец прикасался к нему. Эта близость отличалась от ежедневных объятий и поцелуев в лоб. Он не мог воссоздать картинки своего сна, но помнил, словно наяву, тепло длинных пальцев на своей коже. И поцелуй в плечо. Конечно, среди старших юношей в школе можно было услышать разного рода разврата, в том числе о «мокрых» снах, но Гарри не относил себя к этому извращению и игнорировал подобное. Однако сейчас он ничем не лучше этих застрявших в пубертатном периоде семикурсников. Ну что ж, добро пожаловать в мир подростковых гормонов и поллюции, Гарри Джеймс Риддл!***
Эта ночь была не единственная, когда ему снилось подобное; и каждый раз его воображение словно повышало ставки и градус происходящего. А днём, после всего творимого им во снах, Гарри должен был натянуть улыбку и встречать новый день вместе с отцом. Риддл знал о своей семье по линии бабушки, Меропы Риддл, в девичье Мракс. Знал о вековом кровосмешении из-за глупых предрассудков о чистоте крови. Они с отцом никогда не были чистокровными, но магия буквально воспевала их обоих. Однако не это волновало его, а то, что возможно эта ненормальность Мраксов передалась и ему. В конце концов, может быть поэтому он возжелал своего отца? Если это действительно так, то стоило рассказать об этом родителю, тот ни в чём бы не упрекнул своего ребёнка и помог с решением проблемы. Но только вообразив всё это, Гарри готов бежать наутёк. А если это бушующие гормоны, выбрав наиболее близкого и доступного человека для него, то в скором времени всё пройдёт, уступив место новому открытию. И когда Гарри познал, что такое страстная любовь, возможно, он вскоре найдёт того человека, который бы разделил с ним эти чувства. Так и не решив, что ближе ему, Риддлу осталось только играть роль послушного ребёнка Тёмного Лорда, в душе надеясь, что всё устаканится и придёт в относительную норму.***
Ничего не пришло в норму, так думал Гарри, когда заканчивал свой шестой курс в Хогвартсе. Зато юноша научился, даже не задумываясь, накладывать заклинание тишины, стоило только закрыть полог кровати, чтобы не разбудить случайным стоном соседей по комнате. Он не хотел прослыть извращенцем, хватит ему и того, что он сам себя таковым считает. Однако это не решало его главной проблемы: Гарри вновь возвращается домой на летние каникулы. На рождественские праздники он уговорил отца отпустить его в заснеженные Альпы вместе с семьёй Драко, впервые не отметив вместе с папой его день рождения. Риддл надеялся, что отец не был так сильно огорчён тем, что отмечать свой праздник ему пришлось одному. Хотя, если верить словам волшебника, он никогда до рождения Гарри не праздновал его. Поезд увозил его всё дальше от школы, а терзаемая мыслями голова опустилась на сложенные руки. Что же он должен делать? Не то, чтобы он не пытался забыть это чувство, даже была попытка забыться с кем-то. Это был парень старше него на курс из Когтеврана, но, кроме слюнявых поцелуев и взаимной мастурбации, дальше не заходило (хоть парень и пытался «тонко» намекнуть об этом Гарри). И даже это не спасало его от извращённых снов с отцом. Тот, словно назидание за мифическую измену, шлёпал его, как маленького ребёнка, если бы они не были обнажены в тот момент. Гарри покраснел до корней волос. — Гарри, тебя что-то беспокоит? — его друг, Драко, был рядом и видел его метания. Что ж, одна конкретная проблема его действительно беспокоит, но не говорить же ему об этом? — Я просто волнуюсь, — ответил Риддл, вновь возвращая себе самообладание. Он сын Тёмного Лорда, он не имел права показывать свои слабости и переживания на людях, пусть даже Малфой был ему близок, словно брат, которого у него не было. — Давно не видел отца, и я ради поездки с вами пропустил его день рождения. — Навряд ли он об этом помнит, — легко ответил Малфой. — В отличие от остальных, он многое готов тебе простить, даже если это пропущенный день рождения. — Возможно, — шепнул юный волшебник. Когда он сошёл с поезда, его встретила Беллатриса. Она поклонилась ему: — Юный Господин, приветствую Вас, — женщина улыбнулась и взмахом палочки уменьшила багаж Гарри. — Здравствуй, Белла. — Здравствуйте, тётя, — рядом мялся Драко, который разумно опасался своей родственницы, но не мог не поприветствовать её. — Здравствуй, малыш Драко, — оскалилась она, словно потешавшаяся кошка над безвольной мышью. — Довольно, — мягкой, но угрожающей интонацией произнёс Риддл. Ведьма подобралась и убрала свою глумливую улыбку, она никогда не думала, что сможет испытать страх перед кем-то, кто не был её Господином. Но Гарри вновь и вновь доказал ей, что он сын своего отца и с ним шутки плохи. Что уж говорить, она сама учила его насылать все три Непростительных заклятия, которыми тот овладел в совершенстве к пятнадцати годам своей жизни. — Юный Господин, Ваш отец просил отправиться домой, как только Вы сойдёте с поезда, и