Погоня за тенью

Эребор встретил их сиянием праздничных огней и веселым гулом — и это все несмотря на поздний час. Последние два перехода королевский эскорт проделал быстро и с очень короткими привалами; уже к ночи второго дня после перекрестка и остановки на плато они достигли Горы. Весть о возвращении короля и принца разнеслась мигом, но торжественное явление себя народу Фили решил отложить на следующий день. Нужно было отдохнуть с дороги и привести себя в порядок. Встречать прибывших явился вездесущий Балин. И по счастью больше никого. Фили, не желающий сейчас длинных приветственных церемоний или застывших вопросов в глазах советников, сбросил тяжелый дорожный плащ на руки первому же слуге и выдохнул облегченно, едва оказался за дверями, отделявшими покои их семьи от прочих помещений дворца. Захлопнулись позади двери приемной, выбежала навстречу сыновьям Дис — ничуть не заколдованная... И снова больше слез и объятий досталось Кили. Как же странно и тревожно все повторялось! Правда, на сей раз, кроме них троих, рядом были еще близкие — улыбался в бороду Балин и мрачно хмурился Двалин. — Фиал я убрал сразу, как прилетел ворон от перекрестка, — вполголоса сообщил королю Балин. — Потом вернешь эльфам... Леголас приехал накануне праздника. Пытался расспрашивать, но я отговорился — мол, король скоро прибудет, сам все расскажет. — А Трандуил приехал? — шепотом спросил Фили. — Здесь не появился. Стал лагерем у западных отрогов, оттуда до Главных Врат дорога прямая и ровная. Наверно, ждет вестей от сына. — Хорошо. Сейчас я все равно не буду ни с кем встречаться и разговаривать. Все завтра утром... И с послами этого балрогова племени тоже. — С послами надо потолковать, — кивнул Балин. — Они уж зачахли совсем, так рвутся на волю. — О да, — процедил Фили сквозь зубы. — Будет им... воля. Балин еще радужнее улыбнулся, потом спросил уже серьезно: — С Ингваром что делать? Назад в тюрьму? — Нет, в тюрьму не надо. Он оттуда уже сбегал... Запереть его здесь, во дворце, под надежной охраной. И без шума. — Понятно. Где вы вообще его нашли? — Двалин тебе сам подробности сообщит. — Хорошо. А сейчас — отдыхать с дороги. Мыльни натоплены, стол накрыт — соберемся все, поговорим. Балин был прав (а впрочем, он всегда был прав), и Фили решил последовать совету. Двалин ушел к себе. Дис утащила Кили, обнимая его за плечи и с нарочитой сердитостью приговаривая: «Нет, ну что за оболтусы? Ко Дню Дарина опоздать, надо же!..» Король отправился в свои покои, позвал слугу. Усталость наваливалась все сильнее, но ложиться спать без ужина, отказав с докладами и умолчав о путешествии, тоже не хотелось. Разговоры начались неожиданно. Фили успел только забраться в лохань с блаженно горячей водой и устроиться, откинувшись на край, как на подголовник, когда дверь мыльни отворилась и кто-то шепотом приказал слуге уйти. Негромкие шаги сообщили, что Тони удалился и дверь за собой притворил. Фили приоткрыл глаза, уверенный, что увидит заглянувшую навестить и его тоже мать, но у лохани, раздумчиво поглаживая бороду, стоял Балин. Король длинно вздохнул, закатил глаза и съехал в воду с головой. Подождал, сколько хватило воздуха, вынырнул, открыл глаза — Балин не исчез. Еще и бровь задрал ну так выразительно... — Тебе не кажется, что дела могут подождать до утра, а, Балин? — Дела — могут, — отозвался советник. — А вот то, о чем может зайти речь за ужином, лучше не откладывать. Фили насторожился: — Это ты о чем? — Дис не помнит, что была околдована. Будь осторожен в речах. — Буду. И в том, что касается приключений Кили — тоже. — А сам Кили? — Про фиал и зачарованность мамы я ему не рассказывал. А о его похождениях... пусть сам все опишет. Известно, что его россказни всегда на четыре делить надо, и маме тоже. Поделит — и успокоится сама. Балин подошел ближе, оперся обеими руками на край лохани. Понизил голос: — Фили... ты этого колдуна видел? Про которого я тебе писал? — Нет, — кратко отозвался король, удобно укладывая голову на прежнее место. — Синий балахон не попался на глаза ни разу, даже когда толпа собралась на поединок поглазеть. К чему ты его вспомнил? — А Кили? — вместо ответа упорствовал Балин. — Он рассказывал что-нибудь о колдуне? — Рассказывал, но тоже не видел, только слышал. Хотя и в том сомневается. — Как это? Фили вздохнул устало: — Я понял, к чему ты клонишь, Балин. Да, эти люди пытались наложить на Кили какие-то чары. Нет, им это не удалось. Да, я уверен, что не удалось. Понимаю, что одной моей уверенности недостаточно. Другого нет — пока. Я ответил на твои вопросы? Советник спрятал в бороде улыбку: — О да. — Тогда сделай милость — позови слугу. Я все-таки до ужина хочу вымыться... Балин отступил на шаг, церемонно поклонился и исчез. Вместо него