Погоня за тенью

Из верхних окон главной башни Дейла видно было весь город и ближайшие окрестности. Под крышей башни король Бард устроил себе рабочий кабинет. Сюда он пришел после беседы с послами людей, называющих себя племенем Степной Лисицы. Беседа состоялась за обедом. Кубки послов наполнялись со всей широтой души! Королевский кубок Бард держал в руке, но ко рту почти не подносил. Он стоял у окна. Внизу посольство муравьиной цепочкой втягивалось в замковые врата и двигалось прочь по шумной и многолюдной улице. Накануне он отправил письмо послам Дейла в Эреборе с приказом разузнать о делах Подгорного Королевства с племенем Степной Лисицы. «Лисицы» прибыли в Дейл сегодня утром. — Бран! — окликнул король, не оборачиваясь. Доверенный советник отделился от теней у противоположной стены зала и подошел. — Что рассказали послы? — Увы, гномы не разговорчивы... Возможно, они не хотят посвящать в дело лишних людей. — А ты об этих лесовиках что думаешь? Бран проследил взгляд своего короля, потом отвернулся от окна и покачал головой: — Не нравятся они мне. — Чем же? — Какие-то скользкие. Гномы не зря о делах с ними помалкивают. Сейчас лесовики своих послов в Эребор не отправляют. Да ты и сам слышал, как этот расфуфыренный господин юлил. — Слышал. А почему они поселились в таком неудобном месте? — Кому неудобное... — сказал Бран и многозначительно умолк. Король хмыкнул. — Ты вот что, — проговорил он, отворачиваясь от окна. — Отправляйся-ка в Эребор. Что-то неладно с этим лесным-степным лисьим племенем. — Но наши послы только-только оттуда уехали! — Ничего. Всякое бывает, соседи же... Посмотришь обстановку лично. Тебя там знают как моего ближайшего советника. С Балином обязательно переговори. И с королем, если получится. — Когда ехать? — Как соберешься. Если со сборами не промедлишь, ужинать будешь в Эреборе. Я напишу письмо. Ну и поговорим еще. Советник поклонился и вышел. Бард проводил его взглядом и вернул внимание улице перед дворцом. Посольство исчезло из вида. * * * С террасы, где стоял Фили, видно было далеко, до самого горизонта, особенно в такой яркий, солнечный день, как сегодня. По тракту, прочь от Эребора, полз караван, издали напоминающий бодрого земляного червя. Фили докурил трубку, ушел с террасы и отправился назад, в свои покои. Близилось время обеда, и нужно было переодеться. И потом, до вечернего приема, еще переделать гору дел... Идея отправить Дис в гости к кузену Даину принадлежала ему. Исполнение плана — Балину. Напрямую предложить матери уехать в Железные Холмы Фили не мог: Дис сразу заподозрила бы неладное. Начались бы расспросы, тревоги... Пришлось бы в конце концов рассказать все то, чего рассказывать не следовало. Без колдовства в том, что творится в Эреборе, явно не обошлось — в этом были правы и Оин, и Кили, и Ингвар. А пока все это колдовство разъясняется, Дис лучше быть подальше. Хитрющий Балин выполнил задание как всегда изящно. Он как бы невзначай напомнил Дис о дне рождения одной из племянниц Даина Железностопа, которая — было дело! — безумно радовалась Фили в прошлый его приезд в Железные Холмы. Потом, уже рассуждая о другом, случайно уронил, что трон без королевы, как оправа без бриллианта, — и решение Дис отправиться на праздник в Железные Холмы и лично посмотреть на девицу возникло само, буквально из воздуха. А на подъем принцесса всегда была легка. Единственное дело, которое она закончила, — похороны Оск. Фили не стал спорить и объяснять, что жениться пока не собирается. Такие семейные смотрины ни к чему не обязывают, а повод для отъезда Дис очень хороший... Кили ждал его в их общей приемной. Здороваясь, оглядел цепко с головы до ног и улыбнулся. Он стал очень внимательным после случившегося с Фили припадка. Нет, таинственные сны за прошедшие три ночи не тревожили Фили, и тело подчинялось как прежде, но чувство, будто идешь в густом тумане вдоль обрыва, осталось. За обедом довольно быстро от незначащей болтовни Кили перешел к вещам серьезным. — ...