дождаться его. Гарри нахмурился, почему папа просил его дождаться? Он пытался вспомнить, не попадался ли он на чём-нибудь, но он, как и учил его лучший выпускник школы, один из выдающихся студентов Слизерина, никогда не ставил под сомнения себя и свою репутацию, чтобы ни крылось за невинными глазами. — В таком случае, надо отправляться, — незамедлительно ответил Гарри, хватаясь за руку женщины. — Прощай, Драко. — До встречи, Гарри. И он исчез в хлопке аппарации и оказался в гостиной своего дома. Риддл осмотрелся, словно что-то должно было измениться, но его отец не любил менять интерьер, предпочитая лаконизм, и не всегда одобрял разбросанные или забытые вещи сына. Дом встретил его радушной тишиной, и, приказав домовику приготовить ванну, он забрал вещи и отпустил Беллу.***
Тёмный Лорд появился в гостиной своего дома с едва слышным хлопком и огляделся. Его сын должен был уже вернуться, но глаза не находили его. Он поднялся в спальню мальчика, надеясь не застать его спящим. Ему не хотелось откладывать такой важный разговор на потом и хотел поговорить об этом сейчас, чтобы после они смогли плодотворно провести каникулы Гарри. Возможно, они посетят Германию; его сын любил разного рода фестивали и праздники, и в Берлине будет один из самых масштабных празднований волшебников. Том был уверен, Гарри будет в восторге. Размышляя о своих грандиозных планах на лето с сыном, он оказался в его спальне, из ванной комнаты доносился плеск воды. Конечно, после тяжёлой дороги ему хотелось принять ванну и смыть с себя пыль и усталость. Том постучал и вошёл, отпирая незапертую дверь. Но так и остался стоять на месте, слишком шокированный происходящим. Его сын, кровь и плоть от него, застонал и прикрыл веки, делая лицо совершенно беззащитным перед своим удовольствием. Пальцы двигались по возбуждённой плоти, приближая оргазм, и Гарри захныкал, предчувствуя его. Он был словно ангел в своей страсти, столь манящий и прекрасный. Том лишь сделал шаг назад и бесшумно закрыл за собой дверь, так и не выдав своего присутствия. Он, стеснённый в определённом месте, вернулся в спальню и, наложив Сигнальные чары и заклинание тишины, откинулся в кресло. Его пальцы, слишком нетерпеливые, приспустили брюки и бельё, освобождая вставшую плоть. Том Марволо Риддл никак не мог поверить, что собирался сделать это, представляя в голове увиденный образ своего сына. Лорд знал, как и все, кто знаком с ним лично, или слышали о нём, что он жестокий, не имеющий с моралью ничего общего, тёмный маг, но Риддл бы никогда не коснулся своего ребёнка подобным образом. Однако рука сжимала эрегированный пенис, а мысли вырисовывали крепкие ноги настоящего ловца, живот с едва обозначенными мышцами и тонкую талию. Риддл зажмурился и толкнулся в кулак. Чёрт! Его образ в голове играл новыми оттенками, подчёркивая лишь достоинства подростка. И потому с очередным движением пальцев, мужчина кончил, закрывая головку другой рукой. Он едва мог отдышаться после произошедшего, а мысли о том, что это может плохо кончиться, одна за другой посещали его разум, плавающий в неге после оргазма. Он действительно долго с кем-нибудь не снимал сексуальное напряжение, накопившееся за годы. Лорд посвятил себя работе и сыну, совершенно забыв о некоторых нуждах своего тела. Том более не намерен доводить свой организм до подобного. Позже того же дня он посетил одну из своих любовниц, та была всё так же прекрасна и готова отдаться ему в любое время. Всю ночь Том предавался любовным утехам и с первым лучами солнца аппарировал в свою спальню, чтобы рухнуть в постель, забываясь сном.***
Лорд притянул к себе юношу за тонкую талию, а возбуждённый пенис прошёлся между ягодиц. Дразнящие трение кожи по головке вызвало дрожь по телу и едва слышное хныканье любовника. Оставляя мокрые следы на коже, Волдеморт целовал плечи и шею партнёра. — Пожалуйста, папочка, — застонал Гарри, оборачиваясь. Том резко сел в постели, как только осознал увиденное во сне. Всю ночь Лорд предавался низменным страстям, но это не удовлетворило его либидо, подсовывая ему картины с участием сына. Он едва ли не стал молиться всем богам, в которых не верил, чтобы они подарили ему благоразумие, но те не услышали бы слов богохульника. Мужчина откинул одеяло и застонал от досады: ткань на белье натянулась, красноречиво намекая об ещё одной проблеме. Он ни за что не станет прикасаться и удовлетворять себя, представляя Гарри. Холодный душ и воспоминания об уроках Истории Магии в исполнении профессора Биннса помогли ему с лёгкостью справиться с задачей. Он пришёл к выводу, что женщины перестали его в полной мере удовлетворять, и может ночь с мужчиной прояснит разум и наконец избавит от этого наваждения. Во всяком случае, это было похоже на правду. Лорд не хотел верить, что семейное безумие пало и на него, что он возжелал возлечь со своим сыном. Осталось