Погоня за тенью

— Значит, Кили отпустили нарочно. — Не обязательно, но возможно, Балин. Если даже раньше что-то придумывали, то здесь могли просто воспользоваться ситуацией, которая сама за них все сделала, оставалось только не мешать. — Да-а, очень, очень может быть... Попыхивая трубкой, Балин прошелся по кабинету от камина до высокого зеркала и обратно. Король следил за его перемещениями. Сам он сидел за столом, заваленным бумагами; накопившиеся дела терпеливо ждали, когда закончится важный разговор. — Но если это так... они не оставят свои намерения — после стольких затраченных усилий. — Само собой. Следить за ними надо в оба глаза. Распорядись отправить наших разведчиков в Дейл. — Распоряжусь. Припомни еще раз — сам этот... Хаган что говорил и как себя вел? Особенно в последнем разговоре? Ты странного ничего не заметил? Фили призадумался, побарабанил пальцами по столу: — Странного... сложно сказать. Я же не знаю, какой он бывает обычно. Но мне тогда очень уверенно показалось, что он ни на полмедяка не верит в ту чушь, которой размахивали его... кхм-м... советники. — Сообщить о бегстве Кили он явился сам, а не послал кого-то из приближенных. Это тебя не насторожило? — Насторожило бы, если бы его приближенные не выглядели такими тупицами. Зачем умному правителю такие советники? Но тут уж дело вкуса. — Именно что такие советники, — прищурился Балин. — Просто объявить, что принц сбежал и вместо него люди готовы выдать другого гнома, мог даже и не советник — хватит и герольда. Но Хаган явился сам. Зачем? — Балин, не тяни! Ты о чем-то догадался? — О чем тут можно догадаться? В чужую голову не влезешь. Но кое-что напрашивается само собой. — Что? — Он хотел увидеть, как ты примешь это известие. Сам увидеть, лично. — О... Следовало признаться, такая догадка Фили на ум не приходила. И, похоже, напрасно — он наблюдал за Хаганом и делал свои выводы, так почему бы этому действу не оказаться взаимным? — И... что он мог увидеть? — Это ты мне скажи, — развел руками Балин. Фили снова немного подумал, припоминая детали той сцены и — особенно тщательно — себя в ней. — Да ничего не было. — Ничего? — Ну да. Я очень старался не показать ничего — ни чувства, ни мысли. Держался спокойным и во всех прочих разговорах. — Это могло быть ошибкой. — Что? — нахмурился Фили. — То, что я не показывал никаких чувств? — Да. Ты пришел выручать брата. Ты не хотел показывать свою слабость даже в мелочах — это понятно, вряд ли кто-то тогда ждал иного. Но вдруг пленник исчезает, неизвестно с чьей помощью. Сами они исчезновением очень удивлены, хотят найти пленника или хотя бы помощника. И вот тебе сообщают, что твой брат вырвался на свободу, только неизвестно, куда делся. А ты что, остаешься таким же каменно-спокойным? Не удивляется тот, кто уже знает. Ты мог бы устроить хоть показательный скандал. — Морготовы яйца... — пробормотал себе под нос Фили. Снова поглядел на Балина. — И если ты прав..? — Если я прав, то Хаган по твоему лицу — вернее, по отсутствию на нем любого чувства — понял, что Кили вы уже нашли. Значит, немного успокоились. Еще, возможно, несколько утратили бдительность. — А мы ее утратили? На лице Балина появилось выражение досады: — Вы привезли Ингвара в Эребор. Люди могли хотеть именно этого. — Но зачем бы им? Балин пожал плечами и выразительно пыхнул, спрятавшись за сизым дымом. Фили прикусил губу. Действительно, Ингвара им вручили весьма торжественно... Но могли ли люди рассчитывать и быть уверенными, что мерзавца повезут назад в Эребор, а не вздернут на первом же дереве или не отрубят ко всем троллям не в