снова возник Тони. Обычно помощь слуги Фили в мыльне не требовалась, но на сей раз он устал так, что даже не хотелось лишний раз шевелиться. Поднимать тяжелый ковш горячей воды из бочки или сделать два шага за полотенцем — Тони помогал прекрасно... Косы заплетать он не стал, только собрал волосы заколкой на темени; тщательно одеваться — тоже, простая рубашка скрывалась под просторной мантией не хуже праздничного кафтана. Но к ужину все равно вышел последним. Кили, Дис, Балин и Двалин уже сидели за столом. Кили (тоже с мокрыми волосами и без премудростей — в штанах с рубахой) в ярких красках повествовал о своем пребывании в людском поселении — сказители-песенники бы заслушались! Дис кивала, покачивая высокой прической, и улыбалась так, что Фили сразу понял — предположение насчет того, что она поделит сыновьи россказни на четыре, оказалось верным. В отличие от учеников-раздолбаев, Двалин не выглядел только что вылезшим из ванны — к нему, как к вековому утесу, дорожная пыль если и приставала, то и смывалась так же быстро; он сидел и в ответ на рассказ Кили только хмыкал в усы. Зная, как все было на самом деле, Фили сообразил, что брат нарочно привирает, не желая тревожить напрасно мать. — ...а эти олухи взяли да и ушли от моей двери. Это я потом узнал, что они на поединок глазеть бросились, а тогда просто увидел, что охраны нет. Ну и рванул куда глаза глядят. Сток-то речонки той я еще раньше заметил, думаю — вот и дорога. — Дорога? Утонуть же мог, балбес! — охнула Дис. — Мам, где там тонуть? Я больше боялся на мели застрять — ручей же! Но ничего, сток проскочил, а дальше и до леса недалеко было. Там уже наши. Вот и вся история. — Да ты герой, — с неясным тоном одновременно и гордого одобрения, и лукавой усмешки заметил Двалин и принялся разливать по кубкам вино из кувшина. Кили потянул к себе миску с солеными грибами: — Гер-рой. А ты и не догадывался? — Что был за поединок? — зацепилась Дис. — Чепуха, — пробурчал Двалин в кубок. Одним глотком выхлебнул вино и взялся за жареное мясо; потом, жуя, пояснил, с явной неохотой: — Люди все такие. Думают, раз здоровый лоб и тяжелый кулак — значит, непобедимый... Дис обратила вопросительный взгляд на Фили. Он вздохнул про себя — ни преувеличивать, ни замалчивать что-то перед матерью он никогда особо не умел, да и королевское достоинство не позволяло. — Ничего серьезного, — подтвердил он. — Люди попытались свести спор к «вопросу чести», вроде как личное дело какого-то там родственника. Может, кто-то им сказал, а может, сами какой-то опыт имели, но они решили, что с гномом надо драться кому потяжелее да побольше. Нашли такого остолопа. Сам как тролль, только что пониже. Кистень такой, что тушу его перевешивал... — Фили усмехнулся, поединок встал у него перед глазами в деталях: — Когда он грохнулся, аж земля затряслась. Дис приподняла брови и посмотрела на усердно жующего Двалина. Глаза ее блестели любопытством и одобрением. Тот проглотил кусок и сообщил скромно: — Тупой и неповоротливый. Был бы ростом повыше — было бы сложнее. А так... — Имелись у них и повыше — а толку? — жизнерадостно вставил Кили. — Стоят, как деревья, и так же гудят где-то сверху. Между ног удобно проскакивать. Все дружно заулыбались — видно, Кили об этом мелком приключении рассказал тоже очень красочно. — Молчал бы уж... проскакун, — проворчал Двалин без злости. — Язык не устал еще трепаться? Кили невинно пожал плечами, всем видом показывая, что не понимает равнодушия собравшихся к его ловкости. И вернулся к своей тарелке, заваленной грибами и мясом. Плен нисколько не изменил ни его вкусы, ни аппетит. Тем временем общее внимание обратилось на Двалина, которому пришлось-таки рассказать о достославном поединке. Кое-что и Фили рад был послушать — не все же можно увидеть, просто наблюдая со стороны, а разговорить Двалина сразу ему случая не представилось. Для долгих бесед время оказалось не слишком подходящее — неумолимо подступила сонливость. Насытившись и убедившись, что его семейство тоже больше занялось разговором, чем едой, Фили предложил отправляться отдыхать. Но легко отделаться ему не удалось. Дис пошла проводить их с Кили, но за дверью общей приемной быстро обняла и поцеловала в лоб Кили. А до спальни отправилась со старшим сыном. Фили, разумеется, не был против, если мать пожелает ему доброй ночи уже в его покоях — хорошая традиция, не меняющаяся с течением жизни. Но натренированное — особенно за последние годы — чутье подсказывало: на этот раз только родительским поцелуем дело не обойдется. Чутье не подвело. — Фили... — Да, мама? — Ты еще не сильно утомился? Мне бы хотелось поговорить с тобой. — Конечно. Присядем. Она опустилась на диванчик, потянула Фили сесть рядом: — Фили... Я ведь поняла, почему ты