найти только любовника; до этого ему не было нужды в них, женщины всегда могли удовлетворить потребности тела. Однако сейчас требовалось что-то противоположное этому. Волшебник надеялся, что эта ночь всё прояснит. Но сейчас был ещё день, Гарри и так прождал его достаточно долго, Тёмный Лорд не мог оставить его без ответов. Надев костюм тройку и поправив причёску, он был готов выйти из спальни. Перед дверью он выдохнул, словно готовился к прыжку в высоту. Гарри ожидал его предсказуемо в столовой, подросток гонял по тарелке нелюбимый горох, каждый раз ёрзая на стуле. Когда двери открыл домовой эльф, его сын поднялся, приветствуя отца. Том не мог найти силы, чтобы ответить ему, поэтому он, как холодный невоспитанный чурбан, кивнул. Риддл никогда так не поступал, всегда желая своему ребенку хорошего дня и сладких снов. Но сейчас, смотря вживую на Гарри, изо его рта могло вырваться что-то безобразное. Лорд не мог позволить, чтобы невинные уши Гарри услышали что-то подобное. — Я прождал тебя до позднего вечера, но так устал с дороги, что лёг спать, не дождавшись, — уколол его сын, когда Том подошёл к столу. — Появились непредвиденные обстоятельства, — соврал он подростку. — Гм, — Гарри отложил столовые приборы и поднял на отца свои колдовские зелёные глаза. Единственное явное напоминание, что родила его Лили Поттер. И хоть на лице той женщины эти глаза только будили в нём гнев и раздражение своей непокорностью, глаза Гарри дарили умиротворение и спокойствие до недавних событий. — Я понимаю, ты бы никогда не отложил нашу встречу, не случись чего-нибудь такого, что без тебя бы не справились. — Конечно. Он. Худший. Отец. В мире!***
Гарри внимательно посмотрел на отца, впервые увидев его таким несобранным. Нет, конечно, всё было идеально: от лакированных чёрных туфель до уложенных на бок волос, лишь одна прядь падала на лоб. Но что-то ощущалось не так: это отражалось в его жестах, мимике и долгих паузах, словно он обдумывал, что говорить можно, а что — нет. Отец никогда не скрывал от него что-либо, всегда честно отвечая на любые вопросы, какими бы они ни были. Так же было, когда он спросил о своём рождении или почему у него нет мамы. Лорд Волдеморт никогда не приукрашивал правду, что уж говорить об умалчивании или лжи? Хотя он знал, волшебник мог виртуозно лгать так, что, даже зная правду, люди могли усомниться в ней. — Так о чём ты хотел поговорить, пап? — спросил Риддл, когда они прошли в библиотеку. — Я хотел поговорить о твоём будущем, — выбирая книгу, начал отец. — Вскоре ты окончишь школу, и уже пора задуматься о будущей профессии. Есть ли что-нибудь на примете? Его будущая работа? Он никогда не задумывался об этом всерьёз: он увлекался многим, а родитель всегда поддерживал его во всех начинаниях. Но все ждали от него великих свершений, какими мог похвастаться его отец, Тёмный Лорд Волдеморт. — Я не знаю, — признал Гарри. — Ты знаешь, — лишь взглянув на него, мужчина понял сразу, что мальчик просто не хотел говорить. — Гарри, что бы ты не выбрал, я всегда поддержу этот выбор. Для меня нет ничего важнее сделать тебя счастливым. — Просто от меня все ждут что-то великое, ведь я сын Тёмного Лорда, — признался юный волшебник. — А я просто хочу открыть небольшую лавку и изготавливать волшебные палочки. Лорд улыбнулся ребёнку: Гарри никогда не стремился быть великим, подобно его отцу. Ему было достаточно обычной мирской жизни. — Изготавливать палочки? — он сел рядом с сыном, немного потеснив его. — Это отличное ремесло, Гарри, оно требует упорства, сосредоточенности и внутреннего чувства баланса. Если ты хочешь этим заняться, я могу договориться с Олливандером, чтобы он взял тебя в ученики после выпуска. Риддл удивлённо посмотрел на Лорда: что он ещё ожидал услышать от отца?! Он всегда поддерживал и никогда не смеялся над его увлечениями, будь то рисование или квиддич. — Да! — радостно вскрикнул подросток, бросаясь на отца с объятьями. — Папа, я так люблю тебя! Мужчина под ним словно задеревенел, но секунду спустя ответил такими же крепкими объятьями. — Я тебя тоже, Гарри.***
В магической части Германии все волшебницы и волшебники готовились к Иванову дню, и его сын в предвкушении поддался вперёд, рассматривая украшения к празднику. — Гарри, будь внимателен, — с ухмылкой произнёс Том, глядя на подростка. Его взгляд скользнул по соблазнительному изгибу спины. Тогда они проговорили весь день, уделяя внимание учебе Гарри и кругу его общения. Он рассказывал о Драко, своих шалостях и некоторых деталях своих немногочисленных отношений. Не сказать, что он с радостью принял эту сторону их обсуждения, впервые испытав ревность. Во всяком случае, именно так описывалось это чувство в книгах, которые он читал: жгучий огонь, пожирающий душу. И в ту же ночь он встретил юношу в маггловском квартале, мальчик едва достиг восемнадцати лет. С его