меру изобретательную голову? Знали ли они, что именно сделало Ингвара «врагом короны»? — С какой целью нам его могли подсунуть? — Кто ж их, людей, разберет? Но даже не в них дело. Колдун — вот что странно и страшно. Колдун, Фили. Заколдовать Кили им не удалось. А ну как что-нибудь другое получилось? — Ты об Ингваре? Это вряд ли. — Не спеши с выводами. Я вижу, ты сам с ним игру затеял. В тюрьму не отправил, не казнил, разговоры с ним какие-то разговариваешь... Фили вздохнул, покачал головой, возражая: — Его нельзя обвинить в измене. Подданным Эребора он не был. — Его можно казнить просто как опасного врага. — Так я не хочу. Не делай вид, что не понимаешь о чем речь, Балин. Я хочу узнать, как ему удавалось то, что он делал, и можно ли нам использовать это умение. Балин поглядел на свою погасшую трубку, принялся ее выколачивать. — Похвальное намерение. Памятуя о том, что сила сама по себе не добра и не зла и использовать ее можно по-всякому... Но осторожность, Фили. Очень большая нужна осторожность. — Я помню, Балин. Не беспокойся, я буду осторожен. А теперь, если это все, о чем ты хотел поговорить, я бы занялся делами, — он положил руку на разбросанные бумаги. Балин с достоинством поклонился: — Разумеется, мой король. Доброго дня. И вышел. Фили посидел еще, глядя на захлопнувшуюся за ним дверь. Потом перевел взгляд на ворох писем и донесений на столе. Разумеется, осторожность не помешает. Но посмотреть, на что способен Ингвар, оценить его умения, представить, где они будут полезны — это нужно, это будет в помощь. Голову отрубить недолго. Но обратно ведь не приставишь. Как бы жалеть потом не пришлось... * * * К удивлению Гиннара пришел к нему не Хедин, а один из дежуривших в этот день стражей. Сказал — Хедина нету, а сопроводить приказано в допросный зал. Гиннар заволновался — вспомнили наконец-то! Стараясь не показывать своего волнения, оставил на нарах теплый кафтан и без вопросов пошел за стражником. К пущему его удивлению в зале не было никого: ни Хранителя Закона, ни писца, ни кого-либо из королевских приближенных. Гиннар пересек зал, оглядывая знакомые до самого мелкого изгиба стены и гадая, что все это может значить. Скучать в одиночестве ему пришлось недолго; почти сразу дверь стукнула снова. Он повернулся, выпрямляясь и отставляя на полшага ногу для поклона — и замер, забыв о вежливом приветствии. — Ты?.. — Как видишь, — кивнул Ингвар, одновременно проверяя, плотно ли закрылась за ним дверь. — Судьба иной раз шутит странно, правда? Гиннар не ответил. Окинул взглядом фигуру своего бывшего «постояльца». Спокойный, сытый. Одет не дорого, но аккуратно и добротно. Но как же?.. — Мое прошение все-таки достигло адресата, — произнес Ингвар, будто услышал невысказанный вопрос. — И я получил свой шанс. — Шанс на что? — Доказать свою преданность и готовность служить. — Рад за тебя, — произнес Гиннар холодно. — Но это не объясняет, почему ты здесь. — А вот мне за тебя порадоваться нечему. Ты потерял хорошую должность. Мысль о том, что она могла достаться мне, тебе в голову не приходит? Гиннару даже не пришлось притворяться равнодушным: — Не смешно. Выражение лица Ингвара переменилось — словно он готовился ухмыльнуться самодовольно, потому что ему-то как раз было смешно, но резко передумал. — Мне дозволили с тобой встретиться и поговорить, — начал он уже серьезно. — Не о чем мне с тобой говорить. — Зато мне есть о чем. Гиннар... я не хотел тебе неприятностей. Правда. — Помню. И что? Ингвар помолчал немного, хмурясь. Потом все-таки собрал что-то в мыслях и проговорил с досадой: — Ты все берешь на