все время молчал за ужином. — Ты о чем, мама? — немного растерялся тот. — Кили в рассказе нагородит столько, что правды не разглядеть, а из Двалина нужно каждое слово тянуть. Фили вздохнул: — Что ты хотела узнать у меня? — Я тоже знаю людей, Фили. Навидалась и наслушалась в свое время достаточно. Они бывают разными: и порядочными, и не очень. Но вот о целых племенах, состоящих сплошь из недоумков, мне слышать не доводилось. — Они не недоумки, — проговорил Фили, глядя на свои сцепленные руки. — И мы не пытались тебя обмануть, мама. Кили действительно удалось выбраться... много проще, чем можно было ожидать. Неожиданно нашелся тот, кто ему помог, и неожиданно не нашлось никого, чтобы этому помешать. Почему все так получилось — вопрос уже другой. — Насколько другой? — Настолько, что пока мы не знаем на него ответа. — Он открыто посмотрел матери в лицо. — Все было слишком просто. — И поединок? — Да. Мы ожидали большего коварства от человечьего вождя. — И что это значит? — Пока не знаю. — Но ты уверен, что никому из вас не угрожает опасность? Фили хотел бы обмануть ее и обмануться сам, но пришлось честно покачать головой: — Я уверен только в том, что Кили оказался непригоден для их... игр. И его просто отпустили, сделав все, чтобы освобождение выглядело случайным. — Понятно. — Дис встала, отошла на несколько шагов. — А я думала, что все уже закончилось... Фили поднялся следом: — Я тоже так думал. Возможно, так и есть, и конец одной истории мы уже видели. А эта — совсем другая, и эти люди — совсем новые враги. — Тогда откуда там взялся Ингвар? — Ма-ама... — Я хочу попросить тебя, Фили, — сказала она, поворачиваясь. — Да, конечно. — Обещай, что лгать мне вы больше не будете. Чувствуя себя припертым к стенке, Фили попытался отмолчаться. — Обещаешь? Отмолчаться не получалось. — Обещаю, — тихо сказал он, наклоняя голову. — Хорошо. Она потянула его к себе, поцеловала в лоб. — Доброй ночи, золотой. Завтра у тебя долгий день. — Доброй ночи... * * * Дис не ошиблась — новый день для Фили начался очень рано. Он проснулся раньше своего слуги. Плотный завтрак отложил, пока не соберется вся семья, покуда же велел подать горячего травяного чая и отправил Тони узнать, не желает ли принц Леголас переговорить с королем прямо с утра, до общего приема. Леголас был очень не против такого предложения; эльфы просыпаются рано, а Леголас к тому же интересовался последними событиями. Вернувшийся слуга доложил, что эльфийский принц уже ждет Его Величество в переговорной «для высоких». После обмена приветствиями и поклонами Фили извлек из поясного кошеля, скрытого под мантией, зачарованный фиал. — Вот. Хочу вернуть. С моей благодарностью. Леголас взял фиал, прищурился лукаво: — Оставить себе не хочешь? Так. На всякий случай. — Хотел, — серьезно сказал Фили. — Но... слишком опасная будет игрушка, если не в те руки попадет. — Хорошо. Я рад, что мы смогли оказаться полезными в столь неприятной ситуации. Ты расскажешь, что случилось? — Я пока не пойму, о чем рассказывать, — поморщился Фили. Сел в кресло по своему росту, подождал, пока Леголас усядется напротив — тоже удобно для себя, затем продолжил: — Владыка Трандуил желает посетить наш праздник? Леголас нахмурился. Тень пробежала по его тонкому лицу, но ответил он без задержки: — Желает, но ты же знаешь отца... Без личного приглашения Подгорного Короля он к Вратам не приблизится. — Передай, что я лично приглашаю его. Буду рад видеть сегодня на пиру. Праздник не закончен еще. Леголас посмотрел на него испытующе: — Ты так заинтересован во встрече с отцом? Мне казалось, вы не питаете к нему особых симпатий. — Не питаем, — не стал кривить душой Фили. — Но... Все дело в этих людях. Племя Степной Лисицы, как они себя называют. — Эти? — скривил губы Леголас. — Вот чуял я, что ничего хорошего от них лучше не ждать. А что они натворили? — Они устроили нападение на наше посольство и похитили Кили. — Похитили?.. — Они хотели захватить в плен какого-нибудь гнома. А попался Кили. Подробности ты еще от него самого услышишь, он их с огромным удовольствием рассказывает. Но сейчас речь не о том. — О чем же? — У этих людей есть колдун. Он пытался навести на Кили какие-то чары... То есть мы знаем, что пытался, но не знаем, сколько было таких попыток, и не уверены, что у него точно ничего не получилось. — И ты хочешь, чтобы отец помог вам распознать чары человечьего колдуна? Фили кивнул. — Мне такое дело не доверишь? — Дело не только в чарах. — Догадываюсь. Кстати, в твоем присутствии я ничего особенного не чувствую. Хотя вы с Кили родные братья, сотворенное против него колдовство могло коснуться и тебя. — Ты сообщишь отцу? — Разумеется. Я не знаю толком, что за колдун у этого пришлого племени, но, если это настоящий