внешностью Том с лёгкостью соблазнил мальчишку. Отель стал отличным местом для их любовных утех, но, проснувшись уже утром, Волдеморт осознал, что эта ночь, наполненная животной страстью, не смогла удовлетворить его. — Может как-нибудь повторим? — прибывая в задумчивости, Лорд не заметил, как проснулся магл. — Оставишь свой номер? Мальчишка прижался грудью к его спине, привлекая внимание мужчины. Тот оттолкнул его, и парень откинулся на подушки, призывно раздвигая ноги. Но повторять Лорд был не намерен: — Обливиэйт. — Папа, смотри на главную площадь! — ярким пятном ворвался в его воспоминания Гарри. Он перевёл свой взгляд на площадь, где полным ходом шли приготовления к празднику. — Это подготовка к главному событию праздника, — отозвался Том. — Ночью зажгут костёр, и ведьмы и колдуны будут проходить испытание огнём. — А можно мне тоже? — Нет, Гарри, это может быть опасно, — Том сжал руку своего сына. В последнее время он хотел чаще его касаться. — Мне хватает и квиддича. Гарри улыбнулся Лорду, хватаясь в ответ за руку отца, чем вызвал его улыбку. К удивлению, его сын также стал чаще тянуться к нему. Возможно, маленький волшебник боялся будущего и искал поддержки у него. Ночью зажглись магические огни, и они с Гарри отправились вместе на главное событие этого праздника. Юный волшебник радостно предвкушал представление и трещал без умолку, а Лорд, смотря на сына, заражался его смехом и дарил ему в ответ улыбку. И при свете сотни огоньков зажгли костёр, и волшебники готовились прыгать через огонь. Гарри ахнул, когда первый доброволец, отринув страх и инстинкты, прыгнул через кострище. Он был словно стрелой, ни на миг не останавливал свой бег перед прыжком, оставляя позади свои сомнения. А после, прежде, чем обнять и поздравить его с пройденным испытанием, его проверили на наличие ожогов. — Папа, ты видел?! — воскликнул мальчик. Его глаза блестели. Он был прекрасен. — Это так захватывающе! — Должно быть это так.***
После разговора с отцом в их библиотеке прошёл день, но Гарри едва не задохнулся, увидев его на следующий день. За завтраком Лорд, как очаровывающий и недосягаемый лидер едва ли не половины мира, был собран и аккуратен, но его безупречный вид был испорчен засосами, они практически кричали ему в лицо, что даже белоснежный воротник не смог их скрыть, оставленные кем-то. Кем-то, кто не был Гарри. И мальчик закусил губу и кивнул отцу на его приветствие, направляясь к своему месту. Он понимал, должен хотя бы попытаться это сделать: у отца, возможно, была любовница, как-то же он зачал его. Но предполагать и видеть, это две разные вещи. Одна дарила надежду, окрыляя и заставляя голову кружиться от мысли, что этот великолепный человек посвятил себя только ему. Другая же жестоко наказывала, заставляя забыть всё, что он чувствует, запереть навсегда в глубины своей души. В тот день он пытался избегать отца, но тот, словно его тень, следовал за ним и интересовался, чем бы он хотел заняться на каникулах. Гарри был поглощён своими мыслями и не всегда поспевал за его речью, но голос родителя звучал подобно сладкому нектару. Этот голос обещал утолить его голод и подарить умиротворение. И подросток верил ему, просто потому что только этот выдающийся волшебник последнего столетия мог подарить ему это. Больше никто. Когда Гарри разобрался с уроками, отец увёз его в Германию на праздник, и он практически забыл всё, что его терзало в последние дни. Мальчик надеялся, что эта поездка сможет стереть то предательство, что он ощутил. Хотя Гарри не имел права называть личную жизнь отца предательством по отношению к нему. Риддл знал, Лорд Волдеморт был взрослым состоявшимся мужчиной, он мог себе позволить забыться в чьих-то объятьях, но мальчик так сильно желал, чтобы этот невероятный во всех смыслах мужчина выбрал его, однако он понимал, насколько это было невозможно. Потому и чувствовал себя настолько безнадёжно и разбито. Потому на празднике он искал любую возможность радоваться с отцом, ведь тот выбрал провести время с ним, а не с некой женщиной. И Гарри был уверен, так будет и впредь: отец всегда будет выбирать его, его сторону, его выбор, каким бы он ни был. Он преисполнялся надеждой. — Должно быть это так, — сказал Лорд, но смотрел прямо на него. И Гарри улыбнулся самой очаровательной из своих улыбок, надеясь, что отец никогда не узнает, что чувствует его сын по отношению к нему. Нет, он не боялся, что от него откажутся или выгонят, но даже он понимал, что этим осквернял всё в своей душе. Он действительно ненормальный. Пусть так, вновь улыбнулся мальчик. Да будут прокляты те, кто назовёт это чувство мерзостью и позором. Юный волшебник лишь неизбежно тонул в этой любви, опасной и дерзкой, и оттого он был счастлив. Гарри прижался спиной к отцу, голову же положил на его грудь, наблюдая за другими участниками этого праздника, воспевающими