себя. Я не понимаю, почему. — Ты о чем? — Я-то помню, что и как было, я сам там был. Почему ты сидишь под замком, а Хедин гуляет на свободе и при должности? Это же с его глупости все началось, разве нет? Гиннар молчал. Ингвар заговорил быстрее и настойчивее: — А может, дело и не в глупости. Это зависть, Гиннар. Простая зависть и желание прыгнуть выше. Ты благородно берешь на себя ответственность за все, тебя... да тебе ли не знать, как напутствуют перед ссылкой! А Хедин останется чистеньким и в твоем кабинете. Не знаю, как ты, а я бы ни за что не позволил... — Я смотрю, моя должность для тебя уже пройденный участок, — перебил его Гиннар. — Что, сразу в кресло Хранителя Закона прыгнуть сумел? — Что?.. — сбился Ингвар. Гиннар чувствовал, что начинает злиться. Показывать злость было нельзя, умом он это понимал, но и сдерживаться становилось все труднее. — Кто здесь судит и выносит приговоры? Кто обсуждал с тобой мою ссылку и напутствие перед ней? Может, мне и помилования надо попросить у тебя?! Он ожидал, что Ингвар ответит — или на его раздражение, или на брошенные слова. Но тот не рассердился и возражать не стал. Хмыкнул как-то... даже сочувственно: — Вот уж воистину — у кого что болит... Да кто же будет со мной обсуждать решения и приговоры? Я просто слышал, что прямо сейчас ты в той же цене, что и олухи, которых... ну, за случайное соучастие. Вот и решил подсказать, разъяснить тебе, на что ты подписываешься ради помощника, который так тебя подставил. — И с чего бы такая забота? — покривился Гиннар. — Ты совсем сволочью меня считаешь? Я-то сволочь, конечно, но козни строить против тебя у меня нет поводов, я от тебя никакой обиды не видел. Наверно, только от тебя одного и не видел... Я помочь хочу. Если ты заявишь, что все началось с подачи Хедина — смогу это подтвердить. Это не будет даже лжесвидетельством! Гиннар молчал. — Не понимаю, почему ты отказываешься. Неужто так жаждешь узнать, что такое кнут в умелых руках?! — Я знаю, что такое кнут в умелых руках, — сквозь зубы процедил Гиннар. — Как-нибудь обойдусь без твоей заботы. Если это все, что ты хотел сказать — прощай. Ингвар глубоко вздохнул и покачал головой: — Не понимаю такого упрямства. Но воля твоя... Махал свидетель, я попытался. Он повернулся и ушел, ни разу не оглянувшись. Снова плотно закрыл за собой дверь. Гиннар медленно выдохнул и сел на скамью у стены. Уставился на другую стену, вдруг вспомнив о тайном укрытии за ней, из которого видно все, что происходит в зале. Что же такое происходит? Что это? Испытание?.. * * * Доклад о встрече с Гиннаром проходил в присутствии Драупнира, которому было поручено тайно наблюдать разговор из смежной с допросным залом комнатки. Сам доклад королю никакой радости не доставил, и хмурое лицо Драупнира настроения не улучшало. — Он так и сказал? «В умелых руках»? — Именно так, Ваше Величество. И еще это «умелых» так значительно... — И что это может значить? — спросил Фили, покосившись на Хранителя Закона. — Не знаю, Ваше Величество, — отозвался Драупнир. — Я ничего особо значительного в этих словах не заметил. Считаю своим долгом напомнить, что я изначально не видел смысла в этом разговоре, и тем более не понимаю, какой смысл можно сейчас выискать в отдельных словах. — Отчего же, смысл вполне очевиден, — сказал Ингвар. Он с почтением поклонился, поймав вопросительный взгляд короля, и заметил тише: — Хотя он не делает чести ни Гиннару, ни его бывшим подчиненным. — Продолжай. — Чтобы приговорить Гиннара к смерти, оснований нет, и он сам это знает. Любой другой приговор, даже очень суровый, ему не