колдун... Дело может быть очень серьезным. — Я тоже так думаю. И жду возможности побеседовать с королем Трандуилом. На том разговор и закончился. Конечно, обсудить нужно было много больше, но сначала — главное. Тем более что Трандуил явится самое позднее после полудня, и не будет нужды повторяться дважды. Проводив Леголаса, Фили вернулся в свои покои. Дворец понемногу просыпался. Тони сообщил, что Ее Высочество тоже встала и уже распорядилась подавать завтрак. Это было весьма кстати, но завтрак едва ли подали бы вот прямо сей момент, и Фили пока что решил навестить брата. И разбудить заодно... * * * Кили проснулся, почувствовав чужой взгляд. Не шевельнулся — сработала многолетняя привычка — только приподнял ресницы и глянул вокруг. Увидев сидящего на краю кровати брата, облегченно вздохнул и улыбнулся. — Я уж думал, чутье тебе изменило, — тоже улыбнулся Фили. — Как спалось? Кили сел на кровати, раскрыл было рот ответить... и лишь тогда сообразил, что спалось ему хорошо. И даже очень хорошо спалось. Никаких кошмаров, никаких голосов во сне... — Отлично спалось, — сказал он. — Будто новые события память о прежних отодвинули. Но вроде, говорят, так и бывает? — Да. Так бывает. Хотя в таких случаях лучше обходиться без лечения подобного подобным. — Фили встал. — Давай поднимайся, мама уже насчет завтрака распорядилась. Потом надо будет с послами побеседовать. Пора им отправляться восвояси. — С послами, говоришь? Это с теми, которыми господин Тавилан командует? — Ну да. Надо решить, как получше им объяснить, куда они должны теперь проследовать. Чтобы с дороги не сбились. — Это дело. — Только вот что, — добавил Фили. — За завтраком никаких планов не обсуждаем. Хорошо? — Как скажешь, — немного удивился Кили. — Но почему? — Мама взяла с меня обещание, что мы не будем больше ее обманывать. А ее лучше зря не беспокоить. Мы будем подбирать слова, начнем обмениваться намеками — она все уловит и сочтет, что мы опять что-то от нее скрываем. Нехорошо получится. — Ну... хорошо. Только сдается, мне чего-то еще не рассказали. Что такого случилось с мамой, что ей или при ней слова сказать уже нельзя? — Я расскажу позже. Вот со срочными делами и разговорами закончим. Одевайся. Фили не стал караулить брата — улыбнулся только еще, в лице его Кили уловил неясную грусть. И ушел. Кили почесал в затылке и решил не навязываться пока, бросаясь выяснять причины этой печали. Потом спрыгнул с кровати и начал приводить себя в порядок. На радостях возвращения он надумал было даже заплести волосы, но, дергая гребнем непослушные патлы, счел, что погорячился. Конечно, праздник и все такое... Но как-то слишком оно хлопотно. Тем более что мифриловые заколки — подарок брата — будут прекрасно смотреться и без кос. Махнув рукой на благое намерение, Кили собрал волосы на темени, нацепил серебристых ящерок на пряди у висков и на затылке и счел достигнутый результат удовлетворительным. С тем и поспешил в общую гостиную — завтракать. За столом он не столько участвовал в беседе, предпочитая лишь кивать и со всем соглашаться, сколько наблюдал за матерью. Ничего странного или тревожного он не заметил — Дис вела себя совсем как обычно, а Фили в разговоре умело обходил все, что могло вызвать тревогу: беседу он вел вокруг праздника, предстоящего большого пира и фейерверка, для которого отдельно отмечал донесения о хорошей погоде; фейерверки, оказалось, не стали запускать в первый день гуляний, решив дождаться короля, и небо удачно было чистым все это время. Засиживаться за столом Фили не стал. Извинился перед матерью, сослался на утренний прием и покинул зал, не забыв выразительно глянуть на Кили. Тот намек уловил и решил не дожидаться, пока Дис примется о чем-нибудь его расспрашивать. В три глотка допив чай на душистых травах, тоже откланялся. Фили он застал в гостиной, перед высоким зеркалом, в компании только слуги. Тони как раз подавал ему расшитый золотом кафтан. Заметив брата, Фили коротко кивнул слуге; тот, поклонившись, удалился и плотно притворил за собой двери. — Другое время и место для разговоров у нас появится не скоро, а тебе лучше знать, что происходит, — негромко произнес Фили, поправляя рукава и отвороты кафтана. Кили взял со стола ларец с парадными украшениями, подошел к зеркалу и остановился рядом. Поудобнее ухватил ларец и поднял крышку. Изобразил на лице сосредоточенное внимание. Фили мельком благодарно улыбнулся и взял из ларца первое ожерелье. Проговорил, перекатывая в пальцах золотые звенья: — Я не хотел сообщать маме о твоем исчезновении. Думал, сначала разберусь, потом проще будет все объяснить. Но тут эти послы человечьи заявились, и Ингвар еще сбежал... В общем, не получилось у меня ни скрыть ничего, ни рассказать так, чтобы не слишком