жизнь и плодородие. Огонь отбрасывал тени на их лица, делая практически гротескными. Лорд говорил что-то о значении этого дня для волшебного мира, и Риддл позволил этому голосу обволакивать его подобно тьме. Подросток плыл в ней и молил, чтобы никто и никогда не спас его, потому что это смерти подобно. — Не пора ли нам возвращаться, Гарри? — вырывая из его раздумий, спросил отец. — Я не хочу нарушать твой режим. — Папа, только ты будешь об этом беспокоиться во время каникул, — усмехнулся мальчик. — Но я согласен. Хоть мы переместились через международный портал, но ты же знаешь, как я это люблю. — Это тебе досталось от матери, — улыбнулся волшебник и приобнял сына за плечи, уводя его от площади в гостиницу, где они забронировали все номера, чтобы никто не мог побеспокоить Тёмного Лорда и его отпрыска. Гарри на секунду замер, когда отец упомянул женщину, подарившую ему жизнь. Он никогда не говорил о ней, пока сам подросток не спросит, но, чтобы самому вскользь произнести хоть упоминание о ней, никогда. Потому он испытал удивление, но не дал ему отразиться на лице и последовал за отцом. Однако он мог признаться, что помимо изумления испытал горечь. Его мать знала, какого быть с отцом, быть под ним и жаждать этого. Хотя тёмный волшебник говорил, что эта женщина никогда не любила его, как и он — её. Она была нужна лишь для того, чтобы подарить ему жизнь, ни для чего более. Лорд Волдеморт не нуждался в партнёре, но он нуждался в нём. Отец всегда говорил, как только маленький и беспомощный Гарри оказался в его руках, весь мир преисполнился смыслом, которого он раньше не ведал. Мог ли он считать, что он единственный, кому доступна полная и безграничная любовь Лорда Волдеморта? Конечно, мог, но эта любовь отличная от той, что жила и сжигала его душу. Не это ли семейное безумие?***
За завтраком они обсуждали праздник и куда отправиться на следующую неделю: у Тома были дела в Германии, и он не мог покинуть страну, не закончив их, и Гарри согласился ещё побыть с ним здесь, хоть Лорд и предлагал ему вернуться в Лондон и провести эту неделю с друзьями. Оттого и было радостно ему, что мальчик выбрал его. Как тёмный волшебник не мог замечать, что его сын всегда выбирал его? Кроме рождественских каникул в этом году, он выбирал время с ним. Гарри уже был в том возрасте, когда любой подросток старался подорвать авторитет родителей — он наслышан об этом от Люциуса, который иногда позволял себе жаловаться на сына, когда думал, что его никто не слышал. Но его мальчик никогда не ставил под сомнения его действия, его решения и всегда следовал за ним, что бы он не предложил, чтобы он не замыслил. Неужели это есть любовь сына к отцу? — Папа? — улыбнулся хозяин его мыслей, скопившихся в голове за несколько недель. — Ты чем-то обеспокоен? Лорд ухмыльнулся: обеспокоен ли он? Конечно, но мальчику не нужно было об этом знать, как и знать о том, какие низменные желания терзали остатки его души. Внезапно ударившая мысль заставила его нахмуриться: Гарри не был бессмертен подобно ему. Его ждала и тянула к нему свои костлявые руки Смерть. Том сжал челюсть от злобы и внезапного осознания, но она никогда не получит его плоть, его кровь, его смысл, его жизнь! Его губы изогнулись в жестокой усмешке, и Гарри вопросительно взглянул на него, желая узнать, что же так порадовало отца. — Ты к концу курса создашь крестраж, — эта была не просьба, не приказ. Это констатация факта, не более. — Хорошо, папа, — кивнул подросток, и Том смог расслабить плечи: даже если он желал бессмертия для сына, это не значило, что сам мальчик хотел убить ради этого кого-то. Он был иногда слишком добросердечным, возможно отцовская безграничная любовь сделала его таким, но Том не жалел о том, что дарил ежесекундно свою любовь сыну, когда был свободен. Он исполнил то, что обещал самому себе много лет назад: его кровь и плоть не будет ни в чём нуждаться, его окружат любовью и принятием, которых у него не было. Однако он всё же был сыном своего отца, и Том сам не раз пытал и насылал проклятия на своих последователей, держа мальчика на своих руках, когда тот был ещё совсем малышом. Может быть эта причина, по который Гарри смог овладеть тремя Непростительными заклятиями уже в пятнадцать? Даже Белла испытывала страх перед ним. Возможно, Гарри не такой среди своих друзей и знакомых, и эта мысль возбуждала его. Том хотел знать все его стороны: каким он был, когда его никто не видит? Какой же он, когда его окружают его школьные друзья? И каким будет Гарри, когда влюбится? Тёмный волшебник дёрнулся, он убьёт этого человека. Гарри его по праву, никто не смеет оспорить это. — Ты отправишься со мной? — его кровожадные мысли не отразились ни единым намёком на его лице, и только улыбка осветила его лик. — У меня встреча с моими вассалами здесь, желаю узнать о последних событиях. — Да, — на этот раз