и так ведь и вышло, а? Сами эти посланники никуда не ходят, но за домом Бардовы люди наблюдают. Стало быть, и у Лучника тоже мысли на сей счет закрались. А у него на темные делишки чутье. — Бард что-то подозревает, точно, — сказал Фили, дожевав кусок рыбного пирога. — Его послы перед отъездом вдруг в расспросы пустились: что у нас да как было с людьми из лесной крепости? — И что ты им сказал? — Не я. Балин. Ничего. Слишком много вокруг ушей. Вот если сам Бард спросит, тогда можно поговорить. — Что, так прямо и сказал? — Нет, конечно. Но Бард поймет намек. — Ага, он намеки быстро ловит! — Ну да, — хмыкнул Фили. — Научился. Ночная жизнь торгового города — она такая... Кили махнул рукой виночерпию. Намеки на прошлое короля Дейла всплывали в разговорах регулярно, но никто их не обсуждал и, Махал упаси, не осуждал. Копни-ка кто-нибудь, чем самим гномам в изгнании приходилось на жизнь зарабатывать, в том числе и королевской семье, столько бы всего выплыло! А иметь дело с правителем, знающим жизнь не только с парадного фасада, было удобно. — Чем собираешься заняться? — Дело-то есть, — пожал плечами Кили. — Заставы за Вратами проверить. Но если нужно... Это подождет. — Не нужно, — качнул головой Фили. Еще не хватало, чтобы его караулили в ущерб делам! — Вернись до ужина. — Хорошо. — И в сторону Дейла посматривай. — Это-то точно не забуду! На прощание еще раз оглядев Фили так, будто тот мог рассыпаться на части, Кили умчался. Фили же отправился в кабинет и занялся чтением накопившихся писем. Главное — не отвлекаться. Пока разум занят делом, для мутных мыслей не остается места. Разумеется, на стол к королю попадали далеко не все письма и прошения. Большая часть, не требующая высочайшего внимания, сразу отправлялась к Хранителю Закона. Из оставшегося часть оседала у Балина, который сначала разбирался с делом сам, а потом уже шел к Фили с готовым решением. Фили доставались те письма, где речь была о конфликтах с иноплеменниками или о важных и богатых гномах, кои только королю и подчиняются. О самом Хранителе Закона, например. На Рагнара кто только не жаловался! Драупнир пока не удостоился, ну так он и прослужил в этом качестве совсем недолго. Такие, как давешнее письмо матери, тревожившейся из-за настойчивого дочкиного ухажера, попадались редко, но еще можно ожидать, что подобные житейские просьбы и жалобы будут время от времени оказываться у короля на столе, просто чтобы он, король, не увлекался великими делами и не забывал о повседневных заботах своих подданных. Не зря же его Главный советник — еще и наставник… Но рассказать наставнику о событиях, последовавших за колдовским видением об убийстве Оск и Торви, Фили не решался. Не знал, как начать, в какие слова облечь. Чувствовал, что не те это будут слова, и не будут они поняты. Он никому не смог бы обо всем рассказать. Даже брату, если бы тот сам не оказался рядом и не увидел все своими глазами. И сидело где-то позади сознания загнанное в тень беспокойство: слишком много посвященных в тайну, слишком много. Быстрый стук в дверь — Ори принес и подал с поклоном записку от принца Леголаса. Да, верно! Лихолесское посольство отбывает из Эребора! Хотя и прибыло только позавчера вечером. Впрочем, посольство в этот раз не было посольством. Эльфы не собирались с визитами в Эребор, но Леголас с пятью спутниками, возвращаясь из дальней поездки, завернул в Подгорное Королевство. Их, разумеется, приняли. Побеседовать с гостями отправился Балин; ему Леголас признался, что дел к гномам у них нет, но нужен отдых в тихом надежном месте. Возможность спокойно отдохнуть ему предоставили и более расспросами не докучали. Сейчас Его Высочество Леголас напоминал Его Величеству Фили о приглашении посетить купальни в Пещере Горячих Ключей и спрашивал, не желает ли Его Величество составить Его Высочеству компанию. Фили прочитал записку, бросил ее на стол и откинулся на спинку кресла. Леголаса приглашали посетить купальни по сложившейся традиции в каждый его визит. И тайно там Фили с ним, было дело, встречался. Но сейчас идти на столь открытую встречу с эльфом? Когда в каждом взгляде чудится знание и липкое любопытство? «Ты выйдешь из воды, или мне к тебе спуститься? А то неудобно как-то разговаривать...» «Ты очень красив, ты знаешь об этом?» «Гном едва ли покажется привлекательным эльфу. Но