страшен. Ведь распорядителем при исполнении будет Хедин, а исполнителями — Гиннаровы же ставленники. Что еще он мог разуметь под «умелой» рукой? — Вот как, — медленно проговорил Фили. — Эти подозрения на пустом месте выскочили, — сдвинул седые брови Драупнир. — Гиннар очень смелый и сильный. Если он чего-то не боится, то это значит лишь то, что он этого не боится. И незачем тут... — А Хедина он так защищает и покрывает тоже лишь потому, что ничего не боится? — перебил его Ингвар и поморщился. — Глупо и неосторожно с его стороны... было бы, если бы не было ему полезно. Драупнир рассердился еще больше, посуровел и набрал воздуха, очевидно, намереваясь отстаивать свои слова. — Довольно споров, — приказал Фили. Ингвар и Драупнир разом умолкли. — Ты, почтенный советник, утверждал, что единственное преступление Гиннара состоит в неосторожности? — Да, Ваше Величество. — Хорошо. Благодарю, — Фили чуть приподнял руку, прощаясь. — Ты свободен. Ингвара прикажи сопроводить назад в его комнату. Оставшись один, король поднялся из-за стола и принялся мерить кабинет шагами. Хедин просил приема, но видеть его Фили сейчас не хотелось. Слушать сбивчивые объяснения и растрепанные оправдания — тоже. Что он может объяснить? Глупая самонадеянность, неосторожность, да еще расчет на безнаказанность — все, в чем можно обвинить Главного смотрителя Гиннара, и этого более чем достаточно. Если и был сговор среди тюремной обслуги, Хедин о нем не расскажет. А что может быть опаснее и противнее такой затаенной лжи? Проверить, что там происходит и как, можно только одним способом... * * * После странного разговора с Ингваром время потянулось как-то особенно медленно. Гиннара отвели обратно в камеру и заперли. Хедин не появлялся. Стражи и Грон только сочувственно вздыхали, но объяснить ничего не могли — откуда что им знать? День клонился к вечеру, когда в коридоре послышались топот и голоса. Гиннар напрягся, вслушался — как будто голос Хедина. В следующую минуту дверь камеры распахнулась, и Хедин сам возник на пороге. Постоял молча, посопел. Затем притворил дверь и так же молча прошел в камеру. — Хедин...? — начал было Гиннар, но осекся. В руке у помощника был очень знакомо свернутый лист бумаги. Хедин тоже посмотрел на бумагу в руке, будто лишь сейчас вспомнил о ней. Бросил ее на стол, сам неловко сел, почти упал на табурет. — Я... просил приема у короля, — проговорил он глухо. — Не приняли. Только — вот. Гиннар, холодея, взял бумагу. Развернул. Перед глазами поплыли строки: «...преступная самонадеянность...» «...превышение власти...» «...потворство врагу короны...» — «Подвергнуть наказанию тридцатью ударами кнутом, — прочитал он вслух, — и тяжелыми работами сроком в один год». Он бросил бумагу на стол и уставился себе под ноги. — Кнут и ссылка. И потом... обратно ко двору меня никто не возьмет. Все. Это — все. — «Все» начнется, когда на ноги встанешь, — убито выговорил Хедин. — Тридцать ударов и никаких особых указаний! Никаких! Места живого на спине не останется — это ж сколько ты в лазарете пролежишь? За что так?.. И почему мне отказано в приеме? Даже приговор через Драупнира передали! Почему?! — Хедин. — Нет, так нельзя! — воодушевился тот, становясь еще более взъерошенным и уже просто пылающим от негодования. — Я пойду к королю снова! Потребую приема. Ведь нельзя же молчать! — И тебя выкинут за порог за непочтение к королю, — перебил его Гиннар, выпрямляясь. — И как бы еще за караул не посадили. — Что-то надо же делать! — Но не переть же напролом. Лоб расшибешь, а толку не будет... — он помолчал немного. — Бумагу и стило