мальчик улыбнулся и прильнул к нему, когда Том раскрыл руки для объятий, и они аппарировали. Когда они прибыли, их встретила женщина с глубоким и почтительным поклоном. Том взмахнул рукой и позволил ей выпрямиться. Она была кукольной внешности с округлыми щеками и огромными голубыми глазами, и раньше тёмный волшебник возжелал бы с ней провести не одну ночь: ему нравились красивые вещи. Но женщины подобно ей всегда стремились подобраться ближе, однажды ему поклялись, что будут заботиться об его сыне, как о своём собственном, и подарят ему ещё одно дитя. Это вызвало у него жестокую усмешку, как и много лет назад. Словно он нуждался в женщине лишь для того, чтобы она была матерью для сына. Словно он нуждался в ещё одном ребёнке. Ему нужен только Гарри, он был его продолжением и смыслом. И если бы у него из-за неосторожности появился ещё один ребёнок, он бы заставил нерадивую ведьму избавиться от него. Потому он выбирал женщин, способных довольствоваться ролью, которую им подарил их благословенный Господин. Это больше всего ценил Тёмный Лорд. Они не стремились заполучить себе его полностью, а лишь жили размеренной жизнью, пока к ним не спускался их Господин, чтобы подарить ночь страсти, сгорая в ней, как проклятые ведьмы на кострах инквизиторов. Но сейчас его стремления были до абсурда похожи на одержимость, но Том не желал бороться с этим. То было его тёмной потаённой страстью, и когда Гарри создаст свой крестраж, он будет наслаждаться ею бесконечно долго. Женщина бросала на него взгляды, её глаза загорались желанием, стоило им встретиться взглядом. Том знал, как действует на людей его красота, и пользовался этим для достижения своих целей. Но никогда не для того, чтобы затащить в постель очередную ведьму. Едва ли они стоили даже его ногтя. Потому мужчина не растрачивал на них своё очарование, зачем ему это, когда женщины сами были готовы предать свои семьи, убить своих подруг, лишь ради ночи с ним. Это даже смешно. Гарри ни на шаг отставал от него, но был необычайно молчалив. Сын всегда любил ходить с ним на собрания, слушая его последователей и вассалов его воли. И задавал нескончаемый поток вопросов после него, всё больше возбуждаясь от каждого полученного ответа. Однако сейчас он хмурил брови и лишь иногда бросал странные взгляды на ведьму. Тёмный волшебник не мог даже предположить, о чём думает его сын, но никогда так сильно не желал знать об этом. Но он поклялся себе, что никогда не сделает этого. А Лорд Волдеморт всегда сдерживал свои обещания, чего бы это ему не стоило. Он выслушивал суждения о новых законах об ограничениях, чтобы не допустить того, чтобы маглы прознали о волшебном мире. Волшебник перед ним сетовал, что маглы разрабатывают и создают всё больше оружия, и то было опаснее винтовки и снаряда. Лорд внимательно слушал его, он уже работал давно над заклинаниями, которые были способны защитить от ядерного оружия и радиации. Он как никто понимал опасность, исходящую от маглов. — Не стоит так беспокоиться, — заверил он своего вассала. — Отдел разработки под моим личным командованием занимается решением этой проблемы. Я рассмотрю законопроекты, вышли их мне лично к сентябрю, когда я буду свободнее. — Конечно, мой Лорд. — Провожать не нужно, — он встал, зная, что Гарри незамедлительно последует за ним. Мужчина ждал, когда тот начнёт задавать свои вопросы, и был готов ответить на каждый. Но подросток молчал, на прощание одарив женщину из вестибюля тяжёлым взглядом. Как же соблазнительно было поддаться искушению и проникнуть в чужой разум, но Гарри бы заметил его, всё же он был обучен окклюменции. Иначе и быть не могло. — Тебя что-то тревожит, сын? Они уже были в своём номере и могли расслабиться, потому Гарри сел в кресло, забравшись на него с ногами, и читал книгу о самых изысканных и тёмных проклятиях. Но его тело источало всё накопившееся напряжение, отчего он едва ли не сгрыз себе ноготь большого пальца. И не важно, что скажет тот сейчас, Том уверен, что в его силах развеять сомнения юного волшебника. Гарри поднял голову и посмотрел на него, мужчина едва не поддался искушению вновь проникнуть в разум мальчика, когда юный волшебник смотрел на него столь умоляюще и душераздирающе, словно он был давно на грани, и не допускал даже мысли пересечь её, оттого и страдал так сильно. Лорд подавил вздох, его малыш убивался по чему-то, а он не замечал этого. Он привык, что тот всегда делился всеми своими переживаниями, потому и не мог допустить и мысли, что Гарри мог что-то скрыть от него. Но он забыл, что тот всё же подросток, и хоть в отличие от сверстников, не подрывал его авторитета и не пытался сбегать из дома, и потому скрывать что-то от родителей было в порядке вещей. Однако он не думал, что это сможет ранить его. Неужели он недостаточно его любил, чтобы Гарри понял, что его примут целиком и полностью, независимо