вожделение имеет отношение к красоте лишь постольку поскольку...» Память подкинула воспоминание о последнем разговоре с Леголасом в купальне, и Фили вдруг стало жарко. Тогда он выходил из воды голый, позволяя эльфу себя рассматривать и высказывать мнение о красоте и привлекательности! И если пойдет с ним в купальни опять, то опять окажется под таким же внимательным взглядом. Что, если в этот раз тело подведет и отреагирует на рассматривание? На краткий миг Фили будто вернулся в недавнее прошлое, снова увидев себя на краю горячего озерка, мокрым, все еще злым на сыгравшего с ним шутку Леголаса и… и совершенно не боящимся чужого оценивающего взгляда. Да что там, у него и мысли не мелькало хотя бы прикрыться! Он вообще прежде и не думал смущаться своего тела. Так какого же тролля сейчас? * * * Пони бодро трусили по неторной дороге в сторону тракта, ведущего к Вратам Эребора. Кили мурлыкал под нос простенькую мелодию, слушая болтовню парней из эскорта. Мечтал о возвращении домой, ужине и вечере в компании брата. На заставах было спокойно, насчет Дейла и лесных послов он распоряжения дал. Видения во снах Фили навели Кили на мысль, что хорошо бы побольше обращать внимания на собственные сны. И Оин, и Леголас твердили, что кровь у них одна, и чары, наведенные на одного, эхом коснутся и другого. А там и до подсказки недалеко. Сны Кили видел редко, если не считать колдовских кошмаров. Но припомнил, что прошлой ночью сон был и даже запомнился. Снился Эребор. Настоящий, с суетой улиц и торговых рядов, с грохотом молотов, с жаром плавильных печей и блеском сокровищниц… Обычная жизнь города гномов. Но что-то цепляло в этом видении, как вонь сдохшей под ступенькой крысы портит красоту каменной лестницы. Может, ему передалась тревога брата? Фили думал об Эреборе, наведенных на себя чарах, беспокоился о королевстве с зачарованным королем… А Кили это беспокойство почувствовал? Выбираясь на тракт, гномы остановились. Со стороны Дейла к Вратам двигалась кавалькада из десятка всадников. Приглядевшись, Кили узнал ближнего советника Барда Лучника — Брана. Поравнявшись с гномами, люди придержали коней. — Ваше Высочество! — приветственно вскинул руку советник. — Приятная встреча! — Доброго дня тебе, уважаемый Бран. Ты в гости к нам собрался? — Да, появилось срочное дело. — Ну так едем. К вечернему приему попадем, а там, глядишь, и ужин. — Кили тронул пони, гномы выехали на дорогу и поравнялись с людьми. — Что за дело? Ваши послы только сегодня уехали. Бран знаком приказал своему эскорту поотстать. Кили тоже махнул рукой своим гномам. — Пришлое племя, — сказал Бардов советник. — Дети Степной Лисицы. Они настырно ищут союза с нами и старательно молчат о том, почему у них не получилось союза с Эребором. А ваш многомудрый советник Балин нашим послам не особо много поведал. — О, — задумчиво изрек Кили. Раз Балин был неразговорчив, так и он болтать не станет. — Вам повезло! Сегодня и с Его Величеством успеете переговорить. Да и Балин на ужине будет. * * * Вечером, когда стихает суета и рабочий гвалт, тишина докатывается и до тюремного сектора. Закончив с ежедневными записями, Гиннар закрыл склянку с чернилами и убрал в ящик письменный прибор, оставив стол привычно пустым и чистым. Так удобнее начинать следующий день, не перенося хлопоты из дня прошедшего. Он надел плащ, погасил светильники, оставив один на стене против входа, и вышел из кабинета. Нужно было отправляться домой, но ощущение, что чего-то он не доделал, помешало уйти. Гиннар неторопливо двинулся в обход своих владений. Заглянул в оба коридора с камерами, задержался у двери сегодняшнего «постояльца», завернул к пустому и темному лазарету. В кладовой Гилли складывал припасы: нарезанную листами бумагу, перья, склянки с чернилами; еще днем посыльный от торговца принес целую корзину. Гиннар отдельного приказа не давал, но Гилли не забыл, молодец. Он направился прочь. Проходя мимо Закрытого Зала, снова остановился. Приблизился к дверям, прислушался. Затем приоткрыл одну створку и переступил порог. Прислонился спиной и затылком к холодной бугристой стене, оглядел полутемный зал. «— Ваш... как там? Свод наказаний? не