напугать. — И? — Ей дурно враз стало. Я перепугался, кинулся помочь... Она вроде очнулась. Смотрит на меня и говорит — ты извини, задремала, похоже. Ты только про Кили вспомнил, а мне уже какие-то ужасы пригрезились. Так, мол, о чем ты?.. Сама улыбается, а глаза... как у Торина тогда, в сокровищнице. Смотрят, а видят свое что-то. Он швырнул ожерелье обратно в ларец, отвернулся и ушел к туалетному столу. Сел, уставился в стол перед собой. Кили, сам немного растерявшийся, подошел следом. — Фили?.. — Я так не пугался, наверно, как раз с тех пор. Отговорился какой-то чепухой, сбежал к себе, вызвал эльфийского посла. Леголас тогда еще не приехал, но этот эльф тоже с головой оказался. Дал мне такую штуку — фиал с чем-то душистым. Поставишь его на стол — он качается, позванивает тихонько и пахнет приятно. Поставил я его у мамы в комнате возле воздуховода, она успокоилась и заснула. А наутро не проснулась. — Не проснулась? — изумился Кили. — Она что, спала все время, пока мы там... с людьми разбирались? — Нет. Не так, чтобы совсем не проснулась. Она вставала, ела, разговаривала, чем-то занималась. Подарок тебе готовила. Платки вышитые... Но все время будто в полусне. Ни о чем не тревожилась, ни о чем не спрашивала, думала что-то свое, улыбалась и напевала про себя. Вместе с ней всех, кто в ее комнату заходил, в сон клонить начинало. Потом, когда я прислал ворона от перекрестка, Балин фиал закрыл и убрал. Мама очнулась быстро, а там уже ей рассказали, что все в порядке, что мы просто в пути немного задержались и к празднику не успеваем. Вроде все обошлось, но... сам понимаешь. Кили осторожно поставил ларец на стол. — Что ж тут не понять. Они привыкли, что их мать — сильная, уверенная, мудрая, что ей можно рассказать все и получить совет. А ее ведь беречь надо, силы не беспредельны, и если их не хватит... — Почему ты мне сразу не рассказал? Фили вздохнул: — Не знаю... Она сама не помнит, что с ней было все эти дни. Лучше, если и не узнает. И ты не знал. Тебе никогда ее обмануть не удавалось, а раз ты сам не знал, то и не намекнул даже. Наоборот, твоя беспечная болтовня ее успокоила. Если бы ты начал следить за словами — хуже бы получилось. — Да, пожалуй. Просто стоять и молчать было совсем неловко, и Кили потянул из ларца все то же ожерелье. Золото холодной тяжестью скользнуло по ладони. Золото... — Что будем делать дальше? Фили чуть вздрогнул, сбросив с себя задумчивость: — Что делать. Прием сейчас. Дел все одно много, хоть и праздники. Первыми я велел послов человечьих позвать. Балин их не отпускал и вестей снаружи получать тоже не давал. Думаю, твое появление будет для них сюрпризом. Неприятным. — Да уж, — хихикнул Кили, приседая за спиной брата, чтобы застегнуть тяжелое ожерелье. — Особенно для Тавилана. Кто же обрадуется, когда его на вранье поймают? — Вот я и думаю, — продолжил Фили уже более легким тоном, — что для полноты впечатления тебе лучше сразу ему не показываться. Второе ожерелье, с яркими рубинами... — Ага. Пока обмен приветствиями, то да се. А потом эдак невзначай появляюсь я. — Нет, совсем невзначай не надо. Выждем, когда разговор о тебе сам зайдет. Тогда впечатление будет... кх-м... более красочным. — Тоже верно. Неловкость понемногу рассеивалась. Фили перечислял, какие еще дела нужно успеть сделать до пира (потом будет не до них). Кили доставал из ларца ожерелья, эглеты и кольца и помогал прилаживать их на место. Все-таки золото Фили шло так, будто... ну, будто тут и должно было быть. Закончив с украшениями, Фили встал и вернулся к высокому зеркалу. Кили подал ему тяжелую парадную мантию, тоже изукрашенную золотыми узорами, помог надеть, расправил большой воротник. Теперь не хватало только короны. Кили открыл второй ларец. Корона Эребора лежала на бархатной подушке и сияла так, будто и притягивала к себе свет, и горела собственным. — Я тут подумал, — неловко начал Кили, — получается, все, что в последнее время творилось... из-за нее? Из-за короны? Он оглянулся на брата, поймал его взгляд в отражении. — Скажи мне, Фили — она того стоит? — Не знаю, — отозвался тот после краткого молчания. — Не знаю, Кили. Цель у каждого своя, и цена тоже. То, что для тебя не имеет ценности, для другого может быть единственным смыслом. А сама корона — это просто украшение. Много камней в золотой оправе. Кили аккуратно достал подушку вместе с короной, постоял, держа ее на раскрытых ладонях и любуясь переливами огней в гранях самоцветов. — Просто украшение, — прошептал себе под нос. Затем повернулся, подошел к Фили и, опустившись на колено, поднял на обеих руках подушку. Фили взял корону, надел ее, строгим взглядом окинул свое отражение и отвернулся от зеркала. — Идем. До полудня со многим нужно закончить. * * * Послов племени