от того, что он собирался совершить или сказать. Ему лишь нужно довериться своему отцу. — Гарри, — он поднял на руки его, удивляясь, каким лёгким был тот, и не замечая, звук, последовавший за падением книги, и сел в кресло, расположив подростка на своих коленях. Он вспомнил, как часто его сын сидел так, когда его подолгу не было из-за работы, или на собраниях, слушая очередного подчинённого отца. Он бывало скучал по тому времени. — Что бы ты ни сказал, я приму всё. Доверься мне. Волшебник поднял свои изумрудные глаза, подавляя его волю, и Риддл прижал мальчика к своей груди. — Ты бы с ней переспал? — его голос звучал приглушённо из-за того, что Гарри уткнулся ему в шею. Он сжался в его объятиях и казался крохотным. Том удивлённо склонил свои глаза на сына, но, откинувшись, позволил себе сказать правду: — Когда-то я бы так и сделал. — Но что изменилось? — на этот раз Гарри оторвался от его груди и посмотрел ему в глаза, его взор источал надежду. — А что изменилось в тебе? — Том посмотрел на сына, не скрывая в своих красных глазах жадность по отношению к нему. — Ты ответил на свой вопрос? — Да, — сорвалось прежде, чем мальчик смог себя остановить. — Давно ли? — С пятнадцати лет, — честно признал Гарри, словно смирившись с чем-то. — Гарри… — Не надо ничего говорить, я сам знаю, — едва ли не хныча, произнёс тот. Его глаза заблестели. — Я думал, что пройдёт, и даже пробовал с другими, но всё… — Но всё это не помогло, — закончил Том за него, когда его сын запнулся. Тот кивнул и вновь прижался к его груди, и рыдания заполнили тишину библиотеки. Когда мальчик смог успокоиться, мужчина позволил своим пальцам прикоснуться к лицу юного волшебника в столь интимном жесте, что тот задрожал под этим прикосновением. — Я понимаю и, признаюсь, сам пытался, — он замолчал и когда продолжение не последовало, Гарри осмелился посмотреть на него. — Пытался что? — Забыться, — только и ответил волшебник прежде чем смять губы подростка своими. Через несколько мгновений они переместились в его спальню, не разрывая поцелуя, и рухнули в кровать. Том подставил руку, что не придавить Гарри своим весом. И лишь воля позволила ему оторваться от губ мальчика. — Гарри, ты должен быть уверен, — его взор способен был проникнуть в душу. — Да, папочка, — со вздохом ответил Гарри. — Как ни в чём другом, уверен. — Мой малыш, — он целовал его слёзы, и Гарри дрожал под ним. — Мой смысл, моя жизнь. Поцелуи становились интимнее и глубже, он позволил мальчику захлёбываться в этих размеренных прикосновениях и цепляться за свои плечи. Он тянул его на поверхность для очередного глотка воздуха, чтобы вновь окунуть его в океане своих нежных и томных поцелуев, сдержанных и мягких прикосновений. — Мой Гарри, — он привлёк его своим голосом, как мотылька — светом. — Я утяну тебя на самое дно, — его слова словно последнее предупреждение, возможность отказаться, оттолкнуть, сбежать. — Я согласен лишь с тобой, позволь познать эту тьму. Алые глаза блеснули, в них отражалась вся та жадность, что каждый день поднимала свою голову стоило ему лишь помыслить, что Гарри предпочтёт кого-нибудь другого. Не его. Но мальчик, отринув последнюю возможность на мирскую жизнь, добровольно упал в его объятия. И Том не мог не улыбаться, его грешные губы изогнулись в сумасшедшем оскале, и он позволил себе вновь углубить поцелуй. В каждом его прикосновении ощущалась жадность и желание, Гарри стонал и хныкал под ним, стоило ему прикоснуться через одежду к эрегированному пенису. Тот притянул отца в свои объятия и зарылся пальцами в его волосы, углубляя поцелуй. Его прикосновения были невинными, но даже сейчас Том чувствовал то же чувство собственничества, что пожирало его мальчика. Он был прекрасен, и его лик исказился страстью, подобно лицу падшего ангела, познавшего тёмную страсть. Тёмный волшебник был готов стать его падением. Нетерпеливые пальцы раздевали мальчика, мужчина готов был разорвать одежду в клочья, но не хотел спешить. Для животной страсти у них будет целая вечность, и Гарри познает прелесть всего разнообразия секса, Том готов был его обучить и учиться вместе с ним. Он приподнялся, чтобы раздеться самому, ощутив пылающий взгляд зелёных глаз на своём теле. Юный волшебник действительно сын своего отца, раз смог скрывать так долго от него разрывающее его напополам желание и тёмную любовь к нему. — Мы ненормальные? — едва отдышавшись, спросил Гарри. — Я всегда задаюсь этим вопросом. Он вернулся к нему, позволив увидеть его желание. Подросток сглотнул, и его щёки невинно заалели. — Гарри, ты всегда был нормальным, — с усмешкой ответил волшебник. Он откупорил крышку смазки и щедро полил её на свои пальцы. — Нам не нужно стыдиться того, чего, возможно, не поймут другие. Нам этого и не надо. Я Тёмный Лорд Волдеморт, и ты мой сын, нам не нужно отчитываться ни перед кем. Они лишь должны