принеси мне. Хедин подхватился и бегом кинулся к двери. Вернулся так же стремительно, с парой листов бумаги и письменным прибором, который чуть не уронил дважды — один раз на пороге, второй уже у стола. — Вот. Не знаю, что в том проку, но... — А больше ничего не остается. Подожди немного. Гиннар повернулся к столу, положил перед собой чистый лист. Взял стило и задумался, подбирая слова. Хотя что там подбирать, много раз все обдумано-передумано... Поставив последнюю руну и свое имя, он отодвинул бумагу. — Вот. Если это не поможет, останется только смириться. — Ты не веришь? — Не знаю. Мало надежды, Хедин... Подготовить все не забудь. — Не забуду, — совсем мрачно откликнулся тот. * * * Письменный прибор Хедин вернул на стол в кабинете, рядом положил аккуратно свернутые исписанные листы. Читать не стал, хотя Гиннар отдал их незапечатанными. За дверью раздались шаркающие шаги; Хедин, едва не вздрогнув, обернулся. В кабинет с опаской вошел Грон: — Ну как, Хедин?.. — Вот, — показал тот на свернутые листы. — Гиннар написал прошение королю. Говорит, если это не поможет — то все, спорить бесполезно. Сейчас понесу. — Погоди! — засуетился вдруг старик. — Я сейчас... сейчас. Он засеменил прочь. Хедин вышел следом и немного задержался, дожидаясь в караульном зале. Запыхавшийся Грон появился очень скоро, он почти бежал. Сунул в руку Хедина маленький деревянный предмет. — Вот... возьми. Положи это вместе с прошением. — Что это? — Король знает, что это, — многозначительно понизил голос старик. — Возьми. Должно помочь. Хедин опустил взгляд к своей ладони и уставился на грубо вырезанную фигурку, похожую на гнома. — Хорошо, передам вместе, — он непонимающе пожал плечами. — Я пойду, Грон. Ты Гиннару ужин принеси пока. — Сделаю, все сделаю. Ты отнеси это и отдай обязательно... До приемного зала Хедин добрался спокойно, никого по пути не встретил. Перед дверями он остановился, с сомнением глядя на бумагу, которую собирался отдать секретарю. Но отмахнулся от сомнений, распрямил плечи, придав себе чуть-чуть бодрости, и толкнул резные створки. Ори, доверенный секретарь Его Величества, был на месте. Что-то строчил усердно, склонившись над листом бумаги и скрипя стилом. На звук шагов поднял взгляд. — Доброго вечера тебе, достойный Ори. — И тебе, достойный Хедин. Его Величество велел сегодня не беспокоить. Если у тебя срочное дело — может быть, почтенный Балин... — Балин тут не поможет. Вот. Ори глянул на протянутые бумагу и фигурку: — Что это? — Вот это — от Гиннара. А фигурка — от Грона. Он просил положить с письмом. — От Гиннара? — Ори отложил стило, выпрямился. — Прошение? — Не знаю, не читал. Наверно, да. Его Величество не счел нужным выслушать меня, но, может быть, у него найдется немного времени, чтобы прочитать письмо? — Найдется, — неожиданно твердо отозвался секретарь. — Я положу его на стол так, чтобы первым попалось на глаза. Хедин удивился: — Тебе не все равно? — Никому не все равно. И никто не понимает, почему Его Величество так сердит. Может, слова самого Гиннара тронут его вернее. — Хорошо бы. — Доброй ночи, достойный Хедин. — И тебе, достойный Ори... Хедин откланялся и покинул приемную. Из дворца он вышел снова в одиночестве, провожаемый только взглядами раззолоченной стражи. Но дальше свернул не направо, в коридоры, ведущие к тюремному сектору, а налево — к лестницам и переходам на торговую площадь. Миновав почти опустевшие по вечернему времени ряды, он очутился в примыкавшей к ним галерее, вдоль которой размещались основательные, как все в Эреборе, но маленькие и небогатые жилища. Здесь по традиции селились