Степной Лисицы не держали взаперти и пленниками не объявляли. Их окружали всяческими удобствами, сытно кормили и поили, слуги охотно провожали в галереи, где можно прогуляться и выйти на террасу, чтобы полюбоваться на склон Горы. Однако намерения покинуть Эребор вежливо, но строго отклонялись, слуги враз становились глухими и немыми, стоило заикнуться о пути к Вратам, а с террасы не было видно ничего, кроме диких северных пустошей. Балин иногда развлекал благородных гостей беседами. Он же сообщил, что Его Величество отбыл из Эребора по срочному делу, но что за дело и когда король снова удостоит посольство своим вниманием, оставалось тайной. Даже День Дарина, главный праздник Эребора, — как любезно объяснил гостям все тот же Балин, — праздновать начали без короля. Вестей для послов тоже никто не приносил. Господин Тавилан с каждым днем становился все мрачнее. Его спутники во время прогулок перешептывались, обсуждая возможность сбежать отсюда через открытую террасу. Но терраса располагалась как раз над высоким обрывом — ни влезть, ни спуститься. Возможно, люди дозрели бы и до попытки выбраться с террасы на склон Горы, но утром третьего дня празднеств в залы, отведенные послам, явился незнакомый им, важный и богато одетый гном. Он объявил, что Его Величество Подгорный Король желает видеть господина Тавилана и его благородных спутников во время утреннего приема, для чего гостей приказано проводить до малого приемного зала. Тавилан поклонился с почтением, но лицо его осталось хмурым. Малый зал не был ничем похож Зал Королей. Трон — здесь просто высокое кресло — стоял на возвышении всего в одну ступеньку, потолок был обычной для многих подгорных залов высоты, убранство не подавляло блеском и роскошью, свита подле трона была немногочисленной, всего четверо. Сам король, хоть и в золоте с головы до ног, более походил на живое существо, а не на золотую статую. Он выслушал многословные приветствия и изъявления почтения вперемежку с сожалениями о скором отъезде из обители подгорного племени, красотой и богатством затмевающей чертоги наземных владык. Затем кивнул: — Да, неотложные дела призвали меня в канун нашего праздника и лишили возможности провести больше времени в беседах, интересных и важных и для нас, и для наших соседей. Наши гости не чувствовали нужды ни в чем? — Ни в коей мере! — немедленно откликнулся Тавилан. — Я лишь надеюсь, что мне достанет нужных слов, дабы описать моему вождю и повелителю щедрость и гостеприимство наших соседей... Но тревога, которая привела нас сюда спешно и непрошеными, по-прежнему лежит у меня на сердце подобно стылому камню. — Возможно, пир, посвященный нашему празднику, смог бы развеять тревогу твоего сердца, благородный посланник. Очень жаль, что вы не можете задержаться еще на день. Лицо Тавилана вытянулось. Послов дружественной страны нигде не принято выставлять за порог, тем более без явного повода. — Да... к сожалению, мы должны покинуть Эребор, — осторожно заговорил Тавилан. — Мы задержались. А наш благородный вождь не любит долго оставаться в неведении... Но едва ли я смогу сообщить ему что-то новое. — В наши намерения не входит навлекать на тебя гнев твоего повелителя, благородный посланник, — проговорил король, не сводя взгляда с человека. — Какими вестями ты думал порадовать его по возвращении? — Вашему Величеству известно, какое дело привело нас в Подгорное Королевство, — снова раскланялся посол. — Но я ничего не смогу добавить к тому, что нам было известно прежде. — Вот уж воистину! — раздался ясный голос, будто бы с потолка припечатали. Тавилан едва не присел. — А-а... — выдавил он и окончательно утратил дар красноречия. Король Фили смотрел на него молча. Из-за трона, по правую руку от короля, выступила новая фигура. — Кто все-таки лжет, Тавилан? Твой повелитель твоими устами — или ты своему повелителю? Посланник выдавил судорожную улыбку. Его спутники окончательно превратились в статуи, перестав даже сочувственно вздыхать. — Ва...Ваше Высочество! Принц остановился рядом с троном, скрестил на груди руки. Его темное одеяние и цвет волос еще больше оттеняли сияние золота, окружавшее короля. — Что случилось с твоим красноречием, благородный посланник? — немного резче, чем прежде, спросил король. — Тебе следовало бы радоваться. За безопасность посла племени, которое покусилось на жизнь и честь не кого-нибудь, а наследного принца Эребора, ручаться не стал бы никто. Но опасное дело разрешилась ко всеобщему благу, и ты можешь вернуться к своему повелителю с подтверждением нашей доброй воли и намерения жить в мире с нашими соседями. — И с особым пожеланием, — вставил принц насмешливо, — потщательнее выбирать послов. Неинтересно, знаешь ли, во время переговоров постоянно думать, что