преклоняться перед нами, перед нашим могуществом, мой малыш. Гарри едва не задохнулся, но не смог побороть дрожь своего тела, не скрывая, какое удовольствие доставили ему слова отца. Возможно, проклятие их рода всё же коснулось их обоих, но Тому было плевать, особенно когда греховно прекрасный ангел был в его объятиях. Мужчина вернулся к нему, вовлекая в новый поцелуй, и раздвинул его ноги. Пальцы, настойчивые и нетерпеливые, сначала обхватили член мальчика, даря небрежную ласку, а после спустились ниже, пачкая чистую кожу в смазке. И как бы Том не горел в своём желании, причинить боль своему сыну поспешными действиями он хотел в последнюю очередь. Однако если когда-нибудь Гарри сам возжелает боли, он ему подарит самую сладкую и изысканную боль во всём белом свете. Он вошёл в него одной фалангой, и Гарри сжался, охая от небольшого дискомфорта. Волдеморт позволил ему привыкнуть прежде чем палец вошёл глубже. Он готовил его, распалял в своём желании, пока мальчик не начал плакать и умолять своего отца взять его. И Том, убедившись, что хорошо растянул сфинктер, исполнил его волю: медленно, словно боялся окончательно поддаться безумию и страсти, он заполнил его собой. Гарри захныкал и прижался губами к нему, целуя шею, ключицы, плечи. Когда мальчик успокоился, он также медленно двинул бёдрами назад, позволив Гарри ощутить внутри себя трение, и когда Том толкнулся чуть быстрее, тот откинулся на подушки и ошеломительно посмотрел на него. — Что это? — Я задел твою простату, — усмехнулся волшебник, зачёсывая мокрые волосы юноши назад. — Обещаю, ты познаешь всю прелесть анального секса, у нас будет на это вечность, — пообещал ему мужчина, и глаза напротив загорелись: «Ты не убежишь от своих слов!», — будто кричали они. Но он Лорд Волдеморт, он никогда не убегает, тем более от своих собственных слов и обещаний. Желание вновь разгорелось в нём с удвоенной силой, но Том двигался размеренно, не причиняя боли, и только когда, осмелев, Гарри стал подмахивать бёдрами в такт его движениям, он позволил себе ускориться, зацеловывая мальчика. Его грешные покрасневшие от жадных поцелуев губы округлились, когда тёмный волшебник склонился, оставляя засосы на ключицах и кусая горячую кожу, слишком чувствительную для любых прикосновений, чем и пользовался Том. Он ни на миг не мог насытиться им, подозревая, что и вечности будет мало для утоления его голода. — Пожалуйста, пожалуйста, — зашептал Гарри, цепляясь за его широкие плечи и оставляя царапины на коже. — Что, Гарри? — поддразнивая, спросил мужчина, входя в него и выходя практически полностью. Он растягивал его достаточно долго и со всей внимательностью, на которую был способен в данных обстоятельствах, но Том всё же был осторожен в своих действиях, контролируя каждое движение. Ещё было слишком рано поддаваться этой страсти, она могла причинить боль мальчику, чего сам Том не мог допустить. — Я благодарен тебе, папа, что ты хочешь подарить мне безболезненный первый опыт, — тихо ответил Гарри. — Но сейчас я хочу от тебя не этого. — Чего же ты хочешь, сын? — он замер, приподнявшись. Волдеморт чувствовал, как стенки сжимались вокруг его пениса, доставляя ему уже этим удовольствие. — Я не смогу исполнить твои желания, пока они не озвучены. Только скажи, и я исполню твою волю. — Я хочу глубже, быстрее, — шевельнув бёдрами, сказал этот дерзкий мальчишка, и его губы растянулись в столь развратной улыбке, что Том восхитился: как его очаровательный и милосердный сын может быть таким маленьким дьяволом во плоти? — О, мой маленький зс-с-смей, — безумно усмехнулся Лорд, переходя на парселтанг. — Ты с-сам разс-сбудил василис-с-ска, так не с-с-смей пос-с-сле жалеть. — Никогда, — шёпотом ответим мальчик, опаляя губы своего отца жаром, после чего притянул его голову к себе, вовлекая в жадный поцелуй, сводящий с ума и снимающий все тормоза. Том утягивал за собой Гарри в пучины своей тёмной страсти, даруя истинное наслаждение, словно вознаграждение. Мальчик в опытных руках мужчины стонал и извивался под ним, пытаясь быть ближе. Их кожа была скользкой от пота, а простынь сбилась неудобным комком под ними, но ничто не могло их оторвать друг от друга. Движения бёдер становились жёстче и хаотичнее, приближая их к кульминации всего действа. И когда Тёмный Лорд почувствовал, как Гарри сжимается сильнее вокруг него, он, не прекращая двигаться, пальцами окольцевал член мальчика и задвигал ими в том же ритме. Мальчик застонал, выплёскивая семя себе на живот и грудь, и Том присоединился к нему следом, обозначив свой оргазм вырвавшимся стоном. Обессиленный, он прижал своим весом тело под ним к кровати, а голова нашла своё спокойствие у шеи мальчика. У него хватило сил забрать палочку и очистить их тела, а после прижал Гарри к груди, укрывая их обоих. Наконец, он смог заснуть полностью удовлетворённым. И вся вечность впереди.