ремесленники, державшие мастерские в самих рядах. Но кое-где попадались и крошечные лавки, совмещенные с жилищами — сапожные, швейные... К воротам с вывеской кожевенных дел мастера и пришел Хедин. Мастерская принадлежала пополам двум парням, давним приятелям. Викар и Моди, оба одиночки, пришли в Эребор вместе с войском Даина Железностопа. Сумели пережить Битву и вернулись в Железные Холмы, но через несколько месяцев перебрались в Подгорное Королевство окончательно. Поначалу служили в дворцовой страже, потом разом оттуда ушли и занялись мирным ремеслом. Об этом знали все — соседи, друзья, обнаружившиеся среди переселенцев дальние родичи... О втором ремесле дружных мастеров знали немногие, и кто знал — не болтал. Не то это было занятие, чтобы яркие вывески над воротами развешивать. Бывает так, что нужным и важным делом не похвастаешься... Когда парням приходилось браться за ту, другую работу, капюшоны с масками надежно скрывали от чужих взглядов белобрысые вихры одного и тугие каштановые косы другого. Для пущего спокойствия, еще только ступив в торговые ряды, Хедин поглубже надвинул на лицо капюшон. Сейчас же, войдя в мастерскую, он выдохнул, притворил плотно дверь и обнажил голову. Увидев Хедина, Моди (младший, более суетливый и беспокойный) тут же вскочил, поспешив запереть дверь на засов и прикрыть ставни в двух окошках. Викар только кивнул в знак приветствия, но работы своей не прервал — он сидел за круглым столиком и плел из тонких ремешков узорчатый пояс. Хедин сделал по небольшому жилищу пару шагов. — Ну? Дело какое? — поторопил его Моди. Тот молча достал и бросил на стол перед Викаром бумагу, которую раньше показывал Гиннару. Моди тут же подошел, схватил ее, развернул. Пробежал взглядом — и емко выругался. Потом добавил. — Гиннар? — негромко спросил Викар, затягивая последние узелки на своем плетении. — Да, — кивнул Моди, снова кидая приговор на стол. — Сколько? — Тридцать. Очередь моя, но давай лучше ты. У тебя рука вернее... Викар отложил доплетенный пояс, придвинул бумагу, тоже просмотрел. Вздохнул с досадой, дернул себя за косу на бороде. — В Закрытом... Да еще и Драупнира наблюдателем поставили. Не доверяют? — Я бы не доверял, — тихо произнес Хедин. — Особые указания? — Нет никаких. Викар, но можно же как-то..? — Спятил? — первым откликнулся Моди. — В маленьком зале, да еще под наблюдением! Драупнир — старик суровый. Заметит обман — с вас обоих шкуру спустит! Моими руками, между прочим. А он заметит, точно говорю — чтоб у меня усы не росли! — Все верно, — негромко сказал Викар. — Не смотри на меня так, Хедин. Я хотел бы помочь Гиннару, но много ли ему станет легче, если еще и мы подставимся? — Да-а, наверно, ты прав. — Толку-то от моей правоты, — совсем по-стариковски вздохнул Викар, которому только перевалило за сотню лет. — Ты... успокой его, что ли. Отвар покрепче завари. Скажи... ну, что мы постараемся, чтобы полегче. Хотя какое там... Все замолчали. Потом Хедин взял приговор, свернул и спрятал. Снова накинул на голову капюшон. — Пойду я. Дел еще хватит до утра. Проводили его опять же молча. Дорога отсюда до тюремного сектора получилась даже короче, чем до дворца. Все еще раздумывая о чем-то своем, Хедин остановился перед воротами темницы и поглядел на окошки в стене напротив — там помещались рабочие залы Хранителя Закона. В окошках теплился свет. Стало быть, Драупнир еще не ушел. Вдруг Хедин дернул головой и даже рукой махнул коротко и решительно — так быстро принимают важное решение. Откинув капюшон и уже не таясь, он направился к створчатым дверям под освещенными окнами.