тебе врут. — Но... Ваше Величество... Я лишь посланник. Я не могу говорить больше, чем мне дозволено моим вождем! Остатки вежливости исчезли с лица короля. — Принц никуда не сбегал с места убийства вашего посла в лесу. Его не искали и не находили в глухой чащобе без сознания. Ты знал это, потому что сам был там и все видел. Но мне вы представили ложь! Либо ты солгал сам, когда докладывал своему вождю о произошедшем в лесу, либо он, уже зная правду, приказал солгать тебе. Надеюсь, для вашего племени польза, принесенная этой ложью, окажется больше ею же причиненного вреда. Прошло еще несколько мгновений вязкой тишины, прежде чем Тавилан собрался с мыслями: — Я понимаю, как все это может выглядеть... но смею заверить Ваше Величество — всему есть разумные объяснения. — Прибереги эти объяснения для своего повелителя, — оборвал его король. — Я сказал, что мы желаем жить в мире со всеми соседями. Но послов в Эребор благородному Хагану придется выбрать других — если возникнет нужда в обмене посланиями. Тавилан открыл было рот, но тут же снова закрыл его. Поклонился еще раз почтительно. На общем молчании переговоры и завершились. Принц Кили проводил взглядом удалившихся людей и сморщил нос: — Можно было и еще попотеть его заставить. — Можно, — отозвался король. — Но ни к чему. Полезней сделать так, чтобы он отучился врать при докладах. — Это как же? — А обмен письмами? Кто же посла отпускает без... подарочка? Они переглянулись. Кили прыснул, Фили только улыбнулся в усы. * * * ...Праздничный день заканчивался. На чернеющее небо над Горой высыпали звезды; скоро полночь — самое время для фейерверков. Гулянья будут длиться еще день, но там уже не столько праздник, сколько отдых от плясок, шумных застолий и бурных возлияний. Фили постоял на террасе, радуясь морозной тишине, потом вернулся в свою гостиную. Очень хотелось отдохнуть немного от церемониального блеска... сейчас уже нужды в этом самом блеске не было. На фейерверк можно любоваться и без тяжеленных золотых цепей на шее. Хватит являть себя народу во всем величии, целый день являл. Поснимав все чересчур парадное и блестящее и надев кафтан попроще, Фили облегченно вздохнул и устроился на диванчике возле туалетного стола. Маленький ящичек с трубкой и табаком уже стоял поблизости, на краю скамейки у стены — как раз дотянуться рукой. Не иначе, догадливый Тони его туда с каминной полки переставил, больше некому. Утренний прием сегодня закончился быстро, люди во главе с Тавиланом уехали почти сразу после него. К полудню прибыл Трандуил собственной персоной. Выслушал краткий пересказ событий в лесной крепости, покривил лицом, подвигал бровями. Потом согласился — да, с людьми этими надо еще разобраться, что они такое и чего в здешних краях ищут. Подтвердил, что ни на Кили, ни на самом Фили никаких враждебных чар не ощущается. Успокоенный Фили пригласил царственного собрата на пир и тем тайные переговоры закончил. Оставался еще Ингвар... О нем Фили даже не упомянул ни Леголасу, ни Трандуилу. Сам не смог бы объяснить, почему — то ли эльфов не хотел посвящать в то, что считал личным делом, то ли Ингвару не хотел показывать, что им интересуются. Этот прохвост, если эльфов увидит, запросто догадается, что его в колдовских штучках подозревают. Значит, затеет что-нибудь. А чем это снова может обернуться — как знать? Подумав об Ингваре, Фили встревожился. Нет, страха, что он снова сбежит, не было. Его поместили в надежном месте, точно без всяких тайных ходов, под самой строгой охраной. Тревога была от нерешенности — откладывать ли разговор с ним или назначить прямо на сейчас? И спешки не было, но и время до ужина еще оставалось. Если сегодня, то завтра одним делом меньше... Фили докурил трубку, убрал ее вместе с ящичком на каминную полку и решил все-таки поговорить с Ингваром сейчас. Хотя бы ради собственного спокойствия. Он не думал о том, каким ожидает увидеть узника. Понятно, что плясать никто не будет и песен петь тоже. Жаль, что в мысли его не заглянешь. Комнатка в мало кому известном углу обширного дворца была одна из тех, где недавно по приказу Фили прятали внуков старейшины Ингви. Молчаливые охранники поклонились королю, один открыл дверь. Обстановкой комната не отличалась от тюремной камеры: простая узкая койка, стол, два табурета. На одном из них сидел Ингвар, облокотясь на стол и оперев подбородок на сцепленные пальцы. На звук шагов он сначала покосился через плечо, но, увидев короля, поспешно вскочил. — Ваше Величество... — торопливо упал на колени, склонился в ноги. — Встань, — велел Фили негромко. Ингвар поднялся, но стоять остался, подняв плечи и крепко, до белых костяшек, стиснув руки. Фили прошелся по комнате, продолжая разглядывать его. И вдруг поймал себя на том, что