слишком обширен. — Он понятен и не допускает исключений. Это гораздо важнее...» Откуда выскочил обрывок воспоминания? Было дело! Года три назад. Разбойничья шайка в окрестностях Горы докучала обитателям-людям едва возникшего среди руин города. Но и гномы такому соседству не порадовались и взялись ловить разбойников. Поймав одного мерзавца, для допроса приволокли его в Эребор. В Дейле пока не строили темниц. Бард тогда побывал в Эреборе; устройство жизни у гномов заинтересовало его. Дейл восставал из руин и обещал стать большим городом со своей изнанкой. Как новому правителю, Барду предстояло не просто ругать законы предшественника-бургомистра, но придумывать новые, честные и справедливые. Зная, что соседи-гномы считают свое устройство жизни самым правильным, Бард решил поучиться у них законотворчеству. Его намерение гномы поприветствовали и поведали все, что согласились открывать человеку. Общее устройство жизни в Эреборе Хранитель Закона рассказал сам, а показать гостю тюремное хозяйство поручил Гиннару. Барду хватило допроса пойманного разбойника в пыточном зале. Дальше по Гиннаровым владениям он отправил ближнего советника. «— Закрытый Зал? А почему закрытый? — Никому, кроме распорядителя и исполнителей приговора, входить сюда нельзя. Сейчас церемоний нет. Можно взглянуть, если хочешь. — С твоего позволения, уважаемый Гиннар. У эсгаротского бургомистра такие гадостные местечки за запертыми дверями водились... О! Тут просторно и воздух чистый! — Почему бы ему не быть чистым? — И орудия ваших палачей однообразны. — Мы не эсгаротский бургомистр, достойный Бран. Наказание за проступок — работа, а не развлечение. — Мне можно увидеть как все происходит? — Увы, достойный советник, нет. Этот зал зовется Закрытым. Зрителей здесь не бывает. — Вы не считаете, что преступников нужно наказывать публично, в назидание прочим? — Зависит от преступления. Убийство, насилие, предательство — кара за это, отсечение головы, будет публичной. Но публичность — это умаление достоинства, а оно требуется не всегда. Есть деяния, за которые наказывают очень строго, но постыдными они не считаются. А уж выставлять на позор каждого балбеса, по пьянке в трактире подравшегося... — Может, это пошло бы на пользу? — Не нам. Гномы упрямы, вспыльчивы и до драк охочи. Если всякую драку позорить, это только разозлит и драчуна, и тех, кто на все это смотрит. Но если все знают, что некий гном был неразумен и угодил в тюрьму… Вот что по-настоящему стыдно, достойный Бран — неразумие. — Поэтому и список ваших наказаний так мал? — Да. Мы не любим неопределенности, наши законы просты...» Почему это вспомнилось сейчас? Взгляд Гиннара скользнул к дальнему углу Зала, отделенному перегородкой, где хранились инструменты. Гиннар поморщился: по спине от правого плеча к левой лопатке будто прошлись невидимые когти. Воспоминание... Он, дотянувшись, потер плечо, подвигал им, разминая сведенные судорогой мышцы. Тогда, готовясь принимать тяжелое наказание, Гиннар знал, что его ждет. Не рассчитывал, что будет просто, и не надеялся явить чудеса выдержки. Но знал и другое — ни смерть, ни случайные увечья ему не грозят (что там Ингвар толковал про кнут в умелых руках?), а кричать и рыдать здесь не постыдная слабость. И потом лечить и ухаживать будут руки тоже умелые и заботливые. Плохо было другое. Он так и не дождался расследования. Его не допросили в присутствии членов Королевского Совета и писца, не опросили свидетелей события, а Хедину, который самого короля просил его выслушать, вовсе отказали в приеме; в измене не обвинили, только в самонадеянности, обернувшейся потворством врагу короны. Приговор оказался суровым, а следом — внезапно помиловали… Почему помиловали? Из-за письма самого Гиннара, где он призывал не к милости, а к справедливости? Наказываешь — наказывай, но объяви, в чем вина! Неужели королю проще было простить слугу, чем объяснить, в чем же он виноват? При том, что сам слуга знал, что оступился, и ждал суда? Мы не любим неопределенности, наши законы просты... Куда же делась вдруг эта простота? А еще Ингвар! Тот самый «враг короны», за потворство которому осудили Гиннара. Враг, обласканный