его мысли сбились — о чем спрашивать-то собирался? — Когда ты приехал в Эребор, Ингвар? Самый первый раз? — Полтора года назад, Ваше Величество. — И сразу пожелал здесь жить? — Да. Почти. Фили помолчал, раздумывая. — Получить разрешение жить в Эреборе мог любой гном, если о нем не было доподлинно известно такого, что дало бы повод в этой просьбе отказать. — Да, но... я говорил прежде, что... — Что ты не мог ослушаться отца. Помню. Однако то, что отец тебя, как и твою мать, не любил и презирал, оказалось ложью. И то, что ты помогал ему только из страха — тоже. — Ну и что? — тихо, но тверже отозвался Ингвар. — Разве узы любви не крепче, чем узы страха? — Действительно, — неожиданно для себя согласился Фили. — Но в твоем случае дела это не меняет. Ты по-прежнему хочешь заслужить право называться подданным Эребора? Ингвар впервые поднял взгляд: — О да! — Каким же образом? — Я думал, вы скажете мне, Ваше Величество. Меня привезли сюда, хотя могли прикончить прямо в лесу. Значит, я могу рассчитывать принести пользу. Фили снова задумался. Принести пользу? — Как тебе удалось сбежать из тюрьмы, Ингвар? — Разве Гиннар не рассказал вам, Ваше Величество? — Сказочку о том, как ты чудесным образом скрылся у него с глаз и сумел тайком пробраться в дальний угол лазарета? Рассказал. — Все так и было, Ваше Величество. — И тебе никто не помогал? — Никто не пожелал бы мне помогать. Меня слишком ненавидели и презирали, чтобы позариться на любые мои предложения. — Вот как? — приподнял брови король. — Ты хочешь сказать, что при иных обстоятельствах... охранявших тебя гномов можно было бы подкупить? Ингвар коротко пожал плечами: — Я не люблю это слово, Ваше Величество. «Заинтересовать» было бы вернее. — Эреборцы не продаются, Ингвар. Тот медленно покачал головой. Он уже не жался и не сутулился: — Продаются все, Ваше Величество. Все, что имеет цену, может быть куплено. А цена — есть у каждого. Надо лишь понять, какая. Для одного это золото, для другого — любовь, для третьего — воинская слава, для четвертого... может быть, власть. — И ты знал, чем можно... кх-м... заинтересовать тех, кто тебя охранял? Если бы они согласились выслушать твои предложения? Ингвар нахмурился, но ответил без задержки: — Есть предложения, которые не обязательно высказывать словами и принимать головой. Помощник Главного смотрителя тюрьмы завидует Главному смотрителю. Хедин старше, он считает себя опытней Гиннара и более достойным высокой должности. Я знал, что, если дать ему возможность показать свою власть и значимость, то он не устоит. Возможность была в мелочи — наказание провинившегося узника. Но сколько усердия... — А Гиннар? — Гиннар считает себя мастером умственных игр. Но он может увлечься такой игрой и забыть об осторожности. Это было удивительно похоже на правду... — Вот как? Лишь может забыть? Или уже забыл? — Гиннар понял сразу, что я нарываюсь на неприятности не просто так. Но он ничего не стал делать. Захотел узнать, что я задумал и как буду этого добиваться. Он был уверен, что остановит меня в любой момент по своему желанию. — Почему ты так уверен в его желаниях? — Он сам сказал мне это — мол, он знает, что я веду какую-то игру, но так просто у меня ничего не выйдет. Однако я не хотел доставлять ему неприятности. — Даже так?.. — Ну да. Я думал, все закончится, пока командует Хедин. А Гиннар... Кому не было бы приятно показать себе и остальным свой ум и ловкость? Глупость! с внезапной злостью подумал Фили о Главном смотрителе. Просто мальчишечья глупость и самодовольство — в таком деле! И к этому надо проявить снисхождение?! — Ваше Величество... — осторожно начал Ингвар, и Фили понял, что молчит очень долго. — Я не знаю, будет ли это вам полезно... Но я мог бы помочь разобраться, что происходит в тюрьме. — А что такого там происходит? — Когда между командиром и его подчиненным поселяется зависть и желание что-то доказать и показать — возможно всякое. Фили снова помедлил с ответом. — И... каким образом ты можешь разобраться? — О, я прошу позволить мне поговорить с Гиннаром. Без свидетелей... как бы, чтобы он так думал. А дальше будет видно. Я обучался таким вещам, Ваше Величество. Вызывать на откровенность, угадывать тайные желания — это мое ремесло. Если можно его так назвать. Я буду счастлив, если это мое умение окажется вам полезным. Он смотрел умоляюще, как смотрят те, кто играет на свою последнюю монету. В самом деле — скольким гномам он сумел влезть в душу, разгадать тайные страхи и обиды, подсказать путь решения, да так, чтобы они догадки своими считали? А если поставить это умение на службу короне... — Я подумаю, — сказал Фили равнодушно. Ингвар тут же согнулся в низком поклоне. Фили попрощался коротким кивком и покинул комнату. Подумать стоило.