и принятый на службу. «Слово мошенника может перевесить десяток честнейших клятв» — ведь так заявлял этот прохвост? Верно тогда Балин угадал — телесная боль пришла и ушла, но обида осталась, лежала на сердце холодной тенью. И не уйдет она, пока Гиннар не получит ответы на свои вопросы. Две недели уже прошло. Все вернулось на круги своя, но сидел внутри неприятный холодок. Снова прийти распорядителем туда, где побывал осужденным — получится ли?.. Сегодняшний день привел сюда Строри — гнома из рудокопов, работавших в шахтах западных отрогов Горы. Работник справный и в обращении простой, в приятелях недостатка не знал. Только несдержан был в питье, а на пьяную голову даже буен. Полтора года прожил в Эреборе, за пьяные драки с погромами дважды сиживал в тюремной камере, охлаждал горячую голову. Оба раза бурно переживал свою глупость, даже всплакнул, каясь. Обещал, что больше никогда... «Никогда» продлилось восемь месяцев. Вчера городская стража доставила Строри в караульный зал тюрьмы, пьяного до бесчувствия, с синяком под глазом и содранными кулаками. Сопровождал его слуга из таверны, готовый объяснить, что случилось, и назвать имена других свидетелей. Свидетели явились утром, когда едва очухавшийся от хмеля Строри предстал перед Хранителем Закона. Третий раз в тюрьме за ту же дурость? Драупнир выслушал свидетелей, самому Строри предложил что-нибудь сказать в оправдание, вразумительного не услышал и объявил: «Розги. Три десятка. И две недели тюрьмы». Свидетели откланялись и разошлись, а сникший Строри вскоре стоял перед скамьей — вон она, темнеет в дальнем углу Зала — и распутывал шнуровку на штанах. Гиннар наблюдал за действом, прислушиваясь к себе. Не дрогнуло. Жаль было стонущего под розгами лоботряса, но и только. Но позже, заглянув в камеру Строри, Гиннар застал его сидящим в углу на корточках и шепчущим, как заклинание: «Неправильно. Это неправильно. Я же не виноват!» Конечно, никто никогда ни в чем не виноват. Но этот несчастный олух говорил так искренне! Вот тогда и шевельнулось сомнение. А если и правду не виноват? Если послушали не тех, поверили не тому? Сомнение — начало неверия... ...Послышались шаги, и в приоткрытую дверь просунулась голова в темно-русых вихрах с тонкими косичками у висков. — Что, Гилли? — спросил Гиннар. — Ой! Прости, не хотел мешать. Гиннар вышел из Зала и закрыл за собой двери: — Зачем пришел? Гилли, отступив, смущенно глянул: — Дверь открытую увидел... Извини. — Не извиняйся. Ты же следил за порядком. Он пошел к выходу из сектора. Гилли следовал за ним. Миновав тюремные ворота, Гиннар придержал шаг, дав помощнику себя догнать: — Неважно выглядишь. — Наверно, — отозвался Гилли. — Сегодня мне неспокойно. — Это пройдет. — Не знаю. Как можно привыкнуть, что рядом кому-то больно? — Не надо привыкать к чьей-то боли. Но делать свое дело и оставаться спокойным ты научишься. Гилли помолчал. — Тебе никого не бывает жаль? — Бывает, даже часто. — Но... разве не считается, что они... все это заслужили? — Одно другому не мешает. Некоторое время шли молча. Гиннар не удивлялся вопросам. В свое время Хедин думал о том же. Да и сам Гиннар, только приступив к службе, озадачивался. — Гиннар, я... можно спросить? — О чем? — Скажи... Нет, ты не подумай! Я очень благодарен, но... все-таки, почему ты взял меня в помощники? Гиннар глянул на него искоса: — А ты не знаешь? — Я... ты говорил тогда, но... как ты меня нашел? Мы даже знакомы не были. — Ну, скажем, тебя рекомендовал один знакомый, который тебя хорошо знает. — Но меня здесь никто не знает. — Припомни и здешних своих знакомых, и раньше встреченных. — Почему тебе просто не сказать, кто это? Действительно, почему... — Давай так: ты сам подумаешь и повспоминаешь. Расскажешь мне — проверим твои догадки. — А! Загадка! Ты хочешь меня учить! — заметно обрадовался парень. Видно, с наставниками ему не везло. — Конечно, я подумаю. — Хорошо... Мне направо. Доброй ночи. Гилли поклонился и утопал за левый поворот галереи. Гиннар постоял еще, глядя ему вслед, потом пошел своей дорогой. Любопытно будет послушать, что припомнит его помощник о своем рекомендателе. Очень любопытно.